Читать книгу География. Узнавай географию, читая классику. С комментарием географа - Сборник - Страница 3

Глава III

О том, как техника и находчивость могут возместить недостаток храбрости, и о том, как в плавании надо использовать все обстоятельства, вплоть до личного недомогания

Дальнее плавание… Слова-то какие! Вы задумайтесь, молодой человек, прислушайтесь к музыке этих слов.

Дальнее… даль… простор необъятный… пространство. Не правда ли?

А «плавание»? Плавание – это стремление вперед, движение, иными словами.

Значит, так: движение в пространстве.

Тут, знаете, астрономией пахнет. Чувствуешь себя в некотором роде звездой, планетой, спутником, на худой конец.

Вот поэтому и тянет таких людей, как я или, скажем, мой тезка Колумб, в дальнее плавание, в открытый океан, на славные морские подвиги.

И все же не в этом главная сила, которая заставляет нас покидать родные берега.

И если хотите знать, я вам открою секрет и поясню, в чем тут дело.

Удовольствия дальнего плавания неоценимы, что говорить. Но есть большее удовольствие: рассказать в кругу близких друзей и случайных знакомых о явлениях прекрасных и необычайных, свидетелями которых вы становитесь в дальнем плавании, поведать о тех положениях, порой забавных, порой трагических, в которые то и дело ставит вас превратная судьба мореплавателя.

Но в море, на большой океанской дороге, что вы можете встретить? Воду и ветер главным образом.

А что вы можете пережить? Штормы, штиль, блуждания в туманах, вынужденные простои на мелях… Бывают, конечно, и в открытом море различные необычайные происшествия, и в нашем походе их было немало, но в основном про воду, про ветер, про туманы и мели много не расскажешь.

Рассказать-то, положим, можно бы. Рассказать есть что: бывают, допустим, смерчи, тайфуны, жемчужные отмели – мало ли что! Все это пора-зительно интересно. Ну, рыбы там, корабли, спруты – тоже и об этом можно рассказать. Да вот беда: столько уж об этом порассказано, что не успеете вы рот раскрыть – все ваши слушатели сразу разбегутся, как караси от акулы.

Другое дело – заходы, новые берега, так сказать. Там, знаете, есть на что посмотреть, есть чему удивиться. Да-с. Недаром говорят: «Что город, то норов».

Вот поэтому такой моряк, как я, любознательный и не связанный коммерческими интересами, старается всячески разнообразить свое плавание заходами в чужие страны. И в этом отношении плавание на маленькой яхте представляет бесчисленные преимущества

А как же, знаете! Встали вы, допустим, на вахту, склонились над картой. Вот ваш курс, справа некое царство, слева некое государство, как в сказке. А ведь там тоже люди живут. А как живут? Интересно ведь посмотреть хоть одним глазком! Интересно? Извольте, полюбопытствуйте, кто же вам не велит? Руль на борт… и вот уже входной маяк на горизонте! Вот так-то!

Да-с. Мы шли с попутным ветром, туман лежал над морем, и «Беда» бесшумно, как призрак, милю за милей глотала пространство. Не успели мы оглянуться, прошли Зунд, Каттегат, Скагеррак… Я не мог нарадоваться на ходовые качества яхты. И вот на пятые сутки, на рассвете, туман рассеялся, и по правому борту у нас открылись берега Норвегии.

Можно бы пройти мимо, но куда торопиться? Я скомандовал:

– Право на борт!

Мой старший помощник Лом положил руль круто направо, и три часа спустя цепь нашего якоря загрохотала в красивом и тихом фиорде.

Вы не бывали в фиордах, молодой человек? Напрасно! Непременно побывайте при случае.

Фиорды, или шхеры, другими словами, – это, знаете, такие узкие заливы и бухточки, запутанные, как куриный след, а кругом скалы, изрытые трещинами, обросшие мохом, высокие и неприступные. В воздухе стоит торжественное спокойствие и нерушимая тишина. Красота необычайная!

– А что, Лом, – предложил я, – не сойти ли нам погулять до обеда?

– Есть погулять до обеда! – гаркнул Лом, да так, что птицы тучей поднялись со скал, а эхо (я сосчитал) тридцать два раза повторило: «Беда… беда… беда…»

Скалы как бы приветствовали приход нашего судна. Хотя, конечно, на иностранный манер, ударение не там, но все же, знаете, приятно и удивительно. Впрочем, по правде сказать, особенно и поражаться нечему. Там изумительное эхо в фиордах… Да одно ли эхо! Там, батенька, сказочные места и сказочные бывают происшествия. Вы послушайте, что дальше случилось.

Я закрепил руль и пошел переодеться в каюту. Лом тоже спустился. И вот, знаете, я уже совсем готов, шнурую ботинки – вдруг чувствую: судно получило резкий наклон на нос. Встревоженный, пулей вылетаю на палубу, и глазам моим представляется печальная картина: нос яхты целиком в воде и продолжает быстро погружаться, корма же, напротив, вздымается кверху.

Я понял, что сам виноват: не учел особенностей грунта, а главное – прилив прозевал. Якорь зацепился, держится, как влитой, а вода подпирает. И цепь потравить невозможно: весь нос в воде, поди-ка ныряй к брашпилю. Куда там!

Едва мы успели задраить наглухо вход в каюту, как «Беда» заняла совершенно вертикальную позицию, наподобие рыболовного поплавка. Ну и пришлось смириться перед стихией. Ничего не поделаешь. Спаслись на корме. Так там и пересидели до вечера, пока вода начала спадать. Вот так.

А вечером, умудренный опытом, я ввел судно в узкий пролив и причалил к берегу. Так-то, думаю, будет вернее.

Да-с. Приготовили скромный ужин, произвели уборку, зажгли огни, как положено, и улеглись спать, уверенные, что не повторится история с якорем. А утром, чуть свет, Лом будит меня и рапортует:

– Разрешите доложить, капитан: полный штиль, барометр показывает ясно, температура наружного воздуха двенадцать градусов по Цельсию, произвести измерение глубины и температуры воды не представилось возможным за отсутствием таковой.

Я спросонья не сразу и понял, о чем он говорит.

– То есть как это за «отсутствием»? – спрашиваю. – Куда же она девалась?

– Ушла с отливом, – рапортует Лом. – Судно заклинилось между скалами и пребывает в состоянии устойчивого равновесия.

Вышел я, вижу – та же песня да на новый лад. То прилив нас попутал, теперь отлив шутки шутит. То, что принял я за проливчик, оказалось ущельем. К утру вода сошла, и мы встали на твердый грунт, как в сухом доке. Под килем – пропасть в сорок футов, выбраться нет никакой возможности. Куда там выбраться! Одно остается – сидеть, ждать погоды, прилива, вернее сказать.

Но я не привык тратить время по-пустому. Осмотрел яхту со всех сторон, бросил за борт штормтрап, взял топор, рубанок, кисть. Заподлицо обтесал борта в тех местах, где остались сучья, закрасил. А когда вода пошла на прибыль, Лом закинул с кормы удочку и наловил рыбы на уху. Так что, видите, даже такое неприятное обстоятельство, если с умом взяться, можно обернуть на пользу делу, так сказать.

После всех этих событий благоразумие подсказывало покинуть этот предательский фиорд. Кто же его знает, какие он еще готовит сюрпризы? Но я человек, как вы знаете, смелый, настойчивый, даже несколько упрямый, если хотите, и не привык отказываться от принятых решений.

Так и в тот раз: решил гулять – значит, гулять. И как только «Беда» встала на воду, я перевел ее на новое, безопасное место. Вытравил цепь подлиннее, и мы отправились.

Идем между скалами по тропинке, и чем дальше идем, тем поразительнее окружающая природа. На деревьях белки, птички какие-то: «чик-чирик», а под ногами сухие сучья трещат, и кажется: сейчас выйдет медведь и заревет… Тут же ягоды, земляника. Я, знаете, нигде не видел такой земляники. Крупная, с орех! Ну, мы увлеклись, углубились в лес, забыли совсем про обед, а когда спохватились, смотрим – поздно. Уже солнце склонилось, тянет прохладой. И куда идти, неизвестно. Кругом лес. Куда ни посмотришь, везде ягоды, ягоды, одни ягоды…

Спустились вниз, к фиорду, видим – не тот фиорд. А время уже к ночи. Делать нечего, развели костер, ночь кое-как прошла, а утром полезли на гору. Может быть, думаем, оттуда, сверху, увидим «Беду».

Лезем в гору, нелегко при моей комплекции, но лезем, подкрепляемся земляникой. Вдруг слышим сзади какой-то шум. Не то ветер, не то водопад, трещит что-то все громче, и как будто попахивает дымком.

Я обернулся, гляжу – так и есть: огонь! Обступает со всех сторон, стеной идет за нами. Тут уж, знаете, не до ягод.

Белки побросали гнезда, прыгают с ветки на ветку, все выше по склону. Птицы поднялись, кричат. Шум, паника…

Я не привык бегать от опасности, но тут, делать нечего, надо спасаться. И полным ходом за белками, на вершину скалы, – больше некуда.

