Читать книгу Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е. Антология - Сборник - Страница 46

– Извиняюсь, мадам, я вам не помешаю? – взволнованно подсел к ней Шурыгин, избрав момент, когда вблизи никого не было.

– Нет, нет, ничего, пожалуйста, – проговорила незнакомка торопливо и тоже волнуясь, точно боясь, как бы Шурыгин не передумал и не ушел.

И она еще больше сжалась, собралась в плотный, круглый комок, без головы, без рук, без ног.

– А то я могу уйти, если в случае… – пробормотал Шурыгин, пробуя почву и сразу выпустив из себя все свои внутренние мужские щупальцы.

– Вы мне не мешаете, – с достоинством ответила женщина, не поднимая на Шурыгина лица и глядя прямо перед собой в одну точку.

Она сидела на одном конце длинной садовой скамьи, Шурыгин – на другом, и оба боялись, как бы кто-нибудь третий не сел посредине.

Середина спинки скамьи опиралась о толстый ствол древнего дерева, широко разросшаяся крона которого на всех белых мохнато-заиндевелых ветках была сплошь унизана, точно крупными черными листьями, спящими галками и воронами. И иногда было слышно, как сонные птицы с мягким, сдержанным, грациозным шелестом вдруг всей своей массой начинали молча производить среди ночи странные, им одним понятные и зачем-то им нужные перемещения с ветки на ветку того же дерева…

Шурыгин, чтобы его не узнали знакомые и сослуживцы, поднял каракулевый воротник пальто и, повернувшись лицом к незнакомке, напряженно сверлил глазами одну ее щеку, пытался разглядеть в темноте ее лицо, цвет волос, всматривался в шапочку, шубку, ботинки. Кто она? Зачем она тут? К какому из трех обычных разрядов можно ее причислить?

– Видите что, – стесненно сказал он, обратившись к незнакомке и посылая ей свои слова через всю длину скамейки, – я это оттого вас спросил, не помешаю ли вам, что иные дамы обижаются, если мужчина сядет на одну с ними скамью. Они сейчас же начинают что-нибудь думать…

– Это все пустяки, – отозвалась из самой верхушки темного комочка дама, по-прежнему не шевелясь и не глядя на своего соседа. – Что из того, что на ту же скамью, на которой сижу я, сядет мужчина!

– Конечно, конечно, – оживился бухгалтер и, как бы сам того не замечая, подобрал под собой в руки фалды пальто и в сильно согнутой к земле позе подъехал по скамье на аршин ближе к даме. – Ну что, например, из того, что я вот сейчас сел на эту скамью? Какой вам ущерб? Другое дело, если бы вы кого-нибудь другого…

– Нет, я никого не жду, – сказала дама просто. И в этой ее простоте Шурыгину почудилось что-то особенно подкупающее, какая-то врожденная этой женщине ласка.

И он во второй раз обеими руками поджал под себя фалды пальто и с наклоненной в землю головой еще немножко подъехал по скамье к даме.

Сердце его тревожно колотилось: «Тук-тук-тук…»

Перед ним встала нелегкая задача: придумать хороший и длинный разговор. Это было не то что в конторе Центросоюза класть на счеты мертвые цифры, с утра до вечера считать чужие миллиарды!

– Значит, вы, как и я, просто вышли подышать свежим воздухом?

– Да, воздухом.

Последнее слово дама произнесла с горькой иронией над собой и лихорадочно вздрогнула всем комочком.

– Да-а… – осторожно вздохнул Шурыгин, стараясь нащупать нужный тон. – Такова-то наша жизнь…

– А что, разве вы тоже недовольны своей жизнью? – не сразу спросила дама с интересом.

И Шурыгин с радостью увидел, как она в первый раз повела на него одним глазом, блеснувшим из узенькой щелочки между теплой шапочкой и боа.

– А разве можно быть довольным такой жизнью? – искренно пожаловался он. – Кажется, и здоровье у меня хорошее, и служба обеспечивающая, и квартира удобная… Только бы жить! Но на что мне все это, на что эти деньги, пайки, уважение сослуживцев, если у меня главного нет?

– Что вы называете главным?

– Главным?

Он подыскал нужные слова и сказал:

– Главное в жизни – это любовь. Взаимная любовь между мужчиной и женщиной.

– Что же вы, неудачно женились, что ли?

– В том-то и дело, что я холост и никогда не был женат.

Из глубины темного комочка вырвалась усмешка.

– Все мужчины так говорят. Все мужчины «холосты».

Шурыгин засуетился, начал расстегивать пальто.

– Хотите, я свою трудовую книжку вам покажу?

– Нет, нет, зачем, не надо. Предположим, что я вам верю.

Дама немного помолчала.

– Я только одного не понимаю, – спустя минуту продолжала она. – Вы жалуетесь на одиночество, на то, что вам некого любить, а между тем в Москве так много свободных женщин!

– А как к ним подойти? – всплеснул руками бухгалтер с горьким смешком. – Вот взять меня: пока я набрался храбрости подсесть к вам, я в течение целых четырех часов безостановочно бегал по бульварам, сделав, таким образом, не менее двадцати пяти верст, дневной переход солдата действующей армии!

Сравнение с солдатом действующей армии понравилось даме, она рассмеялась и еще раз покосилась щелочкой между боа и шапочкой на Шурыгина.

– И совсем напрасно проделывали вы такой трудный военный переход, – сказала она. – Надо было просто подойти ко мне, если вам этого хотелось. Я тут тоже давно сижу и вижу вас, как вы пролетаете мимо то туда, то сюда.

Шурыгин в знак удовольствия что-то такое промычал и в третий раз, свесив голову в землю, придвинулся к незнакомке, теперь уже вплотную, локоть к локтю.

– Значит, вы ничего не имеете против того, что я сижу и разговариваю с вами?

– Наоборот. Одна бы я скучала…