Читать книгу Майнбласт. В Бездне Тьмы. Часть первая: Двуличие - Сайрил Юст - Страница 8

В лесной чаще, на окраине Корагских руин, стоит ветхий, старый дом. Внутри грязь и полная разруха. Двое, недавно поселившихся там странников, сидят и болтают. Старая печь согревает пространство, то и дело постреливая от жара. Голодные мужчины сидят и ждут, пока разогреется шипящие вонючее мясо, которое они раздобыли в лесу. Привычную тишину нарушает светловолосый Трог:

– Мне нужно найти вапор.

– Ты же недавно, – растерянно чешет голову, слегка опустив глаза, – мне, если честно, тоже нужно.

– Отправимся вместе?

– Ещё бы. Я иногда думаю, может, вообще перестать это делать? – берёт с печи старую сковородку, на которой лежит волчатина, подносит к носу, пытаясь определить готовность. Трог сидит и думает, уткнувшись отстранённым взглядом в тёмные уголки помещения, куда частично закрадываются тёплые лучики. – Улетел бы я с этого острова. Тут как раз недалеко до более благоприятного для поиска пищи места, тем более для таких как я, – вздыхает мужчина.

– Учитывая, что ты всегда оставался незамеченным, то вероятность, что тебя там найдут – мала, – встает и ищет среди разного хлама то, что может долго и хорошо гореть. – Теургцы, конечно, твари! Не дают ни выйти, ни зайти! Каким образом они вообще ловят нас? – пинает старые ошмётки и гневается. Наконец расслабившись, задаёт вопрос. – Знаешь о них? – находит старые обломки, ломает на несколько частей, подходит к крупной печи, открывает крышку и закидывает в пламя. Сильный жар ударяет по лицу, из-за чего немного отводит голову в сторону с недовольством. Садится назад, смотрит на знакомого.

– Я знаю не больше, чем ты. Меня не волнуют эти тюремщики. А… – скованно, – как бы тебе сказать это? – обхватывает себя руками, цепляя пальцами одежду. – Мы ведь люди, – дрогнув, печалится, унывающий взгляд устремляется на уставший дух, то и дело плачущий над полумёртвым столбом. От каждого неаккуратного движения огонёчек скачет, стараясь выбраться из плена. – Ведем себя, как поганая ликвора, животные. Предаём, убиваем, едим друг друга! – поворачивает голову в сторону, где тьма окутала углы помещения. Делая выдох, он то дело и всматривается в тени. – Я столько съел себе подобных за всё время, – скорбь проскочила в дрожащем голосе. – В-вот, что меня волнует…

– Увы, но этого не избежать, – поправляет волосы и, немного скривив губы, старается найти оправдание подобным себе. – Вот раньше нам было просто: захотел – повесился, захотел – застрелился! Захотел поесть – поел вот, к примеру, волчатину и всё! Да? – высказывается с приподнятым настроением, представляя, как живут обыкновенные люди, но вид его быстро сменяется на печальный. Грустно выдохнув, продолжает уже медленнее, ровнее: – я как узнал о своей участи… знаешь? – поник, – попробовал себя пристрелить. – Я помню, как ходил по руинам города, прятался… Однажды, услышав ужасающий вопль, – рассказчик, съёжавшись, широко раскрывает глаза и теряется в воспоминаниях. По его виду кажется, будто сейчас он переживает эмоции прошлых событий. – Я бежал по руинам, а за мной кто-то гнался. Я, знаешь, и не знал вовсе кто я, где я, кем я когда-то был и кем стал, благодаря чему стал… Имя своё хоть я и помнил, но это мне ни о чём не говорило, это напоминало мне только о том, что я ещё жив, что я человек. Я только и повторял, когда бежал. «Я Трог! Я Трог!» – повторял самому себе, потому что это было единственным, что у меня было в голове. Кто-то бежал за мной, позади слышался человеческий вопль, а после тот источник этих криков затих, а я провалился в какую-то яму. Там было темно. Оглянувшись, увидел труп человека. Рядом лежал пистолет. Проскочила тень одного из «крыс» над ямой, я тогда и понял, что в безопасности. Впервые после пробуждения. У меня было оружие. Я подумал, что оно должно как-то помочь мне от всего этого избавиться. От всего ужаса… – замерев.

