Читать книгу «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №1 - Сборник - Страница 10

Родилась в Киеве. Училась в общеобразовательной и музыкальной школах, занималась плаванием, была юннаткой в Киевском зоопарке. После школы поступила на работу чертёжницей на судостроительный завод, затем стала студенткой Горьковского судостроительного института и перевелась на дневное отделение. Стала работать инженером всё на том же заводе, где и проработали всю жизнь ее дед, мать и отец.

По приезде в Израиль (1973 г.) занялась серьёзнейшим образом литературой. Выпустила две книги: одну академическую книгу псалмов, за которую получила премию им. Давида Самойлова, и книгу собственных стихов и поэм «Вещи и вещицы».

Переводила Галактиона Табидзе и других авторов. Является членом Союза писателей Израиля, редактором нескольких альманахов.

Живет в Атлите, под Хайфой.

29 сентября – день Бабьего Яра

Лукьяновка

Киев. Сентябрь. 1941 год. Семья, проживавшая на улице Лукьяновка (Артёма), решается на побег из занимаемого немцами города.

Их четверо:

Захар Аронович Зельдич – отец – 40–45 лет.

Ева Зельдич – мать – 35–40 лет.

Рая – дочь – 14 лет.

Изя – сын – 7 лет.

Они наняли подводу и двинулись прочь от Киева по неким просёлочным дорогам. Где-то подвода опрокинулась, и при этом Захар сломал ногу. Они вернулись обратно, и тут же соседи выдали их немцам. Семью вывели во двор и приказали рыть яму. Захар рыть не мог. Ева рыла одна под взглядами смотревших из окон и стоявших вокруг соседей. Захар сидел на земле. Изя играл на выброшенной матерью свежей земле.

Ещё недавно умный мальчик Изя начинал играть на скрипке…

Захар – был полным, высоким, лысым, и где-то – по фразе моей бабушки – в курортном киоске «очень красиво покупал и пил» виноградный сок.

Ева – была хорошенькой, модно коротко стриженной, но почему-то любила запах испорченных яиц – сероводород – один из первичных при образовании планеты.

Это и всё, что я о них знаю. И так я их вижу. Запомните и вы их милые индивидуальности!

Рае – блондинке с голубыми глазами – удалось с помощью дворовых подружек отдалиться от этого зрелища гибели родителей и брата. Она оказалась на улице, где играла музыка и грузовики заполняли кузова увозимой в Германию молодёжью. Ей пришлось, зная о том, что в её родном дворе расстреливают мать, отца и брата, сбрасывая их в вырытую матерью могилу, – танцевать с немецкими солдатами. Она была поднята на грузовик и увезена в Германию.

Рая под вымышленным именем провела в жестоком рабстве в Германии 4 года на некой ферме, где жила и питалась со скотом.

Она познакомилась в 18 лет с бежавшим из плена советским солдатом Григорием Елькиным из Башкирии. Вместе они продолжили его побег и после многих скитаний оказались в 45-м году в Киеве – в нашей семье, на Подоле, на ул. Воздвиженской, т. е. в семье её (Раиной) тёти – моей бабушки. Моя бабушка была родной сестрой её отца. Мы к этому времени вернулись из эвакуации – из г. Зеленодольска (Татарстан). Рая была на 9-м месяце беременности. Она осталась у нас, чтобы в киевской больнице родить ребёнка, а Григорий уехал в своё село в Башкирию к своим родным, договорившись с Раей, что будет ждать её там с ребёнком.

(Помню, как мама и Рая нервно собирались на площадь Богдана Хмельницкого смотреть, как будут вешать немцев. Потом они рассказывали, что один из пятерых, которому было всего 23 года, умолял пощадить его).

В Башкирии, однако, мать Григория не могла согласиться с выбором сына. Она подготовила ему в жёны девушку своей национальности, и Григорий женился. Но он написал об этом Рае в Киев. Рая, взяв новорожденного сына Вадима, метнулась поездами в данное башкирское село.

