Читать книгу Кошка, которая все видела. Молчаливый свидетель - Сэм Гэссон - Страница 8

Так начался вечер, наполненный событиями, которые нужно будет тщательно распутать, словно мех кошки, слипшийся от грязи и крови. Но зубцы даже самой жесткой кошачьей расчески с трудом могли продраться через такое нагромождение трагических событий и ужасных недоразумений.

Возможно, все началось с Милдред, отчаянно скребущейся в дверь столовой. В конце концов кошку впустят, но только после того, как семья закончит обедать.

– Сынок, жду последних новостей о Милдред, – начала Хелен, наблюдая за тем, как Бруно поглощает жареную картошку, и одновременно наливая себе дополнительную порцию горохового супа. – Ты раскрыл преступление? Произвел арест?

– Кошки, живущие в городах, не склонны уходить слишком далеко от дома, – процитировал Бруно отрывок из какой-то книги. – Тот, кто ей досаждает, – местный.

– У нас есть первый подозреваемый?

– Расследование находится на начальном этапе, – ответил Бруно, накалывая вилкой кусок яичницы и картошку. – Было бы глупо на этой стадии распространяться более подробно.

– А ты как думаешь, Дин? – спросила Хелен, пытаясь вовлечь в разговор гостя. – Ты когда-нибудь замечал на улице Милдред? Твоя мама говорила, что видела ее в вашем саду.

– Мне все равно, что делает Милдред! – простонал Дин. – Я хочу домой. Почему я не могу пойти домой?

Хелен, знавшая о том, что чуть раньше слышал в соседском доме ее муж, объяснила мальчику, что его родителям нужно некоторое время побыть вдвоем. Он сможет отправиться домой утром.

Расстроенный этим ответом, Дин с удвоенной силой принялся вонзать вилку в картофель.

Милдред тем временем продолжала скрестись в дверь столовой.

– Вы не можете держать меня в качестве пленника, – бубнил Дин, ковыряя вилкой яичницу.

– Две ночи назад я видел, как Милдред заходит на чердак дома номер восемь, – сообщил Бруно, пытаясь разрядить обстановку.

– А кто живет в этом доме? – поддержала сына Хелен. – Я что-то не припоминаю…

– Семья Пэдвелл, – ответил Джим. – Колин, Тирри и их сын Леон, парень, который слушает панк-музыку. У него на шее татуировка в виде дракона. Колин и Тирри, кстати, случайно в отпуске, по-моему, в Алгарве.

– Это действительно случайно? – спросил Бруно.

– Да, – ответил Джим.

– Милдред провела в доме номер восемь по крайней мере минут двадцать, а когда вышла, вид у нее был довольно растрепанный.

– Что за слово?! – воскликнула Хелен тоном учительницы английского языка. – Нужно говорить «взъерошенный»!

Бруно произнес слово следом за ней.

Мать Бруно пыталась вовлечь в разговор и Дина, но мальчик продолжал ковырять еду вилкой, хоть Хелен и просила его не делать этого. Затем женщина завела разговор о футболе и рыбалке, хотя сама плохо в них разбиралась: это были любимые темы гостя. Дин отбивался от ее вопросов, сохраняя мрачное, угрюмое выражение лица.

– Через сад только что пробежал незнакомый человек, – сказал Бруно, вставая.

Он был единственным, кто сидел лицом к окну.

– Он выскочил из-за сарая и вышел через задние ворота.

– Я никого не вижу, – сказала Хелен, с неохотой присоединяясь к сыну, стоящему у окна. – Ты можешь провести расследование после ужина, пока я буду на горячей линии. – Хелен села обратно за стол, скорчив мину нахмурившемуся мужу: их сын уже не впервые делал такие заявления. – Но сначала, пожалуйста, доешь овощи.

В великолепных лучах закатного солнца усталый отец и ликующий сын исследовали место преступления.