– И как успехи? – издевательски.

– А чего ты смеешься? Думаешь, смешно? – вскакивает. Чувствует слабый запах гари и снимает с огня приготовленную пищу. – Стихии… – расстроено.

– А не смешно, когда бессмертный пытается себя убить? – хихикнул.

– Рот закрой лучше! – ставит сковородку на деревянный брусок, что лежит рядом. – Я думаю, когда ты проснулся и не знал кто ты, и что вообще происходит, тоже пробовал. Жизнь наша началась зано… Точнее, наверное, не жизнь это вовсе! – напрягся. Засуетившись, он отходит к двери, чтобы проверить нет ли поблизости каких-либо движений.

– Да не дуйся. Я тоже пробовал, – хватает мясо руками и обжигается, начинает дуть в надежде, что остынет быстрее, перебрасывая из ладони в ладонь. Сдавшись, он бросает кусок назад.

– И как успехи? – с горечью.

– Как-как? – разводя ладонями. – Да никак! Я в грудь стрелял и в голову. Думал, как ты, что это поможет, – поднимает взор на пламя свечи, – встаю весь в крови и говорю: «И это называется смерть?» – обтягивает пальцы тканью, хватается за мясо и поднимает, делает небольшой укус, горячее страшно вонючее мясо чавкает меж крепких зубов, которые ещё не сразили болезни.

– А я только в голову, – возвращается к собеседнику. Садится напротив и смотрит на то, как ест. – Да подожди ты! Горячее же!

– Так вкуснее! Запах не чувствуется, – усмехнувшись.

– Когда я очнулся после выстрела, – поднимает свой кусок, обернув руку тканью. – Я… – делает укус, который сильно обжигает губы и язык. – Правда не чувствую запаха… – подняв брови, впивается жадно в пищу, разрывая её, подобно животному.

– Это шутка была, – качая головой. – Так расскажи уже, что хотел, – с нетерпением говорит Безымянный.

– Я лежал рядом с этим трупом, по-видимому, это был кто-то из смертных, раз он так и не проснулся. Тьма окутывала меня. Сознание было помутнено, но я чувствовал, я чувствовал налипшую кровь, и мне было так холодно, даже не из-за того, что было и вправду холодно, а… Знаешь, словно внутри меня всё остановилось, будто мой вапор ослаб, я будто стал, знаешь, я будто умер, но при этом оставался в живых… – тон сменяется на более уставший и печальный. – Я хотел только одного, – на лике испаряются эмоции, словно капельки воды, павшие на раскалённый металл. – Хотел отведать человеческую кровь и… – слабая нервная улыбка вспышкой мелькнуло на лице, – поглотить вапор, да хотя это одно и то же. Во мне словно поселился в тот момент монстр, я забыл обо всём на свете и знал, что нужно вонзить свои зубы именно в лицо.

Двое некоторое время едят. Желудки наполняются ужасным мясом, которое походит больше на резину. Посиделки в теплом доме не вызывают былых эмоций. Работа в привычном варианте: зарабатывание денег, дабы прокормиться, превратилась в поиск себе подобных или обычных смертных поблизости, чтобы пожрать их вапор, успокоив внутреннего зверя на некоторое время. Свечи горят не слишком ярко. «Это и к лучшему» – думают двое, ведь не хочется лишний раз видеть невыносимые помои вокруг, которые расстраивают и без того утомлённый от бесчисленных разрушений в округе разум. Творить и создавать никто ничего не хочет, достаточно шариться по помойкам и руинам, оставаясь в укромных местах на сон, спрятавшись в дерьме, чтобы никто тебя не нашёл.

Двое выходят на природу, чтобы осмотреть окружение, так как солнце медленно уходит за Фортуитский горных хребет «Опьжема». Некоторое время они рыщут в поисках разных полезных предметов и достают спрятанный ими же старый дробовик с некоторым количеством патронов сомнительного качества. Смеркается, огненный закат полыхает на небе, от чего двое на минуту останавливаются, стараясь запечатлеть мгновение красоты. Приоткрыв рты, любуются, будто это единственное, что помогает хоть на мгновение забыться. Один толкает другого и просит возвращаться назад в логово.

