Читать книгу Призвание – писатель. Том 2 - Сборник - Страница 4

…Отпустив такси, Сергей достал сигарету, закурил и осмотрелся. Вход в парк находился на противоположной стороне улицы. Старинная чугунная ограда, полуразрушенная арка из красного кирпича. Асфальтовая дорожка и массивные облупившиеся скамейки. Очень, очень старый парк. Должно быть, ему лет сто, а может, и все двести. Сергей медленно пересек улицу. Решетка оказалась незапертой, и он без труда проскользнул внутрь. В парке было пусто. Ни одной живой души. Да и кому здесь быть, в такую-то рань?

Сергей шел не спеша. То тут, то там ему попадались опрокинутые урны, сломанные ветром ветки, обрывки газет, смятые стаканчики из-под мороженого. Толстый ковер сухих листьев приглушал шаги. Да, парк этот, без сомнения, уже давно никому не нужен. «Что ж, наверное, он этому только рад, – подумал Сергей. – Я бы, по крайней мере, был счастлив оказаться на его месте. Вообразить только, как это прекрасно: быть таким вот заброшенным, забытым и никому не нужным парком. Никому! Стоять себе, потихоньку разрушаться, умирать…»

Хотя почему обязательно умирать? Не умирать, а возвращаться в свое истинное, дикое состояние. Сначала все дорожки засыплет листвой, потом сквозь потрескавшийся асфальт начнут пробиваться молодые побеги. Как знать, возможно, лет через десять, глядя на буйно разросшийся лесок, никто и не вспомнит, что когда-то он был парком. Впрочем, нет. Скорее всего, через десять лет о парке никто не вспомнит совсем по другой причине. На этом месте будет стоять новый жилой комплекс или платная автостоянка.

Дойдя до высохшего, заваленного мусором фонтана, Сергей очистил одну из скамеек от листьев, бросил на нее плащ, поставил сиреневую спортивную сумку и уселся сам. Вскоре показался Владимир. Сонный, хмурый, он вынырнул откуда-то из зарослей. Недовольно обвел глазами площадку, но, заметив Сергея, удивленно присвистнул, расплываясь в улыбке.

– Привет-привет! – с наигранной веселостью воскликнул он. – А я, честно говоря, вообще не хотел приходить. Чего, думаю, ради на посмешище себя выставлять? Так, стало быть, это не шутка и не пьяный треп. Или ты все-таки что-то задумал?

В голосе его звучала ирония, однако в глазах этой иронии отнюдь не наблюдалось. Скорее растерянность или недоумение.

– Привет, – хмуро ответил Сергей, не подавая руки.

Владимир уселся рядом, покосился на сумку:

– Ну и что, как все это понимать?

– Так и понимай. – Сергей подпихнул к нему сумку, пару раз затянулся и отбросил окурок в сторону. – Семь миллионов. Бери, они твои.

Владимир захохотал, но смех сорвался и вышел очень похожим на кваканье.

– Ага, – он возбужденно заерзал, – я суну в нее руку, а там капкан, да? Или бультерьер? А может…

– А ты не суй руку, – холодно перебил Сергей, – ты просто открой молнию и загляни внутрь.

– Ага, загляни…

Владимир обеспокоенно завертел головой в разные стороны. Лицо у него сделалось совсем потерянным.

– Да что ты дергаешься?! – Сергей откинулся на спинку скамейки, подпихивая сумку еще ближе. – Бери же, ведь ты заслужил эти деньги.

Последняя фраза прозвучала откровенно глумливо.

– Ты сумасшедший! – Владимир вскочил, снова сел, медленно протянул руку к молнии, но тут же отдернул ее. – Открой… ты… – проговорил он, заикаясь.

– Я? – усмехнулся Сергей. – Я тебе их дарю, я же еще и сумку открывать должен? А может, и тратить мне их за тебя придется?

Владимир снова вскочил, но быстро совладал с собой и уселся обратно. Шок от удивления прошел, и, очевидно, он понял, что выглядит, мягко говоря, смешно. «А что, если этот сукин сын, – возникла у него в голове мысль, – именно этого и добивается? Хочет унизить меня, выставить полным идиотом, ничтожеством. Ведь он наверняка меня во всем обвиняет».

– Ну, знаешь!..

Он резко повернулся, рывком расстегнул молнию и осторожно заглянул внутрь. В сумке лежали доллары. В пачках. Много-много пачек. Владимир схватил одну. Проверил. Схватил другую, третью…

– Можешь не утруждать себя, это не «кукла». – Сергей достал сигарету (…черт возьми, а ведь я ожидал от этого мудака чего-то большего…), щелкнул зажигалкой. – Здесь ровно семь миллионов.

Он встал и, перекинув плащ через руку, зашагал прочь. В парке по-прежнему никого не было. Деревья шумели, и в шуме этом слышалось что-то триумфальное. А на улице вовсю ревели машины. Отчего-то Сергей вспомнил, что именно здесь находится одно из самых оживленных мест города, но, взглянув на пустые безжизненные аллеи, он только грустно улыбнулся, снова пытаясь сравнить себя с этим всеми брошенным (преданным!..) парком. Вот она, жизнь. Жизнь во всей своей противоречивости. Глупая сказка.

Владимир нагнал его уже возле выхода.

– Но почему? – заорал он, вцепляясь ему в рукав. – Почему, черт тебя побери?!

– Почему?

Сергей, не останавливаясь, высвободил руку. Владимир семенил рядом, забегая то с правой стороны, то с левой.

– Тебе хочется знать почему? А не ты ли вместе с Басурмановым развел вокруг меня всю эту мерзость?! И ведь я вам верил… Впрочем, теперь все это не имеет значения. – Он остановился. – Я дарю тебе это, раз ты сам этого захотел. Если не жалко, можешь поделиться со своим компаньоном, я буду только рад. А жалко – оставь все себе.

– Ты свихнулся. – Владимир попятился. – Ты совершенно спятил! Теперь я понимаю, где ты пропадал последние два месяца…

Отступая задом, он поскользнулся и едва не попал под автобус.

– Псих! Придурок хренов!.. – завизжал он.

И тут Сергей начал менять тело.

Сердце сдавило, улица поплыла влево, но, прежде чем стукнуться головой о бордюр и провалиться в темноту, он успел заметить, как сумка, которой размахивал Владимир, раскрылась, и толстые, туго перепоясанные пачки посыпались на мостовую, прямо под колеса несущихся мимо машин…

…Включив кондиционер и плеснув себе в стакан еще на два пальца, он уселся обратно в кресло. Вытянув ноги, с наслаждением сделал небольшой глоток. Желтые шторы слегка заколыхались, по полу потянуло прохладой.

