Читать книгу Саджо и ее бобры - Серая Сова - Страница 5

Если бы мы поспешили вверх по ручью в то время, когда обедал Гитчи Мигуон, а не остановились посмотреть, что он делает, мы пришли бы к бобровому жилью прежде, чем выдра прорвала плотину, и увидели бы, как там все было устроено и как жили бобры. Нам бы пришлось идти довольно долго, пока вдруг мы не очутились бы на берегу маленького глубокого пруда. На противоположной стороне его мы заметили бы высокую толстую стену, которая перегораживала русло ручья. Она была сделана из туго сплетенных сучьев и прутьев, щели ее были законопачены мхом, а сверху все было обмазано илом. Вдоль всей стены наверху лежали тяжелые камни, чтобы придать ей бо́льшую прочность. Почти сто футов[11] в длину и больше четырех футов в высоту была эта стена. Пруд питался водой из ручья, которая стекала в него по желобу, сооруженному из прутьев. Такой водослив был устроен только в одном месте, и поэтому нетрудно было следить за ним, содержать его в порядке. Казалось, что здесь трудились люди – так искусно все было сделано, а между тем эту работу проделали животные. Стена, которая представляла собой настоящую плотину, удерживала маленький пруд в его берегах. Без этой плотины не было бы пруда, здесь протекал бы только ручей.

Пруд был залит солнечным светом. И так тихо ютился он там, среди Холмов Шепчущихся Листьев, и зеркальная поверхность его была так прозрачна, что утки, дремавшие на воде, казалось, плыли в воздухе. И до того четким было отражение стройных серебристых тополей, что трудно было сказать, где кончалась вода и где начинались деревья. Совсем как в сказочной стране: голубые озера, яркие цветы и деревья, отливающие серебром. Ни шороха, ни звука. Если бы не дремавшие утки, можно было бы подумать, что там никто не живет.

Но на деле было совсем не так. Стоило только приглядеться внимательнее, стараясь не шевелиться, не разговаривать и даже не шептаться, и вы очень скоро заметили бы, как вода около берега нет-нет да вдруг подернется зыбью. Из-под воды между тростниками, прислушиваясь и нюхая воздух, осторожно выглянет темно-коричневая голова с круглыми ушами. За головой покажется покрытое шерстью тельце; у вас на виду зверек быстро, но беззвучно поплывет к противоположному берегу и исчезнет в тростниках.

Высокие тростники раскачивались бы и трепетали минутку, пока зверек работал там. Скоро он появится снова, на этот раз с большим пучком травы. Он поплывет к огромному черному земляному бугру, который мы внимательно рассматривали и не могли понять, что это такое; зверек нырнет возле него вместе с травой.

Не успеет он исчезнуть, как другая голова, тоже с пучком травы, покажется с противоположной стороны.

Кто-то неосторожно пошевелится – и в ответ огромный плоский хвост тяжело ударит по воде, и тут же с громким всплеском голова и пучок нырнут в воду.

Такую именно сценку пришлось наблюдать Большому Перу в то утро на берегу ручья. Огромная насыпь, выше роста человека, была бобровым домом, а зверьки – бобрами.

Они были очень заняты.

Землянка возвышалась больше чем на шесть футов в высоту, а длиной была не меньше десяти футов. Только недавно бобры об-мазали свое жилище глиной. Тяжелыми бревнами подперли они его покатые стены. Вся постройка выглядела очень прочной, словно крепость, и если бы даже оленю вздумалось взобраться на ее крышу, все равно ничего бы не случилось.

Сбоку проходила широкая дорожка, по которой доставлялся строительный материал. И если бы вы были очень терпеливы и ветер не выдал бы вас этим чутким зверькам, то могли бы увидеть, как старый бобр, подрыв с берега ком глинистой земли, вместе с ним направился к хатке. Он плыл медленно, стараясь не рассыпать землю по дороге. Потом встал на задние лапы, выпрямившись во весь рост, совсем как человек, взобрался на крышу, держа ком в охапке, и там опустил его. После этого он стал замазывать землей щели и дыры, ловко работая лапами. И наконец, чтобы получше скрепить все, он воткнул большую палку.

Эта работа делалась неспроста. И сколько еще других хлопот было в это горячее время – в Месяц Цветов! Стоит ли удивляться: внутри причудливого домика, скрытые от всего света, жили четыре крошечных бобренка.

Маленькие пушистые зверьки с черными блестящими глазками были очень хороши собой. Их задние лапы были большие, перепончатые, передние – маленькие, удивительно похожие на ручки ребенка, а плоские хвосты казались резиновыми. У них был прекрасный аппетит и, наверное, очень хорошие легкие, потому что иначе они не могли бы заливаться без умолку таким громким криком, который можно было принять за плач маленького ребенка. Как и все малыши, бобрята доставляли много забот своим родителям.

Внутри хатки была большая комната. Даже человек, свернувшись калачиком, мог бы поместиться в ней. Комната была очень чистая, пол устлан ивовой корой и подстилкой из душистых трав.