Вылезли, отдышались, осмотрелись кругом. Положение, доложу вам, безвыходное: с трех сторон огонь, с четвертой – крутая скала… Я посмотрел вниз – высоко, даже дух захватило. Картинка, в общем, безрадостная, и единственное отрадное пятно на этом мрачном горизонте – наша «Беда»-красавица. Стоит как раз под нами, чуть качается на волне и мачтой, как пальчиком, манит к себе на палубу.

А огонь все ближе. Белок кругом видимо-невидимо. Осмелели. У других, знаете, хвосты в огне пообгорели, так те особенно храбрые, нахальные, проще сказать: лезут прямо на нас, толкаются, нажимают, того и гляди, спихнут в огонь. Вот оно как костры разводить!

Лом в отчаянии. Белки тоже в отчаянии. Признаться, и мне не сладко, но я не подаю виду, креплюсь – капитан не должен поддаваться унынию. А как же!

Вдруг смотрю – одна белка нацелилась, хвост распушила и прыг прямо на «Беду», на палубу. За ней другая, третья и, гляжу, – как горох, посыпались. В пять минут у нас на скале стало чисто.

А мы что, хуже белок, что ли? Я решил тоже прыгать. Ну, искупаемся в крайнем случае. Подумаешь, велика важность! Это даже полезно перед завтраком – искупаться. А у меня так: решено – значит, сделано.

– Старший помощник, за белками – полный вперед! – скомандовал я.

Лом шагнул, занес уже ногу над пропастью, но вдруг извернулся, как кошка, и назад.

– Не могу, – говорит, – Христофор Бонифатьевич, увольте! Не буду прыгать, я лучше сгорю…

И я вижу: действительно сгорит человек, а прыгать не станет. Естественная боязнь высоты, болезнь своего рода… Ну что тут делать! Не бросать же беднягу Лома!

Другой бы растерялся на моем месте, но я не таков. Я нашел выход.

У меня с собой оказался бинокль. Прекрасный морской бинокль с двенадцатикратным приближением. Я приказал Лому поставить бинокль по глазам, подвел его к краю скалы и строгим голосом спрашиваю:

– Старший помощник, сколько белок у вас на палубе?

Лом принялся считать:

– Одна, две, три, четыре, пять…

– Отставить! – крикнул я. – Без счета принять, загнать в трюм!

Тут чувство служебного долга взяло верх над сознанием опасности, да и бинокль, как ни говорите, помог: приблизил палубу. Лом спокойно шагнул в пропасть…

Я глянул вслед – только брызги поднялись столбом. А минуту спустя мой старший помощник Лом уже вскарабкался на борт и принялся загонять белок.

Тогда и я последовал тем же путем. Но мне, знаете, легче: я человек бывалый, могу без бинокля.

А вы, молодой человек, учтите этот урок, при случае пригодится: соберетесь, к примеру, с парашютом прыгать, непременно возьмите бинокль, хоть плохонький, какой-никакой, а все-таки, знаете, как-то легче, не так высоко.

Ну, спрыгнул. Вынырнул. Забрался и я на палубу. Хотел Лому помочь, да он парень расторопный, один справился. Не успел я отдышаться, а он уже захлопнул люк, встал во фронт и рапортует:

– Принято без счета полный груз белок живьем! Какие последуют распоряжения?

Вот тут, знаете, подумаешь, какие распоряжения.

На первое время ясно, поднимать якорь, ставить паруса да и уходить подобру-поздорову от этой горящей горы. Ну его к дьяволу, этот фиорд. Смотреть тут нечего больше, да и жарко стало к тому же… Так что по этому вопросу у меня сомнений не возникло. А вот что с белками делать? Тут, знаете, похуже положение. Черт их знает, что с ними делать? Хорошо, еще вовремя в трюм загнали, а то, знаете, проголодались негодные зверюшки, принялись грызть снасти. Еще бы чуть – и ставь весь такелаж.

Ну конечно, можно бы ободрать с белок шкурки и сдать в любом порту. Мех ценный, добротный. Не без выгоды можно бы провести операцию. Но это как-то нехорошо; они нас спасли, во всяком случае указали путь к спасению, а мы с них последние шкурки! Не в моих это правилах. А с другой стороны, везти с собой всю эту компанию вокруг света – тоже удовольствие не из приятных. Ведь это значит кормить, поить, ухаживать. А как же – это закон: принял пассажиров – создай условия. Тут, знаете, хлопот не оберешься.

Ну я решил так: дома разберемся. А у нас, у моряков, где дом? В море. Макаров, адмирал, помните, как говорил: «В море – значит дома». Вот и я так. Ладно, думаю, выйдем в море, а там подумаем. Запросим в крайнем случае инструкции в порту отправления. Да-с.

Вот и пошли. Идем. Встречаемся с рыбаками, с пароходами. Хорошо! А к вечеру ветерок закрепчал, начался настоящий шторм – баллов десять. Море бушует. Как поднимет нашу «Беду», как швырнет вниз!.. Снасти стонут, мачта скрипит. Белки в трюме укачались с непривычки, а я радуюсь: «Беда» моя держится молодцом, на пять с плюсом сдает штормовой экзамен. И Лом – героем: надел зюйдвестку, стоит, как влитой, у руля и твердой рукой держит штурвал. Ну, я постоял еще, посмотрел, полюбовался на разбушевавшуюся стихию и пошел к себе в каюту. Сел к столу, включил приемник, надел наушники и слушаю, что там, в эфире творится.

Чудесная это штука – радио. Нажмешь кнопку, повернешь рукоятку – и на-ка, все к твоим услугам: музыка, погода на завтра, последние новости. Другие, знаете, болеют насчет футбола – так тоже, извольте: «Удар! Еще удар!.. И вратарь вынимает мяч из сетки…» Словом, не мне вам рассказывать: радио – великая вещь! Но я в тот раз как-то неудачно попал. Поймал Москву, настроился, слышу: «Иван… Роман… Константин… Ульяна… Татьяна… Семен… Кирилл…» – точно в гости пришел и знакомишься. Прямо хоть не слушай. А у меня еще зуб был с дуплом, разболелся что-то… должно быть, после купанья, – так разболелся, хоть плачь.

Ну, я решил прилечь, отдохнуть. Совсем было снял наушники, вдруг слышу: никак, SOS? Прислушался: «Т-Т-Т… Та, Та, Та, Т-Т-Т…» Так и есть: сигнал бедствия. Судно гибнет, и здесь где-то, близко. Я замер, ловлю каждый звук, хочу узнать поподробнее: где? что? В это время накатила волна, да так поддала «Беду», что она, бедняжка, совсем легла на борт. Белки взвыли. Но это бы еще ничего. Тут гораздо хуже получилось: приемник прыг со стола, сорвался, знаете, хлоп о переборку и разлетелся в куски. И вижу: не соберешь. Передачу, конечно, как ножом отрезало. И такое тяжелое чувство: рядом кто-то терпит бедствие, а где, кто – неизвестно.

Надо идти выручать, а куда идти – кто его знает?

И зуб еще хуже разболелся.

И вот представьте: он-то меня и выручил! Я недолго думая хватаю конец антенны – и прямо в зуб, в дупло. Боль адская, искры из глаз посыпались, но зато прием опять наладился. Музыки, правда, не слышно, да мне, признаться, тут музыка и ни к чему. Какая там музыка! А морзе зато – лучше не придумаешь: точка – кольнет незаметно, как булавочкой, а уж тире – точно кто шуруп туда закручивает. И никакого усилителя не нужно, и никакой настройки – больной зуб с дуплом и без того обладает высокой чувствительностью. Терпеть трудно, конечно, но что поделаешь: в таком положении приходится жертвовать собой.

И, поверите ли, так всю передачу до конца на зуб и принял. Записал, разобрал, перевел.

Оказывается, почти рядом с нами норвежский парусник потерпел аварию: сел на мель на Доггербанке, получил пробоину, вот-вот пойдет ко дну.

Тут думать некогда, надо идти выручать. Я поднялся на палубу, стал к штурвалу.

Идем. Ночь кругом, холодное море, волны хлещут, ветер свистит.

Ну, с полчаса прошли, отыскали норвежцев, осветили ракетами. Я вижу – дело дрянь. Вплотную, борт о борт, не станешь – разобьет. Шлюпки у них все снесло, а на концах перетаскивать людей в такую погоду тоже рискованно: перетопишь, чего доброго.

Зашел с одной стороны, зашел с другой – ничего не выходит. А шторм разыгрался пуще прежнего. Как накатит на это суднишко волна, так его и не видно совсем. Перекатывает через палубу, одни мачты торчат… Стоп, думаю, это нам на руку.

Я решил рискнуть. Зашел на ветер, повернул оверштаг и вместе с волной на всех парусах пошел фордевинд полным ходом.

Расчет тут был самый простой: у «Беды» осадка небольшая, а волны – как горы. Удержимся на гребне – как раз и проскочим над палубой.