– Синг. – Сергей поставил стакан на столик, скрутил журнал трубочкой и принялся, словно в подзорную трубу, рассматривать своего соседа. – Тебе не надоело, Синг?

– Чего? – не отрываясь от газеты, спросил тот.

– Си-инг. – Сергей потянулся, хрустнув суставами, швырнул в него журналом. – Да брось ты свою газету, сколько можно?

Синг встал, аккуратно сложил газету и, убрав ее в специальную папку, прошелся по комнате.

– Я не понимаю тебя, – сказал он несколько раздраженно. – Что тебя не устраивает, чего ты все время цепляешься ко мне? Я тебе что, мешаю? Могу я хоть раз в свой обеденный перерыв спокойно почитать газету или нет?

– Погоди, ты не понял меня… – начал было Сергей.

– Нет уж, теперь помолчи, – перебил его Синг, – теперь я говорить буду. Вот уже месяц, как тебя вселили в мой номер, и я ни разу не видел, чтобы ты ходил на работу или занимался чем-нибудь полезным.

– Синг, я…

– Ты пьянствуешь, валяешь дурака. Устроил из своей половины комнаты какой-то склад. Зачем все это?

– Я же не знал, что у вас здесь «коммунизм», – вяло отреагировал Сергей. – Если хочешь, я могу отнести весь этот хлам обратно или подарить кому-нибудь.

– Подарить?.. Ладно, серьезно разговаривать ты не умеешь, это твое личное дело. Со всем остальным я тоже давно смирился. Но ты можешь хоть на час оставить меня в покое?! Я хочу почитать газету. На гамильтонском нефтепроводе произошла авария, а ты мне не даешь ничего толком узнать. Это свинство, в конце-то концов!

Он остановился и топнул ногой. Сергей с трудом сдерживался, чтобы не расхохотаться. Смотреть на то, как Синг выходит из себя… Да, это зрелище не для слабонервных.

– Мне скучно. Понимаешь, Синг, скучно. Как ты вообще можешь читать подобную дребедень? Это же неинтересно.

– Ему скучно, ему неинтересно! – Синг всплеснул руками, снова начиная бегать из угла в угол. – Да как же тебе может быть не скучно, когда ты целый день сидишь здесь, смотришь телевизор и единственное, чем занимаешься, это пьешь! Так и свихнуться недолго.

– Недолго, – согласился Сергей, – ну а что мне еще делать?

– Что делать? Да я же тебе, по крайней мере, раз сто предлагал устроиться к нам на Завод, если ты не можешь найти ничего другого. Ведь ты напрасно убиваешь время! – Синг бросил косой взгляд на часы. – Я могу договориться, нас поставят в одну смену…

– Зачем, Синг?

– Что зачем?

– Зачем мне устраиваться на ваш долбаный Завод, чего я там не видел? Был я на заводах, ничего интересного. Так, пьянство одно.

– Ну, знаешь!.. Не хочешь на Завод, устраивайся в Оранжерею, это тоже недалеко. Будешь выращивать овощи… Но ведь должен же ты чем-нибудь заниматься!

Последнюю фразу Синг выкрикнул с таким отчаянием, что Сергею его стало по-настоящему жалко.

– Какой в этом смысл? – Он попытался говорить как можно мягче, словно разговаривал с ребенком. – Мы же с тобой каждый день обсуждаем одно и то же. Ну, какой мне резон вкалывать на вашем вонючем Заводе, или в Оранжерее, или где угодно еще, если я и так – понимаешь, так – могу пойти в любой магазин и взять там все, что мне захочется? Бесплатно взять! У меня же нет никакого стимула к работе.

– Не понимаю. – Синг тяжело опустился в кресло и тупо уставился в пол. – Но ведь должен же ты что-нибудь делать. Как можно брать и ничего не давать взамен? Это же…

Возникла неловкая пауза.

За слабым гудением кондиционера было слышно, как в соседнем номере кто-то неумело пытался играть на скрипке, ужасно фальшивя и при этом не в такт подвывая.

– Знаешь, Синг… – Сергей залпом выпил все, что оставалось в стакане. – Я тоже здесь много чего не понимаю. Тот мир, в котором я жил последний раз, коренным образом отличается от этого, понимаешь? – Он встал. – Ты извини, что я опять испортил тебе настроение. Я не хотел.

– Куда ты?

– Пойду прогуляюсь. Может, пойму наконец, что к чему. В Галерею зайду. Мне очень многое надо понять, Синг. Очень многое. За тем я и здесь.

Он взял со стола пачку, достал сигарету, закурил.

– Слишком поздно не приходи, – буркнул Синг, – мне сегодня пораньше надо лечь спать. И не нажирайся, пожалуйста, до такого состояния, как в прошлый раз. Вино не для этого придумали.

После Галереи Сергей отправился на пруд, кормить уток.

«Господи, как же все это похоже на сон», – думал он, шагая по гранитной набережной, отламывая и кидая в воду кусочки хлебного мякиша. Ведь они противоречат не только законам мироздания, они противоречат самой человеческой природе. Это же марионетки, фанатики! Государства у них нет никакого, о деньгах они и слыхом не слыхивали. Ни армии, ни полиции, а ведь ни войн и ни преступности. Тьфу ты, чушь какая! Утопия. Самая натуральная утопия. А они живут. Работают только потому, что нельзя не работать, не воруют, потому что не понимают, что такое воровство и зачем оно нужно. И никакого начальства, все идет само собой. А он-то, дурак, в поисках какой-то там свободы таскается из одного мира в другой, из одного тела в следующее, а она вот она, свобода! Но неужели, черт возьми, все так легко? Легко и глупо…

Он остановился и, широко размахнувшись, закинул остатки хлебного батона далеко в воду. И тут… до него дошло!

Развернувшись, он почти бегом бросился обратно в гостиницу. Только бы успеть. Эх, Синг, Синг…

Придя вечером с работы, Синг обнаружил на столе записку. Написано было неровно, словно второпях. А в самом конце надпись как-то странно обрывалась:

Бедный Синг, это как шахматы!

Шахматы без черных фигур и клеток. У вас просто нет выбора. И точки опоры тоже нет… Понимаешь?! Едва ли. Мне тебя жаль. Чисто по-человечески жаль, ты хороший парень…

Дальше шла неровная загогулина, от последнего слова к нижнему правому углу страницы.

– Что же это такое? – Синг недоуменно повертел листок в руках и уставился на неподвижное тело в углу. – Что ты имеешь в виду?