Попасть в хатку можно было только через круглое отверстие в полу – нырялку; она вела в наклонный тоннель, спускающийся к самому дну пруда. Плотина поддерживала воду в пруду почти на уровне с полом, поэтому нырялка всегда была полна водой до самых краев, и неуклюжие бобрята могли напиться из нее не бултыхнувшись вниз. В случае же такой беды, – а ее не всегда минуешь, – они без труда выкарабкивались оттуда.

Весь тоннель вместе с входным отверстием у дна пруда находился под водой, а поэтому никто из сухопутных животных не мог не только попасть в него, но даже его увидеть. Но если бы прорвало плотину и вода ушла из пруда, бобрам грозила бы страшная беда. Не только их враги – волки, лисицы и другие хищники – смогли бы пробраться к ним в хатку, но и сами бобры не имели бы возможности ни защищаться, ни спрятаться, нырнув в воду, как мы недавно наблюдали.

Если вы взглянете на рисунок, то будете знать, как все это было устроено, и вам станет понятно, почему старый бобр так внимательно следил за плотиной и, лишь только обнаруживал течь, сразу же начинал ее чинить. Много хлопот доставлял бобру и желоб-водослив: нужно было все время вычищать из него всякий мусор, чтобы вода текла свободно, но не слишком быстро, иначе она затопила бы хатку, – уровень воды в пруду необходимо было поддерживать на одной и той же высоте.

А сколько приходилось возиться с бобрятами! Одной бобрихе ни за что бы не справиться без помощи бобра! Заботливые родители очень часто меняли травяную подстилку, приносили бобрятам корм – нежные побеги и листья, – причесывали и приглаживали их шерстку и бормотали им какие-то нежные бобровые слова, которые издали звучали как шепот людей. Зато громкий жалобный плач бобрят, их лепет, прерываемый криками и взвизгиваниями, вырывался даже за толстые стены землянки. Очень шумными становились малыши, когда они были голодны, когда радовались чему-нибудь или же попадали в какую-либо беду, что постоянно с ними случалось. Когда кто-нибудь из родителей возвращался домой (они никогда не отлучались вместе) после работы на плотине или с охапкой душистой травы для подстилки – была ли то мать или отец, – всегда раздавалось тихое певучее приветствие, в ответ на которое бобрята громко визжали и кричали от радости, и этот неистовый шум продолжался гораздо дольше, чем требовало благоразумие. Только во время сна бобрята притихали.

Весь день-деньской бобрята возились друг с другом, царапались, ползали всюду, и, наверно, им было очень весело. Вообще же это бобровое семейство ничем не отличалось от остальных семей. Им было хорошо и уютно у себя дома.

План бобрового пруда. Бобровая хатка (А1, А1). Комната (В). Площадка-спальня (С). Нижняя площадка-сушилка со стоком в нырялку (D). Подводный тоннель (Е, Е). Боковой, или запасной, вход (F). Главный вход (J). Плотина (Н, Н). Водослив, регулирующий уровень воды в пруду (К). Деревья, подточенные острыми зубами бобров (L, L, L). Плот-столовая; основная часть его погружена под воду ниже уровня льда (Р, Р). Волок, по которому бобры спускают «спиленные» деревья (S, S). Русло осушенного ручья снова наполняется водой (W). Ручей впадает в пруд и продолжает свой путь, пройдя по желобу-водосливу (Y). Бобры опускают дно пруда под плотом-столовой и у плотины (X, X). Выброшенный ил идет на плотины и хатки (Z, Z). Раньше здесь была суша; благодаря плотине теперь все залито водой. Не будь плотины, на этом месте не было бы пруда, а протекал бы только ручеек.

Теперь малыши уже подросли настолько, что могли попытать свои силы в нырялке. Сначала они просто лежали в воде, случалось и вверх ногами, или же барахтались там, визжа от радости. Они были очень легкими и пушистыми, совсем воздушными, поэтому им никак не удавалось погрузиться в воду достаточно глубоко, чтобы можно было грести одновременно двумя перепончатыми лапками. Вот и приходилось подгребать то одной, то другой лапкой, переваливаясь с боку на бок, захлебываясь, извиваясь, барахтаясь. А старые бобры озабоченно плавали вокруг, подбадривая их и, вероятно, давая советы на своем звучном бобровом говоре. Наблюдая эти сценки, я пришел к заключению, что задача научить плавать малышей была нелегкой для бобров-родителей, но бобрята, казалось, получали большое удовольствие, барахтаясь в воде, а с этим, как вы сами понимаете, надо считаться.

Однако малыши быстро утомлялись. Тогда они вылезали из воды и отдыхали в сушилке. Сушилка была устроена немного ниже уровня пола – вероятно, для того, чтобы вода, струившаяся с шерсти зверьков, не замочила их зеленых постелей. Каждый бобренок очень тщательно выжимал, стряхивал, вытирал воду со своей шерстки спереди, сбоку, сзади – всюду, куда только мог дотянуться; бобрята сидели выпрямившись и работали очень усердно, сопя и вздыхая, точно дети после купания.

