Читать книгу Герцы - Сауле Жабаевна Кадырова - Страница 3

Герцы
Дед

Оглавление

– Старая лодка из жёлтого дерева больше никуда не поплывёт. Сегодня сгорят останки гнилой деревяшки. Наконец-то! Надоела! Я запасся бензином. Сегодня я её сожгу!

– Твоё прошлое всегда с тобой, друг. Оно-то не сгорит в вечернем пламени.

– К чёрту прошлое! Его уже нет!!! Я разделаюсь с этим, и хватит говорить! Нужно больше веток.

Один из голосов звучал злобно. Второй же – смиренно.

Человек говорил сам с собой. Голос разума и опыта был печален, голос усталости и ярости был отрывист. Человек устал. Может быть, диалог происходил в его воображении, а в действительности он сидел неподвижно и глядел на потрескавшуюся лодку. А может быть, он размахивал руками и поминутно чиркал спичками. Он так устал…


Лодку он смастерил сам. Давным-давно, когда был моложе и без памяти влюблён в свою красавицу-жену. Он мечтал поделиться с ней огромным миром. Он мечтал, что проживут они шестьдесят лет, и каждый день их совместного пути будет светел. Сколько бы горестей ни пыталась вручить им судьба, вдвоём они умножали бы радость, а не печаль. А когда они проживут свои первые десять лет, он бережно усадит её в свою сказочную лодку, затем сядет сам и начнёт медленно грести. Они увидят родной город, построенный на берегу реки. Будут вдыхать влажный воздух и улыбаться. Сначала они поплыли бы по Каме, затем вошли бы в Волгу, ну а чуть позже, разумеется, открыли бы двери лучшего отеля крупного города. Посмотрели бы Кремль, погуляли по ГУМу, накупили бы булочек – говорят, в Москве выпечка хороша! Потом взяли бы хорошую каюту на каком-нибудь теплоходе. Он бы не очень утомлял её путешествием, пусть бы только глянула, как красивы реки, как огромно небо…

Дед никогда не рассказывал жене об этой мечте. Он сознавал, как велики его ладони, ощущал, как широка спина и сколь непроницаемо лицо. Такому не пристало мечтать, тем более – о нежности…

Долгие десятилетия лодка из дивной жёлтой берёзы служила для них предметом гордости! Ведь дерево редкое; знакомые родственников знакомых, переезжая из Северного Казахстана, привезли зачем-то несколько брёвен. Рассказывали, как ухаживали за деревом, как холили его. И не смогли оставить, когда дорога жизни повела на Урал. А в новой местности другие цены… Пришлось продать и то, к чему так привязались. Один купил, второй перепродал, третий взялся за топор. Четвёртый успел остановить раззадоренную пилу. Так пара-тройка брёвен пришли к Деду. В его золотых руках печальные притихшие брёвна стали красивой лодкой.

Красавица-жена, привыкнув к необычной вещи, использовала её как стол, на который они ставили легкий перекус во время просмотра фильма, и как вешалку для небрежно брошенной одежды, которую они носили. Говорила, это «экзотично». И такого «ни у кого нет». Даже целовала в знак поощрения.

С рекой лодка ни разу не встретилась. (Да этого и не требовалось, поскольку, случись встреча реки и лодки в реальности, берёзовое существо не выдержало бы влаги и развалилось бы… Но уж очень очаровательна мечта! Как о крыльях, раскрытых в небе…)

Через несколько лет один её вид раздражал, злил, приводил в ярость, как всё любимое, но несбывшееся…


Веток всегда не хватало. Огонь разгорался быстро, но прошлое никогда не сгорало в нём полностью. Всегда оставался какой-нибудь клетчатый кусочек платья, прозрачный клочок неба, осколочек бокала на длинной ножке, ни в какую не желавший гореть. И через несколько дней свободы и пустоты прошлое вновь настигало его.

Сегодня он хотел развести новый костёр. Может быть, даже последний. Потому что через неделю будет март. Еще один март, только теперь ему исполнится шестьдесят девять. И жизнь, в принципе, закончится. Что, разве нет? Серьёзно, кто-то ещё живёт в семьдесят?!

Он усмехнулся собственному вопросу. Когда по двадцать три с половиной часа в сутки проводишь наедине с собой, в оставшиеся полчаса надо следить за мимикой. Секунда такого «диалога» в глазах постороннего – и вот тебя записали в сумасшедшие.

