Читать книгу Иллюзия разобщенности - Саймон Ван Бой - Страница 3

Они переехали в Калифорнию, когда Мартен был подростком.

Все началось с того, что международная организация, занимавшаяся правами человека, прислала телеграмму на их парижский адрес. Мать Мартена собирались публично чествовать как героиню за то, что она сделала в 1943 и 1944 годах. Мартен и Иветт прокричали ура и стали рисовать. Гадали, что такого важного совершила их мама, но она после ужина сожгла письмо в раковине. Отец Мартена открыл окно, потом смыл обугленные обрывки.

Через несколько недель пришла грамота на имя матери, имя на ней было написано золотой пастой. Еще было приглашение на какое-то официальное мероприятие. Когда она не отозвалась, как-то вечером, во время ужина, явился юрист. Его попросили зайти в другой раз, но он был настойчив.

– Говорю вам, я не была участницей Сопротивления, – повторяла мать Мартена. – Наверное, это какая-то другая Анна-Лиза.

– Правда, – сказал отец. – Нас даже в Париже не было во время войны. Семейная пекарня была закрыта.

– Но у меня есть доказательство, – настаивал юрист, открывая портфель.

Мартена с сестрой отослали в их комнаты. Они пытались подслушивать под дверью, но вскоре отвлеклись.

Через несколько часов они переоделись в пижамы и на цыпочках прокрались в кухню. Мама плакала. Ссутулившийся юрист молча сидел в своем кресле. Увидев на пороге Мартена с сестрой, он встал и собрался уходить.

Он поблагодарил за ужин, потом оглядел облупившуюся краску, неровные полы, кипяченую белую скатерть и кусок дешевого мяса, поданный с вином, которое юрист пил из вежливости.

– К диплому прилагается еще и солидное денежное вознаграждение, – сказал он на пороге, – от которого, боюсь, нельзя отказаться.

Половину денег они потратили на эмиграцию, а вторую – на то, чтобы открыть Café Parisienne в районе Лос-Анджелеса, который в 1955 году казался дружелюбным и тихим.

Кафе существует до сих пор, им управляет сестра Мартена, Иветт. Постоянные посетители говорят bonjour и merci, но этим их знание французского и ограничивается. Стены увешаны фотографиями с автографами и рождественскими открытками, скопившимися за годы. Туристы фотографируют телефонами. Иветт включает по радио джаз. Тюль, который повесила на окна мама, до сих пор на месте. Колокольчик над дверью привезен из их старого парижского магазина, на месте которого теперь открыли круглосуточную автоматическую прачечную.

Мартен видится с сестрой раз в неделю. Иногда они гуляют вокруг квартала или где-нибудь перекусывают. С собой ему всегда дают торт, который он кладет на заднее сиденье фургона.

Он едет домой по длинному бульвару, где много огней. Бывает, на него смотрят те, кто окажется рядом. Когда он улыбается, они чаще всего отводят глаза. Но Мартену нравится думать, что его улыбка остается с ними еще пару кварталов – что даже малейшее движение в чем-то значительно.

Он уже довольно давно осознает, что любой человек в мире может оказаться его матерью, или отцом, или братом, или сестрой.

Он это почти сразу понял, и еще он понял, что то, что люди считают своей жизнью, это просто ее условия. Правда ближе, чем кажется, и кроется она в том, что нам уже известно.