Ну, знаете, норвежцы уже отчаялись, а я тут как тут. Стою в руле, правлю так, чтобы не зацепить за мачты, а Лом ловит потерпевших прямо за шиворот, сразу по двое. Восемь раз так прошли и вытащили всех – шестнадцать человек во главе с капитаном.

Капитан немножко обиделся: ему последнему полагается покидать судно, а Лом в спешке да в темноте не разобрал, подцепил его первым. Некрасиво получилось, конечно, ну да ничего, бывает… И только сняли последнюю пару, смотрю – катит девятый вал. Налетел, ухнул – только щепки полетели от несчастного суднишка.

Норвежцы сняли шапки, стоят дрожат на палубе. Ну, и мы посмотрели… Потом развернулись, легли на курс и пошли полным ходом назад, в Норвегию.

На палубе теснота – не повернешься, но норвежцы ничего, довольны даже. Да и понятно: конечно, и тесно и холодно, а все лучше, чем купаться в такую погоду.

Да… Выручил, спас норвежцев. Вот тебе и «Беда»! Для кого беда, для кого чудесное, так сказать, избавление от гибели.

А все находчивость! В дальнем плавании, молодой человек, если хотите быть хорошим капитаном, никогда не теряйте ни одной возможности, используйте все для пользы дела, даже личное недомогание, если к тому представится случай. Вот так-то!

* * *

Кто такой Христофор Колумб?

Испанский мореплаватель XV–XVI веков. Он искал морской путь в Индию. Зная, что Земля имеет форму шара, Колумб решил поплыть в Индию западным путем. В результате Колумбом была открыта Америка.

Что такое шторм, штиль?

Шторм – это очень сильный и длительный ветер, который приводит море в волнение. Скорость ветра более 24 м/с. и более. Представьте, какие волны могут подняться при таком ветре. Они могут перевернуть корабль, выбросить его на мель или скалы. Шторм опасен для кораблей, особенно для парусных, которые подчиняются воле ветра.

Штиль – это полная противоположность шторму, это отсутствие ветра. Вы подумаете, какая замечательная погода при штиле. Но для парусных кораблей эта погода неподходящая, ведь парусное судно плывет только при ветре. Раньше парусным кораблям в штиль приходилось долго стоять на одном месте – «ждать погоды».

Что такое смерч и тайфун?

Смерч – это огромная воздушная воронка, которая крутится с невероятной скоростью, обладает огромной мощностью. Она втягивает в свой центр все, что оказалось поблизости. По высоте воронка может достигать до 10 км, а по ширине до 50 км. Скорость ветра более 33 м/с. Смерч может разрушить корабль. Тайфун – это разновидность тропического смерча – природного явления, возникающего над восточными районами Тихого океана. Очевидцы говорят: «Тайфун – это не ветер, это стена. Он сделан из железа».

Словарь мореходов

Вахта – это особый вид выполнения служебных обязанностей, требующих повышенного внимания и непрерывного нахождения на посту. Курс корабля – это угол между направлением на север и носовой частью плоскости судна. Измеряется в градусах по часовой стрелке от 0° до 359°. Руль на борт – это приказание рулевому положить руль вправо или влево (в зависимости от поданной команды) до отказа.

Что такое маяк?

Маяк – это сооружение в виде башни, располагаемое в судоходных водах или на суше вблизи них. Свет маяка служит видимым ориентиром для моряков, помогая им определить безопасный курс судна.

Что такое горизонт?

Горизонт – это воображаемая линия, где небо сходится с землей. До горизонта дойти невозможно, он всегда будет удаляться.

Словарь мореходов

Попутный ветер – это ветер, надувающий паруса и направляющий корабль вперед. Во времена парусного флота плавание по морю всецело зависело от погоды и направления ветра. Для выхода в море моряки всегда ждали попутного ветра. Миля равна 1852,2 м. За основу была принята длина 1 минуты градуса на 45° широты.

Что такое Зунд, Каттегат, Скагеррак?

Зунд – это пролив между островом Зеландия (Дания) и Скандинавским полуостровом (Швеция). Зунд в переводе со шведского – «пролив». У этого пролива есть еще одно название, которое вы можете увидеть на современных картах, – Эресунн («островной пролив»). Каттегат – это пролив между восточным берегом полуострова Ютландия и юго-западной частью Скандинавского полуострова. Скагеррак – это пролив между полуостровами Скандинав-ским и Ютландия, соединяет Балтийское и Северное моря.

Норвегия – это государство в Северной Европе.

Что такое фиорды и шхеры?

Фиорд – это узкий, извилистый морской залив, который глубоко врезается в сушу со скалистыми берегами. Длина фьорда в десятки раз превосходит ширину, а берега в большинстве случаев образованы скалами высотой до 1000 метров.

Шхеры – скопление мелких скалистых островов, разделенных узкими проливами и покрывающих значительную часть прибрежной морской полосы, окаймляя берега фиордового типа. Каждый из таких островков в отдельности называется «шхера».

Словарь мореходов

Нос – это носовая часть судна, передняя оконечность судна. Корма – это задняя часть корпуса корабля, судна, подразделяется на подводную и надводную часть.

Что такое прилив?

Вспомним школьную географию. Приливом и отливом называется такое периодическое колебание уровня океана или моря, которое происходит от притяжения Луны и Солнца. Явление заключается в следующем: уровень воды постепенно поднимается, что называется приливом, достигает наивысшего положения, называемого полной водой. После этого уровень начинает понижаться, что называется отливом, и через 6 ч 12,5 мин (приблизительно) достигает наиболее низкого положения, называемого малой водой. Затем уровень снова начинает повышаться, и еще через 6 ч 12,5 мин (приблизительно) наступает опять полная вода. Таким образом, период явления равен 12 ч 25 мин (приблизительно), и каждые 24–25 ч бывает два прилива и два отлива, две полные воды и две малые.

Словарь мореходов

Потравить цепь – это значит ослаблять, выпускать цепь якоря. Брашпиль – это палубный механизм лебедочного типа, который используется для подъема якорей.

Что такое фут?

«Международный» фут равен 0,3048 м. Можно подсчитать, сколько же метров будет пропасть в сорок футов. Глубина пропасти будет 12 метров.

Правдив ли рассказ капитана Врунгеля?

Величина приливов зависит от степени связи водоема с Мировым океаном. Чем более замкнут водоем, тем меньше степень проявления приливо-отливных явлений. Самые высокие приливы 14 м в заливе Фанди, который расположен у берегов Северной Америки. Высота приливов у берегов Норвегии достигает четырех метров. Назвав глубину пропасти 40 футов (12 м), капитан Врунгель сильно преувеличил ее. При отливе уровень воды понизился всего на 4 метра, на столько же метров должна была опуститься и яхта. Если скалы ущелья сузились на глубине 4 метра, то яхта могла застрять, но только никакой пропасти за бортом бы не было. Если яхта застряла на глубине менее 3 метров, то «пропасть» была бы глубиной не более 1 метра. А если скалы сузились на меньшей глубине, то яхта, зайдя в этот «заливчик», сразу бы и села на скалы, и это бы заметили капитан и его помощник.

Может ли быть «мрачный горизонт»?

В данном случае с трех сторон горизонта видно не было, потому, что на земле до неба полыхал огонь. А на четвертой стороне был крутой скалистый обрыв к морю, вдали был виден горизонт – линия, где сошлись море и небо. «Мрачный горизонт» – такого географического термина нет, здесь слово «мрачный» отражает безрадостное настроение героев.

То такое бинокль?

Бинокль – это инструмент, основная функция которого навигационная. Когда смотришь в двенадцатикратный бинокль, то видишь все объекты приближенными и увеличенными в 12 раз. Дальние объекты как будто находятся рядом. Это свойство бинокля использовал капитан Врунгель. Когда Лом начал считать белок, то ему показалось, что животные находятся совсем рядом, бинокль приблизил палубу. Так как Лом увидел яхту очень близко, то он, не боясь, шагнул в пропасть и благополучно спрыгнул с крутого высокого берега, даже не успев испугаться.

Словарь мореходов

Такелаж (нидерл. takelage (от takel – оснастка)) – общее название всех снастей на судне или вооружение отдельной мачты.

Что такое шторм 10 баллов?

Шторм, то есть сила ветра, и состояние моря определяется по шкале Бофорта в баллах. Самый сильный шторм – 12 баллов. Ну а «Беда» попала в шторм в 10 баллов. Это тоже сильный шторм. Скорость ветра 24,5–28,4 м/с. Очень высокие волны, средняя волна высотой в 9 метров, а максимальная высота – 12,5 м. От волн образуется пена, которая выдувается ветром большими хлопьями. Поверхность моря белая от пены. Сильный грохот волн подобен ударам. Вот такая разбушевавшаяся стихия, в которую попал капитан Врунгель.

Что такое SOS?

. . . – — – . . .

