Читать книгу Роль библиотек в информационном обеспечении исторической науки - Сборник статей - Страница 7

Documentosphere as a space of museum, library, archive synthtsis

УДК 025:004

А.В. Соколов,

A.V. Sokolov

Аннотация: исторически сложившаяся документосфера включает архивное, книжное, музейное дело, однако архивоведение, документоведение, книговедение, музееведение, библиотековедение развиваются обособленно и различным образом трактуют понятие «документ». Для практического сотрудничества и научной интеграции отраслей документальной коммуникации необходимо осознание их сущностного единства в качестве различных явлений документосферы. В статье показаны возможные направления межнаучного взаимодействия в процессе исследования документосферы.

Abstract: the historical documentosphera includes archiving, book business, museum. Archival, records management, bibliology, museology developed separately and in different ways interpret the concept of “document”. For practical cooperation and integration of the scientific branches of documentary communication it is need an awareness of their essential unity as various phenomena of documentosphere. Article submissions indicate possible areas of cooperation in the process interscience research of documentosphere.

Ключевые слова: архивоведение, документоведение, документосфера, книговедение, музееведение, библиотековедение, научная интеграция, сотрудничество, коммуникация, синтез.

Keywords: archival, records management, documentosphera, bibliology, museology, scientific integration, cooperation, synthesis, communication, librarianship.

Документосфера — неологизм, редко встречающийся в научных текстах. Лишь в одном словаре-справочнике удалось обнаружить дефиницию: «Документосфера — сфера обращения документализованной информации. Характеризует состояние, качество документальной памяти человечества. Включает такие коммуникационные явления, как: документальный поток, документальный массив, документальный ресурс, документальный фонд, документальная информация; процессы: документирование, документография, документализация, документальное обслуживание и др.» [Ильганаева, 2009. С. 83]. Упрощая приведенную формулировку, назовем документосферой ту область социально-культурного пространства, где создаются, передаются, хранятся и используются сообщения смысловой коммуникации, именуемые «документы».

В XVIII в., веке Просвещения, слово «документ» отсутствовало в русской лексикографии. Об этом свидетельствует тот факт, что Российская академия, главными задачами которой были «сочинение грамматики и словаря» и изучение древнерусских литературных памятников, не нашла в «Словаре Академии Российской, производным порядком расположенном», вышедшем в 1789–1794 гг. в 6 томах и включавшем свыше 40 000 слов, места для заморского слова «документ». Только в середине XIX в. в «Словаре церковно-славянского и русского языка, составленном Вторым отделением Императорской Академии наук в 1847 году» появилось: «Документ – ученый акт или деловая бумага, служащие доказательством или свидетельством чего-либо». С тех пор в практике канцелярского делооборота и юридического судопроизводства, да и в обыденном общении, термин «документ» понимается как «деловая бумага, юридический акт, служащий доказательством чего-то, подтверждающий право на что-то» или как «официальное удостоверение личности, пропуск, паспорт». Это понимание резонно считать аутентичным (подлинным, исходным, первоначальным) значением лексемы «документ» в русском языке. Однако аутентичное значение недолго оставалось единственным.

С конца XIX в. и до наших дней расширяется ассортимент информационно-коммуникационных наук, исходящих из общенаучного постулата, что документ – «материальный объект, содержащий информацию в зафиксированном виде и специально предназначенный для ее передачи во времени и пространстве», – это «документированная информация». Известны более дюжины академически признанных «наук о документе»: архивоведение, археография, библиографоведение, библиотековедение, документоведение, документалистика, документология, журналистика, информатика, источниковедение, книговедение, криминалистика, музееведение и др. Кроме того, существует десяток вспомогательных (специальных) исторических дисциплин, изучающих отдельные виды документов: бонистика, геральдика, дипломатика, нумизматика, палеография, сфрагистика, эпиграфика и др. Каждая наука в рамках своей компетенции пытается раскрыть феномен документа, его отличительные признаки, свойства и социальные функции, технологии создания, обработки, распространения, структуры документальных систем. Стали привычными несовместимые ответы на вопрос «что есть документ?», рассуждения относительно сущности, функций, типологии документов и проблем «книга и документ», «информация и документ». В XXI в. технотронные, виртуальные и электронные документы обновили и обострили проблематику многолетних дискуссий. Не остались в стороне от диспутов историки, культурологи, семиотики, теоретики социальной коммуникации, хотя термин «документ» они используют не всегда, предпочитая «памятник», «знак», «символ», «информация».

Неопределенность понятия «документ», терминологическая несогласованность, хаотичное переплетение документоведческих концепций дезориентируют образовательный процесс и формирование научных школ. В высшей школе подготовка бакалавров и магистров ведется по направлениям «Документоведение и архивоведение» (или «Документоведение и документационное обеспечение управления»), «Библиотечно-информационная деятельность», «Музеология и охрана объектов культурного и природного наследия». Научно-методическое сотрудничество между направлениями практически отсутствует. В итоге вместо общей теории документа получаются сепаратные курсы «управленческое документоведение», «теория архивного дела», «библиотечно-библиографическое документоведение», «основы музееведения». Еще труднее проследить вектор научной интеграции в Номенклатуре специальностей научных работников, неустанно модернизируемой Высшей аттестационной комиссией (ВАК). Там имеется раздел «Документальная информация (документ)», включающий научные дисциплины: документалистика, архивоведение, документоведение, библиотековедение, библиографоведение, книговедение. Эти дисциплины органично связаны с такими науками о документах, как музееведение, историческое источниковедение, археология, текстология, журналистика, литературоведение, криминалистика, социология управления, которые распределены по другим разделам номенклатуры.

