Читать книгу Цена страсти - Селеста Брэдли - Страница 7

Эрон поморщился и отвел ее руку с платком от своего лица:

– Ты песком меня отчищаешь, что ли?

Но он благодарен был сейчас за эту боль. «Сосредоточься на боли! И злись, злись на нее! Думай лишь о том, что она сделала, а не о ее волшебном аромате!..»

– Боже мой! Какие же вы, мужчины, в сущности, дети!

Эти ее слова отчего-то взбесили Эрона. Отлично! Это и требовалось!

– Ежели вы не против, мисс, то развязали бы вы мне и ноги, что ли! – Сейчас как нельзя кстати пришлась манера Хейстингза изображать высокомерное презрение к высокородным. – Ведь не хотите же вы в самом деле, чтоб я потащил вашего братца к судье?

Девушка снова прикусила губу:

– Да. Разумеется. Это дело всего нескольких минут.

Однако все на деле оказалось совсем не так просто. Связывая его и стремясь сберечь веревку, похитительница столько раз обмотала его, что он походил теперь на поросенка, насаженного на вертел.

В течение следующей четверти часа Эрон вынужден был лицезреть, как обворожительная юная леди ползает вокруг него на коленках, демонстрируя всю свою гибкую фигурку. Боже, она воистину красотка! Возможно, сумасшедшая. И явно представляющая для него опасность. Однако никакая обида не могла заставить его закрыть глаза на то, что девушка восхитительна!

В другой ситуации он устыдился бы своих похотливых настроений, но ведь его подкараулили, нокаутировали, похитили и повязали по рукам и ногам! Эта полоумная барышня явно не заслуживала джентльменского отношения.

Поэтому он беззастенчиво наслаждался, глядя, как девушка, лежа навзничь на полу, заползла под стул и потянулась к тугим узлам. Скромнейшая комбинация рубашки и жилета не в силах была сдержать напора роскошной нежно-кремовой груди, которая колыхалась в такт движениям девушки. Эрон затаил дыхание – казалось, вот-вот розовые соски вырвутся на волю из своего заточения… Этого так и не произошло, но само предвкушение доставило ему массу удовольствия.

Он весьма приятно проводил время.

Однако когда девушка, встав подле него на колени и перегнувшись через самый его пах, потянулась к узлам, стягивающим его ноги, ему все же пришлось ее остановить. Потому что от созерцания ее густых спутанных светлых волос у себя на коленях и размеренных движений дивного тела, когда барышня дергала веревки, ход его мыслей приобрел чересчур фривольное направление. А порядочный человек не должен позволять себе подобного даже по отношению к безумной девке, в которой красоты куда более, нежели морали…

Увы, видимо, он слишком долго колебался, вдыхая теплый жасминовый аромат и любуясь роскошными волосами, разметавшимися по его коленям… К тому же дыхание ее согревало и пробуждало к действию определенную часть его естества.

И этот орган словно говорил: «Никто не совершенен. Пусть женщина продолжает в том же духе!»

Все же порядочность одержала верх. Взяв девушку за плечи, Эрон рывком поднял ее. Барышня сопротивлялась, сосредоточенная на своем занятии.

– Да погоди ты! У меня почти получилось!

Она силилась вырваться, однако он держал ее крепко и как можно дальше от своего многострадального паха. Впрочем, это мало помогало, потому что теперь ее стройное тело очутилось между его раздвинутых колен. Если бы ему пришло на ум их сдвинуть, они сомкнулись бы аккурат на ее изящной талии…

Но Эрон мужественно преодолел это искушение. Вместо этого он нагло ухмыльнулся прямо в лицо похитительнице.

– Кто учил тебя узлы вязать, а?

– Братья, разумеется!

– Ха! Говенная же ты ученица! – Эрон никогда не употребил бы столь соленого словца в присутствии леди, а вот Хейстингз – запросто. – Нипочем ты их теперь не развяжешь.

