Читать книгу Один, но рядом с кем-то… Сборник номинантов на Премию имени Сергея Довлатова. Выпуск 1 - Сборник - Страница 38

Вроде бы всё хорошо, а мне плохо.

Может, чувствую беды с подвохом.

Память хранит долю тяжкую деда,

Жизнь семьи своей помню я в бедах.

Что вождям доверять у нас вредно.

Оттого в душе моей плохо, я знаю,

Что страну в сотый раз обирают.

Обглодают, как кость, беспардонно.

Беспросветно я жить буду в доме,

За стенкою ругань снова и стоны.

Пусть неуютно, но должен смириться.

Но, по-хорошему, мне надо бы биться.

Толком я, честно, и бить не умею.

Ещё годы повисли мне цепью на шее,

Клубками намотаны, снять их не смею.

И снова я жду: вот придут перемены

С борьбою за власть, делёжка, измены.

До этой поры страна будет вся в сером…

Вдохнём мы чуток, и прикроют нам двери.

Потому плохо мне, что я в этом уверен.

Вот на карту гляжу я, Прохор,

Цветным разрисованы страны.

Хорошо кто живёт, кто плохо —

Лишь у нас всё кочки да ямы.

Крутит осью конус планета,

Разлеглась – долины, равнины.

И леса где-то есть, где нету,

А вот наши пути в котловины.

Вершит путь Россия особый,

И душа – сплошь ушибы да раны.

Виноват в том у нас этот глобус,

Астероид из космоса, камни.

Недоволен я, возмущённый,

Но при этом радуюсь как бы,

Что дороги, где танк, – бетоном,

Остальные, где люди, – в ухабах.

Хочу, чтобы Русь была сильной.

Надо б руки отбить вороватым.

Что достанется нам, то обильно,

Чтоб заделать все ямы, ухабы.

Я с мечтой, беречь людей чтобы,

Взять пример с арабов хотя бы:

Столько предки оставили – годы

Можно жить, не теряясь в ухабах.

Я Отчизной горжусь из тех рытвин,

Как она всё вперёд прёт по ямам,

Так надеюсь, народ будет сытым,

И вина не всегда в ком-то крайнем.

Кони в ночном над обрывом,

Казалось для них – счастье,

Но шквал налетел с порывом

И гривы сплёл в одночасье.

Табунщик грозит нагайкой —

И двинулись кони за ветром

С любимой своей лужайки,

Где жить привыкли оседло.

Зачем лошадей гнал? Не знали.

Знал только он, что надо.

Не желали бежать и ржали —

Хорошо, что пока не в ограде.

Старый мерин гнедой, скакун,

Знал один, что бег без возврата.

Он задумался, а вот стригун —

Жеребёнок – резвился рядом.

«Ты что веселишься? – сказал. —

Ведь кто-то получит награды.

На убой мчит в галоп табун,

Какая тут, к чёрту, радость!»

А табунщик поводья напряг,

Как только прошли распадок.

Кто здесь скакун, кто здесь рысак —

Да все вы «конины» стадо.

Вот рассеялась пыль от копыт,

И табунщик – в сапог нагайку.

Что ему станет, ему не впервой,

Привык он закручивать гайки.

В дремучем лесу широка елань,

Токует глухарь там по доле,

Ножкой топтал, горлом хрипел

Свою глухариную волю.

Заявил на току: «Я всё смогу!»

Токовал тот глухарь смело.

И надо ему должное дать —

Толковал он всегда по делу.

Потом устал, на ветке притих,

И тут гомон начался птичий:

Стрепет в полях, зяблик в лесу —

Ведь все из отрядов птичьих.

Машет красиво павлин хвостом,

Клюв у сороки в крике.

Страус в угаре сплясал канкан,

Сокол и тот закурлыкал!

Зачирикала грозно серая стая,

Разлились воробьи по экранам,

Обгадили вокруг всё и растаяли —

Трепло ведь молчать не станет.

А кура своё: про насест и дом,

Что пшено по ночам ей снится.

Забота ещё – рассказать о том,

Как из цыплят делать птицу.

Стервятник тихо себе летит,

Не скрылся кто, он тех ищет,

Голубь с голубкой сыто гулит,

Надёжно прикрытый крышей.

Крякнула где-то в болоте дичь,

Петухи с утра – про курятник.

Многие любят лизать и чесать —

Не надо давать им пряник.

Только орлы парят в небесах,

Хулы, слов худых не сказавши.

