Читать книгу Самый желанный - Селеста Брэдли - Страница 3

Англия, 1815 год

Если бы год назад кто-нибудь сказал Софи Блейк, что нынче вечером она будет сидеть на коврике у камина в обществе одного из самых привлекательных и популярных людей Лондона, она бы просто расхохоталась.

Тем не менее вот она здесь – лениво греется у огня, с восхищением глядя на лорда Грэма Кавендиша, высокого, потрясающе красивого мужчину, а его длинные ловкие пальцы умело ощупывают нежную ладонь Софи.

– О! – вскрикнула девушка и отдернула руку.

– Вытащил! – Грэм с триумфом поднял руку, затем поднес пальцы к глазам. Яркие зеленые глаза впились в добычу. – Синий осколок стекла? Боже, как вы умудрились им пораниться?

Что касается Софи, то для нее вопрос состоял не в том, как это случилось. Двадцать семь лет она только и делала, что из-за своей неловкости била ценные стеклянные предметы, так что, по-хорошему, сейчас могла быть просто утыкана стекляшками и сверкать, как церковный витраж. Потому она с невинным видом пожала плечами и ответила:

– Понятия не имею. Но благодарю вас. Ладонь сильно болела.

Он поклонился с комическим видом:

– Ни дня без доброго дела. – И отошел от огня, куда привел ее, чтобы при свете камина лучше рассмотреть ладонь.

Молодые люди находились в парадной гостиной арендованного дома на Примроуз-стрит, вблизи фешенебельного квартала Мейфэр. У Софи не было возможности самостоятельно выбирать место жительства, но этот дом устроил бы ее полностью, если бы не присутствие леди Тессы, опекающей ее дамы.

Нельзя сказать, что хитрая и язвительная Тесса тратила много времени и сил, сопровождая Софи на светские мероприятия. И слава богу! Эти заботы быстро утомляли леди Тессу, и тогда она неделями уделяла внимание только своим поклонникам.

Тесса полагала, что Софи явилась в Лондон, чтобы найти мужа, точнее, чтобы посоревноваться со своими хорошенькими кузинами в охоте на немногочисленных имеющихся в лондонском свете холостых герцогов и таким образом заполучить состояние Пикеринга. Можно предположить, что поведение Тессы было некой формой стратегии – пусть Софи остается в одиночестве, без дамы, которая стала бы ее сопровождать на вечера и балы, хотя Софи, безусловно, имела право бывать в обществе.

Но Тесса не знала, да и никто не знал, что девушка с самого начала не собиралась охотиться за состоянием и даже просто за мужем. Софи ухватилась за шанс избавиться от монотонного существования в Эктоне прежде, чем сама успела осознать, что делает.

Когда пришло письмо Тессы, в котором она излагала план увезти трех кузин в Лондон, чтобы они попытались получить денежки Пикеринга, Софи за час уложила вещи и, не сказав никому ни слова, в тот же день отбыла в столицу.

Здесь, в Лондоне, она впервые в жизни могла, никого не спрашивая, делать все, что хотела, а не сидеть подле вздорной и требовательной женщины, исполняя роль компаньонки, которую к тому же никто не ценит. Софи ни с кем не делилась своими истинными планами.

Она хотела развлекаться. Неудивительно, что развлекало ее совсем не то, что большинство других людей. Она хотела быть свободной, чтобы отдаться собственным интересам – читать. Читать так, чтобы никто не мешал! Боже! Читать, встретить новых, интересных людей…

Честно говоря, в последнем Софи не слишком преуспела, но была полна решимости исправить положение – когда-нибудь… когда под рукой не окажется ничего хрупкого… О, она еще посмотрит мир, прежде чем снова вернется к унылому существованию. Мелочные интриги Тессы как нельзя лучше соответствовали планам Софи.

В те времена, когда обе кузины Софи, Феба и Дирдре, еще не были замужем, все трое провели немало веселых часов – иногда им удавалось избежать общества Тессы, которая отравляла все вокруг. Но теперь, когда кузин, покинувших Лондон со своими мужьями, больше не было рядом, Софи осталась совсем одна.

Если не считать Грэма.

Разумеется, Грэм имел собственный дом в Лондоне, во всяком случае дом имел его отец, герцог Иденкорт. И дом этот был, безусловно, много больше и величественнее скромного обиталища Софи, тем не менее Грэм изо всех сил избегал родительского гнезда. А слушая его рассказы о трех старших братьях, девушка невольно радовалась, что у нее нет ни братьев, ни сестер.

