Читать книгу Русская публицистика. Эволюция идей и форм - Сборник статей, Андрей Владимрович Быстров, Анна Владимировна Климович - Страница 3

Публицистика как явление культуры и вид творчества имеет древние корни. К её истокам обращались многие исследователи, стремящиеся выявить родовые черты публицистического творчества, его особенную природу во всех разновидностях существования: устной и письменной, церковной и светской, вербальной и визуальной, художественной и документальной. Наиболее системно и подробно родословная публицистики представлена в трудах В. В. Учёновой[7]. По мнению исследователя, «этот род творчества полно и ярко заявил о себе на рубеже средневековья и нового времени, когда стали широко проявлять себя политические движения масс»[8]. Отдавая приоритет политической сущности публицистики, исследователь всё же обращается к её истокам, ранним формам её существования, без которых трудно понять закономерности и своеобразие развития русской словесности. Публицистика во все времена отражала характерные черты и актуальные идеи развития общества, отвечала на вызовы своей эпохи. Эти сущностные признаки отмечались исследователями XX века, системно и многоаспектно рассматривавших публицистическое творчество в контексте исследовательских подходов того времени, основанных на ленинской методологии. В. И. Ленин писал: «Мы должны делать постоянное дело публицистов – писать историю современности и стараться писать её так, чтобы наше бытописание приносило посильную помощь непосредственным участникам движения»[9]. В этих словах, сказанных по конкретному поводу в январские дни 1905 г., была отмечена главная задача публицистов, определены особенности публицистического типа творчества: его общественно-политическое содержание, злободневность, агитационность, обращённость к массовой аудитории, практическое назначение. Ленинские положения легли в основу определений публицистики, её изучения в советское время. Авторы теоретических трудов отнесли публицистику к политической сфере деятельности, определив главной её функцией воздействие на общественное мнение. Предмет публицистики, по мнению М. С. Черепахова, – «непосредственное политическое постижение действительности, её осмысление в свете насущных задач времени – всегда со строго определённой позиции»[10]. Д. М. Прилюк отмечает, что «публицистичность рождается на почве социальных конфликтов, в острых политических ситуациях или в дни важных общественных свершений»; что для публициста характерны выбор актуальных тем, активное вмешательство в общественную жизнь, ясное понимание во имя чего он выступает[11]. Идейное, смысловое наполнение публицистических текстов, отразивших дух своего времени в созвучных эпохам жанровых формах, стали предметом изучения исследователей, «по векам» рассмотревших публицистику на ранних стадиях её становления[12].

Последовательное изучение публицистики в научном дискурсе относится к 1960–1970-м гг., когда в русле теории журналистики и литературоведения начинается всестороннее осмысление природы публицистики как особого типа текстов, имеющих генетическую связь со словесностью и отражающей всё многообразие устной и письменной речевой культуры, в пространстве которой развивались литература и журналистика[13]. В это время теория публицистики заявила о себе как самостоятельная, автономная область научного знания. Значительная часть исследований была посвящена рассмотрению соотношения публицистичности и художественности в тексте[14]. Развернувшаяся на страницах журнала «Вопросы литературы» в 1970-х гг. дискуссия «Наследие русских революционных демократов и современность»[15] позволила выработать общность в понимании публицистики как уникального творческого феномена, обладающего специфическими чертами, отличающими его от других видов литературного творчества. Расходясь в деталях, исследователи предложили рассматривать публицистику как вид общественно-политический творческой деятельности, в основе которой лежит воздействие на общественное мнение, диалог с аудиторией, ярко выраженная личностная позиция автора. Особое внимание уделялось художественным ресурсам публицистики, эстетике мысли, эмоциональной выразительности. В ходе обсуждения проблем творческого и идейного наследия публицистов отмечалась иллюзорность представлений об исследованности этого наследия, подчёркивалась недостаточная разработанность общеметодологических подходов, слабая изученность литературного мастерства.