Взмыли они повыше, вверх,

Легли на крыло, и… подальше.

В небеса орлы ушли от беды,

Клокотало в душе недовольно.

Спаси, Боже, молчащих!

А где же они?

Они всегда там, где привольно…

Умелой рукой мы в баночку кем-то

сложены.

Мы все обработаны дымом в печах —

так положено.

Голова – вторсырьё, тушки по росту,

как рота.

После копчения – по назначению.

Мы шпроты.

Пусть нам тесно, плотно нам пусть,

в масле катаемся.

Если обманут нас, не возмущаемся мы,

мы соглашаемся.

И голосуем мы, и воюем мы, и пускай

всем неохота.

Поддержим всегда, а сомненья долой

У шпроты.

Что нам роптать – технология есть

рыбокопчения:

Оттайка, отборка плюс плавников

удаление.

Мы шепчемся тихо: у нас не получится,

да ещё эшафоты.

Кого-то ругаем, на что-то пеняем,

Как шпроты.

Опилки сменили – сосну на ольху, учли

пожелания.

Крышка прозрачная, масло отменное,

тара стеклянная.

Тушка не смята, все спинками вниз,

вверх чревом.

Нас смущает одно: надпись на банке —

«Консервы».

Во время строгого поста

Снесла кура´ яичек белых

Затем, чтоб в разные цвета

Окрасить к празднику умело.

Синий, жёлтый, алый цвет

Да яркий красно-сине-белый…

И вот в овёс их для народа

Рукой сложили у приде´ла.

Умилялся весь приход

Скорлупе цветастой,

Ну а в дом-то выбирали

Трёхцветные всё ж чаще.

Вот и праздник подоспел

Демократичный, в храме

Кресты, хоругви, перезвон,

Яства освящены попами.

И, чтобы догм не нарушать,

Всю разобравши пищу,

По домам её вкушать

Прихожане вышли.

Ещё традиция сильна

Скорлупой стучаться.

Яичный треск стоит в домах —

Всем чтоб было счастья!

Но на прочность скорлупы

Раскраска не влияет —

То белок с желтком попы

В храмах освящают.

А с избранных окраску сняв,

Мы можем возмущаться:

Внутри у них у всех одно —

Вкрутую сваренные яйца.

Перрон, вагон, исчез вокзал.

В купе вошёл попутчик.

Под кофе шутку рассказал,

Но, может быть, и случай:

О том, как с думой о народе,

Собрав на сходку свою знать,

Тот, кто гарантом на работе,

Хотел их к совести призвать.

«Вот вы тут всё поразобрали:

Заводы, земли, рудники…

И нефтескважин нахватали.

Всё ж годы ваши коротки.

Вам бы подумать о народе,

Его судьбе. Но вам всё мало!»

И вдруг в угрюмой тишине

Раздалось: «Ты прав, решала,

То царь холопам даст свободу,

И дров наломано немало.

То партия, “всё для народа”,

Что долго жить нам приказала.

А годы “с битой” все ушли.

И время нынче намекает,

Что душ по триста крепостных

Для наших нужд не помешает».

Попутчик выдохнул тоскливо,

Мол, спокон веку всё не так.

Желанья пользы для России

В ней превращают в кавардак.

«Не в том, – добавил, – закавыка,

Что бедный сытость не нашёл.

Проблема в тех, кто у корыта:

Нажраться сложно». И сошёл.

Не забудем года, что овеяны стягами.

Собирали всем миром на храмы мы

Да на памятники и арки победные,

Что добыли для нас отцы с дедами.

Честь по чести тогда – дело ж общее.

Побираться в Руси не то поприще.

Но вот время пришло и взяло перевес,

Что к заботе больных даже брод исчез.

Что же ты, государства величие,

К сироте, к старику с безразличием?

На протезы, лекарства детям мы

Собираем теперь эсэмэсками!

Где же ты, государство с тронами?

Наступаем на грабли те снова мы?

Ты детей, стариков взгляд поищи!

Когда ж кончится это позорище?

Отмывается всё, что награблено.

И опять разъяснять надо граблями,

Как народ уважать свой, заботиться…

Вот и арок тогда всем захочется.

Неумолимо идёт прогресс по планете,

Всё меняется быстро, а солнце светит…

Как и раньше, в три года как ответить,

Откуда берутся на свет они, дети?

Жизнь меняет людей, делит на классы,

Привычным становится слово «статус».

В саду, на площадке, всерьёз толковали,

Где их нашли мамы и папы, когда искали.

