Читать книгу Монах Андрей. Жизнеописание. Воспоминания духовных чад. Молитвы и советы - Сборник - Страница 8

Военные годы были трудные, голодные, а жизнь непомерно тяжелая, такая, что современный человек даже не может себе представить, да и слава Богу. Период продвижения к Москве германских пехотных и танковых войск осенью 1941 года вошел в историю как «черный октябрь». В течение каких-то семи-восьми дней образовались так называемые Вяземский и Брянский котлы, в которых оказались окруженными войска трех наших фронтов.

Линия фронта перекатилась через Дубровский район еще летом. Дубровка находилась под оккупацией с 8 августа 1941 до 24 сентября 1943 года. На захваченной территории германские войска устанавливали свой орднунг, «новый немецкий порядок». Во всех населенных пунктах принимались меры охранительного характера: запрещалось выходить на улицы с шести часов вечера до пяти утра, у населения изымались радиоприемники, велосипеды, лыжи, устанавливался строгий пропускной режим. Ходить в лес можно было лишь по разрешению властей.

Многие русские люди за времена гонений на Церковь отвыкли жить со своей верой, с Богом, разучились молиться. Немецкие власти якобы несли им религиозную свободу и не препятствовали возобновлению церковных служб, а лютеранские пасторы, находившиеся в войсках, даже совершали крещение, правда, по своему протестантскому обряду. Подмосковный поэт Анатолий Липин вспоминал свои крестины в оккупированном городе Краснодоне:

Попытки немецких миссионеров обратиться к религиозности русского народа и «перекрестить» его в свою веру были обречены на неудачу: население видело погромы и зверства, отнюдь не христианскую суть «нового немецкого порядка». Тем более в Брянском полесье пасторская миссия провалилась.

Шел 1941 год, стоял тот самый октябрь, когда потоки русских пленных шли по дорогам на запад. Картины военного ада были повсюду. «Наводили ужас трупные поля у очагов последних боев», – писал в отчете один немецкий офицер.

Может, краем уха Василий услышал про церковную службу под праздник Покрова Пресвятой Богородицы, или Сама Царица Небесная внушила ему мысль помолиться о себе и своих близких.

Как бы то ни было, рано утром 14 октября мальчик один-одинешенек отправился на богомолье. С палочкой в руках он босиком прошагал четыре километра до Дубровки и еще столько же – до села Давыдчичи. Ему встретился полицейский патруль: «Куда идешь?» Вася ответил, что идет в церковь, и его пропустили. Так он оказался на празднике Покрова Божией Матери.

Василий молился, как мог, крестился на образа, когда крестились все. А выйдя из храма Рождества Пресвятой Богородицы после праздничной службы, даже не успел вспомнить и вздохнуть о долгой обратной дороге, как увидел родную тетю и своих лучших друзей – двоюродных братьев. Они тоже были на празднике и стояли уже возле запряженной лошади. Братья обрадовались и удивились: «Как ты оказался так далеко от дома? Кто-то тебя сюда довез?» – «Нет, я сам пришел». Конечно, ему не поверили и, разумеется, не позволили добираться пешком обратно в деревню, а посадили на возок, прикативший всех к дому, в Зимницкую Слободу.

В ходе сражений во второй декаде октября 1941 года в Западной линии нашей обороны протяженностью 800 километров образовалась брешь шириной до 500 километров. Но само наличие здесь разбитых, истекающих кровью наших армий не было напрасным – из них на подступах к Москве образовался партизанский край. Партизаны на длительное время приковали к себе крупные силы немецких пехотных и танковых соединений группы армий «Центр». Взятие Москвы «с ходу» не состоялось.

Потом отец Андрей, ссылаясь на маршала Г.К. Жукова, которого очень любил, говорил, что неделя с 8 по 14 октября, когда «казалось, что лавина злая сметет Москву и мир затем; и заграница, замирая, молилась на Московский Кремль», стала переломной для хода войны, напоминая, что это седмица от дня памяти преподобного Сергия Радонежского до праздника Покрова Пресвятой Богородицы.

Терпя поражение на фронтах, фашисты с весны 1942 года начали проводить массовые карательные операции в партизанских зонах. Каратели применяли в Брянском полесье самые зверские способы убийства, включая массовые сожжения населенных пунктов вместе с жителями, объясняя жестокие меры ростом подпольного и партизанского движения. За одного убитого партизанами немецкого солдата фашисты казнили в Зимницкой Слободе десять мирных жителей. Плач и рыдания стояли по всей деревне. Тогда же начался принудительный угон молодых людей на работу в Германию. Укрывательство от угона жестоко каралось. За годы оккупации гитлеровцы насильственно угнали в Германию 8700 мирных жителей Дубровского района.

С учетом расположения в районе Дубровки большого аэродрома фашисты держали здесь крупный гарнизон. Гарнизонная комендатура располагалась в здании Дубровской средней школы. Большинство школьных учителей стали подпольщиками и вселяли в земляков веру в неизбежную победу Красной армии. Но среди местных жителей были и малодушные. В Зимницкой Слободе квартировали 18 полицаев, набранных из местного населения и получавших немецкий паек. В начале 1943 года среди них царили смятение и паника: прошел слух, что их будут отправлять на фронт. Многие запротестовали: «Мы уйдем в лес!» Они понимали, что им придется воевать против своих же братьев.

