Читать книгу Красный Вервольф - Саша Фишер - Страница 2

Ярость залила глаза, и я чуть не бросился на фашистов с голыми руками. Даже про «мосинку» свою забыл. Горло бы перегрыз на хрен, в клочья порвать отморозков! Вот ни струя же себе они тут развлекаловку устроили, по живым мишеням палить! Реалистичность у них, сука… Всякую дрянь у нас за бабки можно купить, но чтобы такое. В башке не укладывается. Я разное в жизни повидал, но чтобы вот такое… И где?! В благоустроенных и причесанных лесах Ленинградской области?!

Метнулся в землянку за оружием. Рванул карабин так, что чуть плечо не ободрал. Быстро вернулся на позицию. Посмотрел на деловито отдающего распоряжения оберштурмфюрера через прицел.

«Ты горячку-то не пори!» – сказал я сам себе. Внутренний голос, бл*ха. Исторически сложилось, что глас рассудка я всегда слышу в озвучке Корнейчука. Ленивый такой скучающий басок, который в учебке устраивал разнос по косточкам. В мосинке – четыре патрона. Фашиков передо мной десяток. При лучшем раскладе четверых я положу, эффект неожиданности. За остальными придется бегать с ножом. В принципе, шансы есть… «А пулемет?» – снисходительно уточнил Корнейчук в голове.

Точняк, пулемет же еще… Вон из люльки мотоцикла выглядывает хищное дырчатое дуло. И фашик сидит, каской крутит и лыбится во всю харю.

Я убрал закостеневший палец со спускового крючка. Спокойно, дядь Саш. Положить гадов я всегда успею, и для этого необязательно самому под пули подставляться. По лесу эти г*ндоны все равно быстро ехать не смогут, прослежу, откуда их черти принесли. Заодно может и выясню, кто эту гнусь тут устроил. И, мамой клянусь, все там будет полыхать до самого горизонта… В тюрягу посадят потом, да и хрен с ним. Надо же, бл*ха, пока я по джунглям и пустыням скакал, интересы родины защищая, под самым носом расплодилось… Это… Это…

Словарь матерных выражений в голове даже как-то не сразу подобрал подходящее определение тому, что я только что увидел.

Оберштурмфюрер, тем временем, сорвал цветочек и прицепил его себе на кепи. Эстет, мать его!

Остальные фашики погрузились по машинам, радостно перехохатываясь и обсуждая сиськи какой-то Лильки.

– Куда теперь? – спросил по-немецки высунувшийся из окна грузовика водила.

– В Плескау, – махнул рукой оберштурмфюрер. – С остальным тут Ганс разберется.

«Почему они до сих пор не перешли на русский? – озадаченно подумал я. – Играть теперь вроде больше не перед кем…»

Или мероприятие устроили для приезжих туристов?

Меня снова затрясло от злости. Это кем надо быть вообще? В воспаленном мозгу на пару мгновений вспыхнуло рекламное объявление: «Полное погружение в эпоху! Реалистичность – 100 процентов! За отдельную плату патроны и жертвы будут настоящие!»

И, такие, – фрррррр! – полетели купюры… А на их фоне в яму падали срезанные пулями старики, женщины и дети.

Грузовик и мотоцикл синхронно взревели моторами, из-под колес полетели ошметки земли. Фашики в кузове бодро затянули какую-то развеселую песенку.

Я машинально прислушался, пытаясь разобрать слова.

Мотоцикл и грузовик скрылись за деревьями. А я все лежал неподвижно, сжимая мосинку так сильно, что казалось, что она сейчас сломается в железной хватке моих пальцев. Нахлобучило. Мозг отказывался принимать реальность происходящего. Вот травинка нос щекочет. Паук с пестрым брюхом деловито исследует мой рукав, прикидывая, как бы его приспособить к строительству паутины, которую я сломал, когда падал.

Бззззз… Комар над ухом. Кровопийца мелкий. В колено корень упирается, надо бы ногу отодвинуть. Солнечный луч пробился через хвойно-лиственный купол и припекает плечо. Пахнет сухой летней травой, тающей на жаре смолой, чем-то цветочным еще.