При изучении природы публицистики был выделен ряд проблем, характерных для многих исследователей. Определяя специфику публицистики через формы общественного сознания, одни исследователи включали её в сферу искусства, другие – в сферу науки. Так, Я. Р. Симкин утверждал: «Она, как и литература, принадлежит к области искусства, а не науки, а если она не является искусством, то и публицистикой тоже не является[16]. Трудно не согласиться с Е. А. Корниловым и Е. Г. Мермельштейном, считавшими, что такая односторонняя соотнесённость не позволяет в полной мере выявить специфику публицистики, и заявлявшими, что публицистика по своему содержанию может быть и научной, и художественной, и политической[17]. Исследуя идейно-художественное содержание публицистики, Е. П. Прохоров резонно заметил, что предмет публицистики своеобразно проявляет себя в различных родах, видах, жанрах и стилях публицистики – и эти смещения (то в сторону науки, то в сторону искусства, то в сторону экономических явлений, то в сторону морально-этических проблем и т. д.) следует рассматривать как неизбежность и необходимость»[18]. Синтетический характер публицистических текстов исследователи объясняли их зарождением на стыке с другими областями творческой деятельности. Изучение этой проблемы остаётся актуальной и в современных исследованиях[19].

Дискуссия 1970-х выявила также ряд других проблем, касающихся определений публицистики, её функций, жанровых форм и терминологии.

Совершим небольшой экскурс в историю терминологии, рассмотрим, как появился термин «публицистика» и как эволюционировало понятие, в нём заключённое. Когда в русском языке появилось само слово «публицистика» – точно не известно. Во всяком случае, оно не попало ни в один словарь русского языка (или в словарь иностранных слов) на протяжении всего XVIII в. и первой половины XIX в. Вопрос о происхождении термина «публицистика» впервые рассмотрела В. Г. Березина[20], обратившая внимание на то, что первоначально слово «публицист» было зафиксировано в словаре Н. Яновского, где сказано: «Публицист – тот, кто пишет о публичном праве или учит оному; писатель, учитель публичного права»[21]. Такое толкование слова «публицист» давалось лексикографией в течение всей половины XIX в. И оно, по наблюдению В. Г. Березиной, отражало существовавшую тогда языковую практику: например, у Пушкина слово «публицист» встречается неоднократно, но неизменно с одним значением – как специалист, знаток публичного права[22]. Кроме того, В. Г. Березина предположила, что термин «публицистика» имеет русское происхождение, поскольку в европейских языках трудно найти эквивалентное понятие. Аналогичное мнение было высказано Е. П. Прохоровым: «В англо-американской литературе этот термин вообще не принят; в западно-германских исследованиях он употребляется для обозначения всех (кроме информации) произведений, распространяемых по каналам массовой коммуникации и рассчитанных на массовое воздействие»[23]. К этим наблюдениям присоединяются и современные исследователи[24]. Таким образом, можно предположить, что и сам термин, и понятие, в нём заключенное, отражает специфику как самого этого явления, так и его бытования именно в российской словесности.

И всё же живая речь не укладывалась полностью в определения, которые предлагались лексикографией. В то время как из словаря в словарь переносилось слово «публицист» в значении специалиста по публичному праву, В. Г. Белинский ввёл употребление этого слова в более близком нам значении. Причём, в языке самого Белинского семантика слова «публицист» не оставалась неизменной: она расширялась и углублялась, приобретала новые качества по мере развития его общественных, эстетических и журналистских взглядов[25].

Так, в 1830-е годы Белинский воспринимал слово «публицист» как производное от слова «публика» и вкладывал в него определённый (и единственный) смысл – силу воздействия автора на читателей. Публицист, по Белинскому, – тот, кто пишет не для узкого круга специалистов, а ориентируясь на более широкие читательские круги – на публику, на общество. Следовательно, Белинского прежде всего интересует, как пишет публицист и к кому он адресуется. Такой подход к деятельности публициста Белинский сохранит и позже.

Однако к середине 1840-х годов у Белинского возникает уже новый, дополнительный угол зрения на деятельность публициста. По его мнению, – это тот писатель и журналист, который не только обращается к широкой публике и умело воздействует на неё, но и затрагивает серьёзные общественные вопросы, глубоко волнующие современников. Так вырисовывается третий аспект деятельности журналиста (и, соответственно, третье значение термина «публицист» – о чём пишет публицист. Публицистом в полном смысле слова Белинский считал издателя и сотрудника журнала «Московский телеграф» Н. А. Полевого, который отвечал всем трём основным требованиям, предъявляемым Белинским к публицисту: во-первых, он как публицист имел дело «не с аудиториею, а с обществом»[26], во-вторых, обладал ярким талантом публициста и потому «имел большое влияние» на современников (IX, 146), в-третьих, несмотря на строгости цензуры, постоянно касался злободневных, актуальных общественных вопросов, используя приёмы «по поводу» и «кстати» (IX, 693). В то же время публицистическую книгу Н. В. Гоголя «Выбранные места из переписки с друзьями», написанную в лучших традициях духовной публицистики (жанров проповеди, исповеди, посланий), вынесшую на обсуждение глубочайшие вопросы русской жизни, которые Ф. М. Достоевский назвал «проклятыми» и которые развивал затем в своей публицистике в русле почвеннических воззрений[27], – Белинский отвергает как чуждую ему по мировоззрению.