Девушка криво улыбнулась:

– Похоже на правду…

Сейчас она была до неприличия хороша. Но Эрон даже не улыбнулся. Какие уж тут улыбки, если он по-прежнему крепко связан. Он испустил страдальческий вздох. Видимо, страдания – его удел, ведь он только и делает, что страдает… Вдруг он взглянул на зияющий оконный проем.

– Погоди, а в раме не осталось осколка стекла?

Девушка нахмурилась, размышляя, – и вдруг просияла:

– Здесь – нет. Но в окошке столовой – да, есть!

Легко высвободившись из его рук, она стремительно вскочила. От неожиданности Эрон выпустил ее, и девушка стремглав кинулась вот из комнаты, подхватив с пола фонарь и оставив его в кромешной темноте.

Когда настала тьма, сердце Эрона екнуло. Нет, темноты он не боялся, просто неприятно было ощущать себя связанным, беспомощным и одновременно слепым.

Он ждал, что глаза привыкнут к темноте, и он сможет хоть что-то разглядеть, однако тут было совсем не так, как на берегу моря в тропиках, где даже единственная звездочка тотчас отражалась в воде и освещала песок. Этот мир был не в пример холоднее, дождливее, темнее… Небо было затянуто тучами, сквозь которые не мог пробиться даже слабый лунный свет.

Но вот девушка радостно впорхнула в комнату, размахивая фонарем.

– Ох! – Эрон закрыл ладонями глаза и крепко зажмурился, но было поздно: внезапный свет ослепил его, и какое-то время он не видел ничего, кроме зеленого мерцания.

– Не стоило тебе смотреть на свет, – серьезно объявила барышня. – Это очень вредно для зрения.

– Давай, расскажи еще что-нибудь, – пробормотал он злобно.

Слава богу, что не жалобно… Поистине у него выдался непростой вечер – в плену у этой… этой…

– Как тебя зовут? – строго спросил он и почувствовал, что девушка колеблется, отвечать или нет.

– Ты все-таки решил подать на меня в суд?

– Возможно.

Эрон хотел прибавить: «А возможно, и нет», – но смолчал: дерзкую девчонку следовало примерно наказать.

Не открывая глаз, он услышал ее тяжелый вздох и усилием воли отогнал видение вздымающейся и опускающейся дивной груди.

– Даже если я освобожу тебя? Если сама провожу тебя до твоей кареты? Ведь ты даже не ранен…

– Объясни это моей гудящей башке! Рука у твоего братца тяжелая…

Он почти услышал, как она поежилась и затрепетала. Разумеется, он предпочел бы это увидеть, однако богатое воображение, даже без участия зрения, нарисовало соблазнительную картину. С ее стороны возмутительно быть такой хорошенькой. Ему куда проще было бы презирать ее, будь она толстой, безобразной и мужеподобной.

Так он ей прямо и сказал. В ответ девушка расхохоталась.

– Братец Орион назвал бы это «ошибочным определением вида» или чем-то в этом роде!

– Если все современные английские леди подобны тебе, то существование нации под угрозой!

Голос ее приблизился, и Эрон понял, что девушка вновь опустилась подле него на колени и теперь пытается перерезать веревки найденным осколком стекла. Эрон приоткрыл веки. Зрение мало-помалу возвращалось к нему. Обоняние же не переставало служить ему ни единого мгновения…

«Девушки, благоухающие подобно этой, вполне способны и на убийство, – подумал он. – А их жертвы, возможно, даже благодарят их за это!»

Как раз в этот миг клубящиеся в небе тучи разразились наконец ливнем. Нет, это был не просто дождь – это был настоящий потоп! С неба низверглись ледяные потоки – казалось, что на них внезапно обрушился всей своей мощью водопад…

Одежда Электры сразу промокла. Она уже готова была стремглав броситься под защиту остатков уцелевшей кровли у южной стены комнаты, но поняла, что у ее пленника нет никакой возможности укрыться. И вместо того чтобы спрятаться, она рванулась к пленнику, чьи ноги все еще были накрепко примотаны к ножкам стула, и раскинула руки над его головой, пытаясь хоть как-то защитить его от дождя.