Вот же он, лес. Такой знакомый и обычный – елки, осинки, пни трухлявые, кусты колючие. Пичужка какая-то над головой заголосила.

А может не было никаких фашистов? Ну, сон приснился реалистичный, с кем не бывает? Вот сейчас я встану на ноги, отряхнусь от налипшего лесного мусора, а на поляне – никакой ямы, никаких трупов, никаких следов от колес.

Я поднялся, чувствуя себя деревянным, как тот буратино.

Черта с два это сон. Кислый запах пороха вплетался в коктейль мирных лесных ароматов. Взрыкивал в отдалении мотор грузовика, заглушая бодрую песенку про немецкого любителя прибухнуть. А посреди поляны в земле зияла яма, на краю которой беспомощно задирал лапы плюшевый медвежонок.

Чтобы идти по свежему следу от колес в лесу, никакого навыка следопыта не требуется. Но шел я осторожно. Не пытался догнать до визуального контакта, но и не тормозил. Обстановочку тоже срисовывал, мало ли что?

Ну и к местности тоже пытался привязаться. Мой внутренний компас все еще показывал мне фигу. Я точно знаю, где мы выволокли на берег свои лодки еще вчера, места вроде насквозь знакомые, хоженые-перехоженые. И туристы всякие вроде нас там частенько тусят. И дорог в лесу накатанных хватает.

Вот только я будто забрел куда-то не туда. Кому расскажи, на смех поднимут. В трех елках между Лугой и Вырицей заблудился, хорош разведчик! Маразм подкрался незаметно?

Что-то белое валяется, бумажка какая-то… Со следом протектора недавно проехавшего по ней колеса. Машинально подобрал, перевернул. Глаза почти бездумно пробежали по тексту листовки.

«Обдумай!

С перебежчиками обращение еще лучшее, им выдается усиленный паек и по желанию их устраивают на работу по специальности»

И чуть ниже, сразу под фашистским орлом, сжимающим в лапах свастику, мелкий шрифт:

«Эта листовка действительна как пропуск для бойцов, командиров и политработников!»

Рука сжалась в кулак, сминая желтоватую бумажку.

Только пульс грохотал в пустой голове.

Я прибавил шаг, поняв, что почти уже не слышу впереди шум моторов.

Свежая колея разошлась в две стороны. С одной стороны эти фашисты приехали, а в ту сторону уехали. И отчетливо пахнуло дымом свежего пожара.

Колебался я всего пару секунд. Никуда, на хрен, этот грузовик от меня не денется. А там может выжил кто…

Что именно произошло, я примерно уже понял. Там деревня. Жителей согнали, отвезли к яме и перестреляли. Дома подожгли, вот дымом и тянет.

И уехали в какой-то Плескау, оставив наводить порядок какого-то Ганса.

Плескау… Плескау…

Слово какое-то знакомое, если бы на лекциях по истории на сиськи однокурсниц не пялился, может и раньше бы вспомнил.

Плескау – это же Псков! Фашисты его когда взяли, то переименовали на свой манер и свои порядки там установили. Так это я в Псковской области, получается?!

То-то мне лес кажется каким-то не таким, и привычных ориентиров найти не получается. Только вот как я сюда попал? Уснул под Вырицей, проснулся за полторы сотни километров?

От географических размышлений меня отвлек бодрый ржач и возмущенный возглас на немецком.

– Эта тварь мне руку прокусила!

Я замер, где стоял. Потом медленно двинулся в сторону голосов. Остановился и осторожно выглянул из зарослей.

Нда, картина маслом…

К смолистому стволу дерева привязана растрепанная светловолосая девушка. Одежда, вроде гражданская, но увешана пучками трав. Рядом три солдафона.

