Читать книгу В Петербурге мы сойдемся снова… - Сборник - Страница 11

Ох, времечко! Скорёхонько

Летишь ты, хоть без крыл.

Уж двадцать лет ровнёхонько,

Как в Питере я был.

В питейном департаменте

Служение имел,

На каменном фундаменте

Домишком я владел.

С особами отличными

В знакомстве состоял,

Поклонами приличными

Начальству угождал.

Как всё переменилося!

Мне Питер стал чужой;

Всё новое явилося,

Чуть пахнет стариной!

Секрет мой обнародовать

Вновь прибыл я в него,

Хоть много израсходовать

Пришлось мне для того.

Одно мне утешительно,

Что ведать кой-кому

Секрет такой спасительно.

Приступим же к нему:

Грамматику, эстетику

Из мысли я прогнал.

Люблю лишь арифметику,

От ней богат я стал.

Сперва я от деления

Немало получил:

Начальник отделения

Делить меня учил.

По мере повышения

Мой капитал толстел

И рос – от умножения

Просителей и дел.

Дало плод вычитание,

Как подчиненным я

Не брать дал приказание,

За вычетом себя.

Сложив всё, в заключении

Сложенье я узнал,

И вышел от сложения

Изрядный капитал.

Хоть шиворот-навыворот

Я правила прошел,

Не выведут за шиворот,

Куда б я ни вошел!

До Павловска катался я

Железной мостовой,

Парами восхищался я —

Не столько быстротой!

В воксале, в упоении,

Прослушал я цыган:

Вот, доложу, уж пение —

Что палкинский орган!..

Смотрел намедни «Фебуса»…

В нём Сосницкий лихой…

Ну точно у Брамбеуса,

Смешливый слог такой.

Я надорвал животики,

От смеха лопнул фрак!

Читая «Библиотеки»,

Не хохотал я так!..

Пришлося «Титулярных» раз

Мне как-то посмотреть,

Вот здесь так, уверяю вас,

Другому б умереть!

Над ними, посудите-ка,

Смеются так, что страх;

Ну, это просто критика:

Я сам в таких чинах!..

Вчера смотрел Тальони я,

Притом ещё в «Тени»:

В поступках – благовония

И прелести одни.

Что это за чудесница!

Не жаль пяти рублей!

Отменно пляшет крестница, —

Но далеко до ней…

Весь Невский, чудо Питера,

На ваньке облетел;

На вывеске кондитера

Я диво усмотрел:

Там в «Пчёлку» с умилением

Турецкий франт глядит,

Читает с наслаждением

Гречанка «Инвалид».

Он в красках всё прелестнейших

Представил напоказ;

Таких вещёй чудеснейших

И в Пскове нет у нас!

Не ждал, чтоб ум в кондитере

Был сметлив так, клянусь…

Уж подлинно, что в Питере

Во всём изящный вкус…

Трубой какой-то внутренней

На Невский из земли

Светящий до заутренней

Газ немцы провели.

Накрыт стеклянной шапкою,

Огонь большой такой

Горит гусиной лапкою!

Ну так… что день-деньской!

Прощайте! оставляю вас.

Чувств много, мало слов!

В Кунсткамеру бегу сейчас,

А завтра еду в Псков…

Снова – здорово!

Хоть друг я в аккуратности,

Хоть я не ротозей,

Избегнуть коловратности

Не мог я в жизни сей.

Вернуться с первой станции

Я в Питер должен был,

Понеже в нём квитанции

По делу позабыл.

В великую конфузию

Был тем я приведен,

Как будто бы контузию

Мне дал Наполеон.

Меня так озадачило,

Что тут же на пути,

Как в лихорадке, начало

В санях меня трясти.

Я чуть не обморозился,

Не мог ни есть, ни спать;

Приехав, прямо бросился

Квитанции искать.

Хозяйка той гостиницы,

Где я стоял, была

В тот день у именинницы

И комнат не мела.

«Ну, это, – молвил радостно

Я сам себе, – к добру!»

Искал с надеждой сладостной

И всё нашёл в сору…

Душа в каких-то сладостях

Тонула у меня;

Я в Питере, на радостях,

Остался на три дня.

На Невском у механика

Казал мне кум Антип

Картины, в виде пряника, —

То есть – дагерротип.

Божуся вам сурьезно я:

Их солнышко печёт;

Ну, штука прекурьезная:

Немецкий всё расчет!

