Читать книгу Время цикад - Сергей А. Танцура - Страница 2

Я жду весны: все травы в рост пойдут —

Не налюбуешься весенними горами;

Проворные ельцы заплещутся в прудах

И чайки белые захлопают крылами.

Зеленые луга – сырые от росы,

А утром на полях – фазаний гомон.

Уж всё это так близко… Жаль, мой друг,

Что лёд без вас на речке будет взломан!

Подвластный ветру, чёлн волнам отдался

И устремился через озеро на юг,

Где холм высокий в синь небесную поднялся,

Навстречу солнцу, что вершит свой вечный круг.

Готов поспорить озера простор

Лазурью чистой хоть с самими небесами.

Но я вздыхаю, опуская взор —

Закончен путь. Лишь ветер не стихает.

Весна – и воздух опьяняет, как нектар!

Лоянская дорога в даль стремится.

Подпав под зов ее волшебных чар,

По ней промчатся юноши, как птицы.

Рассветные лучи, упавши с высоты,

В зерцале старого колодца отразились,

И словно персиков ажурные цветы

В его таинственных глубинах распустились.

И кажется, что там, под сводом древних плит,

Прочь от тоски и зла земного края,

Как шёлк, прямой и ровный путь лежит

В Улинскую долину Тао Цяня1.

Хребет Чжуннаньских гор

Воздвигся высоко.

Снега его вершин

Достигли облаков.

Цвет неба там, вдали,

Прозрачен и глубок.

И, глядя на него,

Я чую холодок.

Река – синее бирюзы,

                 белее снега – птица.

Гора, как изумруд, вдали,

                 цветы огня красней.

Весной не налюбуюсь я —

                 она же мимо мчится!

И надо бы спешить домой,

                 но жаль мне ясных дней.

Даже мудрый дракон

Опирается на облака,

Чтобы в небо взлететь,

Распластав свои мощные крылья.

Так и нам царедворца

Потребна благая рука,

Чтоб вершины достичь

И мечты все свои сделать былью.

Но – увы! – клеветой

Можно золото в пыль обратить.

Даже в сына родного

Теряет мать всякую веру.

Ложь в почете теперь,

Благородство же стоит забыть,

Если хочешь ты здесь

Хоть какую-то сделать карьеру.

Я ж желаю объять

Этот мир всей своею душой,

Ему сердце отдать,

Ради родины дом свой покинув…

К сожаленью, мосты

Сметены разъяренной рекой

И неведом мне путь

До ворот моего господина.

Мой лёгкий чёлн

Плывёт путём окружным

И взмах весла

Становится всё тише:

Расцвёл здесь лотос,

И на плёсе южном

Воркуют лебеди,

Как голуби на крыше.

Как солнцу дважды за день не взойти,

Так осени сюда уж не вернуться.

Остался срок ей малый, словно миг:

Заснуть лишь стоит – и опять проснуться.

Вот и людская жизнь подобна ей во всем —

Росою утренней она бесследно тает.

А Неба путь туманен и далек,

Что ждет нас там – никто, увы, не знает.

Цзин-гун из Ци всходил на гору Ню

И плакал, тщетно там ища ответа,

Который не нашел и сам премудрый Кун,

Скорбевший, что стремительна жизнь эта.

Мне не догнать ушедших навсегда,

Те, что придут, не встретятся со мною…

Уйду от мира я на гору Тайхуа

И келью там с монахом Чи построю.

Жду счастливого срока,

но длится и длится разлука,

И в унынье без дела

бросаю мой ткацкий станок.

Я по дальней тропинке гуляю,

томимая мукой —

Очень мало прохожих,

луна озарила восток.

На Янгуань путь в десять тысяч ли,

И там тебя не встретит верный друг.

Одни лишь гуси будут спутники твои,

Но и они все улетят на юг.

Где край мой родимый? Исчез он уже давно,

Речная долина закрыла его от глаз.

Солнце садится, и скоро здесь будет темно,

А я всё бреду одиноко который уж час.

На дикой границе туманы стеною встают,

И сумрак вечерний царит на лесистых горах.

Как будто у жизни стою я уже на краю,

Так грустно кричат обезьяны, и в криках их – страх.

В горном храме колокол звонкий —

Померк уходящий день.

На переправе перед затоном

Лодки спешат в Лумэнь.

Месяц там чистым своим сияньем

Деревья открыл во мгле.

Я незаметно дошел до места,

Где небо лежит на земле.

Сосны седые, высокие скалы —

Здесь вечный царит покой.

Только один лумэньский отшельник

Приходит сюда, босой.

Начало осени, и ночи всё длинней,

Зной отступает, в доме – тишина.

Холодный ветер свищет у дверей —

Ему осока рада лишь одна.

Отшельник, игравший на флейте, исчез навсегда,

И в память о нём здесь осталась высокая башня.

Но жёлтый тот аист уже не вернётся сюда,

И тучи напрасно кружат много лет уж над пашней.

Их чистые слёзы на ветках деревьев блестят,

И травы густы посреди островка Попугая3.

Где дом мой родной?.. В небесах полыхает закат,

И волны туманной реки меня в грусть повергают.

Вся комната как инеем покрыта —

Луна сияет с недоступной высоты.

И я не сплю – усталость позабыта,

О родине сегодня все мечты.

Осенняя луна в струящейся воде.

Безмолвие всё озеро накрыло.

Лишь лотос что-то тихо шепчет мне,

Столь грустное, что слушать я не в силах.