Вечер ещё не здесь. Довольно светло; удобно перебирать ветки. Если что, в кармане всегда есть коробок спичек. Зажигалкам нет доверия. Спички, нож, компас – эти три вещи он носил с собой, кажется, уже лет сорок. Только время от времени точил нож да еженедельно покупал четыре коробка спичек.

Это Дед, «Дед-желтолодочник». Старый, нелюдимый, всегда мрачный. Высокий рост, большие ладони труженика, широкая, чуть согнутая спина. На лице – длинный медленный шрам. Видно, его оставляли без спешки, со вкусом, тщательно. Чтобы уж наверняка. И с улыбочкой: мол, это тебе на долгую память.

Когда-то он выходил в море. Нет, не в Чёрное, не в Каспий.

В море жизни.

Когда-то он жил с людьми, улыбался им и даже шутил. Что ж, в молодости, пожалуй, все так делают, но Деду было далеко за тридцать, когда он впервые полюбил, когда стал улыбаться всем сердцем и произносить действительно смешные шутки. Двадцать два месяца с лёгкостью и счастьем, может быть, двадцать три – и почти сорок лет без. Однако сам Дед всегда говорил, что оно того стоило. Жаль, что быстро закончилось. Но он бы никогда ни за что ни с кем не поменялся судьбой.

Итак, Дед сегодняшним тёмным вечером собирался жечь своё прошлое. Старую лодку из прочной жёлтой берёзы. Себя – худого подростка в промасленных штанах и с поцарапанными руками. Себя – маленького мальчика, научившегося складывать буквы и грезившего переплыть океан. Свою большую любовь. Свою большую мечту. Всё несбывшееся – в огонь!

Оставим его – он собирает самые сухие ветки.


А что на другой стороне планеты? Многие верят, что там, за океаном, лучше, чем у нас. Там над головами светят самые яркие звёзды. Там продают самое вкусное мороженое из свежего коровьего молока. Там асфальт моют с шампунем. Там… там!..

Когда же выпадает возможность побывать в другой стране, видят, что и там, в благословенной «загранице», просто живут люди. Болеют и чихают. Играют в футбол. Смахивают крошки на пол. Ставят стеклянные входные двери. Дуют на горячий кофе. В общем-то, и там жизнь самая обыкновенная.

Правда, пейзаж и антураж другой. К примеру, многие предпочитают ходить по полу и спать на кровати из гуатамбу – южноамериканского жёлтого дерева. Интересное это дерево. Не слишком стойкое к воздействию окружающей среды, поэтому применяется для внутренней отделки, изготовления паркетов, декоративных элементов. Его древесина подходит и для изготовления мебели, но мало желающих с ним возиться: гуатамбу тяжело поддаётся обработке. Конечно, смотрится жёлтое дерево красиво, и если есть желающие приобрести, к примеру, кровать именно из массива гуатамбу, найдётся мастер, который выполнит заказ. Кряхтя, ругаясь и – предвкушая хороший заработок. В основном же с жёлтым деревом работают редко – зачем прилагать лишние усилия для изготовления того, что можно сделать быстрее из сосны или дуба.

Все хотят, чтобы было легко и быстро.


В начале 90-ых гуатамбу стали импортировать в Россию из солнечной Южной Америки. Одна деревообрабатывающая фабрика на Урале, чтобы превзойти конкурентов в своём сегменте и занять лидирующие позиции на рынке, решилась на закупку совершенно нового для данного региона сырья. Потому что эксперты уверяли, что в конечном итоге космические затраты окупятся.

Ввозили поначалу осторожно, почти со страхом. Вдруг не найдётся желающих приобрести дорогую экзотику? Но дерево показало себя надёжным, товар хорошо продавался. И ещё одно преимущество: фабрика располагала превосходным мастером, которому какую задачу ни поставь – всё выполнит. Тревоги хозяев быстро развеялись.

К тому же контролирующие органы в России препятствий молодым предпринимателям не чинили. Да, дерево экзотическое, да что за беда, если на него есть покупатели? Маркировка «экологически чистое сырьё» обещает набрать в ближайшие годы бешеную популярность, и кому-то же надо возглавить моду на всё натуральное. Пусть ребята работают… тем более, что они совсем не жадные, делиться умеют. Поэтому в документах писали размытые формулировки о происхождении и видовой принадлежности ввозимого дерева, что позволяло в будущем успешно проходить всевозможные проверки. Мало ли как изменится законодательство: что разрешено сегодня, завтра окажется под запретом. А деньги нужны всегда и всем.


