Читать книгу Звезды в твоих рукавах - Саша Невская - Страница 5

после внезапного, но очень правильного отъезда моей непокорившейся Шошанны прошло некоторое время. рыжая Даша с рюкзаком и уже неуверенной циничной улыбкой будто растворилась в воздухе, с каждым днем все сильнее и сильнее пахнущем чистыми стеклышками первого робкого морозца, еще не способным румянить щечки, но уже заставлявшем кутаться в теплый плед (обязательно с катышками!) и добавлять в крепкий черный чай кусочки бледно-желтого, как покинувшее Петербург солнышко, имбиря.

мне было даже как-то немного тоскливо и капельку противно на душе. ну же, подумай сам – прокрастинация10 подкралась незаметно, ровно как и зима, дома стремительно заканчиваются запасы бабушкиного абрикосового джема, да еще и кофемолка сломалась. нужно чинить. а чтобы чинить, надо выйти на улицу. а выйти на улицу – значит признать, что зима почти наступила. а признать, что зима почти наступила – значит впасть в полную апатию11, иногда прерываемую радостными визгами от обилия новогодних распродаж. проблемы мирового масштаба для творческого человека, скажу я тебе без капли фальши и показной важности.

а когда мне особенно тревожно на душе и от беспричинной печали вдруг хочется есть Киевский торт столовыми ложками, я – не поверишь – сажусь перед окошком на старенькую табуретку, обтянутую коричневым дермантином и, смотря на далекие огоньки в небе, думаю о космосе. а вместе с мыслями о вышине небесной у меня непоправимо возникает в голове образ одного мальчика.

признаться, я никогда не была с ним как-то особенно близка, но так уж получилось, что наши пути не слишком разошлись – скорее, они шли параллельно друг другу, не пересекаясь, но и не слишком отдаляясь. мальчика я назову буквой С. что я могу сказать о нем, как о личности, говоришь? был он… какой-то не такой. я постоянно видела в этом мальчишке со смешным вздернутым носом какую-то червоточину, и червоточина эта выявилась для меня лишь недавно: я поняла, что никогда не видела столь пустых глаз. наша юность была отчаянно безбашенной, яркой и незабываемой, но ни в одном эпизоде ее, как бы не улыбались его губы, я не видела живой искорки в глазах, которая дает понять, что человек жив и хоть что-то чувствует. он смеялся – вроде как достаточно искренне – шутил – вроде как очень смело и до того чертовски неприлично, что у меня горели щеки от стыда. он вел себя совершенно безрассудно и порой даже абсолютно глупо, из чего со временем я сделала вывод – он не остановит свой почти дикий спектакль под названием жизнь, пока не испробует все, не выпьет себя и окружающих его близких и далеких людей до дна, потому что, по моей теории, он просто не умеет чувствовать или утратил эту способность из-за переломного события в судьбе.

и после всего этого не самого лестного описания я тебя ошеломлю. не поверишь, о чем он мечтал.

он мечтал о космосе, солнце. мы часто общались ночью, забываясь в разговорах о науке, психологии, отношениях между людьми. но однажды он сказал мне фразу, которую я никогда не пойму и никогда не сумею забыть.

«если я увижу там, в космосе, что-то, что невозможно описать – я готов умереть»

мальчик с абсолютно пустыми глазами готов умереть за то, что так далеко и так размыто для всех нас – что-то из ряда фантастики, до сих пор не укладывающееся у меня в голове.

я думаю и думаю о неоновых планетах, о мальчике С, о смерти за жизнь, о неизведанных бездонных глубинах вселенной и даже не замечаю, как в дверь как-то особенно тихо и одновременно настойчиво стучат.

– расскажи мне что-то о звездах, – шепотом просит меня заплаканная, но изо всех сил старающаяся сохранить спокойствие и твердость голоса Дарья, поджавшая под себя ноги на кресле, – расскажешь, да?

и я, тяжело вздохнув и взглянув на будто застывшую идеальным изваянием рыжую, начинаю свою новую историю.

– когда-то жил на свете славный гончар. была у него своя небольшая лавка на рынке столичного городка, и пользовались плоды его мастерства – кувшины, вазы, горшки – огромным спросом у горожан всех сословий и возрастов. делал он их на удивление ладно, аккуратно – ни разу не видели покупатели в его мастерской ни осколка от разбившегося творения – и расписывал, к тому же, невероятно искусно, и даже ни одна мастерица в городе не могла похвастаться более изысканными и утонченными фресками на своей посуде.