Бруно предполагал, что нарушитель проник в сад через задние ворота и быстро прошел по лужайке, направляясь к сараю, за которым можно было спрятаться.

– Что-то пропало? – поинтересовался мальчик, успевший захватить с собой «чрезвычайный детективный набор».

Дин, надев кепку охотника на оленей и самое хмурое выражение лица, наблюдал за происходящим, сидя у пруда.

Отец и сын осмотрели место за сараем. Судя по рассыпанной земле, Бруно предположил, что разбитый цветочный горшок поднимали и перемещали; Джим признался, что возможным виновником может быть он сам. Кто знает, может быть, он выкопал засохший рододендрон пару недель назад, или это было в прошлом году, он не помнил.

В блокноте Бруно нарисовал отпечаток ноги, обнаруженный возле горшка.

– Мы будем снимать отпечатки пальцев?

– Нет необходимости.

– Лучше проявить дотошность, – сказал Бруно. – Многие дела разваливаются в суде из-за непрофессиональной работы полицейских.

– Взгляни на круги, оставленные на земле, – предложил Джим, заразившийся энтузиазмом сына, решившим во что бы то ни стало раскрыть преступление, совершенное на заднем дворе. – Вот, смотри, цветочный горшок перемещали несколько раз.

Мужчина поднял горшок и указал на сантиметровый промежуток между дном горшка и плиткой. Чувствуя восхищение сына, Джим сказал, что это место похоже на тайник.

– Тайник для чего? – спросил Бруно, пританцовывая на месте от нетерпения.

– Не знаю, – ответил Джим таким тоном, что воображение мальчика разыгралось еще сильнее.

В этот момент Милдред решила присоединиться к детективам. Она прошла между ног Джима и направилась к цветочному горшку. Слегка театральным движением Джим вырвал что-то из кошачьего рта и теперь держал это в руках.

– Кошачья мята! – воскликнул Бруно, узнав траву.

– Совершенно верно!

– Зачем кому-то бросать в наш сад кошачью мяту?

– Хороший вопрос, – протянул Джим, задумавшись: не попал ли он в ловушку, тщательно продуманную Бруно.

– Кто-то хочет навредить Милдред! – вскричал мальчик, внезапно запаниковав. – Я так и знал!

В течение часа Бруно поставил палатку и занес в нее бинокль, ноутбук, лупу, порошок для дактилоскопии, компас и мерную ложку.

– Что это ты затеял? – громко поинтересовался Джим из окна кухни.

– Мы станем лагерем и проведем ночь в саду.

– Нет! – твердо ответил Джим. – Не зли меня, Коломбо! Настоящий детектив никогда не подвергнет свою жизнь опасности.

Пока не зашло солнце, Бруно снимал отпечатки пальцев. Он набросал эскиз портрета подозреваемого. Рисунок был своеобразным коллажем из лиц преступников, которых Бруно когда-либо видел в документальных передачах и о которых читал в художественной литературе. В результате получилась смуглая, зловеще ухмыляющаяся физиономия, способная сразить наповал даже самую крепкую бабулю. Но под нажимом отца Бруно вынужден был признать, что человек, пробежавший через сад, был одет в черную куртку с капюшоном, и отдать бесполезный рисунок Джиму.

Этим вечером Хелен не ожидала увидеть Поппи на горячей линии, но та все-таки пришла. Она сидела на своем обычном месте, закутанная в пурпурную шаль, и говорила по телефону. Хелен помахала соседке, указывая на синяк под глазом.

Поппи улыбнулась в ответ и сделала смущенное лицо: «Нам есть о чем поговорить».

Первой Хелен дозвонилась обезумевшая мать-одиночка, которую избила дочь после того, как женщина попросила ее прибраться в комнате. Хелен придерживалась правил и просто слушала, в отличие от Поппи, которая всегда старалась доминировать в разговоре.