Грэм проводил с ней немало времени, и Софи оценила преимущества затворнического образа жизни. Молодой человек никогда не подчеркивал, что для девушки она слишком высокая, ибо сам был значительно выше ее, казалось, ему не мешал недостаток светскости у Софи, он не попрекал ее склонностью к ученым занятиям, разве что добродушно поддразнивал, отчего девушке казалось, что на самом деле он эти занятия одобряет.

Грэм был и сам очень умен, хотя редко давал себе труд продемонстрировать это, а его беззаботная веселость служила полезным противовесом глубокомысленности Софи.

Кроме того, он был весьма хорош собой. Высокий, стройный, мускулистый, с очень широкими плечами, на которых сюртук сидел, как у настоящего денди. Светлые вьющиеся волосы открывали высокий лоб, зеленые, как морская вода, глаза ярко блестели, скулы были резко очерчены. Ничего не скажешь – красивый мужчина.

Больше всего Софи хотела бы соответствовать такому обществу, но не могла забыть о рыжеватых, а не «золотых» волосах, веснушках и носе, который Тесса называла «проклятием Пикерингов», – горбинка на нем располагалась там, где никакой горбинке находиться не полагалось.

Сейчас она следила, как Грэм энергично отряхивал брюки. А что ему оставалось делать? Леди Тесса не слишком-то баловала слуг ни обращением, ни оплатой. И получала в ответ соответствующее отношение. Софи уже бросила попытки следить за чистотой где-либо, кроме собственной комнаты и этой гостиной, где она проводила редкие и такие драгоценные часы в обществе Грэма, те часы, что он отрывал от своего крайне напряженного графика карточных игр, кутежей, посещения девиц сомнительного поведения и вообще от того рассеянного образа жизни, которого общество ожидало от повесы младшего сына герцога Иденкорта. По словам самого Грэма, такое поведение практически было его долгом, раз от герцогского титула его отделяют три старших брата.

– В конце концов, кто-то же должен быть черной овцой в стаде. – Грэм вздохнул с мелодраматичным видом, потом ухмыльнулся: – К тому же черное мне к лицу.

Софи все еще сидела перед камином, подобрав под себя возмутительно длинные ноги. Она рассеянно потерла ранку на ладони и подняла глаза на самого умного, сложного и противоречивого мужчину, которого только видела в жизни.

Не то чтобы она встречала многих мужчин. До приезда в Лондон она годами общалась лишь с хозяйкой Эктон-Мэнор и прислугой сплошь женского пола. Софи легко нашла общий язык с двумя мужчинами, за которых вышли замуж ее кузины. Во всяком случае, в их присутствии она не роняла вещи из рук. Тем не менее, лишь познакомившись с Грэмом, Софи по-настоящему сблизилась с мужчиной. Грэм сам помог ей найти верный тон.

– Я не подыскиваю себе жену. И впредь не буду, – сразу сообщил он. – Более того, такой красавец, как я, вам не по зубам. Так что, сами видите, мы вполне можем стать просто друзьями, ибо нет ни одного шанса, что между нами что-нибудь будет.

Успокоенная его словами и довольная, что обрела собеседника, равного ей по уму, Софи вполне удовлетворилась дружбой.

Почти удовлетворилась.

Грэм был прекрасным товарищем – конечно, если не забывал навестить ее. Он был слишком хорош собой – и это ему вредило. Одна только скульптурная челюсть и эта его небрежная улыбка заставляли любую женщину прощать ему все. Прощать заранее. Похоже, Софи была одной из них.

Сейчас Грэм не выказал желания вернуться на прежнее место. Софи уже знала, что это значит. В нем нарастало беспокойство. Такое уже бывало. Он словно бы уставал от карт и мелких интриг общества, а потому являлся к ней. Девушка отмечала, как расслаблялись его плечи, холодная, светская улыбка становилась искренней и теплой. Все это означало, что впереди их ждут чудесные вечера – разговоры и карты. Он слегка жульничал, но и она тоже, только более успешно. И еще, конечно, сплетни. Это уж только по его части, ведь Софи никого не знала, кроме леди Тессы, а та была кузиной Грэма, а потому следовало помалкивать на ее счет.

