Читать книгу Ялос-2015 - Сборник - Страница 61

Промокли улицы вечерние,

но, непогоде вопреки,

одной мелодии свечения

не угасают огоньки.

Они несут мотивчик давешний

в оцепеневшие дворы

под перламутровые клавиши

пассажей уличной игры.

Дома озябшие сутулятся,

проулки тёмны и сыры,

тебе же, барду этой улицы,

другие видятся миры.

Но за пустяшными беседами,

своих не ведая путей,

мы, осторожные, не следуем

простой мелодии твоей.

Помилуй, уличной симфонией

надолго ли утешишь ты,

безвестный баловень гармонии,

среди обмана и вражды?

Покуда мгла висит осенняя,

какой, помилуй, нам резон

услышать вестником спасения

нелепый твой аккордеон?

… Казалось, мир уже в агонии

и потемнели небеса,

а ты, возлюбленный гармонии,

творишь такие чудеса!

Забытой музыки свечению

мирволят лики всех святых

и повинуют нас учению

волшебных клавишей твоих.

Он в весеннем завихреньи,

в тихой пустоши земной,

словно тайное знаменье,

по Большой летит Морской

мимо летних рестораций,

над горячей мостовой,

где зелёный дым акаций

и жасминовый прибой.

О, возок провинциальный,

старичок-империал!

Ты какой великой тайной

горожан околдовал?

Чем из северного тлена

зазываешь юный май —

вестовой его бессменный,

севастопольский трамвай?

… За минувшими годами

нам увидятся во сне

строгой дамы, строгой дамы

удивлённое пенсне,

гимназиста на подножке

загорелый локоток,

а в окошке, а в окошке —

синей бухты лоскуток.

В это светлое мгновенье

что превыше всех прикрас,

неподвластное забвенью,

очаровывает нас?

Моря чистая полоска,

южный полдень налитой

и – нелепая повозка

на брусчатке голубой.

Где, мучительно неловки,

двое, прячась от зевак,

проезжая остановки,

не расстанутся никак.

И во власти милых ручек

(Бог, удачу призови!)

восхитительный поручик

изъясняется в любви.

… В час, исполненный моленья,

увези нас в этот рай,

в эти давние мгновенья,

севастопольский трамвай!

В Аполлоновку, где тает

дребезжащая свирель

и где рельсы заметает

тополиная метель…

Где луною просвечено облако

и созвездий висит полотно —

кипариса безмолвствует колокол,

гераклейское бродит вино.

И откуда, скажи мне, бессонница?

Неужели всему и виной —

кипарисов зелёная звонница,

перламутровой пены прибой?

Наших рук мимолётность касания —

и не держит уже тетива

сумасшедшие наши признания,

потаённые наши слова.

Полетим за степной паутинкою,

где цикад неустанный минор,

что играет старинной пластинкою

на игле фиолентовских гор.

И пускай о столетия сточатся

и сойдут в океан берега,

но для нас это лето не кончится,

наши души не тронут снега.

И навеки, поверь мне, запомнятся

и отныне пребудут с тобой

кипарисов зелёная звонница,

перламутровой пены прибой.

Будничную прозу разорви,

посмотри, мой друг, какая прелесть —

вновь на нашу улицу слетелись

голубые голуби любви.

Трепету холёного крыла

вдумчивое вторит воркованье…

В уличной такой фата-моргане

столько благодушья и тепла.

О, мой невесёлый визави!

Что теперь твои разуверенья,

если нам ниспослано знаменье —

голубые голуби любви?

Что твои порожние лари

и надежд истраченных крушенье,

если поднебесное круженье

прочат голубые сизари?

Нас ещё одарят небеса:

отметая прошлые секреты,

мы, одной любовию согреты,

в новые поверим чудеса.

Это ведь не купишь за рубли…

Если бы не говор голубиный,

синие дворовые глубины

никогда б любовью не цвели.

Видно, милый друг, у нас в крови

в истину уверовать такую,

и тогда надежду наворкуют

голубые голуби любви.

Будет разлука легка и светла…

Нашей судьбы запятая

так осторожно в ночи нас вела,

по переулкам плутая.

Мы не дошли до туманной черты.

Гаснет зари позолота…

Спросим совета у этой звезды,

тлеющей над горизонтом?

Вот и причал мой. Горит синева.

Плещутся волны негромко.

Я не расслышал простые слова,

что вы шепнули вдогонку…

Что ж непутёвая наша гульба

счастье надёжное прячет?

В нынешней жизни, видать, не судьба,

в новой – всё будет иначе.

Ветер щёки нам бреет недобрый,

и штормовки, как панцирь литой.

Отворив снеговые затворы,

мы идём Чатырдагской грядой.

Мы, мятежники снежного ада,

за собой не оставим следа.

Нас уносит метель без возврата —

в леденящую муть, в никуда.

Пусть нас ветер толкает с вершины,

мы с улыбкой ему говорим:

– Чатыр-Даг верховодит над Крымом,

ну а мы – верховодим над ним!

Крепко сбитая наша ватага

побеждала в огне и воде.

Вековая ладонь Чатыр-Дага

нас удержит и в этой беде.

И пускай нас не впишут в анналы,

но в дремотном снегу января

мы венчаем не зря эти скалы

и метели буравим не зря!