Одежда на груди пленницы разорвана, лица не видно, ветка закрывает. А вот на грудь отличный обзор как раз… Бл*хя, меня даже могила не исправит! Какой бы трэш вокруг не творился, я все равно буду пялиться на сиськи! Стыдно должно быть, дядь Саш, пятый десяток разменял почти…

– Ты смотри, Ганс, как бы она тебя бешенством русским не заразила! – каски фашистов затряслись от смеха. – Если будешь по ночам в медведя превращаться, я тебя первый застрелю!

– Откуда у тебя серебряные пули, Йохан? Оборотней серебряными пулями убивают! Так что перегрызет тебе Ганс горло, гавкнуть не успеешь!

– Да замолчите вы оба, шутники нашлись!

Двигался я медленно. Чтобы ни один лядский сучок не треснул, ни одна веточка не шелохнулась. И слушал их бодрый треп во все уши. Девчонку к дереву явно не за то, что у нее отличные сиськи привязали. К соседней березке была прислонена винтовка явно не немецкого образца. «Светку», самозарядную винтовку Токарева, я в руках сам никогда не держал, только на фотографиях видел. Винтовка с громоздкой оптикой, явно для снайперских дел предназначена. На прикладе насечки – счет убитых. А эта самая девушка из этой самой «Светки» (как я понял из трепа немцев) троих фашистов успела снять до того, как ее взяли. И теперь гордая троица в касках и с двойным «S» в петлицах ожидала, когда сюда явится какой-то герр Киснер, потому как надо допросить «эту советскую тварь» и узнать, где остальные партизаны.

Кроме этих троих – никого. Во всяком случае, пока.

– Красивая девка-то! Может пока ждем, того, а? Используем по назначению? – пускал слюну один из фрицев с закатанными по садистки рукавами.

– Уверен, что у нее там зубов нет? А то вернешься к своей Матильде, а детишек делать нечем будет!

– Но-но, ты мне сказки свои рассказывать брось!

Один из фашиков сунул привязанной девушке руку под юбку. Остальные заржали.

– Герр Киснер сказал, что сам будет ее допрашивать…

– Так мы ее рот трогать и не будем! Даже кляп вставим, чтобы не кусалась больше! Ганс, придержи ей голову!

– Не-не, Йохан, я не участвую! Меня дома невеста ждет. Как закончим здесь, поженимся. Думаю, к ноябрю управимся. А ты чего молчишь, Макс?

– У меня в октябре день рождения, я собирался его уже в Мюнхене праздновать, мы с друзьями договорились.

– Пойду отолью. Ну если Киснера услышу, крикну, чтобы вы успели штаны натянуть.

В моей голове пронеслась тысяча мыслей. Теперь ясно, что никакая это не постановка. Передо мной реальные фашисты времен ВОВ и самая настоящая девушка-снайпер.

В рот просроченный компот! Как такое вообще может быть?! Может, меня молнией шарахнуло во время вчерашней непогоды, и лежу я сейчас на сырой земле под кустиком и «мультики» смотрю в отключке. Или меня нашли, напичкали сильнодействующими, от которых мозг так заглючил?

Но нет… Реальность от сна я пока еще могу отличить. Во сне невозможно рассмотреть свои ладони. А я каждый узор на пальце вижу. И шрам от ножа араба-суннита все также перечеркивает мое запястье еще с командировки в Сирию. От осознания того, что я очутился в прошлом, на секунду впал в ступор.

Облизнул пересохшие губы и сглотнул. Как только судьба надо мной не изгалялась, на такой подлянки я не ждал. На-ка, выкуси, старушка! Саша Волков и не в таких передрягах бывал.

Соберись солдат, и слушай боевую задачу! Ликвидировать живую силу противника в количестве трех человек. Освободить пленницу и вступить в контакт с местными. А дальше будем посмотреть…

Приказы раздавать легко, особенно самому себе. Вот только, как все обстряпать по-тихому? Если фрицы на каждом шагу – стрелять не вариант. И еще сюда идет какой-то герр Киснер. Старший их получается. Ясень пень, что не один идет, а в составе группы.