SOS – сигнал бедствия – это сообщение с просьбой о помощи, направленное по радио, с помощью азбуки Морзе, сигналов, состоящих из ряда закодированных цифр и букв. Сам код состоит из точек и тире, воспроизводящихся с помощью радиосигналов. Свое название азбука Морзе получила в честь Сэмюэла Финли Бриз Морзе.

Что такое Доггер-банка?

Доггер-банка – крупнейшая песчаная отмель в Северном море, в 100 км от берега Англии. Занимает площадь около 17 600 км². Глубина моря в районе отмели колеблется от 15 до 36 метров, примерно на 20 метров мельче, чем в окружающих отмель водах.

Словарь мореходов

Штурвал судна представляет собой колесо с рукоятками, соединенное приводами различных конструкций с судовым рулем. Вращение штурвала вызывает поворот пера руля (перекладку) на соответствующий угол, чем достигается поворот судна. Конец – это название любой веревки или троса на флоте. Оверштаг – поворот, при выполнении которого курс корабля пересекает направление ветра, при этом корабль пересекает линию ветра носом. Фордевинд – это ветер, дующий прямо в корму корабля, попутный ветер; ход корабля по направлению ветра. Про судно, идущее в фордевинд, говорят, что оно «идет полным ветром».

Может ли яхта во время шторма удержаться на гребне волны и вместе с волной проскочить над палубой корабля?

Теоретически может, смотря какой корабль, какая яхта и какая волна. Если яхта будет находиться над палубой на гребне волны, можно ли поймать потерпевших людей на палубе корабля? Шторм 10 баллов, скорость ветра и волны 24 м/с (или 100 км/ч). Такой ветер срывает крыши домов, вырывает деревья с корнем. Разве человек устоит против такого ветра? Лома просто бы снесло с палубы. Волна 12 м от уровня моря. Борт норвежского «суднишка» высотой 3–5 м. Волна накрывает его полностью, а если яхта на гребне волны, то можно ли с нее разглядеть людей на судне и дотянуться до них? «Поймать потерпевших прямо за шиворот, сразу по двое» – это фантазия капитана. А уж про то, что такое спасение повторилось 8 раз, капитан Врунгель нам просто наврал! На то он и Врунгель.

Почему капитану последнему полагается покидать судно?

В Уставе службы на судах Министерства морского флота говорится, что «при кратковременном отсутствии командира корабля старший помощник вступает в командование кораблем». Но капитан Врунгель командование судном сдал по всем правилам. Эти правила тоже записаны в уставе. При такой правильной сдаче нужно сдать и принять по описи все судовые документы, по кассовой книге денежные суммы и судовое имущество, прием и сдачу зафиксировать в соответствующем акте.

Глава IX

О старых обычаях и полярных льдах

Океан встретил нас ровным пассатом. Идем день, другой. Влажный ветер несколько умеряет жару, однако прочие признаки указывают на пребывание в тропической зоне.

Синее небо, солнце в зените, а главное – летучие рыбы. Замечательно красивые рыбки! Порхают над водой, как стрекозы, и дразнят душу старого моряка. Недаром, знаете, летучая рыба – символ океанского простора.

Вот эти рыбки, будь они неладны, воскресили во мне воспоминания юности, первое плавание… экватор…

Экватор, как вам известно, линия воображаемая, однако вполне определенная. Переход ее с давних пор сопровождается небольшим самодеятельным спектаклем на корабле: якобы морской бог Нептун является на судно и после непродолжительной беседы с капитаном, тут же на палубе, купает моряков, впервые посетивших его владения.

Я решил тряхнуть стариной и возродить этот старый обычай. Тем более, декорации несложные, костюмы тоже – с этой стороны постановка трудностей не представляет. Но вот с актерским составом просто зарез. Я, знаете, единственный бывалый моряк на судне, я же и капитан, и волей-неволей мне же приходится изображать Нептуна.

Но я нашел выход: с утра приказал выставить бочку с водой, затем сказался больным и вплоть до выздоровления по всем правилам сдал Лому командование судном. Лом выразил мне соболезнование, однако с удовольствием заломил фуражку на капитанский манер и приказал Фуксу чистить медные части.

А я заперся в каюте и занялся подготовкой: сделал бороду из швабры, соорудил трезубец, корону, а сзади прицепил хвост наподобие рыбьего. И должен без хвастовства сказать: получилось отлично. Я, знаете, посмотрел в зеркало: ну, куда там – Нептун, да и только. Как живой!

И вот, когда, по моим расчетам, «Беда» пересекла экватор, я в полном облачении поднялся на палубу…

Результат получился необычайный, но несколько неожиданный. Отсутствие предварительной проработки спектакля и незнание старых морских обычаев направили воображение моего экипажа в нежелательную для меня сторону.

Я вышел.

Мой старший помощник Лом гордо стоял у штурвала, пристально вглядываясь в горизонт. Фукс, обливаясь потом, усердно «драил медяшку».

Летучие рыбы по-прежнему порхали над волнами.

Спокойствие царило на палубе корабля, и мой выход в первый момент остался незамеченным.

Ну, я решил обратить на себя внимание: грозно стукнул трезубцем и зарычал. Тут оба они встрепенулись и замерли от изумления. Наконец придя в себя, Лом нерешительно шагнул мне навстречу и смущенным голосом произнес:

– Что с вами, Христофор Бонифатьевич?

Я ждал этого вопроса и заранее подготовил ответ в стихотворной форме:

Тут лицо Лома выразило мгновенный испуг, который затем перешел в отчаянную решимость. Лом бросился, как леопард, облапил меня своими ручищами и потащил к бочке.

– Поддержать капитана за ноги! – скомандовал он на ходу.

А когда Фукс выполнил приказание, Лом добавил несколько спокойнее:

– Старика хватил солнечный удар, необходимо освежить ему голову.

Я пробовал отбиваться, пробовал убеждать их, что, согласно веками установленным обычаям, не мне, а им следует купаться по случаю прохождения экватора, но они не слушали. И вот понимаете, приволокли меня к бочке и принялись окунать в воду.

Корона моя размокла, трезубец упал. Положение прискорбное и почти безвыходное, но я собрался с последними силами и в момент между двумя погружениями бодро скомандовал:

– Отставить макать капитана!

И, представьте себе, подействовало.

– Есть отставить макать капитана! – гаркнул Лом, вытянув руки по швам.

Я ухнул в воду… Одни ноги торчат. Мог бы и захлебнуться, да хорошо Фукс догадался: завалил бочку набок, вода вылилась, и я застрял. Сижу, как рак-отшельник, не могу отдышаться. Ну, потом оправился и вылез, тоже этак, рачьим манером, кормой вперед.

Вы сами понимаете, какой ущерб моему авторитету нанесло это событие. А тут еще, как назло, мы потеряли пассат. Наступил мертвый штиль, и безделье воцарилось на судне. И вот, знаете, как утро, Лом с Фуксом устраиваются на палубе, ноги под себя, по-турецки, карты в руки и дуются без отдыха в подкидного дурака.

Я посмотрел день, посмотрел другой и прекратил это дело. Я вообще-то противник азартных игр, а тут тем более, поскольку это увлечение угрожало срывом дисциплины. Ведь вы учтите: Фукс жульничает, каждый кон оставляет Лома дураком, да еще подкидным! Какое уж тут уважение!

А с другой стороны, просто так запретить игру – умрут со скуки.

А по мне, пусть уж лучше помощник дурак, чем покойник.

Тогда я предложил им шахматы. Это как-никак игра мудрецов, изощряет ум, развивает стратегические способности. К тому же спокойный характер этой игры позволяет обставить ее по-семейному.

И вот мы водрузили на палубе стол, вытащили самовар, над головой растянули тент из паруса и в такой обстановке, за чашкой чаю, с утра до ночи предавались бескровным поединкам.

Вот так однажды мы с Ломом засели с утра доигрывать незаконченную партию. Жара стояла убийственная, и Фукс, свободный от игры, полез купаться.

Король Лома беспомощно жался к уголку. Я уже предвкушал сладость заслуженной победы, вдруг резкий крик за бортом нарушил ход моих мыслей. Взглянул – вижу, над водой шляпа Фукса. (Он купался в головном уборе, опасаясь солнечного удара.) Отчаянно вопя, Фукс бьет по воде руками и ногами, поднимает тучи брызг и со всей скоростью, которую позволяли развивать его ходовые качества, приближается к «Беде». А за ним, рассекая лазурную гладь моря, бесшумно скользит над водой спинной плавник огромной акулы.

Настигнув несчастного, акула перевернулась на спину, открыла свою страшную пасть, и я понял, что Фуксу пришел конец. Не отдавая отчета в своих действиях, я схватил со стола первое, что подвернулось под руку, и изо всей силы швырнул в морду морского хищника.

Результат получился разительный и необычайный: зубы чудовища мгновенно сомкнулись, и в ту же секунду, бросив преследование, акула завертелась на месте. Она выпрыгивала из воды, жмурилась и, не разжимая челюстей, сквозь зубы отплевывалась во все стороны.