Звонившие обращались с самыми разными бедами, начиная от суицида и банкротства и заканчивая сексуальными проблемами. Поппи обычно поворачивала разговор так, чтобы речь шла о ней. Хелен слышала, как та забрасывает дозвонившегося подробностями жизни со своим строптивым супругом.

– Мой муж негодяй! – доверительно рассказывала Поппи в микрофон, словно беседовала с давним другом. – Он спрятал мою кредитку, чтобы я не сбежала!

Хелен постаралась не слушать соседку и сосредоточиться на собственном попавшем в передрягу собеседнике.

– Нам нужно поговорить! – прошептала Поппи одними губами, когда ее звонок наконец завершился.

Но Хелен все еще слушала собеседника.

– Не уходи, пока мы не поговорим, – попросила Поппи, и ее телефон снова зазвонил. – Это действительно важно.

Очередной дозвонившийся спросил у Хелен, какого цвета у нее нижнее белье. Женщина прикусила губу и повесила трубку. Следующий ничего не говорил. Хелен слышала раздававшееся в трубке дыхание, раздумывая о том, чем занимается этот человек: мастурбирует или просто что-то ищет. Затем связь оборвалась.

После этого чрезвычайно взволнованный мужчина попросил к телефону Поппи. Хелен отказала, объяснив, что это против правил – приглашать к телефону конкретного волонтера. И добавила, что мужчина может говорить с ней сколько нужно, но переводить звонок она не будет. Мужчина, чей голос показался ей немного знакомым, зашипел и бросил трубку.

Наконец воцарилась тишина. Поппи и Хелен сели на продавленную софу, открыли пачку печенья в шоколаде, и каждая взяла по одной штучке.

– Я влипла, – призналась Поппи, взяв второе печенье, несмотря на то что первое лежало нетронутым у нее на колене.

Синяк под глазом был плохо загримирован; возможно, это было сделано преднамеренно.

– Думаю, ты уже обо всем догадалась, но я все равно хочу рассказать… Пожалуйста, не суди меня строго. И, с другой стороны, не оправдывай меня. Мне просто нужно выговориться.

Хелен ободряюще кивнула.

– Я завела любовника, – продолжала Поппи. – Продавца из Уэртинга.

Хелен пропустила мимо ушей ложный пафос ее слов и сочувственно сжала руку соседки.

– Конечно, это был эгоистичный поступок. Проще было бы соблюдать целибат.

Поппи подробнее рассказала о своих любовных похождениях.

– Сегодня днем я во всем призналась Терри. Ты, конечно, знаешь, какова была его реакция. Терри сказал, что убьет меня, если я попытаюсь забрать Дина.

– Ты можешь как-то решить эту проблему?

– Я была готова уйти от мужа. Йен все приготовил и ждал меня в фургоне. Мы собирались начать новую жизнь. Это положило бы конец браку с этим ужасным человеком…

Хелен спросила о Дине. Поппи рассказала, что хотела забрать его, а затем подать документы на совместную опеку.

– А теперь что ты собираешься делать?

– Останусь жить с мужем. Может, у нас получится все исправить? Отец нужен Дину больше, чем мне любовник. Я порвала с Йеном. У него разбито сердце! Сегодня я обидела двух мужчин…

Затем выражение лица Поппи изменилось: казалось, ей не дает покоя какая-то мысль.

– Возможно, есть еще кое-что, что я хотела бы с тобой обсудить, – продолжала она; в ее голосе уже не было раскаяния. – Хоть это и противоречит политике конфиденциальности нашей организации…

Хелен сделала вид, будто не понимает, о чем речь, хотя догадалась обо всем еще несколько месяцев назад. Поппи всегда старалась говорить тише, когда беседовала с одним человеком. Хелен даже слышала, как ее соседка договаривалась о свидании, думая, что ее напарница чем-то занята.

Политика организации обязывала Хелен тут же обо всем доложить, но втайне она надеялась, что новое знакомство спасет Поппи от деспота-мужа, как бы наивно это ни звучало.

– Да, конечно, говори, – ответила Хелен.