Отсюда следует вывод, что эмпирически и стихийно сложился ассортимент учений, теорий и учебных курсов, раскрывающих те или иные аспекты информационно-коммуникационного феномена, именуемого «документ». Правда, ведущие теоретики архивоведения, документоведения, книговедения склонны критически оценивать «реальную разработанность», «общетеоретические обобщения», «фундаментальность осмысления» предметов своих научных дисциплин, но эту самокритику хотелось бы воспринимать не как свидетельство слабости исследовательской мысли, а как признание сложности решаемых задач и недопонимания их со стороны властных структур. Задачи настоящей статьи заключаются в сопоставлении трактовок понятия «документ» в архивоведении, музееведении, источниковедении и книговедении, чтобы приблизиться к сущностному, междисциплинарному (может быть, общенаучному) определению документа.

Архивный документ как социально-культурная ценность. В отечественном архивоведении представлены два понимания сущности архива: 1) ведомственно-потребительское, когда архив рассматривался как продолжение канцелярского делопроизводства, осуществляющее более-менее долговременное хранение деловых бумаг, утративших оперативное значение; здесь приоритетны функции кумуляции фондов и справочно-информационного обслуживания; 2) историко-культурное, когда архивный фонд воспринимается как коммуникационный канал для передачи ценностей национальной культуры из поколения в поколение, а архивы предстают следствием присущего человеку стремления к самопознанию и увековечению памяти о себе; здесь приоритет отдается мемориальной функции и функции гуманизации общества. Функциональные установки выражаются в отношении персонала к архивным документам. В первом случае на первый план выходит конъюнктурно-политическая и прагматическая полезность, во втором – культурно-историческая ценность документа, которая сочетается с бескорыстно-научным интересом к нему как к памятнику прошлого. Соответственно в литературе по архивоведению предлагаются разные подходы к определению понятия «архивный документ».

В постсоветской России объектом архивоведения считался документ в виде «материального носителя записи с зафиксированной на нем информацией», а предметом – архивные документы, находящиеся на архивном хранении или подлежащие архивному хранению. В Законе Российской Федерации «Об Архивном Фонде РФ и архивах» (2004) архивный документ определен как «материальный носитель с зафиксированной на нем информацией, который имеет реквизиты, позволяющие его идентифицировать, и подлежит хранению в силу значимости указанных носителя и информации для граждан, общества и государства» (статья 3). Хотя упоминание о значимости архивных документов для граждан, общества и государства присутствует, главное внимание в законодательстве и в других руководящих материалах уделялось не реализации культурно-исторического потенциала архивных фондов, а использованию хранимых документов «в качестве доказательства при подтверждении правовых обязательств или деловой деятельности» (ГОСТ Р ИСО 15489-1-2007 Управление документами).

Прагматическая ориентация превалирует в терминологических стандартах «Делопроизводство и архивное дело. Термины и определения». В ГОСТ Р 51141—98 и сменившем его ГОСТ Р 7.0.8—2013 документ определяется как «зафиксированная на носителе информация с реквизитами, позволяющими ее идентифицировать», а архивный документ трактуется как «документ, сохраняемый или подлежащий сохранению в силу его значимости для граждан, общества, государства». Смущают два обстоятельства: 1) сказано, что документ – это информация, а не материальный носитель, но многозначное понятие «информация» в ГОСТах не раскрывается; 2) требуется, чтобы всякий документ обладал реквизитами, реквизит же довольно невнятно определяется как «элемент оформления документа» (выходит, что черновые автографы или указатели типа «вход воспрещен», этюд или фотография, которые не имеют реквизитов, считаться документами не могут). Трудно руководствоваться замысловатыми формулировками такого рода.

Историко-культурная ориентация в архивной практике представлена слабо. Очень жаль. Как показала Т.И. Хорхордина, именно в случае гуманизации российских архивов «особенно возрастает значение профессии архивиста и научных основ архивной деятельности. Выявление, отбор для хранения архивных материалов, обеспечение сохранности архивных фондов и условий для их использования становятся важным критерием уровня цивилизованности государства и общества» [Хорхордина, 2003. С. 481–482]. Важное профессионально-мировоззренческое значение для архивного дела и для других документально-коммуникационных институтов имеет ее призыв: «…объективно различать три уровня понимания сущности и функций архивов и профессии архивиста: обслуживание социальных запросов, служение нации (государству) и вневременной, “вечный” характер как источника исторических знаний, т. е. научной системы человеческих знаний о мире и о себе» [Там же. С. 248]. Отсюда следует вывод о многоцелевом назначении этого социального института: архивы служат для управления социальными, политическими, международными процессами, защищают имущественные интересы и права собственников, являются хранителями национальной памяти и исторических источников, очагом культуры.

Аутентичный документ как предмет документоведения. Разнообразные документы государственного, юридического, служебного, личного происхождения, отбираемые для хранения в архивах, как правило, служат доказательством чего-то, подтверждением права на что-то, т. е. ассоциируются с первоначальным значением слова «документ», которое мы условно назвали «аутентичным». К аутентичным архивным документам относятся: используемая в дипломатической практике международная переписка (меморандумы, ноты, верительные грамоты и т. п.); деловые (коммерческие, хозяйственные) письма, служащие для установления деловых контактов между предприятиями, организациями, органами власти; внутрифирменные управленческие документы (служебные, объяснительные и докладные записки, распоряжения и приказы, электронная почта и пр.).

Типичный жизненный цикл аутентичного документа складывается из четырех этапов: первый этап – замысел и порождение (вне архивной отрасли); второй – существование в качестве регулятора процессов, явлений, событий действительности, когда документ выполняет властные, исполнительные, организационные, коммуникативные, информационные и иные функции; третий – после утраты оперативного значения по итогам ценностной экспертизы он может быть уничтожен либо оставлен для долгосрочного или вечного хранения в архиве; четвертый этап – описание, снятие ограничений на доступ к нему и превращение его в публичный исторический источник. Архивное дело охватывает два этапа: третий – комплектование и хранение архивных фондов, являющийся предметом архивоведения как комплексной научной дисциплины, изучающей и разрабатывающей теоретические, методические и организационные вопросы этого дела и его историю, и четвертый – аналитико-синтетическая обработка собранных документов, которая образует предмет археографии как научной дисциплины, разрабатывающей принципы и методы подготовки документальных публикаций (теоретическая археография) и осуществляющей практическую их реализацию (прикладная археография).