Фукс тем временем благополучно добрался до судна, вскарабкался на борт и в изнеможении подсел к столу. Он пытался что-то сказать, но от волнения глотка его пересохла, и я поспешил налить ему чаю.

– Вам с лимоном? – спрашиваю. Протянул руку к блюдцу, а там нет ничего.

Тогда я все понял. В минуту смертельной опасности лимон подвернулся мне под руку и решил участь Фукса. Акулы, знаете, непривычны к кислому. Да что там акулы, вы сами, молодой человек, попробуйте лимон целиком – так скулы сведет, что и рта не откроете.

Пришлось запретить купание. Запас лимонов у нас, правда, еще сохранился, но ведь нельзя, же рассчитывать, что всегда попадешь так удачно. Да-с. Устроили душ на палубе, обливали друг друга из ведра, но ведь это все полумеры, и жара замучила нас совершенно.

Я даже несколько похудел, и не знаю, чем бы все кончилось, если бы в одно прекрасное утро не потянул наконец ветерок.

Изнуренный бездельем экипаж проявил необычную энергию. Мы мгновенно поставили паруса, и «Беда», набирая ход, пошла дальше, на юг.

Вас, может быть, удивит взятое мною направление? Не удивляйтесь, взгляните на глобус: идти вокруг света вдоль экватора долго и трудно. Многих месяцев пути требует такой поход. У полюса же вы легко можете хоть пять раз в день обойти земную ось кругом, тем более что и дни там, на полюсе, бывают до шести месяцев продолжительностью.

Вот мы и стремились к полюсу и с каждым днем спускались все ниже. Прошли умеренные широты, приблизились к Полярному кругу. Тут уж, знаете, холодок дает себя чувствовать. И море не то: вода серая, туманы, низкая облачность. На вахту выходишь в шубе, уши мерзнут, на снастях сосульки.

Однако мы и не думали об отступлении. Напротив, пользуясь попутными ветрами, мы с каждым днем все ниже и ниже. Легкая зыбь не причиняла нам беспокойства, экипаж чувствовал себя отлично, и я с нетерпением ждал того момента, когда на горизонте откроется ледяной барьер Антарктики.

И вот однажды Фукс, обладавший орлиным зрением, неожиданно воскликнул:

– Земля на носу!

Я было подумал, у меня или у Лома нос не в порядке. Провел даже ладонью, утерся.

Нет, все чисто.

А Фукс опять кричит:

– Земля на носу!

– Может, по носу земля? – говорю я. – Так вы, Фукс, так бы и говорили. Пора привыкнуть. Но только не вижу я вашей земли…

– Так точно, по носу земля, – поправился Фукс. – Вон там, видите?

– Не вижу, признаться, – сказал я.

Но прошло еще с полчаса – и что бы вы думали? Точно. Тут уж и я заметил темную полоску на горизонте, и Лом заметил. Действительно, похоже на землю.

– Молодец, Фукс, – говорю я, а сам беру бинокль, пригляделся и вижу – ошибка! Не земля, а лед. Огромный айсберг столповидной формы.

Ну, я взял курс прямо на него, и два часа спустя, сверкая тысячами огней в лучах незаходящего солнца, айсберг встал у нас перед носом.

Точно стены хрустального замка, возвышались над морем голубые уступы. Холодом и мертвенным спокойствием веяло от ледяной горы. Зеленые волны с рокотом разбивались у ее подножия. Нежные облака цеплялись за вершину.

Я немного художник в душе. Величественные картины природы волнуют меня до чрезвычайности. Скрестив руки на груди, я застыл от изумления, созерцая ледяную громаду.

И вот, откуда ни возьмись, тощий тюлень высунул из воды свою глупую морду, бесцеремонно вскарабкался по склону, развалился на льду и давай, понимаете, чесать бока!

– Пошел вон, дурак! – крикнул я.

Думал – уйдет, а он хоть бы что. Чешется, сопит, нарушает торжественную красоту картины.

Тут я не выдержал и совершил непростительный поступок, результатом которого едва не явилось бесславное окончание нашего похода.

– Подать ружье! – говорю я.

Фукс юркнул в каюту, вынес винтовку. Я прицелился… Бац!

И вдруг гора, казавшаяся незыблемой твердыней, со страшным грохотом раскололась пополам, море закипело под нами, осколки льда загремели по палубе. Айсберг совершил этакое сальто-мортале, подхватил «Беду», и мы чудесным образом оказались на самой верхушке ледяной горы.

Ну, потом стихии несколько успокоились. Успокоился и я, осмотрелся. Вижу – положение неважное: яхта застряла среди неровностей льда, села так, что и не сдвинешь, кругом неприветливый серый океан, а внизу, у подножия ледяной горы, болтается все тот же тюлень-негодяй, смотрит на нас, ухмыляется самым наглым образом.

Экипаж, несколько смущенный всей этой историей, молчит. Ждет, видимо, объяснений непонятного явления. И я решил блеснуть запасом познаний и тут же на льду провел небольшую лекцию.

Ну, объяснил, что айсберг вообще опасный сосед для корабля, особенно в летнюю пору. Подтает подводная часть, нарушится равновесие, переместится центр тяжести, – и вся эта громадина держится, так сказать, на честном слове. И тут не то что выстрела, тут громкого кашля бывает достаточно, чтобы разрушилось все это природное сооружение. И ничего удивительного нет, если айсберг переворачивается… Да.

Ну, экипаж выслушал с должным вниманием мои объяснения. Фукс промолчал из скромности, а Лом со свойственной ему непосредственностью задал несколько неделикатный вопрос.

– Ладно, – говорит, – как он перевернулся – это дело прошлое, а вы, Христофор Бонифатьевич, скажите, как его назад переворачивать?

Тут, молодой человек, действительно подумаешь: как ее переворачивать, такую громадину? А делать что-то надо. Не век же сидеть на льду.

Ну, я погрузился в размышления, стал обдумывать создавшееся положение, а Лом тем временем подошел к делу несколько несерьезно, с кондачка: переоценил свои силы и решил самостоятельно спустить яхту на воду. Взял, понимаете, топор, размахнулся и отколол глыбу тонн в двести.

Он, видимо, хотел подрубить таким образом нашу ледяную подставку.

Намерение весьма похвальное, но совершенно необоснованное. Недостаточные познания в области точных наук не позволили Лому предугадать результаты его усилий.

А результаты получились как раз обратные. Как только глыбы отделились от нашей горы, гора, понятно, стала легче, приобрела некоторый дополнительный запас плавучести, всплыла. Словом, к тому времени, когда я выработал план действий, верхушка айсберга вместе с яхтой благодаря усилиям Лома поднялась еще футов на сорок.

Тут Лом опомнился, раскаялся в своем легкомысленном поведении и со всем рвением, на которое был способен, принялся выполнять мои приказания.

А мой план был проще простого: мы поставили паруса, натянули шкоты и вместе с айсбергом полным ходом пошли назад, на север, поближе к тропикам. И тюлень с нами отправился.

И вот, знаете, недели не прошло, наша ледышка стала таять, уменьшаться в размерах, потом в одно прекрасное утро хрустнула, сделала вторичный переворот, и «Беда», как со стапеля, мягко стала на воду. А тюлень, понимаете, оказался наверху, но не удержался, поскользнулся и плюх мешком к нам на палубу! Я схватил его за шиворот, высек ремнем для острастки и отпустил. Пусть плавает. А Лом тем временем сделал поворот, «Беда» снова легла на курс «зюйд», и мы вторично направились к полюсу.

* * *

Что такое пассат?

Пассаты – это устойчивые ветры, возникающие в результате перепадов атмосферного давления в двух полушариях и на экваторе. Они образуются только в тропической области. Из-за вращения земного шара пассаты дуют не под прямым углом к экватору, а отклоняются – в Северном полушарии на юго-запад с северо-востока, а на юге происходит обратное отклонение – с юго-востока на северо-запад.

Что такое тропическая зона?

Это климатическая зона Земли, расположенная между Северным и Южным тропиками, основными параллелями, расположенными на 23°27′ к югу и северу от экватора и определяющими наибольшую широту, на которой солнце в полдень может подняться в зенит (в Северном полушарии – в день летнего солнцестояния, в Южном полушарии – в день зимнего солнцестояния).

Как нужно пересекать экватор?

Это старая и добрая морская традиция – при пересечении экватора устраивать праздник. Всем, кто впервые пересекает экватор, нужно пройти специальное посвящение.

В эпоху парусного флота ветер был основным двигателем кораблей. В некоторых районах на широте экватора корабли попадали в безветрие. Суда задерживались, ожидая ветра, на недели и даже месяцы. Иногда моряки погибали от голода и жажды, ожидая попутного ветра. Суеверные моряки придумали такой замечательный праздник, чтобы умилостивить морского царя Нептуна.

Что такое потерять пассат?