Ему никто не ответил…

…Первым из кабинета вылетел Балабанов. Красный, с перекошенным лицом, он пробежал через приемную и скрылся за портьерой. Следом за ним показался Навуфеев.

– Всё, – пискнул он, – подаю рапорт…

И, ни на кого не глядя, нырнул в ту же щель, что и Балабанов.

Ожидающие переглянулись, но никто не проронил ни слова. В наступившей тишине прогремел голос командора, усиленный в несколько раз мощным репродуктором, прикрепленным над дверью:

– Следующий!

Сергей поднялся.

– Ни пуха, – пихнул его в бок Степанцов и тут же опустил глаза, словно и не говорил ничего.

Сергей откашлялся, переложил папку в левую руку и, тряхнув головой, решительно шагнул внутрь. Кабинет оказался гораздо больших размеров, чем это можно было предположить. По правую сторону тянулись книжные стеллажи, слева – три огромных окна, полуприкрытых бронированными жалюзи. Командор восседал за большим Т-образным столом, выглядывая из-за него, словно солдат из окопа. За спиной у него помещался государственный флаг, а рядом, под стеклянным колпаком, лежало что-то очень похожее на старую фронтовую каску.

– Садитесь, – хмуро предложил он.

Командор оказался сухим и сморщенным. Совсем не таким, каким его изображали плакаты на улицах и картины в казармах.

– Благодарю вас. – Сергей кивнул, пересек комнату и уселся на предложенный ему стул.

Несколько минут помолчали. Сергей с нескрываемым любопытством рассматривал командора, а тот, насупившись и барабаня по столу пальцами, изучал какие-то документы.

– Ну, – сказал он наконец, откладывая бумаги в сторону и удостаивая своего собеседника взглядом, – с чем вы ко мне? Только быстрее, коротко и по существу.

– Коротко и по существу, – согласился Сергей. – Лейтенант Кононов. Коричневый легион. Цель моего визита мне неизвестна. Направлен распорядителем третьего корпуса, капитаном Бронксом. – Он встал, щелкнул каблуками и уселся на место. – Жду ваших распоряжений.

– Бронксом, Бронксом… – словно что-то припоминая, повторил командор. – Это тот, что… Ах да!

Он кивнул. Выбравшись из-за стола, подковылял к окну.

«Э-э, – отметил про себя Сергей, – да это же совсем старик! И ничего в нем нет героического, ничего грозного. Ну и дела…»

– Значит, вы тот самый лейтенант, чья рота штурмовала Пегрон и кто собственноручно захватил в плен генерала Уэшбера?

– Так точно!

Сергей снова вскочил, по-удалецки щелкая каблуками.

– Да вы сидите, сидите, – очень даже миролюбиво сказал командор, – не на плацу.

Сергей покорно опустился на место. Помолчали еще немного.

– И это вы, насколько мне известно, так нагло высказывали свои измышления о свободе личности в присутствии командующего третьим округом майора Зверева и ефрейтора Халупы?

– Виноват?.. – Сергей изобразил на лице недоумение.

– Да вы не прикидывайтесь, мне известен весь ваш разговор до последнего слова. – Командор развернулся, буравя Сергея пристальным взглядом. Вернувшись обратно за стол, он достал папиросу. – Впрочем, к делу это не относится. Я вызвал вас совсем по другому поводу.

Он закурил, откинулся на спинку кресла и некоторое время молча наблюдал за тоненькой вертлявой голубой струйкой.

«Кажется, влип, – подумал Сергей, – теперь-то точно турнут меня на передовую. На этот раз не отмажешься».

– При штурме Пегрона вы проявили верх героизма и зарекомендовали себя самым наилучшим образом. Хотя, с другой стороны… Эти ваши разговорчики… – Он прищурился и, скривив губы, покачал головой. – Впрочем, учитывая ваши боевые заслуги, вашу верность присяге и неукоснительное соблюдение устава, я, несмотря ни на что, – он особенно выделил эту фразу, – решил перевести вас из действующей армии и включить в число солдат, занимающихся патрулированием Белого Павильона…

У Сергея отлегло от сердца. «Господи, боже ты мой, – подумал он, – ну и напугал же ты меня, старый пердун».

– Приказ о вашем переводе и зачислении в штат охранного корпуса уже готов. С завтрашнего утра вы поступаете под непосредственное командование капитана Трухина.

– Служу! Великому!! Легиону!!! – проорал Сергей, вскакивая и вытягиваясь по струнке. – Разрешите идти?

– Идите, – снисходительно хмыкнул командор.

Сергей подхватил свою папку и торжественным шагом, как предписывал в подобных случаях «Кодекс Чести», направился к выходу. «Ах ты, старая скотина, – ликовал внутри него кто-то, – что же ты мне с самого-то начала мозги канифолил?!»

– Да, и еще, – окликнул его командор, когда Сергей уже почти схватился за дверную ручку. – Запомните хорошенько, это возвращаясь к вашим измышлизмам по поводу свободы… Свободен может быть лишь тот, в чьих руках сосредоточена сила. А сила в данном случае находится у меня. Я надеюсь, вы меня правильно поняли, офицер?

– Так точно, – кивнул Сергей и поспешил выйти из кабинета.

Он надеялся, что командор не успел заметить перемену, происшедшую в выражении его лица.

– О-хо-хо… – пробормотал он в приемной, бегом устремляясь к выходу.

Ему совсем не хотелось встречаться в эту минуту взглядом со Степанцовым.

Ночью в казарме он долго не мог заснуть. С одной стороны, как будто все обошлось, но с другой… Вечером разнесся слух, что ефрейтор Халупа разжалован и отправлен рядовым в заградительный батальон. Что приключилось со Зверевым, Сергей не знал, но смутно догадывался. Разговор с командором не давал ему покоя. Он ворочался с боку на бок. Зачисление в патрульный отряд, конечно, престижно, однако… Командор совершенно ясно и недвусмысленно давал понять, что еще хотя бы одна провинность, еще хотя бы одно неосторожное слово, и… Ладно, если просто разжалуют, как Халупу, а что, если нет?..

«…Свободен тот, в чьих руках сосредоточена сила…»

Сергей откинул одеяло и сел, поставив ноги на холодный пол. Вот сволочь! Да ведь эта старая дряблая задница на полном серьезе считает себя Господом Богом, которому все дозволено и все подвластно. Сергею вспомнились еще одни слова, сказанные гораздо раньше, когда Великий Легион только начинал свое триумфальное шествие: «…один Я имею право решать, какой народ будет существовать на свете, а какой должен быть истреблен!..»

«Ну уж нет, – он принялся одеваться, – на этот раз ты задел мое самое больное место. Значит, ты сильный, ты свободный, а мы так… Ну, погоди, я тебе покажу, какой ты сильный!..»