Вот так и протянулась ниточка из одной страны в другую. Стали налаживаться деловые отношения. А жёлтое дерево и не знало, что своими изящными ветвями скрепило два огромных государства…

С деревом стали работать. Аргентинцы и парагвайцы поначалу робко, а затем всё более уверенно приезжали в Москву, позже и в Челябинск. Здесь им очень понравилось. Чувствовалась бόльшая свобода, нежели в столице, дух просторов, воля. Мёрзли, конечно, но быстро оттаивали благодаря традиционным угощениям и весёлым привычкам молодых российских дельцов. Кто отменял анекдоты? Кто запретил розыгрыши? Казалось, можно делать всё что угодно: охотиться, нырять, гулять, летать… В процессе общения непременно оказывалось, что у двух народов нет поводов для вражды. Наоборот, люди прекрасно понимали друг друга, даже не владея языком визави. К тому же, и уральцы, и южноамериканцы страсть как любили деньги. И этот общий интерес скреплял деловые отношения самым лучшим образом.

Впрочем, смеялись и дружили, как водится, пока это было выгодно обеим сторонам. Всё зыбко, всё так неустойчиво в мире – как жаркое сухое лето в уральских городках.


Дед родился в Свердловской области, в небольшом городе под красивым названием Арамиль. Арамиль… Ведь правда, по звучанию похоже на имя?

«Арам» – «печаль», «иль» – «родина». Дед одно время шутил, что родителям в середине 50-х следовало бы называть своих детей именно так. Потому что детство многих ребят было переполнено грустью, и печаль на родине была повсеместной…


Сама легенда о происхождении названия города очень грустна.

Давным-давно в этих краях жил башкир. Семья у него была большая, сыновья и дочери, но крепче всех он любил свою младшенькую, красавицу по имени Арамиль. Девочка любила гулять на берегу реки – ведь какой вид открывается, дух захватывает! Какие мягкие, душистые здесь травы, какие лёгкие, улыбчивые облака! Не удивительно, что восприимчивая к красоте девочка так любила родную природу и посвящала ей свои нехитрые песни. Нежный голос летел над рекой, завораживая каждого слушателя, восторгая сердца и умы. Да и с песней любая работа быстрее творится. Арамиль и по хозяйству помогала, и обеды готовила, и всё с ласковым напевом! А уж вечером можно и отдохнуть, вдоволь побегать по лугу, поплескаться водой, посмеяться вместе с подружками!

Все любили милую Арамиль. Наверное, в скором времени пришли бы к старому счастливому башкиру сваты…

Но вот однажды случилась беда: пропала юная красавица. Как обычно, играла с подругами, на берегу их тоненькие веночки остались. Наигрались вволю и, смеясь, отправились девчушки домой, как вдруг одна заметила, что давненько смолкла звонкая песня. «Где же наша Арамиль?» Может быть, она вернулась за душистыми венками? Может, пошла ещё ягод искать? Скорее всего, она побежала послушать своего любимого соловья!

Но нет, нет и нет! Нигде не могли найти красавицу. Искали её всем миром, аукали, даже собак привели, да всё безуспешно! Все окрестные леса наполнились многоголосым зовом: «Арамиль!», но никто не отозвался…

Как страдал её отец, и словами не передать! Вмиг высох, почернел, точно совсем его воды и солнца лишили. Все глаза выплакал, хоть всю жизнь верил, что мужчина должен быть силён и не пристало ему лить слёзы…

Долгие годы приходил он на берег реки и кликал свою кровиночку: «Арамиль, Арамиль!» Уже совсем постарел бедный отец, и голос его понемногу слабел, но каждый день выходил он к реке и с надеждой на чудо звал свою девочку. Ведь если она жива, её нужно дождаться! Она обязательно придёт, надо только ещё раз позвать…

Никто не знает, что с ней случилось: в реке ли утонула или украл молодой охотник, который уже несколько лет был влюблён в Арамиль и часто приезжал в их край из соседних земель. А может, убежала в лес за бабочкой да там и сгинула, бедняжка…

Говорят, и в наши дни некоторые слышат печальный призыв старого отца, потерявшего любимое дитятко.


Вот по легенде и выходит, что имя-то женское, и оттого по сей день ведутся споры, как же правильно употреблять слово в речи: с окончанием женского рода или мужского.