Постоянные ветры пассаты дуют к экватору с северо-востока и юго-востока. Подходя к самому экватору, они ослабляют свое действие, и в районе экватора часто бывает полное безветрие. В этот район безветрия и попала яхта «Беда», потеряв пассат. Полоса безветрия не стоит на месте, а движется за солнцем. Стоит подождать несколько дней, и ветер снова подует. Яхта – парусное судно, и для ее движения был очень важен ветер.

Что такое «убийственная жара»?

Понятия «убийственная жара» в географии нет. Но, если автор придумал такой эпитет, значит, было действительно очень жарко, аномально жарко. Градусов +40 – +47. Такая жара характерна для пустынь. А какая температура в океане в районе экватора? Посмотрите на климатическую карту мира. Средние температуры экваториального пояса +25 градусов. Конечно, температура может подняться и до 30 градусов. Но разве это «убийственная жара»?

Что такое глобус и географический полюс?

Из школьной географии вы знаете, что глобус – это трехмерная модель Земли. Географический полюс – точка, в которой ось вращения Земли пересекается с поверхностью Земли.

Можно ли у полюса пять раз в день обойти земную ось кругом?

Вполне. Вы путешествуете строго по параллели 89°59′44'', т. е. на расстоянии 500 м от Северного полюса. Длина этой параллели равна 3140 м. Ваша скорость – 3 км/ч. Всю параллель вы проходите примерно за 1 час. Ну вот и посчитайте, сколько раз вы пройдете вокруг полюса за полярный день.

Куда спускался капитан Врунгель?

Ниже – это значит ниже того места, где он находился. Куда можно ниже спускаться на океане? На глубину? Но «Беда» – это же не подводная лодка? Наверное, Врунгель описывал свой путь по глобусу, и, «спускаясь ниже», он двигался в южном направлении, действительно приближаясь к Антарктике.

Что такое умеренные широты и полярный круг?

Вспомним школьную географию. Умеренные широты – это условное название зон, расположенных на поверхности земного шара между 40° и 65° с. ш. и 42° и 58° ю. ш.

Что значит «по носу земля»?

Значит, в направлении носа корабля (передней части). Впереди увидели землю.

Что такое айсберг?

Айсберг – это огромная ледяная гора, сползающая с материка или острова в воды океана. Так как плотность льда примерно на 10 % меньше плотности воды, большая часть айсберга (до 90 %) скрывается под водой. Основными источниками айсбергов служат ледники Гренландии и Антарктиды. Длина антарктических айсбергов иногда достигает 80 км.

Почему в океане образуются волны?

В тихую погоду на воде почти нет волн, а в ветреный дождливый день волн много. Их создает ветер. Когда мы наблюдаем движение волн, нам кажется, что вода тоже движется вперед. Какое же движение происходит в волне? В основном это движение воды вверх-вниз. Это движение передается по направлению к берегу. У самого берега основание волны ударяется о дно, и движение волны замедляется из-за трения. Гребень волны продолжает движение, обрушиваясь вниз и образуя прибой.

Может ли айсберг расколоться пополам?

Айсберг может расколоться и пополам, и на несколько частей. Есть тому пример. Гигантский айсберг, который в июле 2017 года откололся от Антарктиды после раскола ледника Ларсена, раскололся на две части. Согласно полученным данным, айсберг некоторое время «качался» на месте. Движения назад и вперед привели к его расколу на две половины.

Достаточно ли громкого кашля, чтобы айсберг перевернулся?

Капитан Врунгель правильно объясняет причину переворота айсберга. Айсберг в воде находится в состоянии неустойчивого равновесия. Пока нижняя часть перевешивает верхнюю, он спокойно плывет, причем большинство течений несут айсберги из холодных широт в сторону теплых тропиков. От теплой воды он постепенно тает снизу под водой. Когда нижняя часть становится меньше и легче верхней, айсберг переворачивается, чтобы снова обрести состояние равновесия. Конечно, и верхняя часть айсберга тоже тает, но медленнее, потому что большую часть солнечных лучей айсберг отражает. Случаи переворачивания айсберга довольно редки, но рано или поздно перевернется любой айсберг. Выстрел винтовки или громкий кашель здесь ни при чем. Айсберг перевернется сам, когда «созреет».

Можно ли топором отколоть глыбу тонн в двести?

Топором не отколешь. Но айсберг сам разрушается и без топора. От него постоянно отламываются глыбы. Так что топором можно просто взмахнуть…

Толщина среднего айсберга 50 метров, крупных – 500 метров. 90 % айсберга находится под водой. Самым крупным был айсберг, отколовшийся в 2000 году от шельфового ледника Росса Антарктиды. Его площадь была около 11000 кв. км, вес – триллион тонн, высота – 190 м, а площадь – 5800 кв. км. В этом айсберге 500 куб. километров пресной воды, весит такой айсберг чуть менее 500 миллиардов тонн.

Могут ли паруса яхты, расположенной на айсберге, заставить его плыть?

Айсберг – это не парусник, чтобы плыть по ветру. Он плывет по океаническим течениям. Айсберг слишком тяжелый для любого ветра, а парус яхты слишком мал. Капитан Врунгель опять нафантазировал, но… Его фантазия имеет практическое применение. Айсберги – огромные запасы пресной воды. Если его транспортировать туда, где нужна вода, было бы замечательно. Но каким образом? Идею подал капитан Врунгель. К айсбергу прикрепляют аэростатно-парусную систему, подготовленную к транспортированию айсберга к месту назначения, путем заполнения легким газом аэростатов, выводящее во взвешенное состояние парусную систему. Курс движения айсберга поддерживают дистанционным управлением парусной системы, осуществляемым с корабля сопровождения.

Словарь мореходов

Шкоты – корабельная веревки, при помощи которых натягивают паруса.

Глава Х,

в которой читатель знакомится с адмиралом Кусаки, а экипаж «Беды» – с муками голода

Снова серые облака, туманы, снова шубы пришлось надеть…

И вот однажды в морозную погоду мы идем не спеша. Вдруг как ухнет! Взрыв не взрыв, гром не гром – не поймешь.

Подождали, прислушались – тишина, потом снова: бабах! И опять тишина.

Я заинтересовался, заметил направление и повел «Беду» навстречу загадочному явлению.

И вот видим: на горизонте – подобие плавучей горы. Подходим. Нет, не гора, просто облако тумана. Вдруг из середины его вздымается столб воды, фонтаном падает в море, при этом глухой раскат снова разносится по океану и сотрясает «Беду» от киля до клотика.

Страшновато стало, но любопытство и стремление обогатить науку разгадкой непонятного явления победили во мне чувство осторожности. Я встал в руль и ввел судно в туман. Иду, смотрю – сосульки с бортов начинают падать, да и так заметно значительное потепление. Сунул руку за борт – вода только что не кипит. А перед носом в тумане вырисовывается нечто огромное, вроде сундука, и вдруг этот сундук – апчхи!

Ну, тогда я все понял: кашалот, понимаете, зашел из Тихого океана, простудился во льдах Южного полюса, подхватил грипп, лежит тут и чихает. А раз так, неудивительно и нагревание воды: заболевания простудного характера обычно сопровождаются повышенной температурой.

Можно бы загарпунить этого кашалота, но неудобно пользоваться болезненным состоянием животного. Не в моих это принципах. Напротив, я взял на лопату хорошую порцию аспирина, нацелился и только хотел сунуть ему в пасть, вдруг, понимаете, налетел ветерок, подкатила волна. Ну и, знаете, промахнулся, не попал. Аспирин рассыпался и вместо рта да в дыхало – в ноздри, так сказать.

Кашалот вздохнул, замер на секунду, зажмурил глаза – и вдруг опять как чихнет, да прямо на нас.

Ну уж чихнул так чихнул! Яхта взвилась под самые облака, потом пошла на снижение, перешла в штопор, и вдруг… хлоп!

От удара я потерял сознание, а когда очнулся, смотрю – «Беда» лежит на боку, на палубе огромного корабля. Фукс запутался в снастях, Лом – тот и вовсе вывалился от толчка и сидит тут же рядом, в несколько неудобной позе. А навстречу нам под защитой дальнобойных орудий шествует важной походкой небольшая группа господ, в чинах, судя по мундирам, не ниже адмиральских.

Я представился. Они, со своей стороны, объяснили, что являются международным комитетом по охране китов от вымирания. И тут же на палубе учинили мне допрос: кто, откуда, какие цели преследует мой поход, не встречал ли я китообразных, а если встречал, какие меры принял для защиты их от вымирания.

Ну, я рассказал своими словами: так, мол, и так, поход спортивный, кругосветный, встретил одного кашалота в болезненном состоянии и оказал посильную помощь, предписанную в таких случаях медициной.

Они выслушали, пошептались, поставили у яхты конвой и удалились на совещание. И мы сидим, ждем, тоже совещаемся.

– Вынесут благодарность. Может, медаль дадут, – говорит Лом.

– Что медаль! – возражает Фукс. – По мне, лучше что-нибудь деньгами…

Ну, а я воздержался, промолчал.