Типичный цикл документооборота соответствовал технологии бюрократического управления по схеме «орган власти – канцелярия – архив», и властные структуры, начиная с царя-реформатора Петра I, постоянно заботились о его совершенствовании. Достаточно вспомнить о «Генеральном регламенте» 1720 г., откуда в русский язык пришли слова «архив» и «архивариус». Однако с ростом просвещения российские архивы начали комплектовать не только продукты канцелярского делопроизводства, но и исторические акты, манифесты, памятные записи, литературные автографы и прочие произведения письменности, не предназначавшиеся первоначально для архивного хранения. В советское время архивное дело институционализировалось в виде многоуровневой системы государственных архивов (центральных, краевых, областных), а также ведомственных и местных архивов. В начале 1930-х гг. в Москве был открыт государственный историко-архивный институт (МГИАИ), призванный готовить специалистов высшей квалификации для работы в государственных архивах, а затем и работников государственного делопроизводства. Именно МГИАИ стал первооткрывателем документоведения как научной и учебной дисциплины.

Историю отечественного документоведения принято начинать со статьи К-Г. Митяева «Документоведение, его задачи и перспективы развития» [Митяев, 1964]. В ней обосновано научное понятие документа как «результата сознательного запечатления (документирования) информации о явлениях объективной действительности различными способами в целях надежной передачи этой информации во времени и на расстоянии, при обязательной идентификации запечатленного на языке слов» [Там же. С. 29]. Документоведение он определил как «научную дисциплину, изучающую в историческом развитии способы, отдельные акты и системы документирования явлений объективной действительности и создаваемые в результате документирования отдельные документы, их комплексы и системы» [Там же. С. 35]. В 1960-е гг. документоведение признано в качестве самостоятельной научной дисциплины, о чем свидетельствует образование в 1966 г. Всесоюзного научно-исследовательского института документоведения и архивного дела (ВНИИДАД); в 1969 г. оно внесено в номенклатуру специальностей научных работников.

Документоведение родилось в недрах архивоведения, но изначально позиционировало себя не как отрасль науки об архивах, а как самостоятельная теория документа и документирования, охватывающая архивные документы, но не ограничивающаяся ими. Возник принципиальный вопрос: на какое понятие документа ориентироваться? На аутентичное, управленческо-бюрократическое, социально-культурное? Мнения разделились. Одни ученые рассматривали документоведение как прикладную эмпирическую дисциплину, сложившуюся в результате осмысления практики делопроизводства и изучающую функции документов в управленческой деятельности и рациональное построение конкретных систем документации. Другие исходили из социально-культурного понимания документа как «результата закрепления информации о предметах объективной действительности и о мыслительной деятельности человека посредством письма, графики, фотографии, звукозаписи или другим подобным способом на любом носителе» [Словарь, 1982. С. 59], независимо от целевой и функциональной направленности документационной практики.

С середины 1970-х гг. в нашей стране получила предпочтение ориентация на управленческую практику, что в научном плане означало приоритет эмпирического управленческого документоведения в системе наук о документе. Его предметом стало изучение структуры и свойств управленческих документов, закономерностей документооборота в учреждениях, совершенствование технологии документационного обеспечения аппарата управления. Ныне на рынке учебной литературы превалируют прагматичные пособия по управленческому документоведению, адресованные обучающимся по специальности «документоведение и документационное обеспечение управления».

Однако имеют место и теоретически углубленные интерпретации науки о документе. Примером социально-культурного документоведения может служить учебник Н.С. Ларькова [Ларьков, 2016]. Автор исходит из потребности в формировании обобщающей науки о документе и документационных процессах в обществе, способной обеспечить «глубокое проникновение в социальную и информационную сущность документа». Стремясь «дать максимально объемное, обобщающее и в то же время наиболее точное и краткое определение понятия “документ”, отвечающее содержанию и задачам документоведческой науки», он предлагает следующую теоретическую формулировку: «Документ – это включенная в социальную коммуникацию семантическая структурированная информация, искусственно закрепленная на материальном носителе в стабильной знаковой форме» [Там же. С. 42]. Эта формулировка, в отличие от управленческих трактовок, далеко отстоит от аутентичного эмпирического понимания документа, что ведет к немаловажным следствиям.

В контексте теоретического обобщения, свойственного социально-культурной интерпретации документоведения, Н.С. Ларьков решает вопрос о соотношении понятий «книга» и «документ»: «Книга исторически и логически по своей информационной, социальной сущности и основным функциям, по характеру материального носителя, способу передачи информации также является документом, хотя и обладающим, безусловно, значительной спецификой» [Там же. С. 26]. Его вывод прямо противоположен научным взглядам сторонников управленческого документоведения. Представитель этой когорты документоведов Г.А. Двоеносова руководствуется дефиницией: «Документ – конвенциональная форма представления первичной и достоверной информации о явлениях, событиях, фактах объективной реальности, которая может быть использована как доказательство и как инструмент действия» [Двоеносова, 2012. С. 132]. Здесь отчетливо просматривается произвольность исходных понятий (стыдливо названная «конвенциональная форма»), свойственная эмпирическому управленческому документоведению.

В статье «Феномен документа» Г.А. Двоеносова, задавшись целью «показать отличия документа и книги как разных социальных феноменов», честно признается: «Не будучи специалистом в области книговедения, библиотековедения и библиографии, сложно судить о том, какой научный подход наиболее способствует раскрытию сущности такого феномена, как книга». И тут же заявляет: «Документ и книга – два совершенно разных информационных объекта, которые имеют разные цели, предназначены для решения разных социальных задач и различаются технологиями создания, хранения и использования» [Двоеносова, 2015. С. 2]. Принципиальное различие между ними она усматривает в том, что «всякий официальный документ или частное письмо – правдивый, объективный свидетель прошлого, его материальный остаток. Всякая же рукопись литературного, научного и исторического характера есть лишь мнение о фактах и явлениях – по своей природе всегда субъективное» [Там же]. Следовательно, «отношения между документами и книгами – это отношение первичного и вторичного», ибо архивы хранят достоверную «первичную информацию», а библиотеки распространяют в обществе полиграфически растиражированные субъективные мнения авторов «вторичной информации» относительно известных им фактов. «Целью создания документа изначально было доказательство совершенных действий, явлений, событий, фактов. Книга же создавалась с целью сохранения, передачи и распространения знаний, чувств, впечатлений» [Там же. С. 5].