Затем она вновь попыталась отвязать пленника, но конопляная веревка мгновенно промокла, и узлы наотрез отказывались поддаваться. А дождь хлестал все сильнее, и Электре ничего не оставалось, кроме как, склонившись над мужчиной, защищать его голову и плечи, принимая на себя удар стихии. Ее вымокшие волосы образовали импровизированный плащ, защищающий и его, и ее голову – и они смогли наконец перевести дыхание.

И тут с неба посыпались градины.

Поначалу Эрон вовсе не был против того, что похитительница столь заботливо охраняет его от ледяных струй, – но ровно до тех пор, пока по сгнившему ковру не замолотили градины размером с грецкий орех. Подняв глаза, он увидел, что девушка по-прежнему защищает его, уцепившись за спинку стула, превратившись в живой щит.

Волосы, по которым струилась вода, защищали ее лицо, но по плечам и спине молотил град, и Эрон слышал, как она вскрикивает от особенно сильных ударов.

– Убирайся, дура! Беги в укрытие!

Но девушка не подчинилась, продолжая вздрагивать и сдавленно вскрикивать. Взглянув под ноги, Эрон заметил, что некоторые градины достигали уже размеров персика – некоторые больше походили на снежки и были безопасны, зато другие, ударяясь об пол, подскакивали и откатывались в сторону. Легко было представить себе боль от удара таким снарядом…

Однако ни единая градина в него не попала.

– Беги же, ну!

Однако упрямица и с места не сдвинулась. Эрону ничего другого не оставалось, кроме как, схватив ее за талию, уронить ничком себе на колени и прикрыть собой. Не бог весть какая защита, но все же лучше, чем было. Девушка отчаянно вырывалась, но Эрон, крепко держа ее, проревел ей прямо в ухо:

– Не дергайся!

Сдавшись, она обмякла, но все же, высвободив одну руку, прикрыла ею их головы. Крыша вышла из рук вон никудышная…

Град прекратился внезапно, как это обычно и бывает. Однако казалось, долгие часы градины молотили по их спинам, от каждого удара они вскрикивали… Головы их соприкасались, руки Эрона обнимали тело девушки, а ее рука была распростерта над ними. Дыхание их смешалось, и Эрон слышал каждый ее вскрик и ойканье, словно свои собственные…

Но вот упали последние градины, размером с увесистые еловые шишки, – и небесный артобстрел прекратился окончательно.

Однако они все еще не размыкали объятий, страшась разрушить импровизированное убежище. Электра первой подняла голову.

– Все, – прошептал Эрон. – Все кончилось.

Она лишь кивнула. Похоже было, что холод и дождь вконец ее обессилили. Она медленно соскользнула с его колен и вновь наклонилась, держа в руке осколок стекла, обернутый носовым платком, чтобы сберечь руки. В полной тишине она перепиливала веревки.

И – вот странность – Эрону недоставало прежней стремительной и бесшабашной девушки, что держала его на мушке и разрушила его жизнь. Теперь перед ним была всего лишь усталая до изнеможения молодая женщина, отчаянно нуждавшаяся в сухой одежде и теплой постели. И он чувствовал себя даже немного виноватым в том, что она такой ценой его защитила. Можно подумать, это он сам так неудачно обмотался веревками!..

Путы не устояли против острого осколка – и вот Эрон почувствовал, что свободен. Одной рукой подхватив с пола фонарь, а другой заботливо поддерживая под руку свою похитительницу, он направился туда, где остался его возок и лошади.

Но темная дорога была пустынна, и оба они – и Эрон, и девушка – тщетно искали взглядом хоть что-нибудь.

– Это все лошади, – задумчиво и устало сказал Эрон. – Должно быть, их испугал град, как и нас с тобой. Боюсь, отыскать их в темноте нам не удастся.

– О-о-о!

Нет, она не расплакалась, однако личико ее предательски сморщилось. Куда делся гордый изгиб ее лебединой шеи! Она обмякла, зябко обхватив себя руками за плечи.