Час так прошел, два, три. Скучно стало. Я отправился туда, на совещание. Пустили. Я сел в уголок и слушаю. А у них уже прения идут. Как раз, знаете, взял слово представитель одной восточной державы, адмирал Кусаки.

– Наша общая цель, – сказал он, – охрана китообразных от вымирания. Какие же средства есть у нас для достижения этой благородной цели? Вы все прекрасно знаете, господа, что единственным действенным средством является уничтожение китообразных, ибо с уничтожением их некому будет и вымирать. Теперь разберем случай, ставший предметом нашего обсуждения: капитан Врунгель, вопрос о котором стоит на повестке дня, как он сам признает, имел полную возможность уничтожить встреченного им кашалота. А что сделал этот жестокий человек? Он позорно отстранился от выполнения своего высокого долга и предоставил бедному животному вымирать сколько ему заблагорассудится! Можем ли мы закрыть глаза на такое преступление? Можем ли мы пройти мимо такого вопиющего факта? Нет, господа, мы не можем. Мы должны наказать преступника. Мы должны отобрать его судно и передать моим соотечественникам, которые честно выполняют задачи нашего комитете. Тут перебил его представитель другой державы, западной, вот только фамилию забыл, – Грабентруп, кажется.

– Все правильно, – говорит он, – наказать нужно, но только господин адмирал забыл самое существенное: кашалот, в отличие от прочих китообразных, обладает черепом удлиненного строения. Таким образом, оскорбив кашалота, этот Врунгель оскорбил всю арийскую расу. Так что же вы думаете, господа, арийцы потерпят это?

Ну, я уж и слушать дальше не стал, вижу и так: попали из огня да в полымя. Улизнул тихонько, пошел к своим, доложил о результатах разведки. И гляжу: приуныл мой экипаж. Сидят грустные, ждут решения участи.

Целый день китолюбивые адмиралы спорили. Наконец поздно вечером вынесли резолюцию. Мы приготовились к самому худшему и мысленно уже распрощались с «Бедой», но опасения наши оказались несколько преждевременными. Решение вынесли неопределенное: «Для изучения вопроса создать специальную комиссию, а яхту "Беда" с экипажем временно водворить на одном из близлежащих необитаемых островов».

Я, понятно, заявил протест, да что толку. Меня и не спросили. Подцепили краном «Беду», опустили на скалы; нас тоже высадили, подняли флаги, погудели и пошли. Я вижу – делать нечего. Приходится подчиняться грубой силе и устраиваться по-береговому, с учетом создавшегося положения. А положение, надо вам сказать, отвратительное: яхта лежит на самом краю утеса, мачта торчит над морем, унылый прибой плещет у подножия скалы.

Ну, мы снарядились и пошли обследовать наш островок. Ходили, ходили – ничего хорошего не нашли. Всюду холодно, неуютно, одни скалы кругом.

Единственно с чем хорошо, так это с топливом. Уж не знаю откуда, только нанесло на этот островок обломков погибших кораблей.

А с другой стороны, нам и топливо ни к чему. Запасы у нас на исходе, кругом ни флоры, ни фауны, а камнями, сколько их ни вари, все равно сыт не будешь.

«Аппетит, говорят, приходит во время еды». Возможно. Но у меня в этом отношении несколько необычный организм. Когда голоден, только тогда и ощущаю присутствие аппетита.

В целях борьбы с этой ненормальностью я подтянул кушак потуже, терплю. Лом и Фукс тоже на голод жалуются. Пробовали рыбу ловить – не клюет. Лом вспомнил, что в старину в таких случаях борщ из подметок варили, достал штормовые сапоги, два дня варил – никакого результата. Да и понятно, знаете: в былые-то времена сапоги из воловьей кожи делали, а у нас вся штормовая одежда из синтетического каучука. Конечно, в дождь, в сырую погоду оно удобнее – не промокает, что касается кулинарных качеств такой обуви, прямо нужно сказать: ни вкуса у нее, ни питательности.

Ну и, понятно, скучновато стало. Ходим мы вокруг нашей яхты, смотрим на горизонт и друг на друга посматриваем. Призрак голодной смерти встает перед нами. По ночам преследуют кошмары…

И вот однажды смотрю – подходит к нашему острову льдина. А на льдине пингвины. Выстроились в одну шеренгу, как на смотру, кланяются.

Я тоже поклонился. А сам думаю: как бы с вами, господа пингвины, познакомиться поближе? Берег тут крутой, не спустишься, а пингвины, как их ни мани, сами не прилетят. Крылья-то у них бутафорские, так, больше для формы. А с другой стороны, и упустить жалко: птички жирные, упитанные, так и просятся на жаркое.

Встали мы на краю утеса и смотрим на них с вожделением. Льдина эта уткнулась в наш остров, прямо под мачтой. Пингвины загалдели, топают ногами, машут крыльями, тоже смотрят на нас.

И вот, знаете, я поразмыслил немножко, сделал необходимые расчеты в уме и решил соорудить этакую машину – пингвиноподъемник, что ли.

Ну, взяли пустую бочку, прибили к ней запасный штурвал, продолбили дырку в дне, насадили на мачту, а сверху перекинули штормтрапы, связанные бесконечной лентой. Опробовал я это сооружение на холостом ходу. Вижу – должно работать. Вот только приманки нет. Кто их знает, чем эти птички интересуются. Спустил ботинок – ноль внимания. Спустил зеркало – результат тот же. Шарф, мясорубку пробовали – ничего не помогает.

И тут меня осенило.

Я вспомнил – висит у нас в каюте картинка «Разварной судак под польским соусом». Это мне один художник подарил. Очень натуральное изображение. И вот, знаете, спустил я эту картинку на шнурке. Пингвины заинтересовались, двинулись к краю льдины. Передний сунул голову в трап, тянется дальше – к судаку. Только просунул плавники, я крутанул бочку… Один есть!

И так-то славно дело пошло! Я сижу на мачте верхом, кручу бочку одной рукой, другой снимаю с конвейера готовую продукцию, передаю Фуксу, тот Лому, а Лом считает, записывает и выпускает на берег. Часа за три весь остров заселили.

Да. Ну, закончили пингвинозаготовку, и совсем по-другому жизнь пошла. Пингвины бродят по скалам, кругом птичий гомон, суета… Шумно, весело… Лом оживился, подвязал фартук, собрался стряпать. Первого пингвина зажарили на вертеле, и мы тут же, стоя, отведали, заморили червячка.

Потом стали помогать Лому, натаскали дров целую гору. Он отобрал что посуше, развел костер. Ну, доложу вам, и костер! Дым столбом, как из вулкана, скалы раскалились, только не светятся. Тут на вершине острова был небольшой ледничок, так он от жары растаял, понимаете, разогрелся, получилось этакое кипящее озеро. Ну, я решил воспользоваться и устроить баньку. Сперва постирали, развесили одежду для просушки, а сами сидим паримся. И тут я недосмотрел. Не следовало бы особенно увлекаться. Антарктика как-никак. Погода там неустойчивая, нужно бы учесть это, а я пренебрег, сам еще дровишек подкинул. Я люблю, знаете, баньку погорячее. Тут вскоре и результат последовал.

Скалы горячие, не ступишь. Жар пошел кверху, гудит, как в трубе. И, понятно, нарушилось равновесие воздушных масс. Со всех сторон налетели холодные атмосферные течения, нагнало тучи, хлынуло. Вдруг как грянет!

* * *

Как узнать кашалота?

Кашалот – это зубастый кит. Фонтан – примета кита. Многие считают, что это водяной фонтан, и даже на рисунках изображают китов, выбрасывающих из ноздрей высокую струю. Фонтан не водяной, это теплый воздух, который выдыхает кит. Температура его, как и тела кита, 35–39 градусов. Этот воздух богат водяными парами, которые быстро охлаждаются и густеют, попав наружу, и образуют туман.

Охраняются ли кашалоты?

19 февраля 1986 года Международная китобойная комиссия ввела запрет на промышленный китобойный промысел и продажу мяса китов во всем мире, поэтому 19 февраля считается днем защиты китов. Кашалот – это крупнейший из зубатых китов. Длина их тела составляет 18–20 метров, а весят эти великаны от 50 до 70 тонн. Кашалоты занесен в Международную Красную книгу под статусом «уязвимый». Восстановление численности кашалотов идет крайне медленно, примерно на 1 % в год. Благодаря международным соглашениям их популяция перестала сокращаться. Тем не менее угроза выживанию этого вида еще не миновала.

Остались ли необитаемые острова?

Есть и в наше время необитаемые острова. Таких островов, подходящих для жизни, более 70. В основном это острова вулканического и кораллового происхождения. Жить на них не очень удобно по разным причинам, но вот у туристов они пользуются большой популярностью. Самый посещаемый необитаемый остров Тофуа в Тихом океане. На острове расположен действующий вулкан и сернистое озеро. Остров покрыт тропическим лесом. Некоторые острова объявлены заповедниками. И все острова принадлежат какой-нибудь стране.

Что такое фауна и флора?