все хорошо было у гончара, но только вот сердце его давно уж окаменело и застыло, словно обожженная в печи глиняная ваза. жена его умерла в родах, оставив ему чудом выжившую дочку. и даже это было не самое страшное, что могло случиться с гончаром – по-настоящему ужасным было то, что он просто не мог любить свою малышку. со смертью любимой будто умерло и его сердце, потеряло всякую возможность чувствовать. он хорошо содержал ее, дарил отцовскую заботу и оберегал – но не от любви, а из-за долга перед покойной женой. более того, девочка страдала страшной болезнью сердца, и гончар осознавал, что каждый день для нее может стать последним, но… ничего не ощущал даже при этой мысли. продолжал он работать в своей лавке. дела шли лучше с каждым днем, да только глаза его были страшно пусты.

– и где же космос? – прерывает меня моя гостья абсолютно бесцветным голосом, – мы ведь договорились.

– славный гончар ждать не будет, – нарочито сердито отвечаю я и чуть улыбаюсь, – будет тебе и космос, и звезды, и даже Млечный Путь из молока или Милки Вэя12американской компанией Mars Incorporated., если только захочешь.

– и вот однажды он задержался в мастерской совсем-совсем поздним вечером. было полнолуние, и его дочурка, ожидая отца, танцевала в таинственном лунном свете, звонко смеясь и спотыкаясь о свои же совсем слабые ножки.

внезапно резвый хохот и топот детских ножек стих. гончар, подумав, что дочь не пережила эту лунную ночь, с тихим вздохом вышел на улицу, однако увидел там совсем иное зрелище.

его дочка, усевшись на холодные плиты тротуара, внимательно рассматривала какой-то странный сероватый камень в своих пухленьких ручках, поворачивая его из стороны в сторону.

– откуда это у тебя, прелесть? – ровным голосом спросил гончар, – пойдем домой, я закончил дела.

– знаешь, папа, этот камень упал с Луны, он точно волшебный, и этой ночью он должен засветиться. а еще, папа, ты должен меня разбудить, когда он начнет светиться, а то я все пропущу, ты же разбудишь меня, да? – увлеченно щебетала малышка, крепко удерживая пальчиками камень.

– конечно разбужу, милая, сразу, как начнет светиться, – тихо проговорил гончар, посмотрев на счастливую дочь и угадывая в ней черты своей возлюбленной.

конечно, когда они легли вместе в кровать, он совсем не собирался будить малышку, ведь она, фантазерка, снова все выдумала. но все же, не желая разрушать наивные детские мечты, гончар кивнул на повторный вопрос девочки.

ночью он проснулся от внезапного яркого света. камень и вправду светился, а дочь рядом с ним уже не дышала.

и вдруг зарыдал со всей своей горечи славный гончар. из его окаменелого сердца будто вырвалась наружу мощным потоком вся злость, обида и несправедливость, которую он терпел, выплеснулась страшным цунами скорбь и любовь, так долго томившаяся внутри. поднял обессиленно глаза гончар – и видит что-то совершенно удивительное: на месте сердца у дочери стоит светящийся ослепительно алым лунный камень, и потихоньку оживает она. вот заалел на щечках детский смешной румянец, вернулся цвет к пухлым губкам, заблестели светлые кудри. открыла девочка глаза цвета лазури.

– папа, ты меня разбудил, да?

обнял гончар дочь, прижал к себе изо всех сил, и больше никогда-никогда не отпускал. ну а еще всегда верил даже в самые невероятные чудеса.

через время я все же наконец выбралась на улицу и со всей серьезностью признала поражение осени перед неумолимо наступавшей зимой. навстречу мне шел высоченный С с шапкой набекрень, и… кажется, мне не показалось.

искрами в ранее пустых глазах.

– Саш, может, в военно-космическую академию13 поступлю, – в голосе гордость, а глаза почти горят.

– и умрешь за то, что увидишь в космосе? – отшучиваюсь я, внутри почти ликуя.

– если понадобится, то умру, – на минуту серьезно отвечает он, – а теперь пойдем-ка напьемся в борщи, нас там один уважаемый человек ждет. тебя особенно.