Читать книгу Полярная звезда - Сборник - Страница 10
Поэзия
Наталья Самошкина
ОглавлениеИнтуитивный художник, писатель и поэт. Ведьма из клана Огненного Дракона. Энергопрактик. Ведьмовское имя – Найра. Живёт в Санкт-Петербурге.
Творчество Натальи не ограничивается созданием загадочных, чувственных и непредсказуемых произведений для взрослых. Оно также приглашает в мир волшебства детей и подростков, способных получать удовольствие от мудрых и в то же время увлекательных сюжетов.
Автор романов «Ловец заблудших душ», «Тиур – вестник Рарога», сборника прозы и поэзии «Признание в любви и абрикосовая косточка», сборника хокку «Книга гаданий Найры. Как жизнь длинна…» и «Сказок волшебницы Найры. Дракончик Волли и большая звезда». Её произведения можно найти во многих проектах санкт-петербургского издательства «Четыре».
Имеет награды от Российского союза писателей и издательства «Четыре».
Вот тебе глоток воды…
– Зачем ты наступил на платье пустыни?
Кожа на лице старика похожа на выцветший, покоробившийся от солнца лист пергамента. На сморщенную шкуру ящерицы, дремлющую на вершине бархана. На выбитые, выщербленные ногами и ветром ступени пирамид.
На оспины, грызущие лик великого стража – Сфинкса.
– Зачем ты наступил на платье пустыни? – вновь прозвучал вопрос. – Зачем ты пришёл сюда, если не можешь услышать молчания времени? Ты спрятался за чёрными стёклами и не ощущаешь ярого дыхания Хатор. Тасуешь облик пирамид, как фокусник – фальшивые карты.
Что ты ищешь?
– Я потерял свой след. Он оборвался когда-то, словно лепестки увядшей лилии. Он оборвался, и с тех пор я брожу по свету, пытаясь разглядеть себя.
Глаза старика, задавленные бельмами, прояснились:
– Вот тебе глоток воды, выживи с ним месяц.
Вот тебе горсть нута, растяни её на год.
Вот тебе финик, ощущай его сладость всю жизнь.
Вот тебе песчинка, роди из неё вселенную.
Пламя нагов
Ха-а… – пеплом рождаюсь —
хлопьями серыми, вихрями бьющими, буро-зелёными.
Ха… – рвутся пустынные, тинные, донные – в пепел.
Ха… – скалы стираются пальцами – в пепел.
Ха… – пламя ликует плясуньей – на пепле.
Ввысь поднимаюсь чешуйчатым телом —
Коброй, Нагиней, огонь породившей.
Хвост заплетаю раскатами грома,
По облакам колочу я «трещоткой».
Магму земную я пью, как колодцем —
Высохшим, треснувшим после пожара.
Ввысь поднимаюсь, раздув шею ветром,
В стенах вопящим, чтоб двери открылись.
Триста миров я хвостом попираю,
В них прорастаю корнями и светом,
Буйной рекой, запирающей нечто,
Чашей со смешанной узами кровью.
В борозды брошены пламя и семя,
Синий клинок, три струи водопада,
Облако в шёлке и солнце в зените,
Камень зелёный на шее змеиной.
Кружится женщина – кобра, Нагиня,
В тело вобравшая жизнь для рожденья,
Бёдрами вертит, дразня и ликуя,
В лоне очаг, как алтарь, разжигая.
Льются в очаг масло розы и мирры,
Зёрна и лотос с распухшего Нила,
Ступни божеств, утомляющих море,
Души людей, обретающих «после…»
Жизнь прорастает на вспаханном теле —
Криком младенца и россыпью звёздной,
Ртом огнегубым и мудростью древней,
Сердцем-ладонью, читающим судьбы.
Виноградные крылья
Луна шелестит крыльями – атласно-мягкими, словно кожа на моей груди; жёстко-требовательными, точно ветер, поднимающий меня в небо; алыми – вобравшими в себя серебро раздумья, большую гроздь сладкого винограда, лепестки опадающей осени и смех новорождённого; колокольчато-звонкими, как браслеты на моих танцующих ногах; гремящими, точно перья птицы Рухх, схватившей за спину слона; замершими, словно долгий поцелуй влюблённых – на грани дыхания; опасливо вздрагивающими, когда к ним тянется безверие.
Луна шелестит моими крыльями, а я рисую волны в её сухих морях, чтобы они запели, как на любимой Земле.
Раскрашенная тень
Завяжите глаза, чтоб помочь сновиденью
Провести по мосту над источником бед,
Чтобы встретиться с жизнью, раскрашенной Тенью,
И найти для себя предзакатный ответ.
Завяжите глаза, чтобы чувствовать кожей
Алый танец иных, неподвластных Миров,
Чтоб не крикнуть в тиши: «Вызволяй меня, Боже,
Из мучительно-страстных и пряных оков!»
Завяжите глаза, чтобы сердце не скинуть,
Словно мелочь пустую в карман голоты,
Заклиная любовь, по возможности минуть
Тех, кто слишком уверен в цене красоты.
Млечная дорога
Мной разрастаются звёзды и ели,
В тучи вонзившие шпиль мирозданья,
Падают камни – утёсно – на мели,
Лопаясь жгуче в порывах желанья.
Вихрем космическим сомкнуты ветки,
В жаркий клубок в животе завиваясь.
Жизни земные и образы-слепки
Солью рассыпались, с морем смыкаясь.
Тиной набросаны пряди на плечи, —
Донно, саргассово волосы метят.
В трюмах забытых вновь ожили свечи,
В память о тех, кто рождается, светят.
Хлопает крыльями крест на ладони.
Чадо свивается шёлком с рогожей.
Жизнь-олениха – в стремительном гоне,
С кровью и пеной на замшевой коже.
Спелым зерном наливаются груди,
Речкой молочной питая дорогу…
Смотрят на небо влюблённые люди,
Жарко обнявшись, как в логове, в стоге.
Как мало слов…
Густеет небо, отражая битвы,
Роняя звёзды в трещины зеркал.
Как мало слов в запасе у молитвы
И как велик земной чадящий зал!
Хромают горы, выпуская пепел,
Сжигая лёд зияньем языков.
Как много слов, вобравших детский лепет,
И как ничтожно семечко основ!
Пылают замки, магией объяты,
Смеётся над спесивцами Дракон.
Как много слов, где истина распята,
И как могуч в безумии закон!
Звучит струна, рождая в лоне скрипки,
Сливаясь с чистым телом матерей.
Как мало слов, способных на ошибку,
И как сердит в молчании Борей!
Ломаются на тени коридоры,
Впуская в обнаженье красоту.
Как много слов, застывших в шлаке спора,
Как ярок свет, лелеющий мечту…
Где истина моя?
Где истина моя? – В кулисах иль на сцене,
За ширмой, где горит без грима слабый рот,
В воздушных пузырьках, прилипших стойко к вене,
Иль в полотне платка, слизавшем горький пот.
Где истина моя? – Метаться в одиночку
Иль страстно замереть в объятиях мужчин,
Решиться дать отпор, поставив имя-точку,
Иль отскрести с себя разношенный аршин.
Где истина моя? – Снимать небрежно платье,
Касаясь наготой признанья и зеркал,