– Я все еще не решаюсь…

Тут зазвонил телефон.

– Не обращай внимания, – сказала Хелен. – Что случилось?

– Ты знаешь, я не имею права не отвечать на звонок. А вдруг это что-то срочное?

Поппи с неохотой прервала разговор.

Поток звонков не прекратился, даже когда смена Хелен закончилась. Она задержалась до четверти десятого вечера, ожидая на софе, но телефон Поппи не замолкал. Хелен оставалась так долго, как только могла. Талончик на парковку был лишь до девяти вечера, а в Брайтоне за простой дерут бешеные деньги.

– Я позвоню тебе завтра, – одними губами сказала Поппи, решившая остаться до десяти вечера, пока не заступит ночная смена. – Не волнуйся, я справлюсь. Будем считать, что я ничего тебе не говорила.

– Я сама позвоню тебе сегодня вечером, – ответила Хелен. – Пришли мне сообщение, когда закончишь.

Поппи кивнула, но ее слова преследовали Хелен, пока она ехала домой по приморскому бульвару.

Прежде чем войти в дом, Хелен дважды отправила Поппи сообщение, затем позвонила ей, но никто не брал трубку – постоянно включался автоответчик.

Пока Хелен занималась волонтерством, отец, сын и гость смотрели телевизор. В эру цифрового телевидения всегда можно найти хороший детективный фильм.

Джим и Бруно любили старые детективы, где главный герой всегда был несколько эксцентричным, нетипичным дураком. Такие фильмы давали отцу и сыну повод энергично обсудить недостатки следователя, посмеяться над ним. Именно такие разговоры нравились им больше всего.

Мяукающая Милдред с самодовольным видом расхаживала по ковру, используя множество хитрых уловок в надежде получить доступ к миске сырных чипсов, стоявшей на журнальном столике.

Ошейник с камерой негромко звякнул, когда Милдред сделала вид, будто уворачивается от тапка Джима.

– Хочешь ирисок? – спросил Джим у Дина, с грустным видом сидевшего в кресле.

Мальчик выглядел так, словно вот-вот взорвется.

– Он увидел что-то, что его расстроило, – прошептал Бруно отцу на ухо.

– Что именно? – поинтересовался Джим, понизив голос.

– Что-то из окна моей спальни.

Джим прекрасно знал, какой вид разворачивается из окна комнаты его сына, и вздохнул, прежде чем кивком показать Бруно, чтобы тот смотрел телевизор. Там очередной инспектор Растяпа пытался раскрыть убийство деревенского почтальона. Все улики указывали на жену покойного, у которой был роман с мясником. Джим подозревал брата мясника, Бруно – жену.

Джим напомнил сыну, что главный подозреваемый никогда не является истинным виновником.

– Домашнее животное не может быть напарником детектива, – сказал Бруно, имея в виду собаку инспектора Растяпы.

Это был гиперактивный спаниель по кличке Роджер, помогающий вынюхивать улики и тайно выслеживающий подозрительных бабулек.

– Организм животных настроен на другие частоты, – заметил Джим. – Вот, например, Милдред. Она способна слышать звуки, недоступные человеческому уху. А ее нос в несколько раз чувствительнее человеческого. Если ее обучить, она сможет раскрыть множество преступлений.

Бруно щелкнул пальцами. Словно ниоткуда появилась черноусая мордочка Милдред; на шее у кошки позвякивал колокольчик. Бруно самостоятельно раскрасил его. Формой и цветом колокольчик напоминал кошачью мордочку. Сходство было поразительным.

Рыжая кошка прыгнула на диван. Проигнорировав Джима, она направилась к щедрым рукам Бруно.

– Но Милдред не в состоянии сопоставить добытые доказательства, – ответил Бруно, обдумывая возможность использовать кошку во время расследований. – Да, она может находить улики, но не способна их проанализировать.

На экране инспектор стоял возле второго трупа: на этот раз мясника, лежащего на полу собственного магазина, в рубашке, забрызганной кровью.

