Читать книгу Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века - Сборник - Страница 10

В середине XVII века в результате событий Хмельниччины возникли такие историко-административные регионы, как Гетманщина и Слободская Украина[123], ставшие частью Московского государства. В силу этого сложилась иная политическая и социальная реальность, а казачество со временем переформатировалось и изменило свои функции. Новая социальная элита на указанной территории формировалась из казацкой старшины и частично из старой шляхты. Уже в конце XVII – начале XVIII века обозначилось ее обособление[124]. В XVIII веке казацкая старшина проходила нобилитацию в Российской империи, в результате чего ее права стали тождественны правам российского дворянства. Процесс нобилитации повлиял на формирование представлений о воспитании детей, определил некоторые изменения или корректировку представлений о воспитании, уже существовавших в казацкой среде. Целью данного исследования является реконструкция стратегий и программ воспитания детей полковой и сотенной старшины Гетманщины и Слободской Украины в XVIII веке. В первой части статьи мы определим особенности казацкой старшины Гетманщины и Слободской Украины как социального слоя. Затем выделим «реперные» точки стратегий воспитания казацкой старшины (домашнее обучение; коллегиумы и университеты, специальные заведения для дворян). Наконец, в третьей части статьи кризис «латинского образования» будет соотнесен с поиском новых ориентиров, связанных с приобретением дворянского статуса.

«Новая шляхта»: полковая и сотенная старшина Гетманщины и Слободской Украины

Вопрос о воспитательных идеалах, стратегиях и программах воспитания довольно многочисленной украинской казацкой старшины на сегодня остается открытым. Исследователи, которые обращались к теме воспитания детей в семьях казацкой верхушки, делали это на примерах семей генеральной старшины (Ханенко, Марковича), то есть высшей прослойки общества. Поскольку таких семей было немного, есть основания полагать, что историки анализировали их особенный, порой уникальный опыт. Соответственно, его вряд ли уместно «механически» экстраполировать на представителей сотенной или полковой старшины (которая со временем станет уездным и губернским средним и мелкопоместным дворянством).

В XVIII веке казацкая верхушка в целом переживала непростой процесс становления групповой идентичности[125]. Многие историки считают, что в середине века она уже трансформировалась в украинскую шляхту, которая отождествляла себя со знатью польского времени[126]. Особенно стремительно процесс формирования шляхты протекал в Слободской Украине, территория которой, на границе со Степью, активно заселялась в XVII–XVIII веках. К особенностям этой украинской шляхты относится ее намного большее количество в сравнении с числом дворян в центральных районах империи, при значительно меньших размерах поместий и сравнительно небольшом количестве зависимых крестьян[127]. Безусловно, эти обстоятельства влияли на выработку жизненных стратегий, среди прочего обусловливали желание небогатой шляхты идти на государственную службу[128]. На этом фоне размышления казацкой старшины о воспитании своих сыновей как избранных представителей казачества особенно интересны[129].

При том что проблема формирования воспитательных идеалов казацкой старшины недостаточно исследована, в современной научной литературе распространено мнение, что в последние десятилетия XVIII века в вопросах воспитания детей она начала активно подражать российскому дворянству, в частности распространившейся моде на французских учителей, манеры, этикет[130]. По сути, именно так ряд авторов формулируют воспитательные идеалы этой социальной группы. На наш взгляд, такое представление выглядит несколько упрощенным. Эти авторы не учитывают, что украинские земли в составе Речи Посполитой достаточно длительное время были частью так называемой «латино-христианской цивилизации». На этой территории успешно действовала сеть иезуитских коллегиумов[131], протестантских гимназий, других школ, в которых на практике реализовывали сочетание принципов гуманитарно-филологического образования с религиозно-нравственным воспитанием, а теоретическим основанием выступали нормы pietas litterata («просвещенного благочестия»)[132]. О процессах культурной адаптации свидетельствует факт использования западноевропейских образовательных форм в практике православной церкви. Как известно, в XVII веке выдающийся деятель православной церкви киевский митрополит Петр Могила сумел использовать опыт и традиции иезуитских коллегиумов Речи Посполитой для создания сходных по форме православных учебных заведений, в результате чего возник Киевский коллегиум (затем академия)[133]. По этому образцу в начале XVIII века были основаны и другие православные коллегиумы – Черниговский, Харьковский и Переяславский[134]. Эти учебные заведения влияли на формирование образовательных и воспитательных стандартов/идеалов шляхты, в том числе и новосозданной. Углубленное исследование православных коллегиумов позволило охарактеризовать их как феномены юго-западного вектора[135] продвижения европейского доклассического университета.