Развивая свой феноменологический подход, автор в статье «Документ – имя собственное!» признает документами только «собственно первичные документы», а никак не книги или музейные предметы. Первичный документ – «уникальное достижение цивилизации, древнейший продукт человеческой деятельности, исключительное социальное явление и в то же время – все еще не познанный объект науки», и только он имеет право «называться своим собственным, данным ему изначально именем – документ» [Двоеносова, 2014. С. 91). Она отметает претензии библиотечных документологов на разработку «общей теории документа» и переименование книг в разновидность документов. Налицо словесное табу: ограничение словоупотребления, обусловленное внелингвистическими факторами, в данном случае – стремлением управленческого документоведения к гегемонии в области наук о документе. С подобными притязаниями мы согласиться не можем.

Каковы реальные научные достижения управленческого документоведения, многими признаваемого лидером среди наук о документе? Директор ВНИИДАД М.В. Ларин, спустя почти 50 лет после создания этой головной научной организации в области документоведения, не без горечи признал: «документоведение как научная дисциплина только еще складывается», «мы находимся лишь в процессе ее становления», «предстоит определиться с сущностными характеристиками главных объектов и предметов для изучения – документов и систем документации, выявить свойства и признаки документа, проследить развитие его функций на протяжении времени» [Ларин, 2014. С. 139]. Он предложил «не включать в документоведение книговедение и ряд дополнительных разделов из других дисциплин», «не пытаться изменить саму суть документоведения», а «четко очертить контуры нашей дисциплины в рамках традиционных представлений о документоведении», отбросить точку зрения, «согласно которой документ – это универсальное понятие, любая записанная информация» [Там же. С. 140]. Его удручает плачевное состояние управленческого документоведения, где «нет единства понимания ключевых терминов» («делопроизводство», «документационное обеспечение управления», «управление документами»), не говоря уже о центральном понятии «документ», которому «сегодня нет альтернативы».

Странно, что руководство главного (и пока единственного) научно-исследовательского института в области документоведения и архивного дела в подобной ситуации консервативно настаивает на продолжении прикладных разработок, игнорируя фундаментальные социально-культурные подходы, связанные не с канцелярским делопроизводством, а со смысловой социальной коммуникацией. Мы не сомневаемся в практической востребованности, государственной и административной значимости управленческого документоведения. В ассортименте наук о документе обязательно должно найтись место для прикладной научно-учебной дисциплины, изучающей документационное обеспечение управленческих структур. Однако для определения этого места нужно отказаться от эмпирических, обыденных в своей основе трактовок документа и перейти к научно-интеграционным воззрениям на ассортимент наук о документе, с включением в него музееведения и книговедения.

Музейный документ как исторический источник. В музееведении (музеологии), некоторыми музееведами относимом к документоведческим наукам, термин «музейный документ» не используется. В качестве центрального понятия традиционно выступает «музейный предмет» – по определению А.М. Разгона, «извлеченный из реальной действительности предмет музейного значения, включенный в музейное собрание и способный длительное время сохраняться» [Основы, 2010. С. 37]. Это предмет подлинный, «аутентичный источник знаний и эмоций», результат деятельности человека, обладающий научной, исторической, мемориальной или художественной ценностью. Важнейшими его свойствами считаются: информативность (быть источником сведений о явлениях природы и общества, характеризовать особенности среды бытования, в которой он находился), экспрессивность (способность воздействовать на эмоциональную сферу человека), аттрактивность (свойство привлекать внимание, возбуждать интерес) [Там же. С. 37–40]. Если сопоставить перечисленные свойства музейного предмета с определением аутентичного документа, отличительным свойством которого является способность «служить доказательством чего-то, подтверждением права на что-то», то можно сделать вывод, что качество информативности (быть источником сведений) позволяет считать всякий музейный предмет документом, характеризующим определенное место и время, т. е. свидетельством, служащим историческим источником.

Основоположник школы «Анналов» М. Блок утверждал: «Разнообразие исторических свидетельств почти бесконечно. Все, что человек говорит или пишет, все, что он изготовляет, все, к чему он прикасается, может и должно давать о нем сведения» [Блок, 1986. С. 39]. Поэтому в исторические исследования широко вовлечены вещественные, изобразительные, аудиальные источники, что привело к развитию вспомогательных исторических дисциплин. В исторической науке существует масса определений понятия «исторический источник», типологий источников.

Культурная антропология не довольствуется историей письменной культуры, а пытается воспроизвести дописьменную эволюцию человечества. Этой цели служат археологические музеи, которые собирают, хранят, изучают и экспонируют предметы, обнаруженные в результате археологических исследований и имеющие историческую и художественную ценность. Объектами музеефикации бывают и недвижимые памятники археологии: городища, погребения, оборонительные, культовые сооружения. Отсюда – музеи-заповедники, музеи под открытым небом, музеи-памятники, которые редко называют «документы».

Музееведы предпочитают считать историческими свидетельствами письменные, графические, кино-, фото-, фонодокументы и их коллекции (собрания). Однако С.О. Шмидт, повторяя, что «исторический источник – это все то, откуда черпают сведения о прошлом, т. е. не только отражение непосредственного исторического процесса, но и то, что помогает познать ход исторического процесса во всем его многообразии» [Шмидт, 1997. С. 36], отстаивал необходимость введения обобщающего понятия «документальный памятник». Он не акцентировал различия в понимании архивных документов и музейных предметов, но о них свидетельствует разработанная им и получившая признание типология исторических источников [Шмидт, 1985]. В этой типологии видное место занимают не только «письменные памятники во всем многообразии их форм и видов», но и «вещественные источники во всем их многообразии (от предметов археологии до современных машин и бытовых предметов), не только чучела животных, птиц и муляжи плодов, гербарии (выставленные в музеях), но и сами животные, птицы, растения и другие природно-географические источники. Разумеется, не забыты произведения изобразительного искусства, этнографические раритеты и “звуки” в широком и узкомузыкальном смысле» [Шмидт, 1997. С. 87–88].