А Дед полагал, что все разногласия бы утихли, ежели бы кто осмелился дать своему сыну имя Арамиль. (Только и фамилия должна была бы быть созвучной, уж не обыкновенная местная, простите, земляки, великодушно!) Но таких смельчаков не находилось.


Гуляя как-то раз в одиночестве на берегу реки, мальчишка услыхал грустный голос, шептавший редкое имя. Каким бы смелым ни был молодой человек, а на самого храброго нападёт страх, когда в лесной тиши прозвучит человеческий зов. Тем более – вековой, из древних легенд и поверий! Мальчик покрутил головой, надеясь увидеть хоть какого-нибудь земляка, только настоящего. Конечно, вокруг не было никого. Бежать? Нет смысла. Голос быстрее ветра, догонит и вновь напугает. Восьмилетний мальчишка, собрав всё своё мужество, решил крикнуть как можно громче, призывая пропавшую Арамиль…

Несколько раз прокричал он над рекой и в сторону леса. Печальный голос давно смолк, его обладатель словно прислушивался, а может, улыбался в седые усы: вот, мол, и через несколько сотен лет у меня отыскался помощник! А звук прекрасного женского имени навеки поселился в сердце советского мальчика. Он хранил в глубочайшем секрете свою заветную мечту: когда-нибудь повстречать пропавшую Арамиль и вернуть её страдающему отцу.


Впрочем, для мечтаний оставалось немного времени: уже с ранних лет мальчик работал. Семья переехала в Челябинскую область; жили бедно, но держались, держались. Отец крепко верил в творения рук человеческих, потому и сына приучил трудиться. Мальчик работал сначала на лодочной станции, где научился чинить прохудившиеся посудины. Затем пришёл на фабрику, которая изготавливала не только лодки, но и моторы, и катера, и даже катамараны.

Урал всегда славился богатыми лесами, потому здесь расположены крупные деревообрабатывающие предприятия, целлюлозно-бумажные комбинаты. На одном из них и стал работать молодой паренёк. В ту пору ему открылось, что значит найти дело всей своей жизни. Он полюбил работать с древесиной, и неважно было, насколько капризной её прежде считали. Дед научился «договариваться» с любой породой.

Через несколько лет трудолюбивый паренёк стал превосходным мастером. Ему доставались самые трудные заказы, которые он выполнял с любовью и всем возможным старанием. Потому-то не испугался, когда руководство рассказало о новой породе, которую предстоит освоить предприятию. Гуатамбу? Что ж, подружимся и с ним.

С появлением на фабрике жёлтого дерева в жизнь Деда вошло два чуда. Во-первых, он превосходно изучил гуатамбу, будто родился в Южной Америке и с детства играл в его тени. Понимал язык цвета древесины, словно кожей ощущал, какие инструменты лучше брать, сколько времени сушить заготовки. Дед точно нашёл давнего друга, с которым можно поговорить по душам. Любить то, что делаешь, и делать то, что любишь – это ли не мечта каждого человека? А Деду судьба преподнесла именно такой чудесный подарок. Он трудился самозабвенно, а потому часто улыбался. Даже во время перекура. Даже по дороге домой. Наверняка даже во сне.

И однажды его счастливую улыбку заметила красивая девушка. Она открыла Деду ещё одно чудо – чудо общения между мужчиной и женщиной. Дед уже привык быть один. Хотя ему исполнилось тридцать пять, его неловкие попытки подойти к понравившейся девушке ещё ни разу не имели успеха. А тут! Такая красавица проявила к нему интерес! Сама предложила встретиться в городском парке, возле карусели.

Дед полюбил без оглядки. Сразу, всем сердцем, один раз и на всю жизнь. Очень быстро сыграли свадьбу. Мужики на заводе вручили ему пухлый конверт – с пожеланием, чтоб молодые начали свою жизнь в достатке. Дед летал от нежданного счастья!


Правда, «полёт» продолжался чуть менее двух лет.

Началось всё с уведомления хозяев фабрики о перепрофилировании производства. Дело, начавшееся так хорошо, перестало приносить доход. Страна разрушалась; первая, вторая чеченские войны… О стабильности не могло быть и речи. Через некоторое время деревообрабатывающий завод превратился в оружейный. А там и ещё одна переделка: вместо гильз стали изготавливать посуду. Кружки, кастрюльки, половники. Множество вещей, намного нужнее патронов. Но и в тысячи раз дешевле. Зарплаты упали. Люди увольнялись. Держались те, кому некуда было идти.