Ходил я в Академию

«Помпею» ту смотреть,

За что Брюллову премию

Пришлося возыметь.

Вот это прелесть сущая!

Картина вся в огнях,

Народу там тьма-тьмущая

Пешком и на конях.

И видно, что с постели их

Спугнул всех ночью страх:

Иные без сапог из них,

Иные в колпаках.

Там мальчик, такой душенька,

На улице лежит

И точно мой Петрушенька

Глазёнками глядит.

Там деньги, ради прибыли,

Сбирает с мостовой,

Согнувшись в три погибели,

Кащей такой седой.

На псковского подьячего

Похож, ни дать, ни взять,

Теперь с того не для чего

Портрета рисовать.

Там дама авантажная

Катилась впопыхах;

Хоть одноколка важная,

А вся расшиблась в прах.

Сумятица ужасная!

Помпея же в пожар

Уселася, несчастная,

Одна на тротуар.

Какой-то хват пригоженький

С собой старушку звал:

Куда! – Отнялись ноженьки:

Последний день настал.

Отменно нарисовано,

Отличнейшая вещь!

Я был к ней как прикованный,

Впился в неё как клещ.

Так живо представляется,

Что хоть рукой бы взять.

Брюллов наш отличается,

Уж нечего сказать!..

Конторы все питейные,

Горевшие в ту ночь,

Заводы оружейные

Потрафил он точь-в-точь.

Я думал: не в чаду ли я?

Похоже чудо как;

Был в то время в Туле я:

Действительно, всё так.

Создатель! Что за множество

Там разных этих зал;

Я всякого художества

Там пропасть повстречал.

А лучше всех красуется

Статуя мужика:

Он важно в бабки дуется,

И видно, что битка!

По выходе из комнат сих

Я мимо сфинок шел

И было не заметил их,

Да надпись вдруг прочел:

«Мемноновым представлены

В святый наш Петроград,

На пристань здесь поставлены».

Действительно, стоят.

Скажу, огромные сии

Две сфинки – чудеса:

В фалборках, как из кисеи,

Закрыты волоса.

Таких чуднх окроме я

Не видел отродясь:

У них физиономия

Такая, как у нас!

Вот выдумка забавная —

В театре маскерад!

Попировал там славно я,

Уж подлинно впопад.

Как в дни великопостные,

Во всей таки красе,

Такие пресурьезные,

Там в шляпах ходят все.

На всех салопы чёрные

До самых до колен,

А на иных отборные

Наряды всех племён;

Как будто с чайных ящиков

Пришли все в маскерад.

Кабы достать образчиков

Весь Псков наш будет рад.

Уж стали бы отхватывать

Мазурку – ай-люли!

Сумели б всех порадовать,

Как в пляс бы мы пошли.

А здесь что? – Как уходятся —

Расходятся домой;

За это деньги платятся:

Обычай уж такой!..

Раскланяюсь почтительно

Теперь без дальних слов;

Прощайте! Уж действительно

Я завтра еду в Псков…

Беда неминучая и радость могучая

Проплакали отчаянно

Пять суток мы с женой:

Стряслась беда нечаянно

Над нашей головой.

У чёрта сердце сжало бы,

Случись такой изъян:

На барина две жалобы

Пришло к нам от крестьян;

Донос их на господчика

Упрятал я под спуд,

За то меня, молодчика,

Упрятали под суд.

Прочли то есть нотацию, —

Хоть просто умирать!

Вписали в аттестацию:

К местам не принимать.

Ну где ж тут правосудие,

Я б всякого спросил?..

Чуть только вышел в люди я,

Брюшко чуть отрастил,

Количество изрядное

Деньжонок позашиб;

Житьё-то было б знатное,

Да вдруг – и скушал гриб…

Скажите, – как правительство

Изволит рассуждать:

Вишь, я чиню грабительство!

С чего б им это взять?..

Ходил всегда я в нанковых,

Не то чтобы в трико,

Не брал бумажек банковых

И не тянул клико,

Умел всегда делишечки

Чистехонько вести,

И только разве лишечки

Пришлось мне загрести.

В суде не валежирствовал,

Не делал тяп да ляп;

Ни с кем не дебоширствовал:

Не всё ж ведь цап-царап…

Да что же?.. Я утешуся,

Лиха ль ещё беда!

Не бойтесь – не повешуся!

Найду кусок всегда!