Когда в казармах протрубили подъем, Сергей был в полном обмундировании и находился все в той же приемной. Примерно через час щелкнул дверной замок, а черный громкоговоритель над дверью прохрипел: «Войдите». Твердым шагом Сергей вошел в кабинет.

Сначала командор даже не взглянул на него, но когда он представился, тот удивленно вскинул брови:

– Вы? Хм… и что же вам нужно?

По лицу его скользнула легкая тень.

– Донесение от капитана Трухина.

Командор изобразил кислую улыбку. Щелкнув каблуками, Сергей подошел к столу.

– Впрочем, к делу это не относится, – продолжил он уже совсем другим голосом. – Как один из ваших охранников, с сегодняшнего утра я не подлежу ни личному обыску, ни сдаче оружия, поднимаясь в ваш кабинет. Спасибо.

Одним движением смахнув здоровенную стопку бумаги, он уселся прямо на командорский стол.

– Что-о?!! – взревел командор, не веря собственным глазам. – Да ты понимаешь, что я с тобой сделаю?!

– Понимаю. – Сергей поставил перед ним ручную гранату. – А вот объяснительная. – И положил рядом металлическое колечко.

На мгновение командор застыл, словно бы отказываясь верить в реальность происходящего, затем сипло завизжал и попытался нырнуть куда-то вниз.

– Ну, – спросил Сергей, вытаскивая его за шиворот обратно и брякая лицом о крышку стола рядом с шипящей и дымящейся гранатой, – что ты теперь скажешь? Свобода есть сила, или…

Договорить ему не дали. Последнее, что он увидел, это распахнувшуюся дверь и вбегающего в кабинет майора с тремя вооруженными пехотинцами. Затем сработал детонатор…

…Они сидели на холме, потягивая холодное пиво. Рабочий день закончился, Котлован остался внизу. Пришло время отдохнуть и расслабиться.

– Устал я от всего этого, – сказал Сергей. – Честное слово, хоть в петлю лезь. Только и это не поможет. Лимит, брат, лимит.

– Ты о чем? – поинтересовался Степан Игнатьевич, открывая вторую банку. – Про работу или так, об этих своих… «пертурбациях»?

Он хихикнул, довольный, что сумел ввернуть забавное словечко.

– Да обо всем, Игнатьич. И о том и об этом. Тошно мне, понимаешь? Тошно. Свободы хочу, а свободы нету. Ни там, ни тут, нигде!

– Постой, – Степан Игнатьевич отхлебнул и, сладко зажмурившись, почмокал губами, – а чем тебе у нас-то плохо? Кто здесь тебя ущемляет? Командира над тобой никакого нет, на мнения твои тоже никто посягать не собирается. Права у всех одинаковые. Чем не свобода? Не согласен ты с чем-то, не устраивает тебя что-то, так говори об этом открыто. Борись, отстаивай свою точку зрения. Правительство-то выбираем мы, а значит, от нас все и зависит. Разве не так?

Он сделал еще один большой глоток и удовлетворенно хмыкнул.

– Нет, Игнатьич, не так. Кто это «мы»? Ты, я?.. То, что решается у вас здесь всё при помощи референдума, так это еще далеко не свобода, понимаешь? Взять хотя бы этот проклятущий Котлован. Тридцать процентов проголосовали против, десять вообще на голосование не явились, ну и что с того? А работают все! Большинство решило, и точка. Большинство всегда право. Безличное большинство – распорядитель, а ты, жалкий индивид, никто. Козявка! Хочешь жить, подчиняйся большинству, а не хочешь подчиняться, оно тебя заставит. Растопчет, выкинет вон! – Сергей встал. Смяв пустую жестянку, он размахнулся и швырнул ее далеко вниз. – Да и это не все. Большинство само по себе ничего не решает. Оно только выбирает тех, кто им будет командовать, кто станет составлять законы, следить за их исполнением. А откуда простому смертному знать, за кого он голосует, кого выбирает на эту должность?

– Но как же, – Степан Игнатьевич развел руками, – а телевизор, а газеты? Вот оно всё, на виду!

– Дураки на виду, – буркнул Сергей, – а хитрые и пронырливые прекрасно понимают, что спекулировать на страстях и нуждах не так-то сложно. Тем более когда под рукой находится такой мощный инструмент, как СМИ («Средство Манипулирования Идиотами»)… Нет, – сказал он, немного помолчав, – даже е сли бы у вас все решало большинство, то и тогда ваша система была бы системой диктата. Диктата большинства. Ну, а уж то, что у вас здесь сейчас творится… Нет, Игнатьич, это не свобода. Это я даже не знаю, как и назвать.

Махнув рукой, он полез в карман за сигаретами.

– Трепач ты, Серёга. Самый натуральный трепач. Несешь какую-то ахинею, а конкретного ничего предложить не можешь. Тоже мне, личность нашлась. Мнение большинства его не устраивает. В лес вон тогда иди, в берлогу. Индивид… – Он презрительно сплюнул в траву. – Думаешь, наверное, ты умнее всех, да? А мы так, дурни темные. Пеньки с глазами!

– Эх, Игнатьич, Игнатьич, в том-то и беда, что именно вы являетесь большинством. Вот такие, как ты сам выразился, пеньки с глазами и являются основной массой, мнение которой всегда перевешивает. Быдломассой, мнением которой манипулируют те, кто реально захватил власть.

– Да иди ты!.. – надулся Степан Игнатьевич.

– Ладно, не обижайся. – Сергей тихонько пихнул его в бок. – Я же это не про тебя.

Вечером, ближе к полуночи, в дверь к нему позвонили. Прямо как был, с мокрой головой и намыленным подбородком, накинув на голое тело один только халат, он побежал открывать. Интересно, кого это принесло на ночь глядя?

– Кто там? – спросил он через запертую железную дверь.

– Полиция, – ответил незнакомый мужской голос. – Гражданин Кононов здесь проживает?

– Здесь, здесь… – бурчал Сергей, открывая замок.

А дальше все пошло кувырком. В лоб ему залепили чем-то обворожительным, скорее всего резиновой дубинкой, и на некоторое время он потерял сознание, а когда очнулся, то обнаружил, что скручен по рукам и ногам, да еще и обмотан каким-то тряпьем. Двое, а может, и трое волокли его вниз по лестнице. Он было задергался и попробовал кричать, но тут же получил по ребрам и решил, что лучше не сопротивляться. Ориентироваться теперь он мог только по звукам.

Его выволокли из подъезда. Хлопнула дверца машины, и кто-то поинтересовался:

– Он?