Основой профессионализма историка-исследователя является, как известно, историческое источниковедение. В учебном пособии для студентов Высшей школы экономики приведена следующая трактовка: «Источниковедение – гуманитарная дисциплина, объект которой – исторические источники, т. е. вся совокупность произведений человека / продуктов культуры – эмпирическая реальность исторического мира, а предмет – изучение исторического источника как культурного феномена и на этой основе поиск, извлечение, оценка и использование в науке и иных социальных практиках информации о человеке и обществе в их исторической составляющей. Источниковедение вырастало из практической потребности установления подлинности и достоверности документов. Современное источниковедение обращается ко всей совокупности произведений культуры с целью понимания Другого (человека, социума, культуры), расширения на этой основе собственной культуры, обогащения мировосприятия». Историк должен не только уметь добывать факты путем критики исторических источников, но и владеть источниковедческим подходом, который может и должен стать основанием «толерантного отношения к Другому, что представляет собой непременное требование современной этики» [Источниковедение, 2015. С. 7–9].

Источниковедение логически связано с документоведением, ибо лишь подлинный документ может служить надежным историческим источником. Довольствоваться только письменными записями историки не могут, хотя именно к этому призывают их консервативные архивисты и библиотековеды. Между сторонниками «двумерных» и «трехмерных» документов развернулась многолетняя дискуссия [Земсков, 2006]. Классик мировой библиотечной науки Ш.Р. Ранганатан признавал книги и статьи документами, поскольку они служат для записи «микромысли» на бумаге или другой плоской поверхности, «подходящей для работы, транспортировки сквозь пространство и сохранности во времени». «Пионер информатики» П. Отле считал, что под понятие «документ» вполне подходят не только библиотечные фолианты, но и скульптуры, археологические находки, коллекции, «составленные из предметов в их естественном виде, а не в виде словесных описаний». В «Манифесте о природе документации» (1951) С. Брие утверждала, что камень в реке документом не является, а камень в музее – документ; что антилопу, живущую на воле в саванне, документом назвать нельзя, но если ее поместили в клетку зоопарка и изучают, она становится первичным документом, и все статьи о ней – вторичные, производные документы.

Ю.Н. Столяров, с удовлетворением отмечая, что Ш.Р. Ранганатан расширил понятие «книга» до понятия «документ» и раздвинул понятие «библиотека», пришел к заключению: чтобы разобраться с сущностью понятия «документ», нужно выработать максимально общее определение и оттолкнуться от него. Это определение он сформулировал четко и лаконично: «Документ есть объект, позволяющий получить от него требуемую информацию. Если нужную информацию могут предоставить антилопа в саванне, камень в реке и звезда в небе, то в этот момент и для этих целей они представляют собою документы. Если же в информационном отношении перечисленные объекты интереса для субъектов не имеют, то и документами для этих субъектов они не являются. Документ – понятие относительное» (курсив автора) [Столяров, 2006. С. 77]. Его вывод имеет важное значение для правильной постановки вопроса о синтезе трех документальных центров: архива, библиотеки, музея.

Структура документосферы. Документы, как известно, имеют не естественное, а искусственное происхождение, их порождает не природа, а общество. Какого типа документы производятся в результате документирования? Чтобы ответить на этот вопрос, обратимся к типологии. Скрупулезный анализ российской, украинской, польской документоведческой литературы, выполненный Г.Н. Швецовой-Водкой, показал, что существуют восемь трактовок понятия «документ», соответствующих восьми типам документов, используемых в современной документосфере [Швецова-Водка, 2010. С. 22–167]:

документ I – любой материальный объект, несущий закрепленную информацию, который можно использовать для изучения какого-либо физического или интеллектуального явления;

документ II – результат человеческого труда, предмет материальной культуры человечества, свидетельствующий об уровне развития человеческой цивилизации (орудия труда, оружие, здания, машины и т. д.);

документ III – материальный объект, созданный специально для передачи в обществе зафиксированной на нем семантической информации, т. е. материальное воплощение человеческой мысли в виде «документов трех измерений» (модели, макеты, скульптуры, памятники и проч.);

документ IV – материальный объект, на котором семантическая информация закреплена способом записи (независимо от вида записи), включая произведения письменности и печати, рисунки и гравюры, фотографии и кинофильмы, любой вид записи голоса или изображения;

документ V – запись, являющаяся спутником определенной духовной деятельности и отражающая ее (источники личного происхождения – мемуары, дневники, автобиографии, письма; техническая документация и др.);

документ VI – запись, содержащая сведения о юридическом факте (например, материалы конкретно-социологических исследований, статистические данные);

документ VII – запись о юридическом факте, имеющая необходимый набор засвидетельствования (типа судебно-следственного дела);

документ VIII – запись о юридическом факте, удостоверяющая личность (пропуск, мандат, паспорт).