Наконец, когда работа была закончена и шерсть у них высыхала или же им казалось, что она высохла, они переворачивались вверх ногами, портя этим все дело, и раздавался целый хор пронзительных криков. Тогда появлялись свежие зеленые листочки и водоросли, которые бобры приготовляли заранее для того, чтобы скорее успокоить малышей, и крики нетерпения переходили в довольное чавканье и бормотание.

Скоро все затихало, маленькие глазки закрывались, и бобрята, сбившись в кучу и вцепившись передними лапками друг дружке в шерсть, засыпа́ли на постелях из душистой травы.

И так день проходил за днем в бобровом доме. Когда бобрятам исполнится двадцать дней, в их жизни наступит необыкновенный праздник. Нырнув в темный тоннель, малыши вдруг очутятся в неведомом ослепительном мире, который окружал их со всех сторон, но которого они никогда не видели. А пока бобрята спали, родители по очереди оставались возле них, по очереди осматривали плотину, от которой зависела их жизнь, следили, не подкрадывается ли хищник к их маленькому за́мку. Нужно было заготовить и корм и подстилку. Бобры хорошо знали: как только проснутся малыши, снова придется делать сто дел сразу. Месяц Цветов – очень хлопотливое время.

Наши четыре маленьких героя или героини, а может быть, и те и другие, дожили наконец до той чудесной поры, когда научились нырять по-настоящему и уже не выскакивали из воды хвостом вверх, словно резиновый мяч, а могли проплывать довольно большое расстояние не взывая о помощи. Как вдруг как-то днем – это было в тот самый день и час, когда Гитчи Мигуон обедал в лесу, – старый бобр заметил, что вода в нырялке стала убывать. Он насторожился. Бобриха тоже услышала бульканье и пришла посмотреть, в чем дело. Вода, кружась воронкой, опускалась в тоннель все ниже и ниже. Потом воды не стало.

Кто-то сломал плотину!

Бобры друг за другом бросились вниз через пустую нырялку. Нельзя было терять время. У них не будет воды – драгоценной воды, от которой зависит жизнь детенышей! Их дом теперь открыт для всех на свете, а это грозит смертью.

Четыре бобренка ужасно испугались. Они почувствовали, что случилась беда, но были еще слишком малы, чтобы понять, в чем дело. Бобрята подползли друг к другу и тихо похныкивали.

Встревоженные родители кинулись вплавь по обмелевшему пруду – прямо к плотине. В самом низу стены они обнаружили отверстие величиной с бочку – скоро в пруду совсем не останется воды!

Бобры тотчас принялись за работу. Они таскали сучья откуда попало, выдирали большие комья земли с болотистого берега, отгрызали острыми зубами ветки с упавших деревьев, катали камни и все это бросали прямо в дыру, а потом затыкали отверстия травой и ветками кустарника. Они рыли глину и таскали ее к дыре в плотине; глина, пропитавшись водой, становилась вязкой и хорошо замазывала щели между сучьями, ветками и камнями. Но пруд был слишком мал для такой большой течи, и родниковая вода, которая питала пруд, собиралась гораздо медленнее, чем вытекала из него.

И вот теперь, когда плотина снова была в порядке, в пруду совсем не осталось воды!

Пока бобры трудились, отчаяние не раз охватывало их (не верьте тому, кто будет уверять вас, что животные не способны чувствовать отчаяние!), но они все-таки продолжали работать до тех пор, пока не починили плотину; только тогда, усталые и измученные, бобры побрели к своим четырем детенышам, которых они так любили, и к дому, который уже не был больше защитой для них.

А как они трудились, чтобы построить его, и как нужен он был для семьи!

Бобры не умеют быстро ходить. Они легко переплыли бы пруд, но пробираться по скользкому илистому дну через камни и заросли спутанных водорослей было тяжело. Сколько драгоценного времени уйдет, пока они доберутся, карабкаясь и спотыкаясь, до своей хатки, которая теперь казалась так далеко! Любой зверь может их настигнуть. А если повстречается волк или медведь, все погибло. Бобры были беззащитны теперь, потому что природа создала их не для борьбы, а только для мирного труда.

Спеши! Спеши, Гитчи Мигуон! Беги со всех ног! Твоя помощь очень нужна маленьким братьям, нужна немедленно! Скоро, с минуты на минуту, охотник будет здесь…

По вязкому дну пруда на усталых коротких ножках медленно и мучительно плелись два несчастных бобра; они спешили как могли к своим детенышам, которые теперь остались в незащищенной хатке.

А там четыре бобренка, сбившись в кучу и вцепившись передними лапками друг дружке в шерсть, с ужасом смотрели на блестящее черное чудовище с плоской головой. Оно подползало к ним медленно, оскалив зубы, шипя, как змея. Нигик – выдра!

Голодная, злая, хитрая, она сломала плотину, осушила пруд, и теперь добыча была перед ней – четыре маленьких бобренка.

Ее длинное тело загородило вход. Казалось, спасения нет. Выдра подобрала под себя лапы, готовясь к прыжку…

Как раз в эту минуту Гитчи Мигуон, задыхаясь от быстрого бега, с ружьем наготове, выскочил из тростников и, перескакивая с камня на камень, бросился к бобровой хатке.