Через много лет Василий Петрович вспоминал один случай, как мимо их деревни проходил карательный отряд и как он, Вася, чуть не накликал беду. Недалеко от его родного дома жила семья, где Васю и других соседских ребятишек всегда хорошо принимали. Дверь в их дом не закрывалась, и Васю тянуло туда посидеть, поиграть с ребятами – в своем возрасте они не осознавали опасность и по-мальчишески храбрились. Дети жили со своей матерью и какой-то родней, их отец ушел на фронт. И вот Вася, когда гостил у них в очередной раз, зачем-то выглянул в окно и увидел лыжников. Он посчитал, что это кто-то из деревенских вышел на лыжню прокатиться. Он выскочил из избы и стал махать руками, подзывать их поближе. Один из хозяйских сыновей выбежал вслед за Васей и тоже радостно закричал. Лыжники оказались карателями. Они забрали с собой того паренька, который был старше Васи, выше ростом. Когда его угнали, в доме начался отчаянный крик, переполох: «Увели ребенка, убьют, расстреляют!» А виноват во всем Вася. Он со слезами бросился к себе домой. Спустя некоторое время тот паренек, не заходя к родным, явился к Васе и рассказал, что с ним случилось.

Каратели погнали его вперед под прикладами винтовок. Недалеко от Дубровки вдруг приказали остановиться и отойти в сторону от лыжни метров на тридцать. Он послушался, пошел. По нему выстрелили. Услышав звук выстрела за спиной, он упал в снег и остался цел и невредим. Произошло ли чудо, что он ускользнул из-под прицела, или каратель пожалел молодого паренька, выстрелив мимо, – неизвестно. Но когда карательный отряд скрылся из виду, мальчик встал и прибежал в родное село. Бог сохранил его от пули, а Василия – от невольной вины и от осуждения близких.

В конце второго года войны всю страну облетела партизанская песня «Шумел сурово брянский лес», потом ставшая гимном Брянской области. А сухой, жаркий сентябрь 1943-го, когда в Дубровку пришло освобождение, оставил в памяти Васи горящие брянские леса.

Позже Василий Петрович рассказывал, как во время оккупации он выхаживал родных, заболевших сыпным тифом, метавшихся в бреду. За лекарствами от тифа он отправился к немецкому врачу – больше идти было некуда. Врач, видимо, был добрым человеком. Васю он принял как-то даже тепло, расспросил про больных, дошел до их дома, заглянул в открытую дверь, но в дом заходить не стал, только подробно рассказал, как давать лекарства. Потом показывал Васе фотографии своей семьи, детей и попросил показать ему школьный учебник немецкого языка: улыбался, читая про «Junge Pioniere Schwestern und Brüder». Выхаживая всю семью, Вася и сам заболел тифом. Но выздоровел, остался жив.

Во время войны он не пошел в «немецкую» школу, а работал в Дубровке в сапожной мастерской. Работа пришлась ему по душе, запах сапожного крема всегда напоминал военное детство.

Чтобы выжить, местное население расширяло свое подсобное хозяйство, возделывало огороды, обменивало на продовольствие какие-то вещи. Бывало так, что в доме у Пантюховых не оставалось ни крошки хлеба, ни картофелины. Утром сядут за стол и смотрят друг на друга, голодные и холодные. Не могли дождаться весны, когда появится зелень: листья липы, щавель, кисличка, сныть, лебеда. Мама учила детей не отчаиваться, не терять присутствия духа, как бы ни было трудно.

Весной 1942 года отец одолжил где-то пшеницу и засеял большое поле на бывших колхозных полях. Всходы были дружными, пшеница пошла в рост, и на Вознесение отец с Васей пошли смотреть поле. Навсегда остался в памяти этот праздник: и необыкновенно солнечный день, и счастливый отец, и колосящаяся пшеница, и поющие в небе жаворонки… Урожай был большой. Петр Степанович выкопал во дворе глубокую яму для зерна, и его хватило семье на три года.

Закончилась война. Вернулся в родительский дом – грудь в медалях – старший брат Степан. Он прослужил всю войну механиком-мотористом на подлодке «Малютка» в Черном море, с базой в Балаклаве. Их подлодка затопила 13 транспортов противника, один из которых, с высоким немецким командованием на борту, выполнял личное указание Гитлера. После этой операции немцы долго бомбили море и разрывы бомб повредили лодку. Трое суток лодка лежала на дне, пока Степан ремонтировал двигатель. Среди боевых наград Степана Петровича Пантюхова – два ордена Великой Отечественной войны I и II степени, медали «За отвагу», «За боевые заслуги», «За оборону Севастополя» и медаль Нахимова. В музее Боевой славы школы № 4 города Севастополя хранится его фотография.

Первый слева старший брат Степан, отслуживший всю войну на подлодке

Дошел до Берлина и вернулся с войны с боевыми наградами и товарищ Васи по мальчишеским играм, двоюродный брат Ваня Семинищенков. Иван привез из Германии трофеи – немецкую губную гармошку и настоящую гармонь. Обе гармоники он привез для друга Василия. Через много лет Василий Петрович вспоминал, как часто брал подаренную гармонь и растягивал ее, просто извлекая долгое, широкое звучание. Сядет, голову положит на музыкальный инструмент и подолгу «играет»: «Вот такой был из меня гармонист».

Раз и навсегда Василий сдружился с одноклассником Виктором Кубекиным и его братьями. Мальчиков Кубекиных воспитывала родная тетя, родителей у них не было. Все трое хорошо учились и всегда что-то мастерили. То сделают фотоаппарат, то радиоприемник починят. У них было самодельное ружье, берданка. И Васе всегда очень хотелось поохотиться с этим ружьем. Но как в лесу – с больной ногой? Как у такого охотника со скоростью, с реакцией? Непростой вопрос. Ребята не могли отказать другу и однажды дали ему ружье. Вася взял с собой в лес своего младшего брата Толю (разница в возрасте у них восемь лет), и они пошли на охоту. Побродили, подустали и с тем вернулись в село. Но мечта осуществилась: поохотились.