Данная типизация построена эмпирически; ее достоинство заключается в том, что она отражает реальные духовные потребности общества, которые в свете информационного подхода выглядят как социальные информационные потребности. Документы I, II, III типа объединяют три общих качества – все они: служат носителями семантической информации, содержанием которой является знание; демонстрируют в качестве знаковой формы не запись, сделанную письменами, а собственный многомерный образ, свою телесность; предназначены для использования в процессе социального познания. Документы типа I и II генетически документами не являются, процедура их документирования заключается в содержательном отборе и комментировании. Документы типа I представляют Вселенную, включающую «любые материальные объекты», в том числе «ландшафты, представителей животного и растительного мира, предметы быта, архитектурные памятники и т. п.». Швецова-Водка оговаривает, что «значение Документа I охватывает только такие материальные объекты, которые собраны человеком и представлены для обозрения, ознакомления и изучения» в качестве музейных предметов [Там же. С. 28]. Объем типа документ II включает не все множество «предметов материальной культуры человечества», а только некоторые особенно познавательные образцы, отобранные для музея. Другое дело монументы или панорамы, отнесенные к документам III и специально созданные в качестве носителей семантической информации: каждый из них уникален, единственный в своем роде (хотя имеются их копии и репродукции). Назначение документов данных типов – служить средством удовлетворения познавательных социальных потребностей, т. е. потребностей общества в познавательной информации. Благодаря документам типа I, II, III в структуре документосферы образуется сектор социального познания.

Чтобы познавательная информация, воплощенная в документах I, II, III, дошла до потребителя (П), требуется коммуникационный процесс по схеме Д П. Поэтому познавательный сектор документосферы, где превалирует музейный социальный институт, входит в состав сектора социальной коммуникации – центрального сектора документосферы, организационное ядро которого образуют социальные институты библиосферы (книгоиздание, журналистика, книжная торговля, библиография, библиотечное дело). Документы IV и V, представляющие собой записи, – типичные продукты письменности и полиграфии, являются носителями семантической информации; ее смысловое содержание охватывает не только знания, но и умения, волевые воздействия, эмоции, фантазии, т. е. все виды смыслов. Материальные носители этих документов ассоциируются с плоской поверхностью бумаги и ее заменителей, а знаковую форму образуют все виды человекочитаемых знаков и изображений в кодированном или некодированном виде. Социальное назначение документов типов IV и V – служить средством удовлетворения всех видов духовных потребностей в научной, художественной, политической, обыденной информации.

Триада документов VI, VII, VIII – носитель управленческой, в том числе юридической, информации. Она представляет собой один из видов семантической информации, содержание которого суть волевые воздействия государственной или местной власти, связанные с потребностью в управлении обществом, регионом, учреждением, фирмой. Для локализации документов этого типа в структуре документосферы предусмотрим сектор социального управления. Его организационную основу образует архивный социальный институт, располагающий сетью архивов, системой подготовки кадров и научно-исследовательским центром архивоведения в лице ВНИИДАД. Главным назначением этого сектора будет содействие властным структурам в их управленческой деятельности. Вместе с тем архивные фонды являются незаменимым источником для всех исторических исследований. По этим причинам сектор социального управления содержательно входит в сектор социального познания документосферы.

На основе типологии документов, предложенной Г.Н. Швецовой-Водкой, можно сделать ряд выводов относительно структуры документосферы.

Все секторы документосферы являются носителями семантической информации. Остальные типы информации (машинная, математическая, элементарная, биологическая) не используются в качестве смыслового содержания документа. Отсюда следует, что формулировка Ю.Н. Столярова: «Документ – это информация на материальном носителе, зафиксированная искусственным способом в знаковой форме» [Столяров, 2013. С. 125] – в целом удовлетворительна. Резонно только уточнить, что речь идет не об информации вообще, а о семантической информации, содержанием которой служат результаты человеческого мышления, воображения, эмоциональных переживаний, и что документ нуждается в носителе стабильном, сохраняющемся во времени (звуковые волны материальны, но речь – не документ). В итоге получаем: документ – это семантическая информация на стабильном материальном носителе, зафиксированная искусственным способом в знаковой форме. Данную дефиницию можно считать принципом отграничения документосферы от иных «сфер»: документосфера существует там и тогда, где и когда обнаруживаются документы. В зависимости от варьирования понятия «документ» варьируются границы документосферы. Если, например, Интернет считать «динамичным мегадокументом», то «интернетосфера» становится частью документосферы. Структура документосферы многомерна. Она может рассматриваться с организационной и функциональной точек зрения.

Организационную ее структуру образуют документальные социальные институты, распределяющиеся по секторам документосферы так: сектор познания – архивный, библиографический, библиотечный, музейный институты; коммуникационный сектор – все документальные институты; управленческий сектор – архивный и библиотечный институты. Документальные институты предназначены для коммуникации семантической (семиотической) информации, относятся к классам коммуникационных и семиотических институтов, поэтому их можно назвать коммуникационно-семиотическими институтами.

По общественному назначению различают три функциональных сектора, ориентированных на удовлетворение социальных информационных потребностей: социального познания, социальной коммуникации, сектор социального управления. Однако жесткое размежевание отсутствует: познавательную функцию выполняют коммуникационные и управленческие секторы, документы коммуникационного назначения являются носителями познавательной и управленческой информации, управленческий сектор служит источником познания. Это свидетельствует о наличии тенденции к интеграции документальных институтов.

Документивный синтез архивов, библиотек, музеев. Термин «документивный» заимствован из предложенного Ю.Н. Столяровым «документологического тезауруса», где ему соответствует значение «отражающий сущность процесса или явления» [Столяров, 2004]. Такое значение адекватно выражает замысел проанализировать синтез названных документальных институтов, обусловленный их сущностной (документивной) близостью, общностью документностной природы. Неологизм «документностный» уместен в данном случае: согласно тезаурусу Столярова он означает «исходящий из признания базисности документа при рассмотрении соответствующих явлений и процессов», что вполне согласуется с нашей точкой зрения.