Выделив три основных момента понятия «публицист» – о чём, как и для кого писать, – Белинский намного опередил своих современников и лексикографию, которая ещё долго продолжала держаться однозначного определения слова «публицист», предложенного в 1806 г. Н. Яновским. В своём понимании термина «публицист» Белинский близко подошёл к тому, что через десятилетие скажет Н. Г. Чернышевский в полемической статье «Г. Чичерин как публицист» о характере деятельности публициста, его предназначении, настаивая на том, что публицист не может быть беспристрастным наблюдателем, он должен иметь «живое сочувствие к современным потребностям общества», что «служение отвлечённой науке не его дело; он не профессор, а трибун и адвокат»[28].

В 1864 г. российская лексикография впервые зарегистрировала слово «публицистика» и ввела более широкое (по сравнению с предыдущими словарями) толкование слова «публицист». Это сделано в «Настольном словаре» Ф. Толля, где зафиксировано уже не одно, а два значения слова «публицист»: «Публицист – собственно название учёных, занимающихся наукою положительного государственного права и правом народов; обыкновенно так называют всех вообще писателей о гражданских и общественных случаях»[29]. Объяснение нового для русской лексикографии слова «публицистика» вскрывает его связь со вторым (новым) значением: «Публицистика – литературные произведения, трактующие о социальных и общественных вопросах»[30]. Следовательно, слово «публицистика» могло появиться (и появилось) в русской лексикографии не раньше, чем в толковании слова «публицист» было отражено его второе, социальное значение.

В советской словарной литературе этот термин закрепился в значениях, отразивших его основные характеристики: «Публицистика – род литературы и журналистики; рассматривает актуальные политические, экономические, литературные, философские и другие проблемы с целью воздействия на современное общественное мнение, нравы и существующие политические институты, укрепить или изменить их в соответствии с классовым интересом (в классовом обществе) или социальным и нравственным идеалом. Публицистика – один из видов журналистских текстов, основными характеристиками которого являются актуальность и масштабность разрабатываемой темы, эмоциональная насыщенность изложения, тенденциозность и пристрастность автора, полемичность, литературное мастерство»[31]. В других определениях эта содержательная и функциональная характеристика публицистики дополняется указанием форм и видов её существования: «Публицистика (от лат. publicus – общественный), род произведений, посвящённых актуальным проблемам и явлениям текущей жизни общества. Носит классовый и партийный характер; играет важную политическую и идеологическую роль, влияя на деятельность социальных институтов, служа средством общественного воспитания, агитации и пропаганды, способом организации и передачи социальной информации. Публицистика существует в словесной (письменной и устной), графически изобразительной (плакат, карикатура), фото и кинематографической (документальное кино, телевидение), театрально-драматической, словесно-музыкальной формах. Свойства публицистики нередко проникают в художественные и научные произведения, придавая им качество публицистичности»[32].

Существует термин для обозначения современной публицистики, представленной главным образом в сетевой среде – «публицистика 2.0» (мобилизационный потенциал, диалог в реальном времени и др.)[33]. В современной словарной литературе заметно стремление уйти от идеологизированных формулировок, обращаясь преимущественно к сущностным характеристикам явления. Так, в словаре-справочнике «Медиалингвистика в терминах и понятиях» автор статьи «Публицистика» С. Г. Корконосенко даёт развёрнутое определение понятия, акцентировав внимание на двух значениях: публицистика как вид творческой деятельности и как род произведений. В авторском комментарии отмечены характерные черты этого феномена – как результат научных рефлексий XX в.: связь с литературой и журналистикой, разнообразие видов и форм, личность автора и пр.[34].