– Ну а я откуда знаю! – ответил тот самый голос, который спрашивал через дверь. – Наверное, он, больше там никого.

Было ясно, что говорившие слегка нервничают.

– Давайте быстрее, – скомандовал первый.

Его забросили в машину, очевидно медицинский фургон, и сразу же машина сорвалась с места. «Хорошо еще, что не в багажник, – подумал Сергей, – вот было бы весело». Впрочем, весело оказалось и здесь. Водитель гнал изо всех сил, на поворотах машину заносило, и Сергей несколько раз сильно ударился головой о какую-то железяку. В голове, еще не успевшей прийти в себя от знакомства с дубинкой, загудело так, что на некоторое время он перестал слышать даже шум мотора.

Когда выехали на улицы с оживленным движением, скорость немного сбавили. Несколько раз останавливались на светофоре, и в такие минуты чья-то нога аккуратно придавливала Сергею шею.

«Нет, – пытался соображать он, – эти ребята явно не из полиции. Кто же тогда, черт побери? Может, похищение? Но с какой целью? Денег у меня все равно нет, платить выкуп за меня некому… А может, сектанты? Сатанисты или кто-нибудь в этом роде. Им понадобилась человеческая жертва, и они… Нет, слишком сложно. Да и наплевать бы им тогда было, кого и откуда брать. А эти же ясно спросили: „Кононов?“ Впрочем, моя фамилия написана на табличке. Нет, для сатанистов все равно слишком нагло…»

При выезде из города машину остановил патруль. Так, по крайней мере, решил Сергей. Он почувствовал, как на горло ему наступила все та же нога, а к затылку что-то приставили – должно быть, пистолет.

– Всё в порядке, можете ехать, – донесся приглушенный голос.

Машина тронулась, нога и пистолет исчезли. «Вот тебе и правовое государство, – усмехнулся Сергей. – У всех на глазах из собственной квартиры похищают человека, а они… Впрочем, что они могут сделать? Хм… вот вам еще один взгляд „на данную тему“. Взгляд, так сказать, изнутри…»

Как долго и в каком направлении они ехали, Сергей не знал. Машину так трясло и подбрасывало, что очень скоро он стукнулся головой все об ту же проклятущую железяку достаточно сильно для того, чтобы на неопределенный срок прервать цепь своих философских рассуждений.

Когда он очнулся, веревки и тряпки с него уже сняли. Машина, действительно фургон, только не медицинский, а телевизионной службы, стояла на обочине дороги. Одна из задних дверей оказалась открыта, и Сергей заметил, что в свете другой, кажется, легковой машины стоял человек в светлом плаще и о чем-то разговаривал с парнем в спортивном костюме.

«Наверное, они ехали следом», – решил Сергей. В следующее мгновение его схватили за шиворот и, стукнув по шее, швырнули вперед. Вторую дверцу он открыл собственным лбом и, вылетев наружу, шлепнулся на песок.

– Ну? – спросил человек в плаще.

Теперь он стоял, повернувшись к Сергею, однако лица его по-прежнему не было видно.

– Вот он, – ответил кто-то – кажется, один из похитителей.

Сергея рывком поставили на ноги и, взяв за волосы, приподняли ему голову, которая сама по себе уже не держалась и стремилась все время упасть на грудь. «Ну и видок у меня, должно быть», – подумал он.

– Кто это? – брезгливо спросил человек в плаще.

– Как кто? – недоуменно ответили сзади. – Тот, кого заказывали.

– Я не знаю этого ублюдка! Кого вы ко мне притащили?! – завизжал, выходя из себя, человек в плаще. – Вы что, издеваетесь надо мной? Рыжий!

– То есть как это? Степная семь, квартира…

– Луговая семь, идиоты! Луговая… Рыжий!! (…невнятное бормотание…)

– Рыжий! – Человек в плаще указал подошедшему к нему парню на Сергея (вернее, на того, кто его держал). – Поедешь с этими и сам все устроишь. Понял?

– Будет сделано, – с готовностью ответил Рыжий.

– А с ним что? – растерянно спросили сзади и Сергея снова встряхнули.

– А вот это уже не мои проблемы! – раздраженно ответил человек в плаще. – Можете домой отпустить, а можете и до участка подбросить. Чтобы он вас, идиотов, там прямо и сдал.

Он развернулся и зашагал прочь.

– Вадик, а ведь это все ты… – наставительно начал кто-то.

Сергея снова стукнули по затылку, и что происходило дальше, он уже не слышал…

…– Смысл, собственно говоря, в том и заключается, что во всем этом нет никакого смысла, – трещал без умолку Макс. – Проповедовать мы ничего не проповедуем, морали у нас никакой нет. В этом и состоит наша свобода.

– В отсутствии морали? – не понял Сергей.

– Нет, в отрицании общепринятой, ханжеской морали. Что такое мораль? Это предубеждение, искусственно воздвигнутое ограничение. Глупый стереотип, догма. Наша цель – разрушить это бесполезное, давно утратившее всякий смысл строение. И начинаем мы, в отличие от некоторых, с себя. Таких, как я, не так уж и много, но и не сказать чтобы слишком мало. В общем, достаточно. Возможно, глядя на нас, люди наконец задумаются над тем, что они из себя представляют. Мы для них являемся как бы напоминанием, свежей струей воздуха в затхлом помещении.

– А в Котлован работать вы тоже не ходите?

– Нет, – Макс засмеялся, – насчет Котлована это уж как кому повезет. Сумел отвертеться – хорошо, ну а нет… Впрочем, убытку там от таких работников гораздо больше, чем пользы. Стоп! Пришли.

Посреди пустыря, поросшего беленóй и редким репейником, горел небольшой костерок. Возле костра, прямо на кучах шлака, сидели несколько человек. Парень в кожаной, утыканной клепками куртке бренчал на гитаре. Двое других его слушали. Тут же обнималась малолетняя парочка. Еще трое или четверо сидели в тени по другую сторону костра и негромко разговаривали.

– Привет. – Макс по очереди поздоровался со всеми и тоже уселся на землю. – Что-то нас сегодня маловато, – сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь.

– Дык пасмурно… – вяло констатировали справа.

На Сергея никто не обратил внимания. Он притулился чуть поодаль и стал наблюдать. Лохматые прически, довольно развязные манеры. Явное злоупотребление пирсингом и портвейном. На некоторых вместо нормальной обуви были надеты роликовые коньки, и как они умудрялись передвигаться на них по этому пустырю – было не очень-то понятно.

– Я вот вчера с Попугаичем на Котловане был, – растягивая слова, произнес тот же вялый голос. – Народищу-у… тьма!