А потом, когда Софи уже начинала надеяться, что все так и будет продолжаться, он вдруг терял покой, в нем появлялось непонятное возбуждение и словно бы жажда перемен. Разумеется, Софи никоим образом не выказывала разочарования, что он ее покидает. Даже самый слабый намек на слишком сильную привязанность мог прогнать его навсегда. Да никакой привязанности и не было. Во всяком случае, серьезной. Да и какая привязанность, если он для нее явно недосягаем? Кто она такая? Женщина, явившаяся сюда под выдуманным предлогом? Покинув Эктон практически посреди ночи и взяв с собой деньги, посланные леди Тессой согласно завещанию Пикеринга, Софи знала только одно – она умрет, если останется в Эктоне еще хотя бы на час.

Она просто никто. Слишком непривлекательная, чтобы на ней жениться, и слишком необразованная, чтобы найти работу. Лишь идиотка способна увлечься мужчиной, который никогда ей не достанется, а Софи не была идиоткой. Заурядная, небогатая «Софи – кол проглотила» знала, что эти дни в Лондоне – украденная радость, что сны заканчиваются пробуждением и что некоторым девушкам лучше вовсе не видеть снов. А потому она взглянула на Грэма с шутливым неудовольствием:

– Значит, вы снова отправляетесь к этой вашей слюнявой любовнице?

«Отлично. Тон получился абсолютно безразличный».

– Вы не должны говорить о таких вещах, – с насмешливым упреком ответил Грэм. – Более того, леди Лила Кристи почти никогда не пускает слюни, разве что в сугубо интимной обстановке.

Глаза Софи сузились. Леди Лила Кристи, светская львица, по слухам, была настоящей волшебницей в области чувственности и эротики. Поразительная красавица, она недавно овдовела, но тут же вышла замуж за единственного человека в Лондоне, чье состояние позволяло содержать столь расточительную жену. Она покорила мужа настолько, что он был готов закрывать глаза на ее внебрачные похождения. Совсем не знать о них он не мог, ибо каждый шаг Лилы – а теперь и Грэма как ее нынешнего возлюбленного – отмечался и ежедневно отражался в печатных сводках этого вездесущего сплетника «Голоса высшего света».

Каждый вечер Софи клялась себе, что ни за что не станет читать этот подлый желтый листок, и каждый день хватала его раньше, чем он оказывался на чайном столике Тессы.

Безвкусный и вздорный бульварный листок не стоил того, чтобы тратить на него время, но для Софи он был единственным способом участвовать в жизни Грэма вне стен ее дома. О, конечно, она могла посещать те же балы и вечера – как кузину новой маркизы Брукхейвен ее бы, разумеется, стерпели, – и временами Софи поддавалась соблазну или следовала распоряжению Тессы, когда та с запозданием наконец вспоминала о своих обязанностях по отношению к подопечной. Но ведь Софи, как и полагается юной и непременно невинной девушке, появившейся в обществе в свой первый (и последний! Боже, как же она может вернуться теперь в Эктон?) сезон, была абсолютно незнакома с иной жизнью этого города, с другой его стороной – игорными домами, распутными девицами и всем тем, чем занимался Грэм в те часы, когда не был с нею.

Софи оставалось лишь ждать, пока он устанет от этого вихря удовольствий, поддерживать уют и порядок в своей гостиной и при возможности наслаждаться драгоценными вечерами в его обществе. Тогда Грэм развалится в кресле у камина, будет поддразнивать ее, смешить рассказами о своих обросших шерстью братьях, об их страсти к охоте. А может быть, станет рассеянно, но умело наигрывать на пианино, не замечая, как тает от музыки ее сердце.

Он курил табак, который Софи покупала на деньги, предназначенные для покупки книг, и пил ее бренди. Бренди девушка похитила из дома кузины Дирдре, пока та и маркиз Брукхейвен совершали свадебное путешествие.

Конечно, кто-нибудь мог заявить, что молодой леди неприлично без присмотра проводить столько времени в обществе такого известного шалопая, как лорд Грэм Кавендиш. На это Софи могла бы ответить (разумеется, если бы собеседником была женщина – будь это мужчина, Софи наверняка застыла бы от ужаса, а потом уронила что-нибудь хрупкое на пол), что Грэм – кузен леди Тессы и практически член семьи, а значит, подобные предположения смешны и говорящий должен стыдиться их высказывать.

