Читать книгу Не ходите в русский лес, там медведи заломают - Saveli - Страница 4
МЕДВЕЖАТНИК
Недосказанное об охотнике и писателе
Данииле Николаевиче Никифорове
ОглавлениеДаниил Николаевич Никифоров, писатель, охотник, юрист (1923 – 1995).
СЛОВО О ДАНИИЛЕ
Перед Даниилом Николаевичем Никифоровым – охотником, юристом, писателем и старшим другом – у меня долг. В дни нашей дружбы, длившейся более 20 лет, я, журналист, считал неэтичным «тащить в газету» близких знакомых – поэтому о Данииле Николаевиче, замечательном охотнике, в вечерней газете вышел всего лишь один мой репортаж «На вечерней тяге…», в котором он выведен охотником Никитиным, а я, автор, спрятан за псевдонимом…
На деле Даниил Николаевич заслуживал и очерков, и интервью: его знания природы и зверей мало кому доступны. Чтобы так знать хищников и писать охотничьи рассказы, подобные тем, что он писал, надо раз за разом выходить на поединок с таким опасным зверем, как медведь. А на счету у охотника-медвежатника Никифорова – 18 добытых медведей.
О своей страсти, охоте, Никифоров написал лишь одну, плохо изданную, без выходных данных, книгу с названием «ВОЛШЕБНЫЙ СТРЕЛОК. Рассказы бывалого охотника».
Он сам был тем волшебным стрелком, но его светлая книга была не о метких выстрелах, разящих наповал ревущего мишку, а совести и, наверное, чувстве вины – которое с годами ощущает азартный и валивший зверя человек.
Большинство героев этой книжки охотничьих новелл – это те живущие среди природы башкирские охотники, которых Никифоров знал по своим охотничьим странствиям и с которыми дружил. Эти «волшебные стрелки» с одностволками, не рассчитанными на второй заряд, тоже охотятся – но смотрят на зверей совсем другими глазами, потому что мир у них один с этим лесом и его обитателями, которым небо дало, так же, как и человеку, место под солнцем.
Недаром герой одного из рассказов Аю-Рахмат («Аю» по-башкирски означает медведь: для башкир олицетворение силы, доброты и мужества) так вразумляет городского охотника в диалоге:
– А что ваш приятель, на что охотится теперь? – спросил я [Аю-Рахмата].
– Хайрулла теперь не охотится: пожилые люди не любят убивать живность, разве что сходит он на медведя, если появится какой озорник и начнет скот забижать.
Слезы радости на глазах появляются в рассказе «На Зилим-реке» у живущего далеко в горах Южного Урала Хайбуллы-агая, когда – словно в награду за спасение им сорвавшегося со скалы совсем маленького, с небольшую собаку, медвежонка – пошел на поправку после операции в городе его сын, тоже упавший с этих скал. И Хайбулла-агай, когда-то отчаянный медвежатник, видя в этом знак, навек отказывается от охоты и привезенного ему в подарок ружья…
Такие новеллы Д. Н. Никифорова, включенные им в сборник рассказов, указывают на нравственную борьбу в душе самого автора – говоря языком книги, «отважного, одержимого страстью к медвежьей охоте человека».
Не стало 72-летнего Даниила Николаевича Никифорова в декабре 1995 года: подкосили фронтовые болезни и недуги.
От писателя Даниила Никифорова осталась одна-единственная книга «ВОЛШЕБНЫЙ СТРЕЛОК. Рассказы бывалого охотника», почти кустарно выпущенная уфимским СПТУ-1 в 1992 году без регистрационного номера ISBN, индексов УДК, ББК… Думается, эта книга достойна переиздания!
КАК Я ВВЯЗАЛСЯ В МЕДВЕЖЬЮ ОХОТУ
Исповедь автора
1
Если вы спросите меня, как может не убивший и мухи человек в очках в какой-то момент оказаться с огромным кинжалом у медвежьей берлоги, то вам придется меня выслушать!
Тут сразу надо сказать, что я никогда не был охотником и к моменту этих драматичных для меня обстоятельств не выстрелил ни разу даже дробью в птичку, не говоря о том, чтобы пулей свалить огромного медведя! Но, как говорят, не зарекайся…
Был январь 1983 года – в ту пору у моего внештатного автора и старшего товарища Даниила Николаевича Никифорова в газете выходили рассказы про охоту, из которых потом соберется его первая (да и последняя!) книга «Волшебный стрелок», по сути, тоненькая брошюра на плохой бумаге. Но для нас она была событием. Ведь работал я тогда литературным сотрудником газеты, и все рассказы Даниила (уж простите, что так для краткости называю человека-фронтовика, на четверть века старше меня) выправлял, высунув язык от молодого усердия. Собственно, поначалу я не придал значения визиту Никифорова в редакцию: ну, подумаешь, принес заметку в газету юрист, немолодой чуваш, с крупными чертами лица, с пузатым портфелем! Но потом…
Потом оказалось, что волей случая зашел ко мне в редакционный кабинет такой знаток охоты и рассказчик, которого я потом ни разу не встречал. Работа над его историями об охоте на медведей сначала сделала нас приятелями, а затем переросла в крепкую дружбу.
– Медведь, он, когда что-то почует, громко рявкает, словно предупреждая: «Я иду», – пояснял, бывало, Даниил Николаевич мне важные для понимания сути этого зверя детали. – Он и в самом деле в лесу хозяин. Если охотишься за ним не с лабаза, а прямо на земле, то надо встать за толстое дерево, чтобы он с маху тебя не сшиб. Даже смертельно раненый медведь опасен: один раз, уже не видя ничего, он перед тем, как рухнуть замертво, измочалил когтями и изломал попавшую на пути березку. Вот какая сила у зверя! Охотники-башкиры говорят: «На медвежью охоту иди только с родным братом – потому что двоюродный брат со страху бросит тебя…»
На счету у Даниила к тому времени было то ли четырнадцать, то ли пятнадцать добытых им медведей: это был человек с характером. Под Сталинградом в войну прыгнувший в окоп немец, как стрекозу на булавку, пригвоздил Даниила к земляной стене окопа, задев через шинель штыком шею. «Теряю сознание, – говорил потом про этот штык Даниил, – а внутри кричу себе: „Нет, не сдамся! Нет, не упаду!“ Сумел сквозь туман в глазах поднять оружие и застрелил немца…»
Словом, неизвестно у кого – у хозяина леса медведя или у Даниила, раз за разом выходившего на медведя с ружьем, – был круче нрав!
Но меня в его рассказах про опасную охоту впечатляли не только звери, но и замечательные люди – как правило, это были живущие в глухих лесах и среди гор башкиры – в книге охотничьих рассказов Даниила они были носителями мудрости и любви к природе. Один из его героев – явно по Фрейду! – увещевал сына-медвежатника: «Медведя, этого забавного зверя, и вовсе бы не следовало трогать, без медведя и лес не лес. Медведь, он что человек, только говорить не умеет». И те из башкир, кто отказался от охоты или осуждал варварское уничтожение дичи ружьями-автоматами, были в рассказах Никифорова, которые я редактировал для газеты, носителями высших моральных качеств!