Безусловно, необходимо учитывать этот канал «вестернизации», что позволяет лучше понять процесс распространения новых культурных явлений в Центральной и Восточной Европе и установить тот социальный слой, который прежде всего их воспринимал.

Стратегии воспитания казацкой старшины: реперные точки

Поскольку представители полковой и сотенной казацкой старшины не оставили развернутых педагогических текстов, для реконструкции основных стратегий и реперных точек воспитательных программ были собраны разрозненные рассуждения авторов воспоминаний, фрагменты переписки и других эго-документов. Так стало возможно восстановить сознательно принятую многими старшинскими семьями линию воспитания детей, включавшую институциональный аспект и формулировку целей воспитания. Важную роль для понимания этих процессов имеют также идеи, высказанные интеллектуалами, включенными в казацко-старшинскую среду.

Первый этап «программы» воспитания детей казацкой старшины – домашнее обучение. Отсутствие интереса исследователей к домашнему образованию объясняется акцентированным вниманием к общественным формам образования. В большинстве работ по истории образования в Российской империи, написанных в XIX – начале ХХ века, звучали выводы о том, что «как семейное, так и пансионное образование было мало удовлетворительно. Конечно, отдельной семье, живущей в провинции, нанять хороших учителей было не только трудно, но прямо невозможно»[136]. Подобные оценки надолго закрепятся в историко-педагогической литературе. Хотя в последнее время европейские и российские историки начали проводить такие исследования, сдерживающим фактором для их развития называется немногочисленность и труднодоступность источников даже по отношению к семьям столичной русской аристократии конца XVIII века[137].

И все же отдельные свидетельства, упоминания и ремарки позволяют говорить о типичных, повторяющихся элементах и приемах воспитания в среде казацкой элиты. Важно отметить, что характерной чертой старшинского быта XVIII века были занятия со своими детьми грамотой на самом раннем этапе их обучения. Так, Илья Тимковский, сын подсудка поветового суда, впоследствии профессор Харьковского университета, писал, что основам церковнославянской грамоты его обучила мать[138]. Затем, для более серьезной и систематической учебы, в качестве домашних учителей казацкая старшина зачастую привлекала студентов православных коллегиумов или Киевской академии. С этими молодыми людьми заключался договор (так называемые «кондиции»), определявший условия и срок работы в качестве домашнего наставника. Это была традиционная практика, к которой прибегали как отдельные семьи казацкой старшины, так и несколько семей, объединяя свои материальные ресурсы[139]. Подчеркиваем, что это явление было характерно именно для украинских земель. Исследователи давно обратили внимание что заключение кондиций в XVIII веке не было распространенной практикой в великороссийских землях, поскольку значительно меньше была потребность общества в образовании, а также в силу «молодости» духовных школ[140]

123

Гетманщина – административно-территориальная единица в составе Российского государства, включавшая центральную часть современной Украины, на которую распространялась власть гетмана и которая имела ряд отличий в системе управления. Слободская Украина – историко-географическая область в восточной части современной Украины, также имевшая в XVIII веке отличия в системе управления.

124

Процесс формирования «новой» украинской шляхты и ее интеграции в состав российского дворянства рассмотрен в ряде исследований: Kohut Z. Russian Сentralism and Ukrainian Autonomy: Imperial Absorption of the Hetmanate, 1760s–1830s. Cambridge, MA, 1988. (укр. пер.: Когут З. Російський централізм і українська автономія: Ліквідація Гетьманщини, 1760–1830. Київ, 1996); Когут З. Коріння ідентичності. Студії з ранньомодерної і модерної історії України. Київ, 2004. С. 46–79; Толочко А. Киевская Русь и Малороссия в XIX веке. Киев, 2012. С. 177–203.

125

Тема становления групповой идентичности казацкой старшины пронизывает все исследование Сергея Плохия, посвященное «казацкому мифу», национальному вопросу и его отражению в «Истории русов». См.: Плохій С. М. Козацький міф: історія та національне питання в епоху імперій. Пер. з англ. Микола Климчук. Київ, 2013 (Plokhy S. The Cossack Myth. History and Nationhood in the Age of Empires. New York, 2012).

