Читать книгу Про Хвоста - Сборник - Страница 6

Анри Волохонский

Оглавление

Родился в 1936 г. в Ленинграде. 1973 – эмиграция в Израиль. С 1986 живет в Германии. Поэт и ученый звездочет.


Свою «Эпиталаму Геннадию Снегиреву» Aлеша Хвостенко сочинил, будучи посажен в зиндан города Джамбай.


Они приехали туда с Иваном Тимашевым по прозвищу Ванька Бог и вступили в противоречия с местной властью. А Снегирев действительно собирался жениться на какой-то невинной девице. Всем обитателям зиндана песня очень понравилась.

Я послал Алеше несколько строк о Ефиме Славинском, о его судьбе:

А ты беги пустыни прочь

И не ходи в Харран Хивинский:

На Вавилонской башне ночь

В Семипалатинске Славинский.


Из книги “ВОСПОМИНАНИЯ О ДАВНО ПОЗАБЫТОМ”, “Новое литературное обозрение”, М.2007, стр. 74–77.

Как раз тогда его приговорили к лишению свободы. Алеша отвечал мне:

По твоему совету прочь

Бежал Хивинского Харрана

Но проведя в Джамбае ночь

Достиг ментовского зиндана.


Труды поэта

Не могу забыть рассказа Алексея Хвостенко о трудовой деятельности:

«К нам подошел человек, назвавшийся начальником ватного цеха. Посидели. Потом он пригласил к себе в цех осмотреть помещение. Пришли к оврагу, на склоне которого этот цех был. Кругом летали, висели на суках и камнях и просто валялись клочья ваты. Внизу, на самом дне оврага текли в противоположных направлениях два полных ватой арыка».


Другой его рассказ описывает случай на работе. Алеша устроился делать мыльный раствор. Прачечная помещалась во дворе, в кирпичном строении. Часа в четыре ночи нужно было нарезать мыла, бросить в воду и включить острый пар. Через час выключить и идти домой. Однажды Алеша пришел домой и лег спать. Утром будят – иди, говорят, Хвостенко, на работу. – Явился. Все здание прачечной полно пены. Люди делали в ней ходы, словно земляные черви, чтобы попасть внутрь. Оказалось, что он, покидая рабочее место, не выключил острого пара.

О возможном воздаянии за труд Алеша сочинил как-то ироническое четверостишие:

Какой кошмар – жена сказала Бекет —

Когда поэта премируют лепет,

А я скажу: поэт не вечный мобиль

И пусть ему воздаст живущий Нобель.


Вот мы наконец-то и добрались до истинной меры вещей:

Алеша, сходим за полбанкой

Напиться б надо перед пьянкой.


<………>

Ближайшее место

Алеша Хвостенко приехал в Тивериаду, и мы отправились погулять туда, где из озера вытекает река Иордан. Прохаживаясь под огромными тенистыми эвкалиптами, мы заметили отца Юстина, который крестил средних лет даму. Он сделал нам знак подождать, а потом догнал на автомобиле и повез к себе в монастырь. Этот грек-священник был в монастыре (где, по преданию, написаны «Деяния апостолов») настоятелем и единственным монахом. Вошли, поднялись на галерею и стали пить кофе, взирая на озеро. И вот Юстин спрашивает:

– Вы в Париже живете?

– Да, в Париже.

– И в какую церковь ходите?

– В ближайшую, – отвечал Алеша после недолгого раздумья.

Для того, чтобы показать всю глубину этого выражения, необходимо немного отвлечься. Еще в России мы сочинили куплет для песни про анашу:

К нам пригнали плану плот

Даже поп словил приход

Хохотал, хохотал

Десять суток схлопотал.


Позднее отец Михаил Меерсон-Аксенов словил приход в Нью-Йорке и позвал Алешу спеть в его церковном зале. Тот пел про Олега Соханевича, о том, как он прыгнул с корабля в воду, надул лодку и через девять дней приплыл к туркам, – всю правду. Соханевич тоже присутствовал в этой, ближайшей, церкви. Вспоминая, отец Михаил говорил, что ощущение было как при постановке «Гамлета» перед датским принцем. Народ хлопал в ладоши то герою, то, обернувшись к сцене, исполнителю.

