Читать книгу Абсурд – дело тонкое - Сборник - Страница 5

Стрелку мне…

– Стрелку мне, стрелку! – я кричу прямо в лобовое стекло, – только зелёную!

– Прямо четыреста метров, – заявляет мне динамик. Дорога тут же поворачивает налево.

– Поверните направо, поверните направо – и дорога моментально выпрямляется.

Мимо лобового стекла пролетают голуби и соколы. У соколов в лапах гармошки, у голубей арфы. Оглушительная волна нежно-бравурного марша обрушивается на машину. Машина подпрыгивает, но руля ещё слушается. Мимо проносятся поля, по краям которых неспешно прогуливаются степные орлы в жилетках с золотыми часами и накрахмаленными салфетками на груди. Мыши-полёвки, музыкально припискивая, периодически выскакивают перед орлами, совершают несколько рок-н-рольных па с обязательным подъёмом-переворотом через клювы орлов и тут же, рыбкой, ныряют обратно в свои земляные норки. Промахнувшиеся мгновенно самоподжариваются, обливаются брусничным соусом и совершенно добровольно отдаются в лапы орлам. Орлы благосклонно принимают. Всё это я вижу, стремительно проносясь мимо, краем глаза.

– Не косись, а то реальное косоглазие случится – нудно поучает меня машина, – смотри прямо и в зеркала; и педальку, педальку-то прижми, а то я скорость теряю…

Тычу ногой вниз и понимаю, что жму на какие-то шестерёнки; педалей не нахожу – ни газа, ни тормоза. Осталась только педаль сцепления, но она вертится под ногой как юла и хихикает.

– Ай! – неожиданно орёт машина, – что это?

Дорогу нам преграждает, наклонив голову и свирепо глядя нам в фары, старая опытная и агрессивная овца-защитница. За её спиной через дорогу быстро перебегают молодые овечки и ягнята в золотых шкурах.

– Ни что, а кто! – ору я в ответ, – объезжай!

– Я не могу – со слезами в голосе воет машина, – там же ямы! Я же не трактор! У меня же колёсики и лапки!

Опускаю глаза вниз и вижу через пол, как все четыре колеса обрастают кошачьими лапками. Лапки мелькают с бешеной скоростью. А, будь, что будет! И я тяну руль машины на себя. Машина взлетает вверх с истошным кряканьем, теряя перья и чешую, сопровождаемая удивлёнными возгласами божьих коровок и кузнечиков.

– Эй, вы куда?! – изумлённо кричит вслед овца-защитница, – что за дела? А поговорить?

– Прости, подруга, некогда! – повиснув на проводах электропередач, машина чувствует себя в безопасности, – как-нибудь, при случае!

И, дав газу, в искрах воздушного электричества, планирует вертикально вниз, на гигантский дуб, увешанный золотыми цепями и с алмазным пирсингом в центральной части ствола, прямо там, где криво вырезано кухонным ножом: «Няня была тут». Мы не успели долететь, как с цепей посыпался дождь из котов в очках виртуальной реальности, с электрогитарами в лапах и пышно взбитыми двадцатипроцентными сливками на усах.

– Вот порвите мне партитуру, – свирепо воет кот с новомодным маникюром-заточкой на передних лапах и микронаушником в ухе, – распущу на лапшу из китайского ресторана!

– За печенью лучше следи, – мимоходом бросает машина, приноравливаясь к кривизне ствола, – диета у тебя не способствует, столько жиров жрать!

И начинает активно драть кору всеми кошачьими лапками на своих четырёх колёсах.

– А что?! – огрызается она на изумлённую русалку, из чьей зубастой пасти, от раскачивания дуба, выпала чья-то нога в рваном лапте, – если лапки есть, то им тоже надо размяться!

У меня внутри салона болтанка, из-под кошачьих лапок, прямо через временно-пространственный дуршлаг, на передние сиденья летит качественная дубовая стружка; на землю, прямо котам на головы, валятся творчески исполненные табуретки с двумя ножками и отсутствием сидений. Через пелену отходов деревообрабатывающей промышленности всматриваюсь в убегающие зеркала и вижу, что кольцо котов-гитаристов сжимается, у некоторых в лапах разделочные ножи для голубого тунца и сковороды с кипящим маслом; многие смачно облизываются; и у всех взбитые сливки на усах превращаются в сливочный соус. И у каждого по фингалу вокруг левого глаза. На какой-то момент мне кажется, что настроение у котов не очень хорошее.