Инспектор Растяпа исследовал следы удушения на шее трупа. Роджер, игнорируя куски мяса, деловито обнюхивал место преступления чутким носом.

– Старший напарник свяжет все воедино, – ответил Джим. – Именно он руководит расследованием в целом. Роль Милдред может заключаться лишь в том, чтобы подбросить свежую идею.

Роджер залаял, привлекая внимание инспектора к отпечатку ноги возле кладовки для хранения метел, который совершенно невозможно было пропустить. Растяпа вознаградил тявкающего пса угощением, извлеченным из кармана.

– Но кошка не умеет разговаривать, – продолжал Бруно, анализируя комментарии отца. – Как же они будут общаться?

– Всегда можно найти какой-нибудь способ, – отозвался Джим. – Если бы я решил вернуться к профессии детектива, то обязательно взял бы кошку в штат!

– Кстати, она может мяукать определенным образом, – подхватил Бруно, внезапно увидев на лице отца улыбку. – Один раз – чтобы сказать: «Я нашла орудие убийства», два раза – «подозреваемый лжет».

– Да, – согласился Джим, поддерживая шутку сына. – Кроме того, один взмах хвоста означает: «Ты тут пока работай со свидетелем, а я опять пробегусь по всему маршруту, вдруг мы что-то упустили?»

Бруно засмеялся и даже начал раскачиваться от восторга, а затем добавил:

– А если она промяукает три раза, это будет означать: «Думаю, нам нужно допросить жену жертвы еще раз».

Отец с сыном громко расхохотались. Дин поднял голову.

– Вы не можете заставить меня остаться! – заорал мальчик.

Милдред вздрогнула от его крика.

Дин начал стучать кулаком по подлокотнику кресла. Джим, совершенно не готовый к его истерике, предложил подогреть молока.

– Я не хочу молока! – визжал Дин. – Я хочу домой, вы, негодяи, не смеете меня здесь удерживать!

Вскоре мальчик вскочил с кресла. Он вел себя так, словно впал в безумие: сбросил журналы со стола, а затем накинулся на разноцветные диванные подушки.

К ужасу Бруно и Джима, Дин закатал рукава джемпера и впился зубами в свою руку.

– Хватит! – приказал Джим, вставая с дивана.

Когда он попытался приблизиться к Дину, тот пулей вылетел из дома и очутился на улице.

В другом конце здания хлопнула створка кошачьей двери. На кухне завыла Милдред.

Отец и сын направились в разные стороны.

Бруно пошел к кошке. Ее лапы уже не были белыми, а морда была вся в крови. На полу лежала поверженная и распотрошенная птица, ее кишки были похожи на красных червей.

Милдред гордо ходила вокруг жертвы, ударяя птицу окровавленной лапой.

– Противная кошка, – сказал Бруно, вытирая ошейник с камерой кухонным полотенцем. – Я бы не хотел повстречать тебя ночью.

Джим вышел на улицу вслед за Дином и вскоре увидел его на противоположной стороне дороги.

В данном случае не обязательно было быть детективом, чтобы понять: мальчик в опасности.

– Отстаньте! – ревел Дин, пытаясь высвободиться из хватки незнакомца.

– Я потерял собаку, – сказал тот, держа Дина за руку и волоча его за собой по тротуару. – Этот мальчик налетел на меня.

– Немедленно отпустите его! – приказал Джим, торопливо приближаясь к ним.

Незнакомец и Дин были уже возле магазина сладостей, когда Джим крикнул, что позвонит в полицию, если мужчина немедленно не остановится. Угроза возымела действие: незнакомец замер и обернулся.

Тут Джим наконец догнал их.

Свет, льющийся от ярко мигающего электронного леденца, выставленного в окне магазина сладостей мистера Симнера, раскрасил лицо похитителя Дина в резкие, тропические цвета.

Мужчина по-прежнему держал мальчика за руку.