Эта продолжительная речь была тщательно отрепетирована, но, к несчастью, никому и в голову не приходило озаботиться добродетелью долговязой и невзрачной девицы, не имеющей иных видов на будущее, кроме как стать ученой старой девой. Таким образом, Софи так и не выпало шанса произнести оправдание вслух. В конце концов, ей ведь нечего терять, никакого реального будущего у нее нет, да и Грэм, который ничего не принимал всерьез, включая, слава богу, и Лилу, тоже ничем не рисковал. Так что их тайная дружба никому не приносила вреда и доставляла удовольствие обоим. Этот единственный короткий сезон Софи намеревалась провести так, как пожелает, а желала она посещать музеи и библиотеки. И проводить время с Грэмом.

Положение могло быть иным, если бы она действительно собиралась искать себе мужа или если бы Грэм вдруг задумал жениться и обрести наследника. К счастью, у него не было в этом особой необходимости, ведь его браться планировали размножаться обильно и успешно, вот только убьют последнего слона, добудут еще одного носорога, пристрелят еще одного тигра. В общем, для перемен не было никаких причин.

Оставив Софи, которой было положено рано ложиться спать, лорд Грэм Кавендиш, посвистывая, направился к Иден-Хаусу, лондонской резиденции герцога Иденкорта. Почтенное и древнее имя Иденкорта было прославлено в веках, а городское поместье обширно и очень красиво, но несколько последних поколений не сумели сохранить в достаточной мере ни хороший вкус, ни сдержанность. Теперь же имя Иденкортов ассоциировалось с разнузданным поведением и предрасположенностью к гибели либо от спиртного, либо от огнестрельных ран, а иногда от того и другого сразу.

Сам дом никогда не менялся, разве что требовалось разместить еще один несчастный трофей на уже плотно завешанных стенах. Грэм давно перестал замечать убогое состояние дома и потертую меблировку, которая могла считаться элегантной несколько поколений назад, а сейчас сильно пострадала от грубого обращения нынешних обитателей.

Мраморные полы истерлись так, что отполировать их не было никакой возможности, глубокие царапины на темных деревянных панелях и отделке стен свидетельствовали о самом дурном обращении. Ковры истончились от грубых башмаков, а из диванов торчали пружины, потому что мужланы, которые годами валялись на них, не давали себе труда сесть как положено.

Грэм, привычный к этому зрелищу, приходил и уходил, и лишь старался не встретиться с братьями. Сегодня, если он успеет переодеться достаточно быстро, то уже через час окажется за игральным столом. Тем не менее он по привычке остановился у входа и долго прислушивался.

Громкого смеха не было. Не чувствовалось табачной вони. Пол не дрожал от топота ног и ударов катающихся по нему сцепившихся тел, крушащих остатки мебели. Дом был абсолютно пуст, за исключением остатков домашнего персонала, еще прислуживающего своим хозяевам. Отлично, семейство отсутствует. Слава богу.

Дворецкий отца взял у Грэма шляпу и перчатки.

– Разрушители комодов еще в отъезде, а, Николз?

Сорок лет службы превратили Николза в самого преданного слугу герцога, одного герцога и только. При столь непочтительных словах Грэма его надменная физиономия сделалась еще более кислой.

– Добрый вечер, лорд Грэм. Его светлость и ваши старшие братья еще не сообщали о времени своего возвращения с охоты в Африке. Однако в кабинете его светлости вас ждет некий мистер Абботт.

Грэм растерянно заморгал.

– Меня? Зачем?

– Не могу знать. – Лицо Николза явственно выразило недоумение при мысли, что кто-либо действительно хочет говорить с Грэмом. И так было всегда. Грэм не винил его за это, ведь дворецкий лишь копировал позицию своего господина. За весь этот год отец сказал Грэму не больше дюжины слов.

Грэм с неохотой поплелся в роскошный и очень мужественный кабинет отца. Это место всегда было ему неприятно – все стены помещения были увешаны устрашающей коллекцией чучел со стеклянными глазами. Настоящее царство смерти! Днем комната выглядела угнетающе, а ночью возвращала его в тяжелые времена детства, когда ничто, кроме тяжелой руки отца, не могло заставить Грэма ступить в этот мрачный пантеон, где остекленевшие глаза отражали блики каминного пламени и были полны, на взгляд Грэма, самой настоящей ненависти.

Даже сейчас, будучи уже взрослым, он на миг замер у входа, глубоко вздохнул, распахнул дверь и улыбнулся относительно молодому, но утомленному на вид человеку, который ждал его в кабинете. В конце концов, герцога здесь не было, и ни к чему собираться с духом.

Ошибиться сильнее он просто не мог.