Дверь в здание открывается. Ветер задувает и приглушает каждый сделанный ими шаг. Орудие направлено вперед, а глаза бегают в поисках живого существа. Фонарь, что держит Трог, освещает достаточно хорошо, из-за чего во взор бросаются прогнившие обломки здания. Отвращение проскакивает на лице то от запаха, то от одного мерзкого вида свинарника. Сконцентрированный Безымянный напарник подходит к подвалу после проверки разбитого логова. Кивает головой и просит открыть люк. Медленно подобравшись, Трог уверенно отпирает люк, немного откинувшись назад, чтобы не ослепнуть от вспышки выстрела, если тот будет произведён.

Никого в здании нет и нет никаких ловушек. Всё остаётся на своих местах, поэтому двое решают лечь спать, чтобы на следующий день отправиться за пищей для внутреннего чудовища. Светловолосого Трога немного трясет от мысли о том, что жуткий голод на подходе. Трясущимися руками поднимают драное покрывало и ложится. Второй же устанавливает ловушки, закрывает люк и так же отправляется на боковую.

Пока Безымянный собирается на свою импровизированную койку, второй размышляет о жизни с закрытыми глазами. Представляя себе все моменты сознательной жизни, выходит на одно важное воспоминание, которое его волнует уже многое время. Однажды, увидев, как неизвестные несут человека без сознания на руках, он заметил, что лицо этого бедолаги настолько ему знакомо, что это может не просто помочь ему вспомнить прошлое, а восстановить все воспоминания. Неизвестные, которых считают сотрудниками Организации Человеческого Антиобщественного Гения или коротко – О.Ч.А.Г., собирают людей вне города и приводят их в эту затянувшуюся игру в «найди и сожри». Никого не выпускают за территорию, а если и удаётся попасть за пределы поселения, даже если один из монстров сможет съесть кого-то в Фортуито, то это лишь ускорит поимку сбежавшего.

Теургия – тот орден, который вертится на языках каждого, кто ещё способен мыслить. Именно мыслящие и способные понимать, придумали здесь некие правила способные ещё как-то сохранить их человечность, такие как: не заниматься любовными утехами или нельзя похищать себе подобных; а также и определили, что где-то скрыта лаборатория О. Ч. А.Г., где проводят этот эксперимент над человеком, жертвой которого стал и Трог, и Безымянный, и тот, кого утаскивали, предположительно, Теургцы, в лабораторию. «Кто же он такой?» – постоянно спрашивает себя светловолосый бродяга. Утонув в бездне ночи, он видит во сне тот сюжет с похищенным.

Холодное утро. Мертвое здание наполняется жизнью. Распахивается вновь люк, из которого выползают людоеды.

– Знаешь, что я думаю? – спрашивает Трог.

– Где найти крови?

– Лучше помалкивай! Иначе твоя голова сначала разобьётся об этот камень, а после вот об этот поострее с жалостью в моих, вапор твою мать, глазах, – на лице панический ужас, вперемешку с жадным звериным оскалом. Сложно сражаться с внутренним зверем, но благо опыт позволяет контролировать действия, только не эмоции. – У меня, как никак, дробовик. Поэтому пасть свою не открывай, тварь! Мне ничего не будет стоить размозжить тебя тут по стенам и сожрать тебя с потрохами!

– Зря я тебе дал его, – отстранившись, шепчет.

– Что ты, тварь, сказал?

– Ничего, Трог, ни-че-го!

– Так-то!

Двое быстро добираются до города, где должны обитать человекоподобные существа. Трог хмурится, ведь солнце освещает поникшее лицо, задевая его лазурные глаза, которые медленно наполняются кровавыми молниями. Бегая внимательным взором по местности, замечает только древнюю грязь и мерзлоту, которая смешивает в себе все проявления смерти. Посмотрев на друга, наблюдает тягость, с которой тот тоже борется. Во взоре Безымянного проскакивают человеческие эмоции, и взгляд переполнен животным мраком, в котором кипит голод, желающий прорвать стену самоосознания и здравого рассудка. Тот жмурится и делает резкие выдохи, сквозь звериный оскал капают слюни. Скоро и напарник сломается.