– Хватит развлекаться! – я поддаю коленом по колокольчику, растущему из педали сцепления, – газу! И стрелку мне!

«Далась тебе эта стрелка, – всплывает надпись на лобовом стекле, – да ещё зелёная. Делать больше нечего?».

– Ездить без неё не могу, – я лихорадочно жму на шестерёнки и пытаюсь отмахнуться от колокольчика, – мне направление надо, голос же постоянно врёт! Он тупой, у него же прямое с кривым – одно и тоже!

«Точно надо?», – лобовое стекло фактурно складывается в ухмылку, – «последний раз спрашиваю; потом не отвертишься, без шансов».

В этот момент, машине удаётся отодрать лапки от полупропиленного когтями дуба, и, уронив вниз последнюю, творчески исполненную табуретку на двух ножках, мы, сбивая в полёте жёлуди и листья, рвём вперёд. От удара жёлуди лопаются, из них с писком и чириканьем разбрызгиваются сказки, тут же запечатлеваясь на планирующих листьях. Вся эта пелена, подхваченная потоком воздуха, стелется за машиной, но застревает в цепях и котах. Коты, побросав ножи для тунца, ловят листья на сковороды и отжарив во фритюре, торопливо едят. После чего, с разлившимся по мордам вдохновением, разбегаются по цепям и начинают драть гитары когтями. Ударная волна музыки поддаёт нам под задний бампер.

– Газу! – ору я, – стрелку мне! Стрелку! Дорогу мне! Дорогу!

На лобовом стекле всплывает зелёная стрелка, направленная прямо на меня.

– Главная дорога – это дорога к себе! – ржёт в голос лобовое стекло, – счастливого пути, иди прямо и никуда не сворачивай!

Достаю из сумочки гаечный ключ, чтобы подкорректировать улыбчивость стекла, но тут динамик произносит:

– Внимание! Приводнение в бассейн для искусственных форм жизни! – и склочно добавляет, – и для умных: будешь сдавать назад, помни, что это не вперёд!

Плюхаемся в фиолетовую воду, мимо окна брассом проплывают сучковатое бревно с ручками, две заводных лягушки и подпоясанный ломом топор. Топор явно лидирует.

– Я утомилась, – сообщает мне машина, – поехали домой. Лапки надо сушить.

Проплываем мимо стройных улиток в праздничных кимоно, замешивающих совковыми лопатами бетон на рисовом поле. За их спинами возвышаются густо побеленные шалаши с ярко подведёнными глазами. Шалаши внимательно смотрят на машину и прищуриваются.

– Дай-ка, мне ещё газу, – начинает нервничать машина, – чего они пялятся? На мне узоров нет и цветы на мне не растут! Газу мне!

– Газу дам, – мрачно отвечаю я, – но дороги нет, стрелка ничего, кроме меня не показывает!

– Ничего, – воодушевлённо отвечает машина, – дорогу найдём, я её аккумулятором почую!

Лопаты продолжают флегматично перемешивать бетон, в который от рёва мотора ссыпаются улитки и рис. Кимоно вспархивают вверх, рассаживаются на электропроводах и начинают распевать хокку.

– Осторожно! – машина в истерике, – ты же на стену прёшь! Тормози!

Педали тормоза нет, как и шестерёнки, пробиваю ногой дно, пытаюсь тормозить пяткой, и в этом момент стрелка срывается с лобового стекла и бьёт меня прямо в сердце.

…стоим с машиной под домом, прислушиваемся к напевам котов-электрогитаристов. С машинной крыши свисает спелая лесная земляника. Лапки сушатся на бельевых верёвках. В лобовом стекле торчит гаечный ключ. В моей груди – зелёная стрелка-направление.

– Вот скажи, – спрашивает машина, – ты зачем мне а бак четыре бутылки пепси-колы на чеченских минеральных водах залила?

– Так ты пить хотела, – отвечаю я.

И мы с машиной ласково обнимаемся.

Наступила ночь.