Читать книгу Уже или ещё (сборник) - Саша Кругосветов - Страница 11

«Какие все-таки гладкие улицы в этом городе!

По ним можно ехать на собственных колесах, даже не отрываясь от земли.

А дома, какие высокие!

И эта река с каменными берегами!

Нет, этот город мне положительно нравится. Как я сюда попал, интересно?

И откуда?

А где я был раньше? Не помню.

На мне белая футболка с голубыми рукавами – видимо, я спортсмен.

А куда же я еду?

Э-э, брат! Хе-хе, сейчас ты едешь наверняка не туда, куда нужно. Так и есть – первая встреча с милицией!

Посмотри-ка, дружок, какая женщина живет в этом городе.

И ноги, и спина, и бедра! Какие волосы, их много, и они кажутся такими тяжелыми.

Походка мне ее нравится. Это походка королевы.

Наверное, она здорово смеется. Наверное, когда она хохочет, всем становится хорошо, и земля разверзается в гомерическом смехе. Ха-ха-ха-ха!

Человек обычно беззащитен, когда ему смотрят в спину, – а эта спина не чувствует себя беззащитной. Я сам беззащитен перед лицом этой спины.

Спина, а спина! Ты просто очаровательная спина! Почему я должен от тебя уезжать? Мне этого совсем не хочется, дорогая моя спина, которая, как мне кажется, смеется лучше всех на свете.

Все-таки у тебя удивительная походка, даже с твоей спины, спина!

Но спина! Я же должен посмотреть на тебя с другой стороны. Так, так, вот я тебя объезжаю. Не волнуйся, я не оглянусь сразу, я отъеду на почтительное, на уважительное расстояние и только тогда посмотрю через плечо.

Я, пожалуй, перестарался и здорово тебя обогнал. Вот так, сейчас посмотрю.

Пардон, да ты вовсе и не идешь.

Черт, черт! Это же манекен! Ну и сюрприз: думал, изумительная женщина… Выясняется – манекен!

А это что за футболист?

Мяч словно прилип к его ноге, они оба, мяч и нога, движутся слитно – то сходясь, то расходясь в виртуозном движении.

Тоже манекен. Вон у него из плеч торчит гладкий штырь, на который забыли надеть бутафорскую голову с сиреневыми щеками (откуда я знаю, что щеки непременно должны быть сиреневыми?). Наверное, чтобы не перегревалась на солнце или чтобы не мешала при быстром движении».

Так на улицах моего города появился маленький велосипедист на изящной рогатой машине.

Вначале он был веселым, он радовался тому, что оказался в нашем городе. Ему нравились люди.

Но город был таким, как все другие города, и люди в нем жили самые что ни на есть обычные. «Самые, самые обычные», – подумал он. И когда спустился вечер, глупому маленькому велосипедисту стало одиноко и грустно.

Он ехал медленно, медленно. Словно во сне. А люди проплывали мимо него со своими горестями и радостями. Они проходили вопросами, как бы ожидая его ответов, но ответов не было, – а, может быть, ответами на его вопросы – и больше никогда не встречались. Их внешность соответствовала их характерам. Внешность, которая всегда может быть подогнана под определенный стандарт. Но нестандартный характер прорывался через внешность и оставлял следы. Люди несли на лице следы своего характера, свои следы. Казалось, с любым заговори, и возникнет взаимопонимание, а после – благодарность за эту мимолетную общность. Но люди проходили вопросами, так и не дождавшись ответов, и больше никогда не встречались. И оставалось только чувство, вначале теплое и немного тоскливое, которое сменялось отчуждением и холодом. Теплота с привкусом тоски не находила опоры и быстро исчезала, а на ее место приходили недоумение и стыд. И странная пустота после наивного порыва. Что такое? К чему все это? – и больно от своего теперешнего безразличия.

Велосипедист задумчиво объезжал крышки люков, вырисовывая на сыром асфальте замысловатый узор. Вот он круто свернул и, подкидывая задком, спустился по ступеням на водную гладь. Туман принял его, и велосипедист заскользил по блестящей печальной поверхности. Туман галактиками накручивался на колеса его машины, и быки мостов толпились вокруг него и молчали, как сказочные кристаллические великаны.

Маленький печальный велосипедист. Современный велосипедист с острыми сухими коленками. На плечи его садился седой иней. Кожа замерзала и леденела. Плечи, спина, ноги чувствовали чужое холодное движение своей кожи. Смеженные веки, качаясь, холодили теплые глаза.

Глаза широко открывались внутри, под веками, и заполняли собой весь мир. И мир глаз приходил в его сознание, мир теплых глаз под холодными веками. В этих глазах мир таял под лучами нездешнего солнца, и теплое море плескалось в этих глазах. Море качалось и манило, и пеной стекало по бронзовой коже. И маленький велосипедист уплывал, чтобы потеряться в ласковой бездонной стихии. Он падал с головокружительной высоты, теряя сознание, и обретал волшебную власть над свои телом, слитым в движении с соленой стихией.

Стихией…

Стихи…

И в воображении его, плывущего, раздвигалась и открывалась другая, теплая оранжевая страна, населенная красивыми молчаливыми женщинами. Незнакомки всех поэтов теснились на его размягченном мозгу, и, как ни странно, печального велосипедиста тянуло к конфликту, к детскому цинизму, как к отвратительному и притягательному плоду. Печальный юный велосипедист с острыми сухими коленками.

«Распался мир, раскололся, как в каждое двадцатилетие, как для каждого в его двадцатилетие. Враждебный мир, несвязанный, как для любого, открывающего дверь в него с наивными глазами и застенчивой улыбкой. Он угрожает, улюлюкает, паясничает. Мир, населенный чудовищами с задами вместо лиц. И лицо этой вселенной предстает гигантским, розовым, колыхающимся задом, ощерившимся по недоразумению в зубастой, нагло приветливой улыбке: “Входите, молодой человек, в жизнь. Посмотрите, как она прекрасна! Мы для вас приготовили уже все пути и дороги!”»

Мир закачался и накренился как корабль, застигнутый штормом, но велосипедист этого не заметил. Впереди неожиданно очертились две фигуры.

– Скажи, ты меня любишь, милый?