– Тяжело…

– Я тебе что, Каэлум сгнивший, сказал? – ствол дробовика ударяется в плечо ещё борющегося друга. Уже вскипая изнутри, чувствует, что ещё немного времени и либо придётся съесть своего товарища, либо обратиться в звериную форму. Сдерживая себя, Трог жмурится и в одно мгновение чувствует приближение вапора. Взгляд направляется в сторону, откуда выходит неизвестный, который только показывается в обзоре. Гость смотрит под ноги в поисках полезного мусора. – Пригнись! – шепотом, – вот он – сладкий вапор! Чувствуешь, да? Мой он, это уж точно. Мой! – сладострастно поёт, облизываясь и представляя пир.

Трог поднимает раскрытую ладонь. Медленно загибая пальцы один за другим, ждёт, когда жертва подойдет ближе. Два. Один. Оба выскакивают, звучит выстрел, взрывающий тишину. Безымянный, дрогнув, понимает, что скоро сюда сбегутся другие, поэтому нужно быть бдительным. Кровавые брызги окрашивают серые руины, и оружие отбрасывается. Напарник подбирает и молча смотрит на друга, который прыгает сверху на обречённого. Дичь, пойманная в лапы хищника, приятнее волчьего вонючего мяса.

Человеческие зубы вонзаются в нос, меж них сочится кровь, а раненый кричит в агонии. Тогда Безымянный берёт камень и, подойдя ближе в надежде остановить сигналы тревоги, чувствует рычание зверя, который не желает подпускать ближе к своей пище. Пожиратель хватает за голову и, цепляя волосы и царапая кожу званного гостя ногтями, бьёт ей по руинам. Челюсть пережевывает мясо, а пальцы уже впиваются в горло, позволяя лучше управлять трупом, из которого сочится невидимый и желанный Вапор. Зубы сжимают все ошмётки лица, язык выковыривает глаза, которые потом попадают в жадную пасть. Капельки смерти падают с подбородка, все руки в крови. Безымянный осматривается с оружием в руках, ожидая наступление хищников.

Через некоторое время от лица неизвестного ничего не осталось. Тот поднимает голову и наблюдает картину. Нервные тики проскакивают на лице, а в голову приходит очередное осознание невозможности смирения. Капельки, что падают с подбородка, вызывают у соратника только желание найти ещё одну жертву, ведь необходимо накормить вечно голодное чудовище. Зверь успокаивается в окровавленном страннике, который впитал в себя элеменадалу. Поворачивает взгляд на своего товарища и собирает руками всю кровь, облизывая пальцы, но та медленно высыхает на коже. Жадный взгляд успокаивается в полной мере, и появляется отвращение из-за невозможности противостоять неподвластным силам. Хватает одежду лежащего и вытирает кровь. Безымянный с тревожным взором осматривается, стараясь завидеть противника ранее, чем тот покажется в поле зрения, вслушивается и раздумывает, опираясь на интуицию.

– Никого нет?

– Никого. Пошли, а то я уже сам проголодался. Этот должен быстро подняться. Очень знакомое у него лицо.

– То есть это уже не новичок?

– Так и есть, возможно, мы уже ели его, – звериный взгляд ищет новую добычу. – Меня тоже охватывает ярость. Я бы извинился, но ты этого не заслуживаешь.

– Таким как мы вообще не стоит извиняться за подобное, – они останавливаются в двухэтажном доме, который сохранился относительно хорошо. Вековое здание уже претерпело сильные изменения, обрушенные куски и прогнившие части, кроме трех стен, выходящих на задний двор и второго этажа. На вид кажется лакомым кусочком, где может скрываться хоть что-то или кто-то. Шаги слышаться в неизвестности. Мужчины пригибаются и направляют на ещё сохранившуюся лестницу оружие. Ладони дрожат, а тело холодеет. Звериный оскал застаёт напарника, который старается это скрыть, глаза горят, желая как можно скорее увидеть жертву. Жалкие и медленные шаги стучат по лестнице.