Всех поэтов должно звать одним и тем же именем – Авель. По-древнееврейски оно означает дым, пар, туман, вздор и всяческую чепуху.

Цыганы

Алеше хвостенко

Один цыган осев, однажды —

Чуть только осень началась

Иных учить затеял важный

Над кочевыми величась:


– Смотри, снега задолго веют

Лошадка брысь – копыта вбок

Кто не грядущего радеют

Тому и нынче поперек!


– Здесь… Там… Да конь к чему хомут-то

Блуждалец вымолвил ему —

Хоть чуть кто сядет вольный тут-то

То уж сидеть там и тому!


Смотрю, смотрю на двух цыганов:

Который правее из них —

Монах свободы ли болванов

Иль обеспеченности мних?



Алешенька, зачем же – в Салехард

Где в ледяной баян охрипший бард

Сосулькою орфической в струю

Должно быть лиру тренькает свою?

Алешенька, зачем же – в Салехард

Где в ледяной баян охрипший бард

Сосулькою орфической в струю

Должно быть лиру тренькает свою?

Чтоб на моржа науськивать песца

Гагарам, чай, не надобно певца

Чтобы менять свой ежегодный мех

К чему эфирный звук твоих помех

Баранам этих суток волчьих стай?

Алешенька, ну, будет, перестань —

Бежит олень, полярный эскимос

Тебе затылок кажет Канин Нос…

Зачем же Салехард – не Гибралтар

Где Геркулес алтарь поставил встарь?


Гляди – любая тварь бежит на юг

Дают ей это или не дают:

Бежит на юг тетерка и дрофа

Бежит на юг полярная сова

Бежит на юг обрезанный енот

Вдруг оценив на вес свой древний род

И даже тот, кто более чем финн

Туда влачит судьбы своей графин

Все реки на которых я плыву

Туда направят влаг своих халву

Магнитный шприц освободив компас

Теперь свободно смотрит за Кавказ

И сам Кавказ, добыв подобья ног

К ним смазанные лыжи приберег.


Ах, эти лыжи… Неужели снег

Тебе милее наших луж и нег

Березы тополиного ствола?

Тебя любая из столиц могла

Держать как сердце бубенцом звеня

А ты – внезапно, не спросясь меня,

Не сверясь даже с направленьем карт…

О ужас – в эту область юрт и нарт,

Где прямо в соль губу макает Обь

И свежий лед ее целует в лоб.


Вернись, я вновь и вновь молю, вернись

И отвернись от северных зарниц

Мир одноглаз без одного из нас

Верни же нам хотя бы пару глаз

Чтоб я от вологодских островов

“Алеша, жду тебя и будь здоров”

Сказать мог искренне.


Целую, твой Анри. 1971-74 гг.

Алеше из Аравы

Алешенька, я странствую вне дома.

Где? – спросишь ты. Изволь: южней Содома

(Географически) стоит моя нога

Обута кожей в форму сапога

Февраль, жара – вообрази такое

И общество увы как сплошь мужское.


Передо мной в пустынной Араве

Деревья чахлые стоят на голове

Еще зима и прозябают травы

Кой-где сквозь камешки просовывая главы

Уже весна – и свадьбы у жуков

Под колкой тенью мертвых трав пуков

Парит орел и бродит антилопа

Верблюду вслед дырою телескопа.


Ночные зрелища иной наводят сон:

Я созерцаю звездный Авиньон

Где полная луна как пленный папа

И сфинксу-Льву Сатурн как третья лапа,

Юпитер с Диоскуровой ладьи

Склонился вбок не видя впереди


И вынырнул из стройных туч отчасти

Пугнув Стрельца персидским двоевластьем

Венеру, что вот-вот должна взойти


А Марса, знаешь, не могу найти

Ни в небе, ни в дороге, ни на карте

Ни в собственной душе

a дома буду в марте.


А.В.


Про Хвоста

Подняться наверх