– Ну и как они там? – поинтересовался кто-то.

– Шевелятся…

Продолжительная пауза.

– А про Лопнутого слыхали? – (с некоторым воодушевлением).

– Говорят, его в Части забирают.

– Да ну? – (вяло и без особого интереса).

– Подруга сказала.

– Да ла-адно!.. – (очень пренебрежительно).

Снова тишина, бряньканье гитары и воркование за кустом.

– Гундяй… Гундя-ай!

– Чего тебе?

– Дай закурить.

– Отсоси у Макса.

Дружный хохот. Несложная операция по передаче сигареты с одной стороны костра на другую, затем прежняя полудрема.

Сергей еще некоторое время прислушивался к разговору, но вскоре тоже впал в какую-то прострацию. Поначалу эти молодые люди, противопоставляющие себя всем и вся, заинтересовали его. Было в них что-то такое… Какая-то особенная легкость, что ли? Непринужденность… Впрочем, это еще далеко не независимость.

Они часто разговаривали на эту тему с Максом, но чем дальше, тем больше Сергей убеждался, что всё их пренебрежение к жизни, вся их внешняя раскованность, вычурность не более чем камуфляж. Защитная реакция организма на внешние раздражители, средство не умереть со скуки. Никакими идеями, никакой принципиальностью, никакой свободой(!) здесь и не пахло. Стиль жизни, не более того. Желание выделиться, показать свою индивидуальность…

Нет, свобода – это совсем другое. Свобода – это то, что тебя ни к чему не обязывает, благодаря чему ты оказываешься независимым не только (и не столько…) от внешних факторов, но и от внутренних, от самого себя. Что ж, отрицание морали – дело забавное, но такое ли уж необходимое? Вернее, нужно ли для этого противопоставлять себя кому-то, подчеркивать свою неординарность, особенность? Нет, до свободы тут еще далеко. Свободой тут даже и не пахнет. Это совсем из другой оперы…

Сергеем овладело отчаяние. По-прежнему бренчала гитара, по-прежнему вялые и словно уставшие от жизни голоса без всякого интереса обсуждали банальные и никому не нужные вещи, по-прежнему вздыхали и охали за кустом.

– Эй, поцеры! – Он приподнялся и (…поканали на дебаркадер!..) вытащил из заднего кармана револьвер. Шестизарядный «Смит & Вессон» тридцать пятого года, подаренный ему не так давно старым приятелем, Сашкой Тагесом, безумно любившим такие вещицы и, что говорится, знавшим в них толк. – Может, сыграем? Вам не надоела еще эта тягомотина?

Гитара смолкла, несколько пар удивленных глаз уставились на него. Сергей крутанул барабан, вытряхнул на ладонь все шесть патронов и, выбрав один, загнал его обратно.

– Посмотрим, кто у нас тут самый везучий, а? – Не глядя провернув барабан несколько раз, он предложил оружие одному из парней: – На, покажи, на что ты способен.

Парень инстинктивно протянул к револьверу руку, но тут же отдернул ее обратно:

– Ты чё, чувак! Совсем крыша поехала?

– Может, ты? – Сергей предложил револьвер другому.

– Макс, ты кого это привел?

– Что, кишка тонка? – Сергей взвел курок. – Страшно, да?

Он резким движением приставил ствол к виску и нажал на спусковой крючок. Толпа охнула, однако выстрела не последовало. Сергей рассмеялся.

– Вот видишь, – сказал он, обращаясь к Максу, – мне не повезло. Может, ты?

Макс отрицательно покачал головой.

– Что?! Тоже струхнул? – Сергей снова нажал на спуск.

– Вот черт, не мой сегодня день!

Он с остервенением сделал еще три попытки подряд, но и на этот раз револьвер молчал, упорно не желая вступать со своим хозяином в осмысленный диалог. Несколько человек сорвались с мест и бросились врассыпную.

– Ну надо же, – произнес Сергей, нажимая на спуск в шестой раз, – а говорят, дуракам должно везти…

…Он долго находился в темноте, безмолвии и невесомости. Он сознавал свое «Я», сознавал, что существует, но ничего не мог предпринять.

…непроявленность…

Он одновременно и был, и не был. Вернее, он – был, а ни вокруг него, ни внутри ничего не было. Ничего! Не было даже мыслей. Время сделалось холодным и неподвижным…

…Первым начал возвращаться слух. Негромкое жужжание, странный шелест и то ли завывание ветра, то ли отдаленный плеск волн. Потом он почувствовал, как ноги его коснулись чего-то твердого. Возвратилась привычная тяжесть, однако теперь она оказалась намного меньше обычного. В голове засуетились мысли, а перед глазами замелькали разноцветные огоньки. Темнота немного рассеялась, и он обнаружил, что находится посреди громадного зала. Площадку, на которой он стоял, со всех сторон обступали колонны. Последним вернулось ощущение своей Истинной Личности.

– Приветствую тебя, Живая Искра, – услышал он за своей спиной насмешливый голос.

Бахур обернулся. На него смотрел проводник. В поношенном пестром балахоне, он стоял, привалившись спиной к одной из колонн, и небрежно поигрывал кадуцеем.

– Кокаб?! – Бахур не верил собственным глазам.

– Да-да. – Проводник отклеился от колонны и, все так же поигрывая кадуцеем, стал приближаться. – Твой персональный психопомп. Ты действительно здесь, можешь не сомневаться и не удивляться этому.

Двигался он не по прямой, а описывая вокруг Бахура концентрические круги, с каждым разом подбираясь все ближе и ближе.

– Но почему? – Бахур поворачивался, стоя на месте, стараясь все время следовать за проводником взглядом.

– Вопросы не сюда, я здесь всего лишь проводник. – Кокаб наконец закончил свою спираль, остановился прямо перед Бахуром и дотронулся до его лба и груди жезлом. – Пошли, я провожу тебя к лодочнику.

Долго петляли среди колонн, потом поднимались по каким-то ступеням. Блуждали по каменному Лабиринту. Затем снова оказались среди колонн и снова поднимались по лестнице.

– Я веду тебя кратчайшим путем, – пояснил Кокаб.

– Что же все-таки случилось? – продолжал допытываться Бахур, не на шутку обеспокоенный происходящим. – Можешь ты хотя бы намекнуть?

– Ты начал слишком злоупотреблять знанием Вечного, – нехотя ответил Кокаб.

– Самоубийства?!

– Да. Последнее было уже седьмым среди такого сравнительно небольшого количества воплощений.

– Но мной овладело отчаяние! – воскликнул Бахур. – Ведь там нигде нет того, что я искал. Я… я просто хотел ускорить этот процесс!