Идти им было некуда – только назад, в развалины имения. Огонь в камине, разведенный Электрой, пока Эрон был без сознания, теперь почти потух – отсыревшие угли едва дымились. Впрочем, Эрон смог бы, наверное, раздуть умирающие угольки, если бы сыскалось хоть что-нибудь сухое, чтобы подбросить в камин.

Вместо этого они, обыскав комнаты, обнаружили несколько занавесок, полусгнивших портьер и даже побитую молью подушку. Из всего этого удалось соорудить нечто вроде гнезда в самом защищенном углу руин.

– Тебе лучше лечь со мной рядышком, – сказал Эрон. – Ну, для тепла. Не то в промокшем платье ты еще дуба дашь…

Он ожидал, что леди возмутится и воспротивится, но та покорно свернулась калачиком подле него, прильнула к его боку и натянула на них обоих заплесневелую бархатную портьеру.

Усталость и холод сделали свое дело: вскоре они расслабились и немного согрелись.

– Сама понимаешь, это все твоя вина, – тихо сказал Эрон.

– Как всегда, я кругом виновата, – горестно вздохнула девушка.

Эрон чувствовал, как тело его мало-помалу наливается свинцом. Дрожь окончательно обессилила его. И хотя в последние десять лет он только и делал, что грезил о возвращении в Англию, сейчас он отчаянно затосковал по солнечным благоуханным жарким островам. Ах, сейчас бы на полчасика попасть на побережье Нассау – он бы мгновенно воспрянул духом!

Глаза у Электры слипались, голова отяжелела и наконец опустилась на мощное мокрое плечо мужчины. Она отчаянно зябла в промокшей рубашке, но вскоре чуть отогрелась в тепле его тела и, поворочавшись, устроилась поудобней.

– И все-таки… не следует слугам ездить в хозяйских каретах, – сонно пробормотала она. – А потом еще обвинять людей в том, что тебя приняли за другого…

Теплое плечо, к которому она прижималась щекой, вдруг заходило ходуном – Элли поняла, что мужчина смеется над нею. Что ж, смех – куда лучше, нежели крик и оскорбления… То есть было бы лучше, если бы ее гордость не была так глубоко уязвлена. Впрочем, сейчас уже и гордость ее безмолвствовала. Несомненно, у мистера Хейстингза есть все основания потешаться над нею.

К тому же он такой большой, такой теплый… а она так устала и продрогла…

«Я пахну жасмином…»

Даже после всего этого светопреставления где-то под влажной одеждой у нее притаился аромат жасмина, омытого дождем.

Девушка снова зябко задрожала – и Эрон, почти против воли, обнял ее и притянул к себе, согревая. Он куда крупнее, поэтому тело его лучше хранит тепло. А она… что ж, она в сравнении с ним сущий цыпленок, невзирая на свои впечатляющие округлости.

Нет! Больше никаких английских леди! Даже самые лучшие из них пребывают в святой уверенности, что он обязан их защищать, устранять все последствия их безумств и нести ответственность за все их ошибки…

Но она стояла над ним, защищая от дождя и града своим телом, словно живым щитом…

«Ангел. Дьявол. Что за странная девушка…»

Во сне она еще теснее прильнула к нему, и Эрон опомнился. Нет, это женщина. Взрослая женщина, которой под силу осложнить ему жизнь, если она узнает ненароком, кто он на самом деле такой!

А ведь он уже чувствует себя за нее в ответе… И пусть он оказался здесь один на один с нею против своей воли. Пусть угодил сюда бесчувственный и связанный. Пусть не просил об этом «свидании», глаза б его вовек не видали этой сумасбродки!..

И все же…

Все же многие будут тосковать по ней, если что-нибудь случится. Наверняка не все ее братья безумцы, подобно тому громиле, что так внезапно напал на него в темноте, что Эрон не смог оказать сопротивления. Да, унизительно, кто бы что ни говорил… То, что он был безоружен, а нападение внезапно – слабые отговорки.