Мои мысли прервал Ганс, что поперся отливать в кусты. Ублюдок выбрал те самые, в которых я притаился. Защитного цвета «горка» скрадывала мою фигуру на фоне окружающей зеленки, и немец не утруждался вглядываться в заросли. Чувствовал себя как дома, паскуда.

Вот Ганс совсем близко и уже расчехляет на ходу стручок. Как говорится, на ловца и фриц бежит. Я рефлекторно ощупал голень, где обычно пристегнут тактический нож, но оружия, естественно, там не оказалось. Я ж в поход пошёл, блин, а не на войну. Зато есть карманный складишок.

Я аккуратно, словно ребенка, положил карабин в траву, и вытащил перочинку из нагрудного кармана. Раскрыл игрушечный клинок. Эх… Таким только колбасу резать, а не людей.

Между тем, Ганс подошел вплотную к кусту и стал бессовестно его обсыкать, водя отростком по листве. До меня меньше метра. Я даже мерзкий запахов его «анализов» почувствовал.

Вот гад! Никто не имеет права обоссывать боевого офицера!

Рука моя выскочила из зарослей, как локомотив из тоннеля. Вонзила в удивленный глаз клинок по самую рукоять. Глаз противно всхлипнул, пропустив острие дальше в мозг.

Фриц икнул и обмяк, но по инерции продолжая журчать. Я юркнул из кустов и схватил его за плечи. Осторожно уложил на землю и утянул в заросли. Только мокрое пятно осталось от немца. Минус один, бл*ть.

Остальные двое уже отвязали девчонку. Один повалил ее на землю и мостился сверху, осклабившись и отплевываясь от назойливых травин, что лезли в его наглую рожу. А второй вцепился в руки девушки и растянул их как на дыбе за голову. Девчонка брыкалась, шипела, но ни проронила ни стона. Кремень. Ни истерики, ни соплей. Лишь стиснула зубы и глаза горят ненавистью. Теперь я смог разглядеть ее лицо. В гневе оно прекрасно.

Я выскочил из укрытия и ударом ботинка прямо в голову потушил свет у того, кто был сверху. Бил сходу, но прицельно, будто по мячу во время пенальти. Височная кость щелкнула и приказала долго жить. Насильник распластался на пленнице безвольной тушкой воронкой вверх со спущенными до колен штанам. Минус два.

Третий уронил челюсть и отпрянул назад, перехватываясь за болтавшийся на спине MP-40. Но не успел даже ствол направить в мою сторону, как я в один прыжок очутился возле него и воткнул утлый складишок в район сердца, чиркнув по бляхе. Раз! Раз! Раз! Несколько дырок за пару секунд. Вместо аорты фарш. Фриц булькнул кровью, будто его стошнило и, вытаращив стеклянные глаза, завалился на спину. Минус три.

Щелк, щелк! – сзади послышался характерный звук затвора.

Я обернулся. Раскрасневшаяся деваха схватилась за снайперку и держала меня на мушке. Высокая грудь бесцеремонно выбивалась сквозь разорванную одежду. Но даме было не до моветона.

– Хенде хох! – звонко отчеканила она.

– Ты что, милая? – я на всякий случай поднял руки, с окровавленного ножичка на ухо шлепнулась теплая капля. – Я ж свой. Гитлер капут, мать его за ногу. Русский я.

Девушка опустила оружие и рукой прикрыла грудь:

– Форма у вас странная. У наших нет такой.

Вот блин. Моя охотничья горка и казенные берцы явно выбивались из антуража эпохи. В таком одеянии я, наверное, был очень похож на диверсанта.

– Какое сегодня число? – уточнил я на всякий случай, хотя уже почти принял мысль о своем переносе в прошлое.

– Двадцать первое августа.

Жутко хотелось спросить про год. Но девчонка, судя по всему прошла спецподготовку и в руке у нее не коромысло, а самая настоящая снайперская винтовка со штатной оптикой. Не хочется глупыми вопросами на себя лишних подозрений навешивать.