Примечательно, что в этом современном издании предпочтение в терминологическом определении формы отдаётся понятию «род», а не «жанр». Вопрос о соотношении этих двух терминов не раз обсуждался исследователями. Слово «жанр» отсутствовало в русском языке первой половины XIX в. Оно впервые зарегистрировано в русской лексикографии только в 1864 г. во втором томе «Настольного словаря для справок по всем отраслям знаний, изданном Ф. Толлем[35]. Обычно вместо слова «жанр» употребляли слово «род», реже – «вид». Характерно название теоретической статьи «Белинского – «Разделение поэзии на роды и виды» (1841). «Род» в значении «жанр» литературного произведения часто встречается у Пушкина. Если во французском источнике встречалось слово genre, его переводили как «род». Имея в виду афоризм Вольтера «все жанры хороши, кроме скучного», К. Н. Батюшков писал: «Все роды хороши, кроме скучного. В словесности все роды приносят пользу языку и образованности»[36]. Так же перевёл слово «жанр» в афоризме Вольтера и Белинский. В статье «И. А. Крылов» (1845) он заметил: «Вольтер прав, сказав, что все роды хороши, кроме скучного… и несовременного, прибавим мы»[37]. И спустя четыре месяца он вернётся к этой мысли в статье-памфлете «Тарантас», где даст более развёрнутое толкование изречения Вольтера: «Наше время вполне принимает глубоко мудрое правило Вольтера: «все роды хороши, кроме скучного». Но мы в отношении к этому правилу гораздо последовательнее самого Вольтера, который противоречил своему собственному принципу, держась преданий и поверий французского псевдоклассицизма. К правилу Вольтера: «все роды хороши, кроме скучного» наше время настоятельно прибавляет следующее дополнение: «и несовременного», – так что полное правило будет «все роды хороши, кроме скучного и несовременного»[38]. Сформулированным им теоретическим положением, касающимся природы литературных жанров, Белинский руководствовался в течение всей своей литературно-критической деятельности. Это было связано с пониманием им современности как важнейшего критерия ценности художественного творчества, с публицистическим характером его литературной критики.

По словам современного исследователя Ю. К. Руденко, развёрнутой теории жанров до сих пор не существует ни в теории литературы, ни в теории журналистики[39]. «Понятие жанра, с тех пор, как оно возникло, увязывалось и продолжает увязываться с более общими понятиями литературных родов и видов», – пишет автор[40]. И действительно, в широко распространённом в XX в. учебном пособии Л. И. Тимофеева «Основы теории литературы» жанрами именуются литературные роды, а литературные виды – соответственно жанровыми формами[41]. Исходя из утверждения И. И. Виноградова, «содержание художественного произведения определяется как осознанное отражение жизни (идейное содержание), а форма – как образная форма[42].

Исследователь публицистики Б. Я. Мисонжников, рассматривая механизм взаимодействия содержания и формы произведения словесности, отмечает, что этот механизм «зарождался очень давно и в течение длительного времени развивался как основополагающий фактор текстотворчества, являясь вместе с тем уникальным объектом исследования философов, литературоведов, культурологов, специалистов в области семиотики, искусствоведения, теории публицистики»[43]. Особенность формообразования публицистики, существовавшей первоначально в недрах словесности и развивавшейся в лоне журналистики, отражает, по мнению исследователя, все достижения «вербального текста, построенного при помощи символической знаковой системы» и вобравшей «основные алгоритмы текстообразования произведения на основе общих законов, свойственных общей словесности как цивилизационному институту», и в то же время (добавим мы вслед за автором) – для публицистики, как имеющей свои особенности проявления текстовой онтологии[44].

Общеизвестно, что по мере развития литературы и падения ранее господствовавших принципов нормативной эстетики, нарастал и усиливался процесс так называемого «смешения жанров». Соответственно в литературной критике и публицистике повсеместно падал интерес к жанровой форме произведений, а их эстетическая и тем более идейно-публицистическая оценка переставали зависеть от места произведения в жанровой иерархии искусства. На первый план выдвинулся критерий индивидуально-стилистической уникальности авторов и их произведений, и в эту же плоскость переместился вопрос о качестве и характере внутрилитературных «влияний» и «взаимодействий», в том числе между литературой и журналистикой. Жанровая терминология стала играть сугубо вспомогательную роль. На недавнем научном форуме этот вопрос вновь был поставлен на обсуждение историком и теоретиком журналистики Е. А. Ахмадулиным, заявившим о необходимости научно-обоснованной типологизации жанров, что существующая система жанров создавалась интуитивно, а не на основе исследования текстов. «Не имея под собой типологической базы, – утверждает исследователь, – эти практические формально-логические структуры лишь методически обслуживают «профессиональный договор» о формах текстов. Именно поэтому речь постоянно идёт о взаимодействии, метаморфозах, диффузии жанров, не имеющих единой основы для их деления и жестких критериев для их определения»[45]. Проблема утраты жанровой определённости, ставилась и раньше исследователями. В 1960–1970-х гг. В. В. Учёнова обратила внимание на процесс, который она назвала диффузией жанров или размыванием жанровых границ. Суть диффузии – взаимообогащение жанров в ходе активного взаимодействия. Особенно активный процесс появления новых жанров и обновление традиционных литературных (публицистических, журналистских) форм мы наблюдаем в периоды общественного подъёма, драматических событий или переломных моментов в истории общества, государства, когда новые идеи транслируются в новых или обновлённых формах.