– У нас, – рассказывал Коля, – есть свой

Интернет-магазин, стоит на Тверской,

Заходите. На прилавках чего только нету!

Там папа скачал меня с интернета!

– А в нашей семье – магазины, бригады,

У нас овощей тех!.. Приходите, мы рады!

Я маму не вижу, – выдохнул Федя грустно. —

А нашли меня в поле, в свежей капусте.

– Мы – сеть птицефабрик вокруг столицы, —

Катя сказала. – Всех обеспечиваем птицей.

А как я появилась, не тайна. Все знают:

Меня принёс в клюве, в пелёнках, аист.

– Нет магазинов и фабрик, как ни печально, —

Ваня вздохнул. – Бедные очень мы, реально,

Но папа очень хотел, чтоб здесь я бегал,

Он взял инструмент и сам меня сделал!

Толковали ещё про жизнь, про причины…

К саду няни на трёх подкатили машинах.

Умчались все быстро, дверьми захлопав.

Домой Ваня сам, один пешком топал…

Жизнь свою он доживал,

Не веря в чёрта с Богом.

Не потому, что повидал

Он в ней чего-то много.

В людей не верил никогда.

Людишки – мусор грудой.

Уверен был: когда умрёт,

Там – ничего не будет.

Вот наступил его черёд

Отсюда без дебатов.

Чтоб рыть могилу для него,

Точились три лопаты.

Всплыл в памяти один расстрел

В овраге за дорогой,

Святой отец тогда спросил:

«За что, побойся Бога?»

Палить в наперсные кресты

Не я – другие смогут.

То, батюшка, не за грехи,

Таких, как ты, здесь много.

Кто тут святой, а кто не прав —

В том не моя забота.

Приказано стрелять в упор —

Такая вот работа.

Когда дорогой на погост

Везли днём без помина,

Душа средь белых облаков

Плыла на небе синем.

За катафалком ни-ко-го!

Лишь пыль в бурьян ложилась.

Да облака, свернув клубком,

Вслед дождиком пролились.

Из века в век, из года в год

Мы снедь раздаём и надежду в дорогу.

Нам злые слова, что мы неправы´,

Будто сын, не любимый Богом.

Как так, умудряясь из раза в раз

Столь людей положив за брата,

От злобных глаз слышим шёпот фраз:

«Да вы оккупанты и вы виноваты!»

Мы, не жалея душ наших и крови,

Оплотом стоим, других защищая.

Братьев спасём, жизнь восстановим,

А дома себя как в плену ощущаем…

Что-то не так, раз, просторы бросая,

Легко на Big Ben могут их променять.

А на смертном одре Русь умоляют,

Чтобы в земле своих предков лежать…

Ведь на Руси жить можно как в рае,

А нам «до лампады» – живём словно гость,

Не замечая, как страну превращаем

В великий уютный почётный погост…

В годах девяностых ты уехал «туда»…

Не верилось мне, что «туда» навсегда.

Скажу, может быть, я опять невпопад:

Ты, брат, для меня всегда был как брат!

У нас всё как раньше. Мы в темноте.

Стадом всё прёмся у Европы в хвосте

И с ней разругались на почве духовной.

С хохлами раздрай. Те вроде виновны.

Ничто не сменилось в нашей судьбе:

Всё та же контора с концовкой на «Б»,

А также народ в своей вечной беде,

И в ней он опять предоставлен себе…

Ломали Отчизну, чтоб дух ослабел.

Сейчас олигархи ведут нас «к звезде»,

Только другие, советских, тех внуки,

Как будто толкают народ наш на муки.

Ещё нам поют свои песни «Любэ»,

Но тексты теперь пишут в Думе себе.

Состарились те, кто любил «Экс-ББ»,

Мелькнёт только Гиви один на ТВ…

Горе нам не беда. Взгляд повсеместный —

Воруют все – всё. Только кто – неизвестно…

Всё так же защиты нет у нас в МВД,

Элита жирует – «грабь своих» и т. д.

Нет больше обкомов, теперь губернатор.

Снега как было – в занос только трактор.

Лишь «голубой» обозвали тех краской,

Кто срок получить мог при огласке.

Страною большою рулит президент

Один всё и тот же – уже столько лет!

А жить всё труднее, становится хуже —

Хоть кричи, хоть молчи, завязав язык туже.

Дороги в России все такие, как прежде…

Вот что изменилось – исчезли надежды.

На крышах сугробы, сосулек снаряды…

Давай приезжай, друг, тебе очень рады!