Читать книгу Китай у русских писателей - Сборник - Страница 9

Осип (Юлиан) Иванович Сенковский (1800–1858), стяжавший в русской литературе бессмертную славу как беллетрист Барон Брамбеус, был талантливейшим востоковедом, полиглотом, владевшим арабским, персидским, турецким, китайским, монгольским, тибетским языками. В 1822–1847 гг. он состоял профессором Санкт-Петербургского университета, преподавал разговорный арабский. В 1828 г. стал членом-корреспондентом АН. В апреле 1829 г. Сенковский подал по начальству записку об учреждении в университете «особого полного класса восточных языков» (т. е. восточного факультета). В 1834–1847 гг. (формально до 1856 г.) он издавал и редактировал знаменитый журнал «Библиотека для чтения», где печатались многие его статьи и работы, в т. ч. по востоковедению, о путешествиях по странам Востока. К Китаю он питал особенный интерес, о чем, в частности, свидетельствуют его постоянные, не всегда, правда, вполне положительные и объективные отклики на книги о. Иакинфа (Бичурина), в том числе и две его большие статьи «Китай и китайцы», 1849 (Собр. соч. Сенковского. Т.6. СПб., 1859), из которых ниже печатаются фрагменты. См. также: В. Каверин. Барон Брамбеус. История Осипа Сенковского. М., 1929, 1966.

Из статьи «Китай и китайцы»

ПО ПОВОДУ СОЧИНЕНИЯ О. ИАКИНФА «КИТАЙ В ГРАЖДАНСКОМ И НРАВСТВЕННОМ СОСТОЯНИИ». 1848. ЧЕТЫРЕ ЧАСТИ

Никто, бесспорно, не сделал в Европе столько для славы и чести Китая, как наш знаменитый русский синолог. Каждое новое творение почтеннейшего отца Иакинфа – новый монумент, воздвигнутый истории, внутреннему благоустройству, мудрости или промышленности великого народа Азии, защищаемого и любимого им тем справедливее, что никто лучше его не знает этого вечного государства, о котором во многих отношениях господствовали на Западе многие сбивчивые понятия еще весьма недавно, несмотря на проницательность ориенталистов, посвятивших себя изучение самой восточной части Востока. Число важных, капитальных фактов, извлеченных им из тьмы китайской грамоты, количество света, пролитого им на самые запутанные вопросы по части истории и законодательства этой любопытной страны, почти невероятны. Сколько предметов, прежде непонятных иди чрезвычайно затруднительных даже для синологов, объяснились самым и простым и неожиданным образом, с тех пор как он взял перо в руку! Указание на них, к сожалению, здесь невозможно, потому что каждая такая статья потребовала бы длинных пояснений, для читателей, непричастных путанице китайской филологии, но, тем не менее, права почтеннейшего отца Иакинфа на признательность ученого света несомненны. Если столь богатые приношения на пользу науки не все известны западной эрудиции или не все вполне прославились в ориентальном мире, причиною тому, конечно, отчасти самая форма его сочинений, так сказать, слишком китайская: несколько той ясности, той увлекательности изложения, которые так нравятся нам, западным варварам, много содействовали бы к громогласной известности трудов его, не уменьшая вовсе их важного, основательного и ученого характера. Почтенный наш синолог так горячо любит все китайское, до того сроднился с китайщиною, с манерою поднебесных писателей, с особенными оборотами самой крайней восточной мысли, что большею частью русская его фраза, кажется, как будто носит над суровым лбом и сжатыми в лаконизм губами мандаринский золотой шарик первой степени; она, несомненно, привела бы в восторг весь пекинский Приказ десяти тысяч церемоний, и оттого не может она иметь большого успеха на Западе, где церемонии в слоге несравненно хитрее и где притом церемонии эти совсем другие.

Те, которые подумают, будто мы осуждаем нашего синолога за это пристрастие к Китаю, за таковой мандаринский слог его, не поймут вовсе нашей мысли. Мы желаем только указать на весьма примечательное действие китайской атмосферы на западных людей и вообще на иностранцев. В этом инозданном народе есть какая-то притягательная сила, которой влияние непреодолимо и постоянно. Скорее чем Рим пошлого титла своего Вечный город, тем более неуместного, что рядом с Римом есть города древнее Рима, Китай достоин беспримерного отличия – получить название Вечного государства. Все прочие царства, рушившись однажды, преобразовались в различные политические тела, дали на своих развалинах места другим народам, другим языкам, понятиям, нравам, верам, законодательствам. Китай, напротив, неизгладимый и неизменный с незапамятных времен, разрушался раз двадцать, десять раз делался добычею чужеплеменников, каждый раз переменял название и все-таки остался Китаем – с теми же нравами, с теми же понятиями, с теми же законами, как за четыре тысячи лет. Приливы инородных начал, народностей и народонаселений не размыли его, не перекрасили, даже не обесцветили. Всю насильственную примесь чужого, какою бы она преобладающею ни казалась сначала, он весьма скоро переварил в недрах своих, уподобил себе, превратил в чистую кровь китайскую. Это необычайное нравственно народное явление, может статься, объясняется тем физическим законом, который служит основанием прочности вселенной: чем огромнее и плотнее центральная масса, тем сильнее притягивает она к себе все окружные меньшие массы. А масса китайщины огромна! Сказать – Китай, значит сказать – половина всего человечества, не более и не менее. На пространстве, почти равном Европейской России, толпится там с лишком четыреста миллионов человек, а на всей земле считается не более восьмисот пятидесяти или девятисот миллионов. Половина человечества!.. и в одном месте!.. в одном народе!.. под одною формою!.. Подумайте только, какую страшную увлекательную силу должна эта необъятная нравственная масса извергать на все, что погружается в сферу ее действия. В этой силе есть что-то похожее на чародейство. Нет ничего легче, как окитаиться,