Я поступлю в компанию:

Довольно их зело;

Приличную по званию

Я выберу – назло!..

С женою от Аничкина

Извозчика я взял, —

«Льва Гурыча Синичкина»

Глядеть каприз припал…

Да сбился я афишками,

И вышел тут крючок:

С различными делишками

Шёл Пантелей Жучок.

Он человек, как водится,

Сенатский, деловой;

Да от жены приходится

Пропасть, хоть с головой.

Всё дело-то в нотациях:

Толкуют то и сё;

На тонких экскузациях

Основано тут всё.

Скажу: в большом был горе я,

Бедняга Деловой!

Такая же история,

Вот точно как со мной!..

Зато нас с Василисою

Утешила – вон та,

Что хочет быть актрисою,

Такая суета.

Мне кажется, что шутствует

Она напрасно так:

Актрисой ведь присутствует

Она давно никак?

Ещё тут есть отменнейший,

Честнейший человек,

Расчетливый, почтеннейший,

Одесский то есть грек.

Так сердце к нему клонится,

Ведь как умен, злодей!

Приятно б познакомиться:

Люблю таких людей!..

На днях смотрел Парашеньку —

Нет прелестям конца!

На крестницу Евлашеньку

В ней сходство есть лица.

Тут очень уморительно

Всех Гусева смешит,

Тут пляшут так чувствительно,

Что плачут все навзрыд.

Печальная оказия!

Не видел ввек такой:

Чуть сам не выл в экстазе я —

Уважил Полевой!

В окошко на пришпекте я

Фигуру видел раз;

Признаться: стал в решпекте я,

Глядел почти что с час.

Вертится тут помещица,

Ну точно дама пик;

Я думал, мне мерещится

И стал-таки в тупик.

С испуга я зажмурился,

Но вдруг открыл глаза

И чуть было не втюрился,

Такая ведь краса!..

Что ж это?.. У завивщика,

Так просто, для проказ,

Машина, вроде живчика,

Вертится напоказ.

Меня сначала мучило,

Стоял я как дурак;

А вышло – просто чучело…

И всё-то в жизни так!..

Намедни, кажись в пятницу,

Иду повеся нос,

Встречаю вдруг сумятицу

И вижу: тут курьез.

Коляска самокатная

Катит без лошадей:

Работа деликатная,

Не русских, знать, затей…

И лодка б так не плавала

На полных парусах —

Как будто бы два дьявола

Уселись в колесах…

Но здесь я закалякался,

А дома ждёт жена;

Ну, как бы я не всплакался:

Задорлива она!

Живу в Грязной покудова,

Не плачу ни о чем;

А в Псков меня отсюдова

Не сманят калачом.

Мне здешнее правительство

Оказывает честь:

В газеты, с местом жительства,

Меня велело внесть;

Чин, имя и фамилия —

Всё внесено в столбец.

Ведь это значит – в силе я,

Каков я молодец?..

Итак – мое почтение!

Готовый быть по гроб

У вас во услужении

Феклист Онуфрич Боб.

Кто не учился в детстве в школах,

Историй мира не читал,

Кто исторических героев

В натуре видеть не желал,

И кто в часы уединенья,

В часы вечерней тишины

Не рисовал воображеньем

Картин геройской старины?

Чтоб оживить свои идеи,

О чем мечтала старина,

Так вы идите в галерею,

Идите в дом Осоргина.

Там всё, что умерло и сгнило,

Мы оживили навсегда.

Оно и дешево и мило:

Ей-ей, смотрите, господа!

Чем вам по Невскому слоняться,

Морозить уши и носы,

Идите с прошлым повидаться,

Смотреть истлевшие красы.

Там целый ряд былых деяний

Людей умерших и живых

Предстанет в пышных одеяньях

В лице героев восковых.

Вы их с вниманьем рассмотрите, —

Довольны будете собой,

Притом художнику дадите

За труд награду с похвалой.

Взойдёте – прямо перед вами

Стоит задумавшись один,

Тальма, прославленный людями,

Французской сцены исполин.

Его французы все любили,

Он их героев представлял;

Как мы их лица оживили,

Так он их страсти оживлял.

Иван Иваныч Штейнигер-с

С саженной бородою,

Он был в немецком городе-с

Когда-то головой.

А вот Вильгельм Васильевич

Тель, парень молодой;

Он славно дрался с немцами

За город свой родной.

Он – штука не последняя —