С другой стороны, что за диверсант такой, который в годах потерялся? Так-с… Если мы под Псковом и сейчас август. Наши его отобьют только в сорок четвертом, кажется, а сейчас немцы ведут себя слишком беззаботно. И мирняк расстреляли, и деревню сожгли. Вряд ли сейчас сорок третий. Тогда уже с деревеньками разобрались под чистую, кто был лоялен к партизанам. Да и винтовочка у девчушки не затертая, будто с конвейера. Только насечками смерти «обезображена». Судя по внешнему виду, не так давно в эксплуатации. Короче, если рассуждать логически, то сейчас…

– Двадцать первое августа сорок первого года, – пробормотал я будто разговаривал сам с собой, но при этом краем глаза наблюдал за снайпершей.

Недоуменной реакции с ее стороны не последовало. Есть! Дядя Саша молодец! Год угадал. Уже можно дальше думать. Получается, Псков сейчас в глубоком тылу у немцев. Регулярной армии красных здесь нет. Только партизанские отряды. Стало быть, и пленница из числа партизан. Забросили ее в тыл с заданием. Или может к отряду случайно прибилась.

Легенда пришла на ум спонтанно:

– Ты на форму не смотри. Не положено мне такое с рядовым составом обсуждать. Отведи меня к командиру. У меня важная информация.

– Вообще-то я младший сержант, – фыркнула девушка.

– Ну так представься по форме, – строго проговорил, придав голосу командирские нотки.

– Младший сержант Сотникова, – выпрямилась девушка, но руки по швам не убрала, придерживая порванную одежду.

– А имя у младшего сержанта есть? – прищурился я.

– Наташа, – растеряно проговорила она.

– Александр, – кивнул я в ответ. – Фамилию и звание не называю. Сама понимаешь. Веди меня в расположение отряда. Далеко идти?

– Не слишком, километров шесть.

Я собрал у фрицев оружие и личные документы. Добычей стали три «МР-40» с прямыми, как палки, магазинами, и неказистый «Вальтер Р38». Пистолет оказался только у безглазого «ссыкуна». Очевидно, он был командиром отделения.

Сдернул с командира ранец, вытряхнул оттуда требуху в виде запасного белья, консервов и прочих носков и набил его поясными патронташами, снятыми с трупов. Поймал на себе недоуменный взгляд Наташи. Сообразил, что консервы сейчас, тоже на вес патронов. Сунул их обратно в ранец. Ни карт, ни важных бумаг, естественно, у троицы я не нашел. Птицы невысокого полета.

Наташа наблюдала за моими действиями с некоторым благоговением. Руки мои умело обшаривали трупы, будто делали это каждый день после завтрака.

Да. Бывало и такое… И после завтрака, и после ужина. Всякое случалось.

Нагрузился трофейным добром, как узбекский ослик. Чем больше трофеев принесу, тем больше веры мне будет в отряде. Хотя у меня есть живой свидетель. Наташа…

Я невольно загляделся на ее загорелое личико. В сочетании с соломенными волосами, смотрелось она, как с обложки. Только губы нормальные, советские. Не как у ботоксных утконосов в моем времени.

– Сержант Сотникова, – скомандовал я. – Я готов. Веди к командиру.

Девушка чуть улыбнулась и, закинув винтовку за спину, зашагала в сторону чащи. Я поспешил следом. Взгляд невольно уцепился за перекаты ее ягодиц. И даже пуританская юбка ниже колена, которую бы даже строгие бабки на лавке возле дома сочли бы приличной, не способна скрыть их наливную упругость.

Я вздохнул. Не о том думаешь боец. О Родине думать надо. И о себе любимом немножко. Задача номер р-раз на сегодня – выжить любой ценой.

Что ж… Начало вроде положено. Вот только смутные сомнения терзают мозг разведчика. Нет у меня никакой информации и документов при себе нет. Чую, встреча со своими предстоит неоднозначная. Ладно, где наша не пропадала. У меня есть часа полтора, чтобы обкатать в мозгу свою новую легенду.