Читать книгу В общем, все умерли. Рассказы - Себастьян - Страница 3
Виноградный листик
Оглавление***
«А ваш малыш вышивает?» – вопрошал заголовок журнала.
Лида вздохнула и закрыла глаза. Организаторы очередного журнального конкурса невольно разбудили воспоминания, причем воспоминания тяжелые.
***
Лиде было восемь лет, когда мама ушла от папы к Валентину. Лида навсегда запомнила, как они уходили. Мама собирала вещи под пьяные папины крики. Трельяж валялся в коридоре, беспомощно задрав ножки. Из-под него торчало искореженное тело первого Лидиного дезодоранта, подаренного папой всего неделю назад. Лида плакала и упрашивала маму взять с собой дезодорант и кота. Мама тоже плакала и шепотом умоляла Лиду молчать. Было страшно, потому что боялась мама. Лида шепотом спросила, не взорвется ли дезодорант. Она помнила, что с ним нужно было обращаться осторожно, а теперь вот… Но мама рассердилась, потому что Лида боялась неправильно, не того. И Лида поняла, что страшное исходит от папы.
Мама всё кидала и кидала какие-то тряпки в широко разинутые рты сумок. Наконец прокралась к двери, ведущей в коридор, короткими перебежками приблизилась к убитому трельяжу и выдернула из-под него мятый дезодорант. Из-за закрытой двери гостиной доносились пьяные всхлипы. Мама сунула одну сумку Лиде, остальные подхватила сама – и они ушли. Кота не взяли.
Потом потянулись долгие дни жизни у бабушки. Валентин приходил каждый день и приносил Лиде подарки: мороженое и шоколад. Лида их принимала, но не благодарила. И ела, чувствуя, как предает папу. Чтобы хоть как-то доказать свою верность ему, она грубила Валентину, но тот только смеялся в ответ. Он был неприятный тип, этот Валентин. Мамин студент, слишком старый для того, чтобы быть настоящим студентом. Ему было лет двадцать пять. Но для мамы он был слишком молодым, Лида отказывалась его принимать. И мама всё чаще встречалась в Валентином вне бабушкиной квартиры.
Папа приходил в первые дни. Он нажимал на кнопку звонка и не отпускал. Звон сводил с ума, но мама запрещала Лиде и бабушке подходить к двери. Иногда папа отпускал кнопку и говорил. То звал маму, то Лиду. А один раз писклявым голосом сообщил маме, что дал коту свежего мяса, много мяса. Лида не понимала, почему папа так пищит. Уже потом, будучи взрослой, она поняла. И поняла, что мама ему почти поверила, потому что папа всю жизнь себя резал. Но резал аккуратно, прикрываясь здравым смыслом. Он просто делал сам себе операции при помощи лезвия и водки: удалял нарывы, вскрывал малейшую царапину, «чтобы не загноилась». И мама, разумеется, верила, что он может отрезать себе и нечто большее.
Но в тот раз папа наврал. А бабушка не выдержала, вышла и поговорила с ним. И папа перестал приходить.
Лида же всё это время вышивала. Она нашла у бабушки обрезки ткани персикового цвета и тонкие темно-зеленые шерстяные нитки. Пока мир вокруг рушился, Лида нарисовала на неровном персиковом четырехугольнике листик винограда и медленно, неуверенно закрашивала его гладью. Никто не учил ее вышивать, в школе этого еще не проходили, поэтому Лида действовала инстинктивно.
Когда первая половина листика была почти готова, Валентин закатал беспомощную Лиду в одеяло. Она отбивалась и кричала, но дома были только они вдвоем.
Валентин ничего ей не сделал. Просто молча замотал в зеленое атласное одеяло без пододеяльника, а потом так же молча вышел, позволяя Лиде выпутаться из кокона. О случившемся никто не упоминал, и Лиде стало казаться, что она это выдумала. Но каждый раз недовышитый листик вызывал в памяти безумную панику, охватившую завернутую в одеяло Лиду. И Лида продолжила вышивать. Ей очень хотелось, чтобы мама увидела листик и восхитилась, но мама была занята и не замечала ее. Лида всё равно продолжала. Она созидала, пока всё вокруг рушилось. Это успокаивало.
Вторая половина листика была о том, как мама бросила Валентина и вернулась к папе. И светло-зеленый кудрявый усик, тянущийся от листика к верхнему краю лоскутка. Усик – о последнем вечере у бабушки. Бабушка показала Лиде, как вышивать стебельком, и усик вышел намного красивее и объемнее прожилок.
Лида так никогда и не узнала, почему мама рассталась с Валентином. Она только поняла со временем, что мама ее обманула, убедив, будто вернулась к папе ради нее.
Дома Лиду и маму встречал живой и здоровый кот, которого Лида уж и не надеялась увидеть. Умница Мурзик не сбежал, не умер с голоду, не выпрыгнул в открытое окно… В общем, не произошло ничего из того, о чем Лида не позволяла себе думать. Трельяж снова стоял на своем привычном месте в коридоре. Правда, его сломанную спину подпирали теперь заботливо прикрученные папой тонкие дощечки, но этого все равно не было видно, если специально не заглядывать. И мятый дезодорант был водворен на место, а потом он закончился, и мама не позволила Лиде хранить пустой флакон.
Листик винограда остался у бабушки, и Лида иногда вынимала его из серванта, где он лежал, пропитываясь запахом нафталина, вместе с целлулоидным слоном, неваляшками, старыми настольными играми, салфетками, фотографиями, прадедушкиными медалями и прочим хламом, который бабушка отказывалась выкидывать. Пальцы Лиды благодарно скользили по теплой шероховатой поверхности листка. К старым воспоминаниям примешивались новые, приходило понимание и непонимание. Например, Лида поняла, что мама изначально ушла не к Валентину, а от папы. Что папа ее обижал. Что она не была с ним счастлива. Но почему она вернулась и продолжала с ним жить? Почему папа пил? И почему мама так и не заметила, что Лида самостоятельно вышила этот виноградный листик? Почему никто не замечал страхов и одиночества маленькой Лиды?
***
«А ваш малыш вышивает?»
Лида снова вздохнула. Ах, если бы ее жизнь сложилась иначе, если бы она могла иметь собственных детей, она была бы лучшей мамой в мире. Но она не могла, потому что в четырнадцать лет сбежала от очередного родительского скандала и застудила женские органы.
Всё прошло. И нет уже той испуганной девочки Лиды. Да и виноградного листика тоже нет, моль съела шерстяные нитки, оставив на персиковом фоне только призрачный зеленый отпечаток с дырками от иголки.
Лида подняла голову. Не надо грустить. Надо радоваться тому, что имеешь. Ну, не может она поучаствовать в дурацком конкурсе. Ну, нет у нее своих детей. Ну и что? У нее есть прекрасный муж и падчерица Женька. Они – ее семья.
Лида украдкой покосилась на толстую Женьку. Жалко всё-таки, что она такая скучная и не интересуется рукоделием. Только черкает что-то в своем блокноте, о чем с ней говорить?
Лида снова взялась за скатерть, старательно перенося на нее узор со схемы. Журнал остался лежать на столе, глядя в потолок.
«А ваш малыш вышивает?»