(Это – неважно, но так было: Рая прихватила с собою мамино коричневое плиссированное платье с прикреплённой к нему фосфорической брошью – парусным корабликом, светившимся в темноте, – предмет моего обожания. Это был трофей из Германии, привезенный в подарок моей маме Любови Полонской её родным братом – Исаком Полонским, отвоевавшим танкистом 5 лет, начав ещё с Финской войны. Он вернулся с 5-ю медалями и с частыми эпилептическими ночными припадками – следствием ударной волны, направленной в его танк. (Второй танкист тогда – погиб). Да, я, пятилетняя, уже знала, что это – воровство, и очень удивлялась, почему в семье никто не произносит этого слова применительно к данному случаю, а как-то наоборот, качают головой, приговаривая (имея в виду это платье): «Ей (Рае), конечно, нужнее…» Через недели две от Раи пришло письмо с извинением за прихваченное мамино платье и с сообщением, что в поезде её всё равно обокрали…

Григорий – к его чести – тут же избавился от своего скоропалительного брака и женился на Рае. Они переехали в город Кумертау и прожили жизнь в достаточно счастливом браке. У них родилась затем дочь Алла и был ещё третий ребёнок.

Связь между нашими семьями существовала. Ведь Рая и моя мама были дружными с детства двоюродными сёстрами! Несколько раз, возвращаясь с летнего отдыха на Чёрном море, они всей семьёй останавливались у нас – в Киеве – на пару дней… Мы посылали ей платья, блузки, получая в ответ мёд, лесные орехи… Я помню, как однажды я просто сражалась в толчее в Московском Пассаже, пробиваясь к прилавку, чтобы купить несколько абсолютно прозрачных нейлоновых блузок – с чёрной вышивкой – для прикрытия самых выпуклых мест женской груди. Я пробивалась, подсчитывая в уме – кому сколько: маме, себе и, конечно, Рае… и обдумывая в то же время: да что же это такое? На чьё усмотрение выставляется почти в открытую эта так называемая женская прелесть? Как уродлива жизнь! Как двулична! Ведь совсем недавно – эти идеальные сокровища (редко), расплывшиеся (чаще), грубо пышные, жирные, либо худосочные, просто никакие – вровень с сутулыми плечами, в неподходящем сочетании с юбками и туфлями – были просто ненужными житейскими отходами, отбросами для гниения среди массы тел в вогкой земле, например, Бабьего Яра… Что вдруг изменилось? Почему такая заварушка в строгом столичном универмаге? А Рая – полная, уже трижды рожавшая… – как она будет выглядеть? И… зачем… вообще… как-то… выглядеть?..

Что до меня, то я – никогда – с 5 лет – не чувствовала себя стопроцентным человеком на планете. Хронический страх – слабее – сильнее – мешал ежесекундно. Собой никогда не была счастлива. Есть у меня две строки – о моём яростном детском крике (от обиды на мать, не пустившую войти в море – «к ожидавшему меня на мели Посейдону»), о моей книге «Вещи и вещицы», содержащей… пусть мнимое, но мощное счастье и настоящее горе, да и обо мне самой, оглядывающейся на прошлое: кто же была я на этой планете? Человек? – Нет! но некий полуявный, мелькавший то здесь, то там, бессмысленно шумный – тысячежаворонковый форшлаг, оттрепетавший на высоких нотах…

Перед моим отъездом в Израиль (в 1973 году) Рая прокляла меня «за измену Родине», так как затаила огромное зло на весь мир, за исключением СССР.

Прошу добавить к списку замученных – этих трёх моих родственников-киевлян:

Захар Аронович Зельдич – 40–45 лет, отец.

Ева Зельдич – 35–40 лет, мать.

Изя Зельдич – 7 лет, сын.

Они – над вырытой для них матерью могилой – были расстреляны, затем – закопаны, преданные соседями, в своём родном дворе на Лукьяновке (Артёма) в Киеве в сентябре 1941-го года.

Как они выглядели, я знаю, т. к. их портреты всегда висели на стене нашей подольской полуподвальной квартиры – при грусти всей семьи и каждодневных слезах моей бабушки.