Подымаю меч и рублю ручей,

Но он вдаль течёт лишь ещё быстрей.

Кубок свой беру, пью его до дна,

Но тоска моя всё ж сильней вина.

В саду моём, кружась, ложатся листья

На сизый мох.

Открыв глаза, услышал я горниста

Протяжный рог.

Ночь рвёт мне душу – одиноко под луною;

Когда же день?

Я выйду из дому, но рядышком со мною

Одна лишь тень.

Щербаты камни, и тропа едва видна.

Нетопыри над храмом в сумраке летают.

Влажны ступени от вечернего дождя,

И их банановые листья обметают.

Гардений цвет так пышен и красив.

Монах сказал мне, что на стенах зала

Старинная есть роспись на мотив

Буддийских сутр, жаль только, света мало.

Циновку дал он мне, похлёбкой угостил;

Встал чистый месяц над далёким кряжем.

Я голод свой вполне уж утолил

И сон мне веки липким мёдом мажет…

А на рассвете выхожу из храма я:

Как свеж здесь воздух и прекрасны горы!

Ручьи прозрачны, как из хрусталя,

И дух захватывает, глядя на просторы.

Дубы и сосны здесь подпёрли небеса:

Стволы их мощные похожи на колонны.

Огнём блестит на их ветвях роса,

И я вздыхаю, одухотворённый.

Журчит поток, несясь с вершины вниз,

И ветер мой халат, играясь, треплет…

Хочу до старости вести такую жизнь —

Желанье это с каждым мигом крепнет!

Где-то цикады в тиши кричат,

И нитью тянется ночь.

Осень. И давит на сердце мрак —

Будет, как видно, дождь.

Словно боясь, что в своей тоске

Забудусь я сном на миг,

Цикады всё ближе и ближе ко мне

Свой переносят крик.

Вздымается тысяча гор,

Но птиц здесь давно уж нет.

Лежат десять тысяч дорог —

Не видно на них и следа.

Лишь в лодочке старый рыбак,

В соломенный плащ одет,

Закинул, согнувшись, крючок,

А снег всё идёт – холода.

Конец весны, и дождь идёт

За бамбуковой шторкой в окне.

Уже близок рассвет. Я спросонья забыл,

Что в чужой я гощу стороне.

Потянулся, зевнул – холод утренний вмиг

Вполз ко мне под шелка одеял.

Я же лишь улыбнулся… Сегодня для всех

В сердце радости я пожелал.

Вечерами один я стою на стене,

Вижу горы и реки во мгле.

Жил когда-то на небе, как будто во сне —

А теперь я живу на земле.

Пролетают года, опадают цветы,

Навсегда убегает вода.

Как легко я расстался с домом родным;

Как же трудно вернуться туда!

На западной башне стою,

Вижу закатные дали.

Месяц взошёл. А в саду —

Осень: платаны опали.

Грустные мысли – не нить,

Их оборвёшь едва ли.

На сердце от долгих разлук —

Тонкий привкус печали.

Был сослан на десять тысяч смертей,

Но всё ж возвращаюсь домой.

Живым перебрался я через Цюйтан4,

Застава Яньюй – за спиной.

Уже улыбаюсь, хотя впереди

Лежит ещё путь в Цзяннань.

С беседки, что скрыта в горах Юэян,

Гляжу я на гору Цзюншань.

Чуть приметно деревья

Колышутся в дымке седой.

Ясный месяц поднялся

Над далёкою горной грядой.

В его свете у берега

Лодка утлая еле видна,

А с обеих сторон

Встали грозные скалы со дна.

Я смотрю – и мечтаю

К дровосекам уйти навсегда

И дружить с рыбаками,

Чья суровая жизнь так проста.

Там обширное озеро

Дарит страннику отдых в пути…

Жаль, но в мир нарисованный

Мне дороги никак не найти.

Прозрачна ночь. Храм тишиной объят.

Я в одиночестве уселся на крыльцо.

Вокруг пустынно – все монахи спят,

Луна лишь кажет мне своё лицо.

Молчат цикады. Только светлячки

Неярко вспыхивают тут и там во тьме.

В тумане лёгком, словно маячки,

Они дорогу указуют мне.

Куда же та дорога приведёт?

Быть может, знает ветер в вышине.

Здесь так красиво, но меня зовёт

Он в сад цветущий, что в родимой стороне.

Тишина глубока над осенней рекой,

Лодок редки огни.

Луна на ущербе плывёт надо мной,

Скрывая в лесной тени.

Свет её яркий режет глаза,

Птицам мешая спать.

А светлячков всех покрыла роса —

Сегодня им не летать.

Ползут, надвигаясь на Яшмовый храм,

Тени волна за волной.

И старый приказ вновь слуге я отдам:

Смести их немедля метлой.

Ведь солнце, поднявшись и мир осветив,

Тоже их гонит вон…

Но лишь кончен день, как они, всё забыв,

Лезут со всех сторон.

Ещё холода, но цветёт мэйхуа,

Прижавшись к углу стены.

На ней – ни листка, под ветвями – снега,

Но как же душисты цветы!

Столицу я покинул… В свой удел

Через хребет Хуаньюань я возвращался.

Пройдя Тунгу, поднялся на Цзиншань,

А за спиной Ицюэ возвышался.

Кренился и нырял мой экипаж —

Устали кони. Солнце к западу склонилось.

И отдых дал четверке я своей

В душистых травах, средь которых чжи пробилась.

По роще тополей прогуливался я

И любовался Ло-рекою на закате.