– Вот-вот, об этом я и говорю. Воображаю, насколько бы нам прибавилось работы, если бы каждый мог сохранять память о своих предыдущих инкарнациях и не боялся бы неизвестности Смерти.

– Но ведь мне было дано Право!

– Да, и посмотри, как ты его использовал. Тебе была оставлена память, но ты мог бы и сам кое о чем догадаться. Есть вещи, управление которыми возложено на других, понимаешь?.. – Кокаб вдруг спохватился и замолчал. – Если тебе так важно обо всем знать, – добавил он, – спроси у Него сам. Я здесь всего лишь проводник.

– А я думал, ты мне друг, – с сожалением произнес Бахур.

– Здесь нет ни друзей, ни врагов, – бесстрастно парировал проводник, – по крайней мере, для нас.

Очень скоро вышли к реке. Лодочник оказался на месте. Он дремал, облокотившись на шест и, кажется, очень обрадовался, когда увидел Кокаба.

– А, вечно юный хвастун! – воскликнул он, протирая глаза и потягиваясь. – Ну и как твоя песня? Я слышал, ты застрял на двадцать пятом куплете и дальше ни с места.

Очевидно, речь шла о каком-то давешнем споре. На Бахура лодочник даже не взглянул.

– Вот, – сказал Кокаб, передавая Бахуру маленький круглый медальон с изображением скарабея. – Отдашь ему в качестве платы.

– Как, а разве ты со мной не пойдешь?

– Нет. – Кокаб усмехнулся и кивнул на лодочника. – Дальше тебя повезет он.

– Куда направляемся? – спросил лодочник.

– За мудростью, – буркнул Бахур, забираясь в лодку.

Он швырнул медальон на доску, отвернулся и замолчал. Очень, очень ему не понравился такой прием.

– Что ж, – пробормотал лодочник, поднимая и осматривая золотой кругляш, – это как раз то, что мне надо.

– До скорого, хвастун, – кивнул он Кокабу, отталкиваясь шестом от берега. – Надеюсь, на тебя снизойдет вдохновение, и ты порадуешь нас новой песней.

– Не сомневайся в этом, Харон, – крикнул с берега проводник, – очень скоро ты сам сможешь услышать и по достоинству оценить всю ее красоту.

Плыли довольно долго, и за весь путь не было сказано ни единого слова. Лодочник откровенно игнорировал своего пассажира, а Бахуру было о чем подумать и без разговоров. Очнулся от забытья он только тогда, когда лодка зашуршала по дну и уткнулась носом в деревянную пристань с большой красной цифрой 2 и каким-то полустершимся словом (отчетливо разобрать можно было только две первые буквы:).

– Приехали, – объявил лодочник.

Бахур выпрыгнул на берег.

Обитель, как и в прошлый раз, оказалась пуста. Он обошел всю нижнюю террасу, поднялся в верхний сад и только когда пересек ручей и очутился в долине Кетер, увидел того, кого искал. Поляна, на которой стоял Всезнающий, производя руками какие-то странные манипуляции, была окружена кольцом из двенадцати молодых сосен. Бахур осторожно приблизился к ней, но шагнуть за запретную черту не решился.

– Приветствую Тебя, великий Элла, – сказал он, склоняя голову и опускаясь на одно колено.

Всезнающий ответил не сразу. Он медленно подошел к Бахуру, тронул его за плечо и знаком велел подняться на ноги.

– Ты знаешь, почему Я был вынужден приостановить тебя? – спросил он после недолгого раздумья.

Бахур кивнул.

– Твои поиски начали тебя тяготить. Семьдесят девять воплощений… Исро, – негромко сказал Он неизвестно откуда появившемуся «человеку», как две капли воды похожему на Него самого, – останься вместо Меня. – А затем, снова повернувшись к Бахуру, добавил: – Неужели устал?

– Ты прав, великий Элла, – ответил Бахур.

Они не спеша спускались с холма.

– Я действительно узнал более чем достаточно. Пожалуй, с меня довольно. Я знаю, быть Твоим избранником – величайшая из наград, но прошу Тебя, Элла, избавь меня от этой тяжести.

– Если Я правильно понял, ты хочешь сказать, что не нашел на земле и тени свободы?

– Да, Всезнающий! В той или иной мере, но человек постоянно находится в зависимости от того, что его окружает (будь то социальное окружение или же окружающая среда). Он зависим от созданных Тобою законов, всеобъемлющих и неизменных. Наконец, он зависим от самого себя, от своих мыслей, желаний, импульсивных побуждений и врожденных инстинктов. Уже одно то, что бессмертный дух его заключен в тленную телесную форму, является величайшим проявлением несвободы. К чему продолжать мои поиски? Я сдаюсь.

– Не спеши. – Элла снисходительно улыбнулся. – То, что Я призвал тебя, еще не означает того, что Я решил пресечь твои изыскания. Просто, обладая свободной памятью, ты стал пренебрегать основными законами реинкарнации. Но не спеши и подумай: может быть, ты что-то упустил из виду?

– Нет, Всезнающий, на этот раз я прошу Тебя оказать мне милость. Я действительно устал и действительно мечтаю об отдыхе. Свободы для человека не существует, теперь я знаю это совершенно точно. Человек – раб по своей сути.

– Человек создан по Моему образу и подобию!

– Он подобен Тебе, но не равен.

Некоторое время шли молча. Долина Кетер осталась позади, тропинка вывела к Озеру.

– В большинстве миров, где ты успел побывать, – заговорил Элла, задумчиво глядя на воду, – Я оставил людям возможность творить зло. Не это ли одно из проявлений свободы? Человек свободен выбирать.

– Нет. – Бахур отвел глаза в сторону и покачал головой. Ему почему-то вспомнился Синг. Маленький несчастный Синг. – Какая же это свобода? Прости меня, Всезнающий, но когда Отец дает Сыну два яблока и говорит ему, что если он съест горькое, то его ожидает награда, если же дерзнет прикоснуться к сладкому, то будет наказан, не лишает ли он его тем самым свободы выбора и не ставит ли в поистине ужасное положение? Свобода – это прежде всего беспристрастность…

Он не договорил. Элла вдруг разразился хохотом, от которого по спине у Бахура поползли мурашки. «Всё, – подумал он, – сейчас Он меня изничтожит. Доболтался!»

– Ты напрасно боишься, Я никогда никого не наказываю. Это делают за Меня все те же законы, зависимости от которых ты так страшишься. – Элла перестал смеяться, но на лице его продолжала играть улыбка. – А если быть еще более точным, то наказание себе определяет каждый сам. И «наказание» это служит единственной цели – преодолению заблуждения. – Он усмехнулся. – То, что ты рассказал, это прекрасная притча. Вернее, забавный анекдот. Однако дело в том, что Отец Сыну ничего не давал. Это Жена стащила у Отца со стола и отдала Мужу. По крайней мере, так написано в ваших книгах.

