Читать книгу Мутный пассажир (сборник) - Сережа Павловский - Страница 2

Я лишился девственности в семнадцать лет с девушкой по имени Алеся. Я тогда учился в колледже на первом курсе.

– Меня зовут Алеся, – представилась она в день нашего знакомства, давая понять, что первая буква в её имени «А», произнося которую она достаточно широко открыла рот.

– В смысле – Олеся? – уточнил я, не понимая – к чему весь этот акцентный выпендрёж с произношением.

– Нет, смерд! – резко отреагировала она. – Меня зовут Алеся. «А», понимаешь? Алеся, твою в дышло!

Я удивлённо поднял брови вверх, покраснел и занервничал. Такой реакции при знакомстве двух ранее не знакомых людей мне видеть ещё не доводилось. Судя по всему, девушке ещё лет в полгода надоело объяснять, что её имя начинается с буквы «А».

– В таком случае, меня зовут Ортём, – сделал я жалкую попытку пошутить.

– Ортём? – она на меня посмотрела, как на деревенщину. – Ортём? – переспросила она громче.

– Да, – я кивнул.

– Гонишь!

– Да, – я снова кивнул.

– Хахаха, Ортём, ну ты и Акакий!

– Окакий, – поправил я её, радуясь, что мне удалось разрядить ситуацию.

– Ну пойдём, что ли, Ортём, – по-деревенски сказала Алеся, – проводишь меня куда-нибудь, Ортём.

Она училась в университете, и то, что я её встретил, было большой удачей для меня. Ещё во время знакомства, обращая внимание на её реакцию, я понял, что она либо практикует БДСМ, либо ещё не знает о том, что ей понравится БДСМ. Уж очень она любила командовать.

Я смотрел на неё, видя в ней верхнюю, госпожу Алесю (наверняка не Алесю, конечно, к слову «госпожа» она бы добавила что-нибудь более экстравагантное), подчиняющую себе каждого подкаблучника и сопляка. Не то, чтобы меня это возбуждало, но это было всяко лучше, чем девушка без опыта и каких-либо пристрастий.

Она была старше меня на два с половиной года, но создавалось ощущение, что на все десять. Я быстро нашёл с ней общий язык.

Уже через две недели нашего знакомства мы сблизились настолько, что она стала трогать меня за гениталии, но себя трогать не разрешала. В БДСМ-фильмах я видел, как госпожи делали так же с рабами: били их, пинали и шлёпали всякий раз, когда они делали что-то не так. Алеся меня не шлёпала, но грубо откидывала мою руку с её ноги, груди или попки, как только я пытался её погладить.

У меня вообще тогда не было никакого опыта подобного рода – чтоб меня кто-то трогал за гениталии или я кого-то. И, исходя из реакции моей подружки на все мои попытки тоже поучаствовать в прелюдии, я решил просто лежать и ничего не делать.

Сам момент моего лишения девственности прошёл, наверное, как и у всех или многих – никак. Если Алеся и не догадалась, что она была у меня первой, то наверняка поняла, что секса в моей жизни было крайне мало. Кто у кого какой по счёту, мы не обсуждали.

С ней я начал любить секс не только в теории, но и в практике. Мне было интересно всё, но я с ней пробовал только то, что нравилось ей, и почти ничего из того, что хотел я. Даже сексом мы занимались только тогда, когда хотела она, и я оказался прав: она была помешана на БДСМ-культуре.

Я считал её отношение ко мне несправедливым. Было видно, что она меня всего лишь использует. Возможно, она попробовала весь секс и для себя определила, какой ей нравится больше. И я был не против её привычек. Но она не давала мне возможности определиться со своими любимыми эпизодами в этом приятном занятии.

Я был способным и быстро научился доставлять ей удовольствие едва ли не любой частью своего тела. Ну и, наверное, немалую роль в моих способностях сыграл тот факт, что она была активно оргазмирующей девушкой.

Постепенно её БДСМ-игры мне начинали надоедать. Одежда нравилась всё меньше, привычки и любимые позиции казались однообразными и скучными, а тандем госпожа/раб раздражал дальше некуда. Одно и то же: принудительный кунилингус, римминг, выполнение приказов, езда верхом. Извините, но это смешно.

Это можно попробовать несколько раз ради интереса, но чрезмерное употребление, как мне казалось, ведёт к безвозвратной деградации личности, бесплодию и атрофии всех мышц.

Уже на тот момент я чувствовал в себе силы к экспромту и импровизации и был уверен, что смог бы ей доставить удовольствие без её излюбленных фишек.

Иногда я оставался у неё ночевать, но мы очень редко занимались сексом на следующее утро – она это не любила.

Мне хотелось попробовать что-то новое, но я пробовал только то, что разрешала она – её любимое.

Один раз мы поругались именно в тот вечер, когда я должен был у неё оставаться на ночь.

– Будешь наказан, раб! – грозно произнесла Алеся.

– Не переигрывай, – сказал я. – У меня нет никакого настроения сейчас играть в твою тухлость.