– Отпустите! – рявкнул Джим, уже набирая номер полиции, но, прежде чем нажать кнопку вызова, заколебался. Стоящий перед ним мужчина ничем не напоминал похитителя детей.

Этот человек, чисто выбритый, с распущенными светлыми волосами, в модных очках, как у Бадди Холли[3], совсем не походил на скользкого типа, способного похитить ребенка ночью.

– Вы кто?

Одежда тоже не вписывалась в образ. На мужчине был вязаный красно-белый джемпер с серебристым поясом. Такая одежда слишком заметная, яркая, она не подходит человеку, который надеется остаться незамеченным под покровом ночи.

Незнакомец выглядел так, будто собирался отправиться на первое свидание в ресторан средней руки, а не похитить ребенка.

Джим обратил внимание на то, что мужчина был без пальто, в его очках не было линз, а на руке – обручального кольца. Затем увидел дикие, навыкате глаза с огромными зрачками.

– Отстаньте! – крикнул, вырываясь, Дин.

– Все не так, как может показаться, – произнес мужчина, а затем отпустил мальчика и бросился наутек, чуть не сбив Джима с ног.

– С вами все в порядке, мистер Глью? – спросил Дин, быстро придя в себя.

– Да, – ответил Джим, потирая колено. – А ты как?

– Нормально.

– Ты знаешь, кто этот мужчина?

Дин отрицательно покачал головой.

На мгновение Джиму показалось, что мальчик опять сорвется. При тусклом свете фонаря Дин разразился грустными, тихими всхлипами.

– Пойдем обратно в дом, – сказал Джим, обняв мальчика за плечо. – Утро вечера мудренее.

Наступая на собственные тени, Джим и Дин направились домой по Сэнт-Эндрю-роуд. Когда они подошли к жилищу семьи Глью, Дин обернулся и посмотрел на свой дом.

Джим тоже посмотрел туда, задержав взгляд всего на секунду. В спальне супругов Раттер по-прежнему горел свет.

Когда Бруно выглянул из чердачного окна, чтобы обозреть окрестности, Джим и Дин уже вошли в дом.

Посмотрев через дорогу, на окна дома номер восемь, Бруно увидел знакомую картину: Леон Панк делал растяжку. Он двигался так, словно занимался йогой, но его движения были более энергичными.

Сначала Бруно смог разглядеть лишь обнаженный торс Леона, покрытый изображениями черепов и драконов. Увидев выражение лица парня, Бруно содрогнулся. У Леона был голодный взгляд человека, готового съесть любой предмет, на который он смотрит.

Закончив растяжку, Леон зажег одну из своих ароматических сигарет. Иногда их запах доносился до открытого окна Бруно и напоминал ему о сетке с травами, висевшей на кухне.

– Слезай оттуда, Бру, – позвала сына Хелен. – Ты знаешь, что тебе нельзя находиться на крыше.

– Я не на крыше! – отозвался мальчик. – Мои ноги касаются ковра. Происходит что-то странное!

– В твоем мире всегда происходит что-то странное. Быстро вниз! Я начинаю терять терпение!

– Какая-то женщина подошла к мусорному ящику Алана Любопытного!

– Хватит подсматривать! Я предупреждаю тебя, Бру!

Бруно прищурился, чтобы лучше видеть.

– Это призрак старой женщины! Она в свадебном платье! Или просто в длинной ночной рубашке. Эта женщина выглядит безумной… А теперь она заглядывает в мусорный ящик Алана. Думаю, эта женщина что-то потеряла.

– Спускайся! Хватит заниматься ерундой!

Бруно услышал, как парадная дверь открылась, а затем стукнулась о косяк, от чего весь старый дом затрясся. Вскоре мальчик увидел отца, пересекающего дорогу. Лысина Джима поблескивала в свете фонаря.

– Папа идет к ней поговорить, – сообщил Бруно. – Наверное, он заметил ее из окна гостиной.