И, пожалуй, те, кто верил в чудо. Дед не представлял себе жизни без дерева. Ему снилось, что однажды завод непременно попадёт в хорошие руки, и знающий человек снова начнёт изготавливать мебель, паркет, подоконники…

Почти десять лет преобразований, реформ и переоформлений привели к тому, что в конце концов завод просто закрыли, устав от бюрократической чехарды. И с финансовой точки зрения окончательно закрыть предприятие выходило проще, дешевле и выгодней, чем переоборудовать и возрождать. (В начале нового тысячелетия – вот ведь прихоть судьбы! – сон Деда отчасти сбылся: территорию завода вместе со всеми сооружениями выкупили столичные предприниматели и запустили деревообрабатывающее производство заново! Но Дед уже не мог быть частью любимого производства, он мог только порадоваться услышанной новости.)

В то время Дед был мужчиной среднего возраста, добросовестным тружеником, выносливым, надёжным. Когда предприятие к концу 1999 года окончательно закрыли, его умные руки внезапно перестали быть нужными. Ни для деревянных лодок, ни для оружия, ни для столовых заготовок. «Иди куда хочешь!»

Идти?! Ну что ж, пошёл.

Раз-два, как когда-то в армии. И даже новое рабочее место нашёл на удивление быстро – охранником, вахтовым методом, в Сургут.


Вот только… гуатамбу! Никак его не отпускал давний жёлтый товарищ. Да-да! Из-за моря-окияна небольшими партиями ввозили эту дорогую древесину. Охотников с ней работать было всего ничего. А Дед полюбил гуатамбу. Хорошее ведь дерево! Податливое и понятливое. (Название, конечно, мудрёное, только чему удивляться в городе, где самый обычный напиток из молока с ягодами зовётся не кефиром, не морсом, не компотом, а йогуртом?!) Дед только смеялся беззвучно. Хорошее дерево! Для уличного оформления не пойдёт, его и дождь и мороз быстро подпортят. А для внутренней отделки дома – самое то! Дед замечательно поладил с древесиной; это с гильзами никак дружба не складывалась. Руки тосковали по душистым крапинкам, по старенькому рубанку и тихой пиле.


Красавица-жена в тот момент очень обрадовалась известию. Перемена в их общей жизни манила её сотней мигающих огоньков-возможностей. Ведь, согласись он на Сургут, зарплата станет в три раза больше – не то что жалкие гроши на заводе! Они смогут сделать ремонт, потом поедут на море, купят машину – и всё станет как у людей! Ведь это же и есть оно, счастье!

Конечно, радовала молодую женщину и возможность каждые две недели быть свободной. Муж уедет зарабатывать деньги, а она сможет тратить их как вздумается! В те годы о салонах красоты женщины только читали в столичных журналах. Но уж причёску-то можно будет сделать, и лак для ногтей подороже купить, и даже духи французские у перекупщика достать… Всё можно получить, когда у тебя деньги!

Только вот дорогого муженька подобная перспектива не вдохновляет. «А не зря тебя Дедом кличут: вон и вправду надулся да расстроился, как старик! Ну чего ты? Тебе ж только сорок! Давай, давай, соглашайся!»

Конечно, думал Дед, она ещё маленькая, эта его красавица-жена, и ничего во взрослой жизни не смыслит. Как без души-то трудиться? Как вставать утром? По будильнику, что ли? Дед этого не умел, потому что каждое прожитое утро его будила любовь к работе и радость труда. А не раздражающий писк мелодии. И что это за работа – ходить по периметру участка? Где же труд ладоней и пальцев? Где усилие мускулов и мыслей? Ну уж нет! И как это супруга не понимает?

Которая, между прочим, всего-то парой годков младше. Только глубина её возраста невелика. Его же сорока хватало на двоих. Хватало… пока завод не закрыли. И не уволили рабочих.


Один только раз Дед раскрыл перед женой (Мариной её звали) своё сердце. Они прожили уже около года. Дед думал, что с ней можно говорить на любые темы. Любил, был слеп, был верен. Как-то вечером он принёс своей жене подарок.

– Маринушка, погляди-ка, что я тебе принёс! – и с замирающим сердцем протянул жене маленький свёрток.

– Ой, спасибо, милый, а что это? – застучала дробь вопросов. Женщина еле взглянула на протянутый подарок, не решаясь взять его в руки – обёрнут был в простую газетную бумагу. Чистую, но – газетную. Фу.