Об исторической обусловленности содержания и формы литературного произведения (публицистического – в особенности) писали многие исследователи[46], обращая внимание на эволюционный принцип культурно-исторической изменчивости, когда любое произведение или стилевая система могут внезапно вновь актуализироваться в художественном процессе, ведя к возникновению или обогащению традиции. К концепции циклического характера общественного развития обращается и Ю. Б. Балашова в размышлениях о трансформациях публицистики в переходные периоды социокультурного развития: «Особую востребованность публицистики в переходные периоды жизни общества определяет сопутствующий им кризис устоявшихся ценностных ориентаций, потребность в опоре на авторитетные суждения в ситуации поиска новых мировоззренческих ориентиров»[47].

Каноничность жанровых форм как совокупность темы и приёмов её композиционно-стилистического решения является подвижной системой, отражающей своё время. Эта связь прослеживается в развитии литературы, литературной критики, журналистики и, особенно, публицистики – во всех её разновидностях. Определяющим свойством этих текстов является публицистичность – эмоционально-образная обращённость к актуальным вопросам современности. Такой характер имела литературная критика Белинского, который создал особый тип статьи – публицистического литературного обозрения, отвечавшего потребностям времени и запросам читателей, а также отражавшего характер автора, его яркую и неповторимую личность. Каждая эпоха порождала яркие имена публицистов, отразивших не только идеи, но и дух времени, нашедший воплощение в поэтике, новых жанровых формах. Это наблюдение Л. Е. Кройчик иллюстрирует на примере периода горбачёвской «оттепели», когда «на газетно-журнальных полосах, в эфирах ТВ и РТ появились подзабытые жанры обозрения, комментария, интервью, эссе» и когда «традиционные жанры статьи и корреспонденции обретали новые черты, становясь ощутимо образными»[48]. Автор ставит задачу «по-новому посмотреть на классификацию жанров, тем более, что «процесс эволюции был продолжен в восьмидесятые-девяностые годы, чему способствовала радикальная политическая, идеологическая и экономическая смена парадигм государственного развития и радикальные перемены в общественном сознании»[49].

Эволюция жанров, детерминированная характером эпохи, на всех этапах развития публицистики выражалась в наиболее созвучных времени и востребованных аудиторией формах. Так было в период «оттепели» XIX века, хрущёвской «оттепели» XX века, так было в периоды отечественных войн, когда публицистика заполняла все поры вербального и невербального существования. Эти примеры наглядно отражают процессы влияния общественной жизни на идейно-тематическую (содержательную) характеристику и трансформацию жанровой структуры публицистики каждого исторического периода.

Этот процесс продолжается и сейчас, в новых условиях общественного и технологического развития, в современных форматах. Происходит изменение формы бытования публицистических текстов. Суть, нерв публицистики – быть историей современности, субъективно, тенденциозно отражать действительность… – то, о чем писали исследователи в XX веке – эти характеристики (с поправкой на идеологию), определяющие природу публицистики и описанные в трудах Черепахова, Учёновой, Прохорова, Здоровеги и других, остаются в основе своей неизменными.

В последние годы в трудах исследователей отмечен крен в ценностно-ориентирующую роль публицистики. Об этом пишет исследователь аксиологии журналистики В. А. Сидоров: «Не случайно в настоящее время наблюдается рост интереса российских учёных и публицистов к идеалам и ценностям, которые некогда были присущи нашему обществу, которые культивируются сегодня и, возможно, будут определять его облик завтра»[50]. Автор подчёркивает, что рост этот, «никем специально не направляемый и не возбуждаемый», совершенно объективный. Обозначившаяся тенденция, по мнению автора, означает «что мыслящая часть общества, несущая на себе нравственную ответственность за состояние его духовной жизни, всё больше убеждается в своевременности становления ценностных констант в повседневной практике общественной жизни[51]. Эти тенденции отмечают и другие исследователи, занимающиеся изучением истории и современной публицистики[52].