– Ты уверен? Только не сочиняй!

Бруно наблюдал за тем, как отец осторожно приблизился к призрачной женщине. Она перестала копаться в мусоре и так, словно они были старыми друзьями, положила руки ему на плечи.

В свете фонаря длинная ночная рубашка женщины просвечивалась, показывая иссохшее тело.

Беседа длилась не дольше минуты. Бруно наклонился, отчаянно желая расслышать слова отца.

– Женщина ушла, – доложил мальчик. – Теперь она роется в мусорном ящике Пэдвеллов.

Бруно видел, как его отец медленно возвращается домой. Его проплешина, яркая, как лампочка, перемещалась между двумя припаркованными автомобилями. Джим совершил короткую прогулку через Сэнт-Эндрю-роуд.

– Папа возвращается, – сообщил мальчик.

Сгорая от нетерпения, он закрыл дверь спальни и пулей слетел вниз.

В гостиной Хелен подавала горячий шоколад.

Несмотря на назойливые вопросы Бруно, Джим молчал как рыба. Мальчик изучал лицо отца, желая найти подсказку, объясняющую происшедшее на улице. И был уверен, что мама делает то же самое.

– Где Милдред? – спросил Бруно, посмотрев на часы. – В это время она всегда клянчит печенье.

Родители пожали плечами, занятые другими мыслями. Бруно изучал лицо отца, протирающего очки. Что-то тут не так…

Когда все закончили пить горячий шоколад, Хелен велела мальчикам идти спать. Дин, теперь подозрительно притихший, послушался.

– Расскажи мне все! – попросил Бруно отца, когда Дин вышел из комнаты.

– Тебе пора ложиться спать!

– Но я должен знать, что…

– Иди спать, сынок! Я устал.

Мальчик в конце концов сдался, но только после того, как Джим обещал объяснить все утром.

Когда Бруно вошел в свою комнату, Дин либо уже спал, либо притворялся спящим. Бруно положил на подушку друга шоколадный батончик, припасенный для полуночной вечеринки. Затем почистил зубы в ванной на чердаке и надел пижаму.

Не обнаружив Милдред, Бруно вернулся на свой наблюдательный пункт.

– А ну слезай оттуда! – прошептала мама, находившаяся у него в комнате. – Хватит подслушивать!

Отходя от окна, мальчик краем глаза заметил движение на улице. Возможно, его подвели усталые глаза, но Бруно был уверен, что видел, как Алан Любопытный входил в дом Дина.

– Где Милдред? – сонно пробормотал Бруно, свернувшись под пуховым одеялом.

– Скоро вернется, – ответила мама. – Я оставила дверь в твою комнату приоткрытой.

Милдред давно ушла. Одним легким прыжком она выскочила на улицу через створку в двери. Быстро, грациозно, бесшумно, спрыгивая с выступа на стену, продираясь сквозь преграды и нагромождения желобов, водосточные трубы и секретные выступы, которые могут найти только кошачьи лапы, Милдред взобралась на крышу дома.

Низко висящая луна посеребрила рыжую шерсть; ее волоски походили на мерцающие звезды, скрытые днем. Усы Милдред сверкали, а свежий летний воздух приятно обдувал мокрый нос. Кошка сидела на коньке крыши. Слабый ветер ласкал недавно вылизанный хвост. Если бы Милдред не была так увлечена собственным туалетом, то обязательно обратила бы внимание на весьма любопытные события, происходившие на улице.

В тот момент у кошки был прекрасный обзор и она могла все увидеть!

Если бы Милдред могла предвидеть будущее, она обязательно отказалась бы от удовольствия как следует очистить свой мех и заметила тех, кто входил и выходил из дома номер двенадцать.

И, конечно же, камера, по-прежнему висящая у нее на шее, зафиксировала бы активность у соседнего дома.

Отвлеченная каким-то движением в темноте, кошка спустилась с крыши так же легко, как и взобралась на нее.