– Что ты сказал? – она вплотную подошла ко мне.

– Что слышала, моя госпожа со смешным именем Алабама и скудной фантазией, госпожа Алабама, – я хмыкнул, отвернулся и получил сильный удар по почкам.

– Не смей поворачиваться ко мне спиной, когда я с тобой разговариваю, ничтожество! – закричала Алеся, ударив меня.

– Ты чё, дура, что ли? – я схватился за бок и получил звонкую пощёчину.

– Будешь жёстко наказан, раб! – Алеся выглядела устрашающе и была настроена решительно.

Я выпрямился, посмотрел на неё, сильно разозлился и ударил её поддых. Удар вышел не очень сильным, но этого было достаточно, чтобы она сложилась пополам и начала хватать ртом воздух.

– Нравится? – я подошёл к ней ближе. – Дыши, Алесенька! – я помог ей подняться, схватил её за горло и прижал к стене. – А давай, я сегодня буду госпожой, а?

Я ударил её затылком об стену, она ойкнула и начала вырываться, но я был гораздо сильнее.

– Я надену твоё шмотьё, будешь звать меня «госпожа Артемида», а я тебя буду кормить из своего члена, – чуть ли не впервые я схватил её за грудь так, как хотелось мне, и подумал о том, что это хороший шанс потрогать её везде по-своему.

Это напряжение и похотливое желание меня сильно возбудили. Я резко развернул её, силой раздел и грубо изнасиловал, кончив ей прямо в глаза, слегка попав на волосы. Это был жёсткий секс и лучший оргазм за последний месяц.

Надо заметить, что она была сумасшедшей. Во время изнасилования она будто согласилась быть жертвой и совсем не вырывалась, а лежала молча и терпела все издевательства над ней. Мне даже показалось на мгновение, что она что-то затевает.

Потом она встала, сходила в ванную, умылась, затем вернулась в комнату и сказала:

– Уходи!

– Хрен тебе, я никуда не пойду, – я наглел сильнее. – Уже поздно, вдруг со мной что-то случится на улице? Вдруг я отхвачу от кого-нибудь, пока буду идти домой?

Она ничего не ответила. Мы легли спать. Утром я проснулся, как всегда, раньше, посмотрел на свой стояк и решил, что можно было бы повторить вчерашнюю сценку на бис.

Я изнасиловал её ещё сильнее. В этот раз она не выдержала и заплакала, а когда я кончил, она закричала:

– Уходи отсюда! Убирайся! Я не хочу тебя видеть, урод!! Ничтожество!

Она кричала, захлёбываясь слюнями и соплями, поэтому мне слышалось не «ничтожество», а «ничможество». И я только улыбался, решив не участвовать в бессмысленных ссорах и чужих истериках. Мне не хотелось с ней разговаривать, объясняться или просить у неё прощения. Я оделся и ушёл, продолжая чувствовать себя очень хорошо.

Я наконец-то посмотрел на секс с другой стороны, и эта сторона мне понравилась гораздо больше. Дело не в том, что я хотел доминировать всегда и над всеми или насиловать беспомощных тёлок; мне очень сильно надоело постоянство, и я был твёрдо уверен, что от такой половой жизни я стану импотентом уже к двадцати годам.

Больше с Алесей я не виделся и не слышался.

Наверное, благодаря её позиции и отношению ко мне я не чувствовал к ней вообще ничего. Ну есть и есть. Ну нет и нет. Наше расставание прошло для меня совсем безболезненно. Но за то, что она мне показала секс, я был ей благодарен. Я до сих пор употребляю какие-то выражения, которые перехватил и впитал от неё, или стараюсь делать что-то так же, как она.

После Алеси я стал намного смелее вести себя с представительницами противоположного пола. Удивительно, но моя следующая любовница появилась у меня гораздо быстрее, чем я думал. Уже через неделю я делал массаж красивой девушке с потрясающими синими глазами по имени Полина.

Я взрослел, умнел и развивался. Шло время, менялись девушки, и я уже себя считал чуть ли не богом любовных утех. Во всяком случае, на фоне своих одногруппников я выглядел гораздо мастеровитее, хотя я не любил хвастаться своими достижениями перед кем бы то ни было. Но слушая их разговоры, отделяя фантазию от опыта, я понимал, что был гораздо успешнее, продвинутее и изобретательнее.

Чаще всего половые действа совершались в моей комнате, и моя мачеха постоянно ворчала, что у нас не квартира, а проходной двор, в который заходит столько разных баб – бордель просто.

– Где ты их находишь, Артём? – удивлённо вопрошала она.

– Мать, я красив, неплохо сложен и вдобавок учусь в колледже, – отвечал я. – В общежитии живёт много красивых девушек, которые приехали сюда получить образование, и любовное в том числе.

– Смотри, не доучись до половых болячек и детей, Казанова/дон Хуан, – улыбалась мама.

– Мамаша, я профессионал, – отвечал я.