Но сейчас он так устал, что даже злиться был не в состоянии. Ведь если бы он сейчас разозлился не на шутку, то должен был бы отшвырнуть от себя наглую девчонку и уйти куда глаза глядят – а бедняжка так продрогла, а он так устал, что…

Генри Хейстингз, бывший карточный игрок и преступник, а ныне волей-неволей ставший камердинером его светлости и взятый им на поруки, в существование рая не верил – подобно большинству ему подобных.

Вот ад – это совсем другое дело. Людям его сорта надлежит заранее с ним познакомиться. Сейчас, борясь с захлестывающими его попеременно волнами жара и леденящего холода и болезненно, словно удары гигантского колокола, отдающимися в голове звуками, Хейстингз чувствовал себя в самом настоящем, первостатейном аду. Он тщетно пытался высвободиться из каких-то хитрых силков, сковывающих его…

– Ш-ш-ш, милорд! Успокойтесь, не то еще больше обессилите!

Он послушно затих. По крайней мере от звука этого голоса не звенело в ушах. Напротив, этот голос, напоминающий тот, что давным-давно пел ему колыбельные песенки, был словно бальзам для его обнаженных нервов. Но голос смолк, и как ни напрягал Хейстингз слух, он не мог вновь его расслышать.

…Как же тягостны его путы! И он вновь бешено забился, силясь высвободить ноги.

– Все хорошо, милорд, успокойтесь!

Кто? Кто это тут «милорд»? Это к нему обращаются таким образом? Он попытался припомнить, отчего это так, и ему это даже почти что удалось… Но накатившая волна жара, сменившаяся ознобом, помешала ему.

…Как холодно. Он попытался зарыться поглубже в подушки, силясь согреться и не в силах унять приступ сотрясающей все тело дрожи. Кто-то нежно коснулся его лба – и дрожь мгновенно унялась. Пальцы… теплые, тонкие, нежные – они поглаживают, ласкают…

Затем он ощутил эти пальцы у себя на груди – их прикосновения к обнаженной коже были необычайно нежны. Обнаженной коже? Куда делись сковывающие его путы? Стало быть, теперь он свободен и может выбраться из этого ада?

Но Хейстингз не пошевелился, словно загипнотизированный сладостными круговыми движениями этих пальчиков. Ради этого прикосновения он согласен был еще какое-то время помучиться в аду, где теперь почему-то странно пахло – то ли подгнившими овощами, то ли затхлой водой из заросшего пруда, где к тому же утонула и сдохла коза…

Гаже запаха Хейстингз в жизни не чувствовал – а ведь он без малого год просидел в тюрьме в тропиках, и о том, что такое настоящая вонь, знал не понаслышке. Лишь нежные прикосновения удерживали его от того, чтобы стремглав устремиться прочь от источника невыносимого амбре. И, с трудом терпя испытание, выдавшееся на долю его несчастного носа, он всецело сосредоточился на пальчиках, порхающих по его широкой груди.

…Ручка маленькая. Так это леди? Нет… подушечки этих пальчиков слегка загрубели – кожа его, ставшая вдруг необычайно чувствительной, это ощущает. Эта женщина явно этими руками зарабатывает себе на жизнь. Это сиделка?

Хорошо, если сиделка. Если это так, то он, видимо, еще не в аду… он просто болен. Тут он припомнил, как мок под дождем – чертовски холодным английским дождем, и это после почти двадцати лет житья в жарком климате экзотических островов! Прислушавшись, Хейстингз различил звук: в окошко барабанил все тот же омерзительный ледяной дождь…

Да, это лихорадка. У него лихорадка… и он в Англии.

Вот только он никак не мог вспомнить, как сюда попал.

А сиделка продолжала свои манипуляции: она втирала в его грудь что-то вонючее. Похоже, он мало-помалу согревался, да и дышать вдруг стало полегче. Хейстингз чувствовал, что его вот-вот одолеет живительная дрема, где не будет места видениям преисподней. Лихорадка, холодный английский дождик – и ангельский голос сиделки, а еще ее волнующе-эротичные касания…

Уже проваливаясь в сон, он понадеялся, что этот ангел по невинности своей не заметит его мощнейшего возбуждения…