Не удержавшись, он вскакивает и нажимает на спусковой крючок. Патрон вспыхивает, но дробь не высвобождается, дробовик мигом улетает в сторону. Жертва в страхе убегает, спотыкаясь на каждом углу. Охотник слышит сердцебиение и жалобные стоны, выдохи и панику, которая охватила новоиспечённого. Бросается в погоню. В спешке, взяв камень, бросает, попав точно в голову убегающего. Дичь падает без сознания, упав, подобно куску мяса на скотобойне.

Разрывая плоть на лице жертвы, он пожинает плоды собственного безумия, с которым столкнулся, попав в лапы неизвестных, желающих узнать тайны природы. Отрывая щеки, показывались зубы, кровавое месиво слёзно смеётся потоками тёплого и густого жизненного сока, под режиссурой жестокости чудовищ.

Насытившись вапором, тот поднимает голову и взирает ужасы, которые сам сотворил. Существо, похожее на человека, но с изуродованной физиономией, бездыханно лежит перед ним. Рот переполнен кровью и разными кусочками лица смертного, а может и бессмертного существа.

– Никак не могу привыкнуть, – вырывается из уст Безымянного, который заканчивает трапезу. Вытерев пасть об одежду, встает, и они отправляются дальше, как и планировали, полностью избавившись на несколько дней от ужасного звериного голода. – Улечу я от вас… – нервно усмехнувшись. – Вот увидишь, Трог.

– А кого ты жрать-то будешь? – испачканный в пересохшей крови идёт параллельно с другом, осматривая окрестности опытным взглядом. Вслушиваясь в мертвую местность, кажется, может услышать или даже учуять живое приближение за несколько километров.

– Да найду себе какую-нибудь птичку, как я. Вот и улетим, – мечтает, устремляя глаза на небеса.

– Такую как, хах! – хлопнув по плечу напарника. – Лозу?

– Нет! Брось такие мысли, – улыбается и хмурится, гоняя язык в полости рта и вытаскивая застрявшие ошмётки кожи меж зубов. – Такие как она… – ковыряется пальцами в зубах, качая и смотря на взор Трога. – Предатели и стихийные твари. Я найду себе птичку.

– И ты еще скажи, что она будет согласна быть тобой съеденной, ну примерно, каждую неделю и ещё сама будет тебя поедать.

– Да какой там…

– Такие как мы с тобой, – улыбаясь, – мы хотя бы понимаем, что в случае отчаяния можем сожрать друг друга, – замирает и останавливает друга. – Такие хотя бы выжить могут. Женщины же, как ты сам знаешь, не особо понимают, как всё устроено. У них свой взгляд, свои привилегии, – оба продолжают движение в сторону места, где может располагаться О. Ч. А.Г.

– У нас с ней будет сильная любовь! Мы будем скреплять её нашим вапором, – сообщает со слабой усталостью в голосе.

– Любовь? Где ты вообще услышал это слово? Тут нет любви. Единственная наша любовь – голос крови, от него избавиться невозможно. Наша любовь – дорога в неизвестность в поисках себя и своей жизни. Забудь про полёты и каких-то дам. Найди сначала себя, а потом подумай, куда сможешь улететь и с кем улететь, – после небольшой паузы, Трог продолжает уже более восторженно, ведь замечает, что Безымянный поник. – Как восстановим мою память, думаю, откроются сотни тайн, тысячи. Мы сможем восстановить и твою память, а там найдём и возможность вернуться в наше смертное состояние. Тогда и улетать не нужно будет, – указав пальцем на пик Скорбящей Матери, который спрятан за облаками, продолжает: – Около вон той вершины поселимся с тобой, будем как-нибудь жить, – поднимает дробовик и концентрируется, понимая, что отвлёкся от руин.

– Интересно… – едва улыбнувшись. – Тебе никогда не было интересно, как вообще живут люди где-то там, за пределами этого всего?

– Не было бы, тогда бы мы не искали правду.

– Ты прав. Я помогу тебе, Трог, не сомневайся во мне. Только пойми, каждый раз после этого пожирания, внутри меня будто…

– Насрали?

– Именно… – усмехнувшись. – Давай найдём Лозу скорее. Она, кстати, должна быть не так далеко. Я уверен, что она бывает в О. Ч. А.Г.е.