126

Когут З. Коріння ідентичності. С. 50–51.

127

Миллер Д. Очерки из истории и юридического быта старой Малороссии // Киевская старина. 1897. № 1. С. 1–31, здесь с. 25–27; Кабузан В. М., Троицкий С. М. Изменения в численности, удельном весе и размещении дворянства в России в 1782–1858 гг. // История СССР. 1971. № 4. С. 153–169, здесь с. 162–164; Когут З. Коріння ідентичності. С. 42–43, 49, 60, 62.

128

Когут З. Коріння ідентичності. С. 62.

129

Вопрос о воспитании и образовании дочерей казацкой старшины не менее важен, однако он требует специального исследования. В данной статье речь будет идти исключительно о стратегиях воспитания сыновей.

130

Дзюба О. М. Приватне життя козацької старшини XVIII ст. (на матеріалах епістолярної спадщини). Київ, 2012. С. 149–150; и др.

131

В иезуитских коллегиумах на украинских землях шляхетские дети составляли основной контингент (Яковенко Н. Дзеркала ідентичності. Дослідження з історії уявлень та ідей в Україні XVI – початку XVIII століття. Київ, 2012. С. 266–276).

132

Яковенко Н. Протестантські і католицькі школи. Замойська академія // Iсторiя української культури: В 5 т. Т. 2: Українська культура XIII – першої половини XVII століть. Київ, 2001. С. 575–591, здесь с. 575–577; Пилипюк Н. Київські поетики і ренесансні теорії мистецтва // Європейське Відродження та українська література XІV–XVIII ст. Київ, 1993. С. 75–109, здесь с. 75–76; Pylypiyk N. The Humanistic School and Ukrainian Literature of Seventeenth and Eighteenth Century: Unpublished PhD dissertation. Harvard University, 1989. Р. 241–301.

133

Петру Могиле посвящена обширная историография, в которой рассматриваются и вопросы, связанные с Киевским коллегиумом: Ševčenko I. The many worlds of Peter Mohyla // Harvard Ukrainian Studies. Vol. 8. 1984. Р. 9–44; Жуковський А. Петро Могила й питання єдности церков. Париж, 1969; Шарипова Л. Еще о «Человеке многих миров»: Петр Могила – традиционалист, реформатор, оппортунист // Ab Imperio. 2000. № 1. С. 53–73.

134

О специфике модели коллегиума и о процессе преподавания в православных коллегиумах см.: Посохова Л. Ю. На перехресті культур, традицій, епох: православні колегіуми України наприкінці ХVІІ – на початку ХІХ ст. Харків, 2011; Она же. Православные коллегиумы на пересечении культур, традиций, эпох (конец ХVІІ – начало ХІХ в.). М., 2016; Она же. Православные коллегиумы Российской империи (вторая половина XVIII – начало ХІХ вв.): между традициями и новациями // Ab Imperio. 2010. № 3. С. 85–112.

135

В ходе реализации международного проекта «Ubi universitas, ibi Europa» было решено называть векторы трансфера по тому же принципу, что и для направления ветра (см.: Посохова Л. Ю. Трансформация образовательной традиции в Восточной Европе XVII–XVIII вв. // Андреев А. Ю. (Сост.), Доронин А. В. (Отв. ред. серии). «Быть русским по духу и европейцем по образованию»: Университеты Российской империи в образовательном пространстве Центральной и Восточной Европы XVIII – начала ХХ в. М., 2009. С. 32–51, здесь с. 51; Андреев А. Ю., Посохов С. И. (Ред.). Университет в Российской империи ХVІІІ – первой половины ХІХ века. М., 2012. С. 13.

136

Каптерев П. Ф. История русской педагогики. СПб., 1909. С. 141.

137

Берелович В. Образовательные стратегии русских аристократов. Воспитание сирот Голицыных (1782–1790) // Карп С. Я., Мезин С. А. (Отв. ред.). Европейское Просвещение и цивилизация России. М., 2004. С. 318–329, здесь с. 318.

138

Тимковский И. Ф. Мое определение в службу // Москвитянин. 1852. № 17. С. 27–48, здесь с. 4.

139

Багалей Д. И. Исторические повести и статьи Г. Ф. Квитки // Киевская старина. 1893. № 8. С. 213–230, здесь с. 227.

140

Знаменский П. Духовные школы в России до реформы 1808 года. Казань, 1881. С. 273.