Документивная близость архивов, библиотек, музеев просматривается в очевидном сходстве применяемых ими кумулятивных и трансляционных технологий, сводящихся к сбору (комплектованию), обработке, хранению и использованию тех или иных видов документов. Еще более сильным аргументом является сращивание (документивный синтез) разных документальных учреждений. Библиотеки, осознающие себя культурно-историческими центрами, формируют архивы и музеи, дополняющие их библиотечно-библиографическую деятельность. Так, в Российской государственной библиотеке созданы Фонд редких и ценных изданий (более 300 000 единиц хранения музейного уровня), где представлены иностранные издания XV–XVII вв. и старопечатные отечественные книги XVI–XVIII вв., и Музей книги. Библиотека РАН имеет архив, входящий в структуру Архива РАН; в ее музее собраны материалы по истории РАН с 1859 г., используемые в научной и выставочной работе. Основанный в 1905 г. Пушкинский Дом замышлялся как хранилище первоисточников, связанных с творчеством А.С. Пушкина; с течением времени он превратился в библиотечно-библиографический и архивно-музейный комплекс, символизирующий 1000-летнюю историю русской литературы (с XI по XXI в.). Обществом «Мемориал» в Москве создан архивно-библиотечно-музейный центр, где собраны уникальные коллекции архивных документов, книг, периодики, музейных предметов, связанных с историей репрессий, сопротивления режиму, диссидентства в СССР.

Государственные архивы и музеи, наряду с национальными и региональными библиотеками, выполняют национально-мемориальную функцию – функцию хранения книжных памятников. Согласно ГОСТ 7.87— 2003, книжные памятники – это рукописные и печатные книги, книжные коллекции, обладающие выдающимися духовными, эстетическими, полиграфическими или документирующими свойствами, представляющие общественно значимую научную, историческую или культурную ценность и охраняемые специальным законодательством. По степени историко-культурной ценности книжные памятники подразделяются на категории (уровни): мировой, государственный (федеральный), региональный, местный (муниципальный). Соответственно дифференцируются учет, хранение, использование книжных памятников. Библиотекарям-книжникам лестно, что книжные памятники числятся в одном ряду с другими официально признанными памятниками истории и культуры. Национальные, отраслевые, региональные, да и центральные городские библиотеки оказываются не только книгохранилищами, но и музеями книги, историческими архивами.

Книжные памятники входят в предмет изучения истории книги и традиционно именуются книгами, а не документами. Но остается открытым вопрос: являются ли книгами их оцифрованные дубликаты? Ведь в информационно-технологическом плане они не отличаются от электронных архивных документов или оцифрованных музейных предметов. Информатизация открывает новые перспективы для сращивания библиотечных, архивных, музейных фондов. Президентская библиотека имени Б.Н. Ельцина – пример реализации универсального интегрального фонда, именуемого «информационный ресурс». Ее информационный ресурс формируется из цифровых копий печатных изданий, архивных и официальных документов, музейных предметов, а также изначально созданных в электронном виде ресурсов, в том числе собственного производства, включая издательскую и аудиовизуальную продукцию. Особое внимание уделяется формированию тематических электронных коллекций, наполнению электронного фонда фото-, аудио- и видеоматериалами и ведению новостных разделов портала. Поскольку границу между оцифрованными библиотечным, архивным, музейным фондами невозможно провести однозначно, радикалы-технократы пророчат, что электронным библиотекам потребуются лишь менеджеры по электронным ресурсам, а не специалисты в области архивного, библиотечного, музейного дела. Так, в «Атласе новых профессий» утверждается, что оцифровка всех библиотек и архивов с возможностью доступа к любой информации 24 часа в сутки и 7 дней в неделю из любой точки мира приведет к исчезновению библиотекарей, документоведов, архивариусов [Атлас, 2015. С. 265]. Вместе с ними аннигилируется документосфера, воплощающая национальную историческую память. Чтобы такое бедствие миновало Россию, нужно позаботиться о сохранении архивов и музеев, библиотек и книжных магазинов, документосферы в целом.

Документивный синтез невозможен без модернизации профессионального сознания. Потребность в научно-интеграционном синтезе документально-коммуникационных дисциплин диктуется эмпирическим и поверхностным уровнем теории архивоведения, библиотечно-библиографических дисциплин, документоведения, книговедения, музееведения, который не соответствует вызовам электронной коммуникации и компрометирует профессию в глазах общественности. Документивному синтезу архивов, библиотек, музеев мешают субъективные и объективные препятствия.

Субъективные препятствия порождаются научным сепаратизмом. Мнение Г.А. Двоеносовой о гегемонии документоведения среди наук о документе разделяют авторитетные лидеры архивного дела, соответственно решая вопрос о роли архивов, библиотек, музеев в исторической памяти. К.Б. Гельман-Виноградов считает, что некорректно «причислить к документам все материальные объекты, которые могут быть использованы для передачи информации в обществе (включая экспонаты музеев, архитектурные памятники, образцы пород и т. п.)» [Гельман-Виноградов, 2005]. Он решительно возражает против притязаний библиотековедов на формирование документоведения в качестве «обобщающей науки о документе», ибо документоведение «уже давно существует в качестве научной дисциплины», развиваемой в архивном деле. К.И. Рудельсон отмечала, что творения природы, выставляемые в музеях и зоопарках, не являются документами в прямом значении [Рудельсон, 1973. С. 17], а К.Б. Гельман-Виноградов не допускал и мысли, что скульптуру О. Родена «Мыслитель» можно отнести к документам [Там же. С. 21]. Руководитель Росархива B. П. Козлов в дискуссионной статье «Музеи, библиотеки, архивы в системе исторической памяти», схематично сопоставив познавательную ценность музейного предмета, библиотечной книги и архивного документа, пришел к выводу, что «именно последний наиболее полно и приближенно к жизни отражает ее, а значит, является основным носителем исторической памяти»; организация исторической памяти в архивах более упорядочена, системна, наиболее полна в своем приближении к действительности, поэтому будет всегда оставаться наиболее востребованной [Козлов, 2004. C. 73]. В «общей теории документа» Козлов учитывает разные состояния документа, соответствующие предметам изучения архивоведения (архивный документ), документоведения (нормы оформления документа), источниковедения (исторический источник), археографии (документальная публикация) [Козлов, 2009]. Документ в виде книги или музейного предмета им исключается.