Бахур удивленно молчал.

– И все же ты кое-чему научился, – продолжал Элла. – Не многому, конечно, совсем не многому – ты даже не понял, что никаких «яблок» вообще нет, что это всего-навсего иллюзия, порожденная больным человеческим воображением, – но, если отставить шутки в сторону, Я думаю, ты находишься на верном пути. Так значит, ты утверждаешь, что свобода – понятие относительное?

– Да, Всезнающий. На земле свободой зовется умение использовать свою несвободу в собственных целях. Нет, поиски мои кончены. Прошу Тебя, Элла, избавь меня от дальнейшего нисхождения вниз. Мне нужен отдых.

Элла задумался. Озеро, возле которого они стояли, было выложено мерцающим черным камнем, и Бахур, усевшись с самого краю, опустил ноги в воду. Всезнающего он не боялся. Да и с чего мы взяли, что Его нужно бояться? Его можно любить или ненавидеть, Ему можно преданно служить или же отрицать Его объективное бытие, однако бояться…

«Какой же я был дурак! – подумал Бахур и рассмеялся. – Это все лодочник с проводником, они меня так настроили».

– Хорошо, – заговорил наконец Элла, – если ты не желаешь продолжать поиски и хочешь покоя, Я думаю, ты его заслужил. Выбирай место.

Он сел на камень рядом с Бахуром и так же, как он, опустил ноги в прохладную воду. Похлопал его по плечу, улыбнулся. Они были равны.

– Долина Иахо, – выговорил тот и почувствовал, как подскочило его сердце. – Если возможно, я бы хотел попасть в священную долину Иахо.

– Что ж, Иахо так Иахо. Почему бы и нет?

– Благодарю Тебя, Элла. – Он сдержанно поклонился.

– Времени тебе будет определено до следующего Великого Дня. Однако если ты передумаешь и снова захочешь продолжить поиски, Я буду этому очень рад. Поверь Мне, рано или поздно, но это должно произойти. Ты что-то упустил из виду и должен начать все сначала.

– Еще раз благодарю Тебя, Всезнающий, – Бахур снова поклонился, – но я твердо уверен, что миссия моя закончена. Нисхождение в материю? Нет, для меня найдется дело и здесь!

Элла хитро прищурился.

– Ну, что ж, – загадочно пробормотал он, – не буду оказывать на тебя давление. Решай сам…

…Забежав за угол, Сергей бросил сумку прямо на землю и, согнувшись пополам, жадно принялся хватать ртом воздух. Сорвав с шеи галстук, он скомкал его и засунул в карман пиджака. «Кажется, оторвался! – подумал он, с опаской поглядывая на противоположную сторону улицы. – Если нет, то мне крышка. Дальше бежать все равно нету сил». Сердце стучало, как неисправный мотор. Достав из пузырька таблетку, Сергей засунул ее под язык.

– Кажется, оторвался…

Немного отдышавшись, он схватил сумку, большой сиреневый баул, и быстрым шагом направился в сторону автобусной остановки. Ну, и куда теперь? Вот бы знать! О том, чтобы возвратиться домой, не могло быть и речи. Там его, без сомнения, уже давно поджидают. На дачу тоже рискованно. Вот если только к Ольге… Нет! Он резко изменил направление и, пробежав под аркой, углубился в лабиринты дворов. К Ольге нельзя. Если с ней что-то случится, он себе этого не простит всю оставшуюся жизнь.

Оставшуюся жизнь?.. Внутри него кто-то злобно захихикал.

Поймав около гастронома такси и сунув водителю две скомканные бумажки, Сергей коротко кинул:

– В аэропорт!

Хотя, почему именно в аэропорт, он и сам не знал. Наверное, потому, что больше было некуда. Оставаться в городе бессмысленно и в некотором роде даже опасно. В аэропорту на них, конечно, тоже можно нарваться, однако маловероятно, чтобы за такой короткий промежуток времени они были в состоянии разослать людей по аэропортам и вокзалам. Не тот размах.

Откинувшись на спинку сиденья, он перевел дух и почувствовал себя в относительной безопасности. Приоткрыв на сумке молнию, Сергей с удовлетворением посмотрел на толстые зеленоватые пачки, уютно пристроившиеся одна к другой, и на какое-то мгновение даже воспрянул духом. Сколько же тут? Миллионов семь-восемь, не меньше. Господи, да с такими бабками он горы может свернуть! Вот она власть, вот она сила, вот она… свобода!.. Главное, уйти подальше, а там мы еще посмотрим, кто от кого будет бегать.

В аэропорту он купил билет на первый же попавшийся рейс, а оставшееся до вылета время решил употребить на то, чтобы связаться с Басурмановым и дать ему кое-какие инструкции.

– Серёга, ты?! – удивились на том конце провода. – А как же…

– Тихо, – перебил Сергей, – у меня очень мало времени.

– Но погоди, откуда ты звонишь? Ты знаешь, что они тебя ищут?..

– Тихо, я тебе говорю! Молчи и слушай. – Он с опаской огляделся по сторонам и шепотом засипел в трубку: – Передай Вовке, что все необходимые документы лежат у меня в сейфе. Код – номер моей регистрационной карты. Он знает. Что надо делать, думаю, сообразите сами. Деньги у меня, вернусь через неделю-другую.

– Погоди, – заволновался Басурманов, и даже по голосу было ясно, как ему стало не по себе. – А что, если они на нас выйдут? Ты с ума сошел! Надо срочно…

– Никто на вас не выйдет. Документы в сейфе, код от сейфа на моей карте. Всё! Вызывайте оркестр, готовьте шампанское.

– Что ты задумал?

– Лучше тебе этого не знать.

– А если…

– Передай Вовке все, что я тебе велел, но лишнего не болтай.

И, не дожидаясь ответа, Сергей повесил трубку.

Когда самолет набрал высоту и город остался внизу, Сергей уже спал. С наслаждением вытянувшись в мягком кресле, убаюканный мерным гулом турбин, он совсем забыл о погоне и видел во сне то, как он вернется назад, как станет наконец президентом фирмы. А Вовка с Басурмановым… Что ж, на них можно положиться. Главное, что деньги теперь у него. А деньги, как известно, решают всё. Деньги – это сила, это власть. А там, где власть, там и свобода. Это уж наверняка.

Сергей спал спокойно. Время менять тело еще не пришло…

1995 г.