Флора – это все виды растений, которые появились на определенной территории в ходе исторического развития. Термин «флора» возник от имени древнеримской богини Флоры – богини плодородия, цветов, юности и весеннего цветения. Фауна – это все виды животных на данной территории, которые появились в процессе исторического развития. Термин «фауна» возник от имени древнеримской богини лесов и полей.

Кто такие пингвины?

Пингвины – нелетающие морские птицы. Они очень хорошо плавают и ныряют. На суше выглядят они довольно неуклюже. Крылья пингвина в результате эволюции и образа жизни видоизменились в ласты. Ноги у них вынесены далеко назад, поэтому птицы держат тело строго вертикально во время нахождения на суше.

Словарь мореходов

Штормтрап (штормовой трап) – разновидность веревочной лестницы c деревянными ступеньками, опущенная по наружному борту и служащая для подъема на корабль. Штормтрап применяют при посадке пассажиров в спасательные шлюпки и спасательные плоты для обеспечения безопасного доступа в спасательные средства после их спуска на воду.

Могут ли скалы раскалиться, а ледник растаять и превратиться в кипящее озеро от обыкновенного большого костра?

Конечно, капитан Врунгель опять своим рассказом ввел читателей в заблуждение. От костра такое произойти не может, если только костру не помогал внутренний жар земной коры. Если раскаленная магма подходит близко к поверхности, то могут образоваться кипящие озера-гейзеры.

Отчего произошел взрыв?

Горячий воздух легкий, он устремился вверх, образуя наверху облака и тучи. На его место «со всех сторон» пришел холодный воздух. Так образуется циклональный вихрь, который может усилиться в ураган или тайфун. А уж от урагана можно ожидать, что угодно. При взаимодействии холодного и теплого или даже горячего воздуха никакого взрыва, тем более такой силы произойти не может. В книге говорится о взрыве гранитной горы острова. Но и этот взрыв – фантазия Врунгеля.

Глава XI,

в которой Врунгель расстается со своим кораблем и со своим старшим помощником

Оглушенный и ослепленный, я не сразу пришел в себя. Потом очнулся, смотрю пол-острова вместе с яхтой как не бывало. Только пар идет. Кругом бушуют ветры, носится клочьями туман, море кипит и вареные рыбки плавают. Не выдержал раскаленный гранит быстрого охлаждения, треснул и разлетелся. Лом, бедняга, видимо, погиб в катастрофе, и судно погибло. Словом, конец мечтам. А Фукс – тот выкрутился. Смотрю, вцепился в какую-то доску и кружится на ней в водовороте.

Ну, тут, знаете, и я – раз-раз саженками! – подплыл к подходящей дощечке, улегся и жду. Потом море несколько утихло и ветер спал. Мы с Фуксом понабрали вареной рыбы до полного груза, сколько доски выдержали, сблизились друг с другом и отдались на волю стихии. Я свернулся калачиком на доске, ноги и руки подобрал, лежу. И Фукс так же устроился. Плывем рядышком по воле волн в неизвестном направлении, перекликаемся:

– Хау ду ю ду, Фукс? Как у вас?

– Олл райт, Христофор Бонифатьевич! Все в порядке!

В порядке-то в порядке, но все-таки, доложу вам, печальное это было плавание. Холодно, голодно и тревожно. Во-первых, неизвестно, куда вынесет, да и вынесет ли куда? А во-вторых, тут и акулы могут быть, так что лежи на доске, не двигайся. А начнешь маневрировать – привлечешь внимание хищников. Налетят – и не заметишь, как руки или ноги недосчитаешься.

Да. Ну, плывем так в праздности и в унынии. День плывем, два плывем… Потом я со счету сбился. Календаря с собой не было, и мы с Фуксом для контроля каждый отдельно дни считали, а по утрам сверялись друг с другом.

И вот однажды в ясную ночь Фукс спал, а я, удрученный бессонницей, решил произвести наблюдения. Конечно, без приборов, без таблиц степень точности такого определения весьма относительна, но одно мне удалось установить безусловно: как раз в эту ночь мы пересекли линию дат.

Вы, наверное, слыхали, молодой человек, что море в этом месте ничего особенного не представляет и самую линию увидеть можно только на карте. Но для удобства плавания как раз тут проделывают некоторые фокусы с календарем: при плавании с запада на восток два дня считают тем же числом, а при плавании с востока на запад проделывают обратное действие – один день вовсе пропускают и вместо «завтра» считают сразу «послезавтра».

И вот утром я бужу Фукса и после взаимных приветствий говорю ему:

– Вы имейте в виду, Фукс, что у нас сегодня – завтра.

Он на меня глаза вытаращил. Не соглашается.

– Что вы, – говорит, – Христофор Бонифатьевич! В чем, в чем, а в арифметике вы меня не собьете.

Ну, я попытался объяснить ему.

– Видите ли, – говорю, – арифметика тут ни при чем. В плавании следует руководствоваться астрономией. Вы вот ночь спали, а я тем временем по Рыбам произвел определение.

– Я, – кричит Фукс, – тоже при помощи гастрономии, по рыбам! Вчера у меня три рыбы было, а сегодня одна рыбина и хвост… А у меня паек точный: полторы рыбы в день.

Ну, вижу, – явное недоразумение. Я имел в виду созвездие Рыб, а Фукс не расслышал половины и по-своему понял. Я попытался ему объяснить.

– Вот, – кричу, – Фукс! Смотрите: что у вас прямо над головой?

– Шляпа.

– Да не шляпа, – говорю. – Сам вы шляпа! Зенит у вас над головой.

– Ничего у меня не звенит! – кричит Фукс. – А у вас если звенит, вы не тревожьтесь, это бывает от голода.

– Ладно, – говорю, – под вами что?

– Подо мной доска.

– Да нет, – говорю я, – не доска, а надир…

– Нет, моя гладкая…

Словом, вижу, так ничего не выйдет. Ладно, думаю, дай я с другой стороны подойду к вопросу.

– Фукс, – кричу, – как по-вашему, какова приблизительно широта нашего места?

Другой бы, более просвещенный в науках слушатель прикинул бы на глазок, определил бы широту по счислению; ну сказал бы там: сорок пять градусов зюйд… А Фукс четвертями измерил свою доску:

– Сантиметров сорок пять будет!

Словом, я понял: ничего из моих лекций не выйдет. Обстановка не та. Да и не до лекций, признаться. Ну, и, чтобы не возбуждать бесцельных споров, я приказал совсем прекратить счет дней. Если вынесет куда, спасемся, там нам скажут и день и число, а здесь, в море, по существу, безразлично, когда тобой акула полакомится: вчера или послезавтра, третьего числа или шестого.

Словом, долго ли, коротко ли, как говорится, плыли мы, плыли и вот однажды я просыпаюсь, гляжу – земля на горизонте. По очертаниям – будто Сандвичевы острова. К вечеру подошли поближе, так и есть: Гавайи

Удачно, знаете. Прекрасное это местечко. В старину, правда, здесь было не очень спокойно: кто-то кого-то тут ел. Капитана Кука вот съели…

Ну, а теперь-то давно уже туземцы вымерли, белым есть некого, а белых есть некому, так что тихо. А в остальном здесь рай земной: богатая растительность, ананасы, бананы, пальмы. А главное – пляж Уайкики. Со всего мира туда собираются купальщики. Там прибой замечательный. На его волнах местные жители, стоя на досках, катались.

Конечно, это тоже когда-то было… Но все-таки, знаете, молодцы: стоя! А мы что? Лежим, барахтаемся, как котята. Мне даже неловко стало. И вот я выпрямился во весь рост, руки расставил, и представьте – удержался. Отлично удержался!

Тогда и Фукс на своей доске встал. Держится за шляпу, чтобы не слетела, балансирует. И вот этаким манером, наподобие морских полубогов, мы несемся в бурунах, в брызгах пены. Берег ближе, ближе, вот волна лопнула, рассыпалась, а мы, как на салазках, так и выкатились на пляж.

* * *

Может ли раскаленный гранит разрушится?

Может, если нагревание и охлаждение происходило многократно. Помните школьный опыт? Кусочек гранита нагревали и бросали в холодную воду несколько раз, после чего гранит стал крошиться на мелкие части. Это происходило потому, что при нагревании частички гранита расширялись, а при охлаждении сжимались. Одни частички расширяются больше, другие меньше. Связи между ними нарушались и гранит становился непрочным.

Что такое линия перемены дат?

Линия перемены даты – условная линия на поверхности земного шара, проходящая от полюса до полюса, по разные стороны которой местное время отличается на сутки. То есть по разные стороны линии часы показывают примерно одно время суток, однако на западной стороне линии дата сдвинута на один день вперед относительно восточной. Линия перемены даты примерно соответствует меридиану 180°, проходящему в основном по океану, но местами значительно отклоняется от него. Не существует никакого международного соглашения относительно линии перемены даты; местное время определяется государствами на своей территории и в прилегающих территориальных водах, а не в международных водах.