Однако, несмотря на позитивные явления, происходящие в общественных настроениях, исследователи по-прежнему констатируют тревожные признаки утраты влияния публицистического слова, что связано как со снижением публицистического мастерства, так и модальностью публицистического высказывания. Вряд ли можно согласиться с И. М. Дзялошинским в том, что «наиболее адекватным термином, обозначающим все возможные регуляторы коммуникации является понятие матрицы»[53]. Всякая матрица, в том числе и медиаматрица, о которой пишет автор, это всего лишь шаблон, а шаблон никогда не заменит настоящего творчества. Прав Л. Е. Кройчик, утверждающий, что «матриевизация лишает публицистическое произведение эстетической привлекательности, авторской индивидуальности, оригинальности в трактовке темы»[54]. То есть, автор как личность перестаёт быть интересным аудитории, а публицистический текст утрачивает свою концептуальную ценность. Публицистическое произведение отражает взгляд автора на окружающую действительность. И поскольку, по слова Л. Е. Кройчика, «понятие единства формы и содержания – понятие неотменимое»[55], то вполне уместно говорить о единстве мировоззренческих и эстетических основ авторской точки зрения. Модальность публицистического высказывания зависит не только от индивидуальных особенностей личности, стиля автора. Но главное в том, что угол зрения публициста – категория мировоззренческая, идеологическая. Идеологическо-мировоззренческая позиция автора, по словам Ю. К. Руденко, выражается «в открытом манифестировании художником своих взглядов и симпатий, либо прямо политических, социальных, философских, и проч… либо демонстративно эстетических, выступающих, однако, в роли общемировоззренческого (а то и непосредственно политического) авторского кредо»[56].

Нельзя не оговорить одного актуального в нынешней идеологической ситуации обстоятельства. В современных медиа почти безраздельно господствует идеология так называемого «постмодернизма» и его новейшей модификации – «постпостмодернизма». Провозглашая постулат «тотальной деидеологизации», постмодернизм в действительности опирается на те же категории, что и классическая домодернистская философия, которая их выработала на протяжении многовекового развития. Среди них – такие как объективное / субъективное; абсолютное / относительное; истина / заблуждение; свобода / необходимость; истина / идеал / идеология; форма / содержание и пр. Таким образом, лозунг «деилогизации» так же идеологичен, как и все те идеологии, которые он принялся «деконструировать», – и постмодернизм есть не что иное, по выражению Ю. К. Руденко, как «ещё одна идеология, но идеология, так сказать, лукавая»[57].

То, что выдаётся в постмодернизме за исходные основания своей концепции, утверждает исследователь, в действительности является его идеологической целью – обеспечить монопольную идеологизацию (в духе «тотальной деконструкции») человеческого сознания вообще, его тотальное зомбирование, а это значит – «его десакрализацию, денационализацию, дегносиологизацию, даже просто делогизацию!..»[58].

Для русского художника и публициста всегда была важна прежде всего содержательная сторона его творческого волеизъявления, что, собственно и придавало его творчеству характер тенденциозности: здесь нужно вспомнить Гоголя и всю «гоголевскую школу» русской литературы, Толстого, Достоевского и Щедрина, Некрасова, Белинского, Чернышевского, идеология каждого из которых была собственным открытием и находилась по отношению к общественному сознанию в позиции, с одной стороны – эвристической (ищущей мировоззренческую истину, вырабатывающей её), с другой – учительной (проповеднической).

Так что коренные понятия классической эстетики – идейность и тенденциозность – отнюдь никуда не исчезли. Напротив, когда все господствовавшие ранее идеологические системы либо рухнули, либо скомпрометировали себя, самое время оглянуться на публицистическое наследие ушедших веков и посмотреть на некоторые процессы в контексте исторической традиции, не забывая о логике и аксиоматике мысли.

Громова Людмила Петровна,

доктор филологических наук, профессор,

заведующая кафедрой истории журналистики СПбГУ

gromova_spb@mail.ru

l. gromova@spbu.ru