– Открой, увидишь. – Дед тихонечко тряхнул свёрток.

– Ну хорошо, милый, ты проходи, я уже чайник поставила. Да, я ещё нам новый чай купила, с мелиссой, в журнале пишут, она такая полезная…

И понеслась щебетать о прочитанном! Ушла на кухню, а подарок так и не взяла. У Деда на глаза навернулись слёзы. Держа свёрток в руке, он разулся, выключил свет в прихожей, ощупью нашёл тапочки. Прошёл на кухню.

– Марин, я ж тебе подарок принёс. Открой.

– Да что ты заладил: подарок, подарок! – Взвилась женщина. – Если хочешь знать, то подарки своим жёнам в рваную газету не заворачивают!

Это был несправедливый упрёк, поскольку газета была чистой, не рваной, все углы целёхонькие.

– Ладно, давай, раз принёс! – женщина резко выдернула свёрток из рук мужа. Тонкая бумага порвалась. На пол упала… книга.

Несколько секунд в квартире было тихо. А потом Марина натянуто засмеялась.

– И это, по-твоему, подарок?! Послушай, конечно, в прежние времена книга считалась лучшим подарком. Но сейчас… Времена изменились! Лучшие друзья девушек – это бриллианты. Не можешь подарить бриллиант – так не мучайся, но уж и не позорься с этими книгами!

Дед дрожал. Марина отвернулась и, что-то напевая, стала насыпать заварку в чайник. Запахло приятно – наверное, этой самой мелиссой.

Дед молча поднял книгу с пола. Не может быть, он ослышался, надо ей объяснить, она всё поймёт, она умная и чуткая…

– Марина, эту книгу я читал, когда был маленький. Я рассказывал тебе, мы жили бедно, и у меня было очень мало своих вещей. А эту книгу я очень любил! Она про море, про путешествия… Мама продала её на рынке, нужен был хлеб. И вот, спустя почти тридцать лет, я её нашёл. Представляешь? – Дед воодушевился, забыв о чёрствости жены. – И нашёл не похожую книгу, понимаешь, а свою! Ту, из детства! Зашёл в букинистический магазинчик, а там она! Вон, и пометки мои сохранились! Не чудо ли?!

Марина не отвечала, не оборачивалась, помешивала чай.

– Я подумал, что подарю эту книгу тебе. Ты обязательно увлечёшься! Она так живо написана! Марина, мы ведь мечтали о путешествиях, а эта книга – точно ветер в парусах!

И тут женщина наконец повернулась. Перед ней на некрашеной табуретке сидел её старый муж. Старый и глупый. Только сейчас женщина разглядела, какой он бестолковый, некрасивый и странный. Для чего покупать книги?! Что это за глупость? Ну в чём радость платить деньги за хлам тридцатилетней давности, наверняка изъеденный червяками?! Господи, ну почему ей достался такой болван? Почему другим женщинам мужья кольца дарят, путёвки в санаторий, косметику на худой конец, а ей – к-н-и-г-у? Да она в жизни ни одной книжонки не прочитала и не собирается этого делать! А путешествовать надо по заграницам и вживую, а не на каких-то потрёпанных жёлтых страницах.

Оказалось, Дед всё услышал. Марина высказала свои мысли вслух.

Дед тогда только улыбнулся жене. Что тут скажешь? Женщина права, он купил пожелтевший ненужный хлам. Она даже не заметила, что улыбка его – сквозь слёзы.

Книжку выбросил. Больно было решиться, но видеть её на полке – ещё больнее. К тому же стеллаж стоит рядом с лодкой, лодкой из жёлтого дерева, лодкой, ни разу не видевшей воды! Ох, а как ругала его Марина за этот непонятный подарок! Правда, потом привыкла и даже полюбила красивую чистую лодку. Дед срубил её сам из брёвен жёлтой берёзы, которые знакомые знакомых собирались выбросить.


Через много лет, вспоминая того наивного себя, Дед часто задавался вопросом: зачем её нарекли Мариной, если она так сильно привязана к земле?! Ей не кружат голову мечты о горизонте, об увлекательных беседах с новыми людьми, о приливах синего беспокойного океана… Она счастлива на суше, и море жизни её не воодушевляет.


С тех пор Дед стал более замкнутым. Он ещё пытался разговаривать с женой в надежде, что когда-нибудь она уловит его тоску, успокоит тревогу. Но этому не суждено было сбыться. Женщина совершенно не понимала подтекстов.

Герцы

Подняться наверх