Конечно, сейчас я понимаю, что в глазах взрослой женщины выглядел смешно и нелепо со словами «я профессионал», «много девочек-целочек едут учиться в другие города именно за тем, чтоб получить попутно и сексуальное образование на моём члене».

Я рад, что со временем осознал свою позёрскую никчёмность, и рад, что время, когда я так думал, закончилось. Хорошо, что я это только матушке говорил. Ну, может, двум-трём тёлкам ещё, это фигня. Но некоторые сами были не против называть меня Поливатель Вагин. Вернее – повелитель, но я настоял на поливателе, потому что при слове «повелитель» я невольно вспоминал свою первую девушку.

Моя настоящая мама умерла много лет назад – погибла в ДТП: она переходила дорогу в неположенном месте, и её сбил мент, не справившийся с управлением. Мне тогда было четыре года. Я запомнил её странной, она всегда была себе на уме и считала, что всем вокруг не помешало бы поумнеть. Я тогда не понимал эту фразу – себе на уме, я просто так охарактеризовал ею свою маму однажды, и до сих пор, когда я слышу где-нибудь выражение «себе на уме», вспоминаю свою маму.

Через три года после того случая мой папа женился второй раз, прописав свою новую женщину в нашей скромной двушке.

Моя новая мама относилась ко мне хорошо. Наверное, не так, как относилась бы ко мне моя настоящая мама, но жаловаться мне было не на что. Новых детей они с папой не заделали, поэтому я так и остался единственным ребёнком в семье.

У меня продолжали появляться новые девушки, но серьёзных отношений с ними не получалось. Возможно, из-за моего молодого возраста… И я всё так же ничего не чувствовал в моменты расставаний с ними.

Наоборот, это было для меня что-то вроде спорта или азарта: так, надо быстренько найти новую. Но с новыми происходило то же самое, а я всё никак не мог влюбиться. Или даже не разрешал себе влюбиться в них, а им – в себя.

Не сказать, чтоб у меня было так уж много девушек. Мачеха ведь не знала, что сексом я занимался не со всеми, некоторые просто так заходили в гости. Но сексуально неудовлетворённым я себя не чувствовал.

Когда я учился на последнем курсе, у меня умер папа. Он был большим любителем выпить, и его запои иногда достигали пяти недель.

Однажды он перебрал настолько, что у него открылась язва и его стало рвать какой-то чёрной фигнёй. Может, он уголь настаивал в погребе и недодержал? Он упал на пол, схватившись за живот, но дождаться «скорую» был не в состоянии – чёрный человек освободил его раньше.

Теперь мы с мамой стали жить вдвоём, но понимали, что, по большому счёту, мы друг другу чужие люди, нас ничего уже не связывало, и за двенадцать лет совместного проживания мы так и не сблизились как следует.

Мы решили разменять нашу двухкомнатную квартиру на две МСО. Хотя, возможно, было бы правильнее просто выселить мачеху и отправить её туда, откуда она пришла…

Ну и как только я получил диплом, мы с мачехой разъехались. Теперь я жил один.

– Здравствуй, взрослая жизнь! – сказал я вслух, ходя по пустой комнате своей малосемейки из угла в угол.

– А вообще, что такое взрослая жизнь? – думал я. – Я с десяти лет готовлю, мою посуду, стираю, убираюсь и глажу. Я сам хожу по магазинам. Я с восемнадцати лет работаю, а в девятнадцать остался совсем без родителей. То, что у меня теперь есть свой скромный угол, – это всего лишь формальность. Преимущество только в том, что мне не надо будет ждать утром, когда освободится ванная или туалет. Собираться на работу тут, кроме меня, больше некому.

После недолгих размышлений я пришёл к выводу, что «взрослая жизнь» – весьма относительное понятие. По крайней мере, у меня она началась не с появлением собственной квартирки. Или самостоятельная жизнь? В смысле, относительное понятие – «взрослая жизнь в тот момент, когда ты начинаешь жить отдельно от родителей». Или отдельн… Подождите, я запутался!

Я хочу сказать, что я давно уже живу самостоятельно. Я не хвастаюсь и не… Ладно, неважно.

Разве что я впервые серьёзно задумался о том, что надо сделать ремонт. И вторая мысль была – надо на него накопить. А ещё я теперь мог у себя прописать кого угодно и на сколько угодно. Разумеется, девушек. Больше мне ни с кем не надо было договариваться, что у меня кто-нибудь останется на ночь.

Как правильно заметил один мой хороший знакомый, зашедший поздравить меня с новосельем:

– Вот только, Тёма, у тебя появится своя квартира, у тебя тут же появится и женщина.

– Было бы неплохо. Надеюсь, ты прав, – ответил я, восхищаясь его фразой. – Хорошо сказал, друг!

Он оказался прав. Может, вообще, может, только насчёт меня, но к моей малосемейке женщина и правда прилагалась. Только она появилась не тут же, как он уверял, а через полгода. И не одна, а целых девять!