Объективные затруднения синтеза документально-коммуникационных социальных институтов не раз обсуждались в профессиональной печати. На международных научных форумах в Крыму и на «Румянцевских чтениях» в Москве в 2010-е гг. проходили секции и «круглые столы», посвященные взаимодействию библиотек, архивов, музеев в пространстве информации и культуры. Естественным образом научная интеграция получила отражение в терминологии взаимодействующих дисциплин. В.А. Бондарь отметил взаимопроникновение терминов документоведения, библиотековедения, книговедения, информатики, создающее основу для формирования междисциплинарной терминосистемы [Бондарь, 2015. С. 189–191]. Общность язьжа – хорошая предпосылка для разработки теории, нацеленной на сопоставительный анализ содержания частных наук и выявление методом обобщения фундаментальных межнаучных закономерностей.

Убедительны аргументы Ю.Н. Столярова в пользу разработки документологии как обобщающей теории в цикле документально-коммуникационных наук [Столяров, 2013]. Нельзя не согласиться со словами автора: «Необходимость разработки всеобщей теории документа обусловлена сущностным родством документов, циркулирующих в любой сфере социальной деятельности, будь то канцелярская, архивная, библиотечная, библиографическая, музейная или любая иная. Выяснение того общего, что свойственно документам всякого рода, т. е. законов, закономерностей, принципов, статусных характеристик, признаков классификации и тому подобных моментов, выводит документологию в разряд фундаментальной дисциплины комплекса наук социально-коммуникационного профиля» [Там же. С. 28].

По сути, здесь ставится вопрос о формировании метатеории документосферы, предпосылки которой созрели в конкретных документоведческих дисциплинах и в новаторских разработках в области истории (когнитивная история, интеллектуальная история), исторической и социальной информатики, семиотики и философии символа. Методологическое значение может иметь информационный подход, основанный на категории «семантическая информация». Это обобщающее понятие (по отношению к понятиям «архивный документ», «книга», «библиографическая информация», «музейный предмет») может использоваться для анализа и синтеза интеграционных тенденций в документосфере. Нуждаются в углубленной сущностной разработке информационно-семантические процессы в интегрируемых документальных институтах. Столкновение изоляционистских и научно-интеграционных тенденций заставляет прислушаться к Ю.Н. Столярову: «Уяснение того, что документ – понятие относительное, условное, конвенциональное, – на сегодняшний день самый сложный момент во всей документологии» [Столяров, 2013. С. 132].

Библиография

Атлас новых профессий / Агентство стратегических инициатив; «Сколково», Московская школа управления. М., 2015. 288 с.

Блок М. Апология истории, или Ремесло историка: Пер. с фр. 2-е изд., доп. М.: Наука, 1986. 254 с.

Бондарь В.А. Эволюция терминологии в сфере управления документами в России в конце 1950-х – 2013 гг. Дисс… канд. ист. наук. Екатеринбург, 2015. 235 с.

Гельман-Виноградов КБ. О сложностях трактовки понятия «документ» и способах их преодоления// Делопроизводство. 2005. № 2. С. 16–24.

Двоеносова Г.А. Признаки, свойства и функции документа: опыт рационализации понятий // Вестник архивиста. 2012. № 4. С. 128–140.

Двоеносова Г.А. Документ – имя собственное // Вестник РГГУ. Серия «Документалистика, Документоведение, Архивоведение». 2014. № 2. С. 87–93.

Двоеносова Г.А. Феномен документа // Научно-техническая информация. Сер. 1. 2015. № 6. С. 1–8.

Земсков А.И. Документоведение – было, есть и будет (Обзор зарубежных публикаций) // Научные и технические библиотеки. 2006. № 7. С. 63–73.

Ильганаева В.А. Социальные коммуникации (теория, методология, деятельность): словарь-справочник. Харьков: Городская типография, 2009. 391 с.

Источниковедение: учеб, пособие / Отв. ред. М.Ф. Румянцева. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015. 686 с.

Козлов В.П. Музеи, библиотеки, архивы в системе исторической памяти // Отечественные архивы. 2004. № 6. С. 71–74.

Козлов В.П. Общая теория документа // Делопроизводство. 2009. № 3. С. 3—12.

Ларин М.В. Актуальные проблемы современного документоведения // Вестник РГГУ. Серия «Документалистика, Документоведение, Архивоведение». 2014. № 2. С. 139–148.

Ларьков Н.С. Документоведение: учебник. 3-е изд. М.: Проспект, 2016. 416 с.

Митяев КГ. Документоведение, его задачи и перспективы развития // Вопросы архивоведения. 1964. № 2. С. 27–37.

Основы музееведения: учебное пособие / Отв. ред. Э.А. Шулепова. М.: Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2010. 430 с.

Рудельсон КИ. Современные документные коммуникации. М.: Наука, 1973. 265 с.

Словарь современной архивной терминологии социалистических стран. Вып. 1. М.: ГАУ при СМ СССР; ВНИИДАД, 1982. 448 с.

Столяров Ю.Н. Документологический тезаурус // Библиотеки и информационные ресурсы в современном мире науки, культуры, образования и бизнеса: одиннадцатая междунар. конф. «Крым 2004». М.: ГПНТБ России, 2004. CD-диск.

Столяров Ю.Н. Теория относительности документа // Научные и технические библиотеки. 2006. № 7. С. 74–78.

Столяров Ю.Н. Документология: учебное пособие. Орёл: Горизонт, 2013. 370 с.

Хорхордина Т.Н. Российская наука об архивах. История. Теория. Люди. М.: РГГУ, 2003. 535 с.

Швецова-Водка Г.Н. Общая теория документа и книги: учебное пособие. М.: Рыбари; Київ: Знания, 2009. 487 с.

Швецова-Водка Г.Н. Документ в свете ноокоммуникологии: научно-практическое пособие. М.: Литера, 2010. 382 с.

Шмидт С.О. О классификации исторических источников // Вспомогательные исторические дисциплины. Вып. 16. Л.: Институт истории АН СССР, 1985. С. 3—24.

Шмидт С.О. Путь историка: избр. тр. по источниковедению и историографии. М.: РГГУ, 1997.612 с.