Читать книгу «Если нельзя, но очень хочется, то можно». Выпуск №2 - Сборник - Страница 3
Евгений Александрович Евтушенко
ОглавлениеРусский советский поэт. Получил известность также как прозаик, режиссёр, сценарист, публицист и актёр.
Начал печататься в 1949 году, первое стихотворение опубликовано в газете «Советский спорт».
В 1952 году выходит первая книга стихов «Разведчики грядущего», – впоследствии автор оценил её как юношескую и незрелую.
В 1952 году стал самым молодым членом Союза писателей СССР[10], минуя ступень кандидата в члены СП. В последующие годы печатает несколько сборников, которые приобретают большую популярность: «Третий снег» (1955), «Шоссе энтузиастов» (1956), «Обещание» (1957), «Стихи разных лет» (1959), «Яблоко» (1960), «Нежность» (1962), «Взмах руки» (1962).
Произведения его отличает широкая гамма настроений и жанровое разнообразие. Первые строки из пафосного вступления к поэме «Братская ГЭС» (1965): «Поэт в России – больше, чем поэт», – манифест творчества самого Евтушенко и крылатая фраза, которая устойчиво вошла в обиход. Несколько поэм и циклов стихотворений посвящено зарубежной и антивоенной тематике: «Под кожей Статуи Свободы»,
«Коррида», «Итальянский цикл», «Голубь в Сантьяго», «Мама и нейтронная бомба».
С 1986 по 1991 год был секретарём Правления Союза писателей СССР. С декабря 1991 года – секретарь правления Содружества писательских союзов. С 1989 года – сопредседатель писательской ассоциации «Апрель». С 1988 года – член общества «Мемориал».
14 мая 1989 года с огромным отрывом, набрав в 19 раз больше голосов, чем ближайший кандидат, был избран народным депутатом СССР от Дзержинского территориального избирательного округа города Харькова и был им до конца существования СССР.
В 1991 году, заключив контракт с американским университетом в г. Талса, штат Оклахома, уехал с семьёй преподавать в США, где и проживает в настоящее время.
Сторож Змиёвской Балки
Когда все преступленья замолятся?
Ведь, казалось, пришла пора.
Ты ответишь ли, Балка Змиёвская?
Ты ведь Бабьего Яра сестра.
Под землей столько звуков и призвуков,
стоны, крики схоронены тут.
Вижу – двадцать семь тысяч призраков
по Ростову к той балке бредут.
Выжидающе ястреб нахохлился,
чтобы выклевать чьи-то глаза.
Дети, будущие Михоэлсы,
погибают, травинки грызя.
Слышу всхлипывания детские.
Ни один из них в жизни не лгал.
Гибнут будущие Плисецкие,
гибнет будущий Марк Шагал.
И подходит ко мне, тоже с палочкой,
тоже лет моих старичок:
«Заболел я тут недосыпалочкой.
Я тут сторож. Как в пепле сверчок».
Его брови седые, дремучие,
а в глазах разобраться нельзя.
«Эти стоны, сынок, меня мучают,
и ещё – как их звать? «Надпися».
Я такого словечка не слыхивал,
ну а он продолжал не спеша:
«Сколько раз их меняли по-тихому,
эти самые «надпися».
Почему это в разное время
колготились, незнамо с чего,
избегаючи слова «евреи»,
и вымарывали его?
Так не шла к их начальничьей внешности
суетня вокруг слова того.
А потом воскрешали в поспешности.
Воскресить бы здесь хоть одного.
Жаль, что я не умею этого.
Попросить бы об этом небеса!
Я бы тратить всем жизнь посоветовал
на людей, а не на «надпися».
Ростов, 13.12.14. Написано к Международному проекту «Мужество помнить!»
Медсестра из Макеевки
Кусками схоронена я.
Я – Прохорова Людмила.
Из трех автоматов струя
меня рассекла, разломила.
Сначала меня он подшиб,
наверно, нечаянно, что ли,
с пьянчугами в масках их джип,
да так, что я взвыла от боли.
Потом они, как сгоряча,
хотя и расчетливы были,
назад крутанув, гогоча,
меня хладнокровно добили.
Машина их вроде была
без опознавательных знаков,
и, может, я не поняла,
но каждый был так одинаков.
Лицо мне замазав золой,
накрыли какою-то рванью,
и, может, был умысел злой
лишь только в самом добиваньи.
Конечно, на то и война,
что столько в ней все же оплошно,
но мудрость немногим дана,
чтоб не убивать не нарочно.
Я все-таки медсестра
мс детишками в интернате,
но стольких из них не спасла —
СПИД въелся в их каждую матерь…
За что убивают детей
родительские болезни —
дарители стольких смертей,
когда они в тельца их влезли?
А что же такое война,
как не эпидемия тоже?
Со знаками смерти она
у шара земного по коже.
За что убивают людей,
от зависти или от злобы —
как влезшие тайно микробы,
ведь каждый из нас не злодей.
Что больше – ЗА ЧТО или КТО?
Всех надо найти – кто убийцы
двух Кеннеди, надо добиться,
чтоб вскрылись все КТО и ЗА ЧТО.
Я, в общем-то, немолода.
Мне было уж тридцать четыре.
В любви не везло мне всегда,
и вдруг повезло в этом мире.
Нашла сразу столько детей,
как будто родив их всех сразу,
в семье обретенной своей
взрастила их новую расу.
В ней Кремль дому Белому друг,
и сдерживают свой норов,
и нету националюг,
ГУЛАГов и голодоморов.
А смирной О’кеевки
из нашей Макеевки
не выйдет. Не взять на испуг.
И здесь, в гаррипоттерском сне,
любая девчушка и мальчик
в подарок придумали мне
украинско-русское «мамчик»!
Над Эльбой солдатский костер
пора разводить, ветераны.
В правительства медсестер
пускай приглашают все страны.
Война – это мнимый доход.
Жизнь – высшая ценность святая
и станций Зима, и Дакот,
Макеевки и Китая.
Политики – дети любви,
про это забывшие дети.
Политика, останови
все войны в нам данном столетьи!
Что мертвым – молчать да молчать?
Не хочет никто быть забытым,
но дайте хоть нам домечтать,
ни за что ни про что убитым!
Февраль 2015 г.
К властям
Проявите усилье,
Немедля, как можно скорее,
Верните евреев в Россию,
Верните России евреев!
Зовите, покуда не поздно,
На русском иль на иврите.
Верните нам «жидомасонов»
И всех «сионистов» верните.
Пусть даже они на Гаити
И сделались черными кожей.
«Космополитов» верните,
«Врачей-отравителей» тоже…
Верните ученых, поэтов,
Артистов, кудесников смеха.
И всем объясните при этом —
Отныне они не помеха.
Напротив, нам больше и не с кем
Россию тащить из болота.
Что им, с головой их еврейской,
На всех у нас хватит работы.
Когда же Россия воспрянет
С их помощью, станет всесильной,
Тогда сможем мы, как и ране,
Спасать от евреев Россию…
2012 г.
