Читать книгу Неотмазанные. Они умирали первыми - Сергей Аксу - Страница 6

Раннее утро. Тайсон, что есть силы, двинул ногой Ромкину койку, отвесил звонкую оплеуху спящему Костромину.

– Костромин! Самурский! Живо на кухню! – гаркнул он и, придвинув вплотную злое горбоносое лицо с пухлыми губами, угрожающе добавил. – Если пару банок сгущенки вечером не притараните, урою! Поняли, духи?!!

Солдаты, ежась в утренних сумерках от осенней прохлады, молча дошли до столовой. Там уже кипела работа: восемь заспанных «салаг», сидя вокруг бачка с очистками, чистили картошку, лук, морковь. Кому доставалась чистка моркови, пользуясь моментом, жрал ее от пуза, поглощая витамин А в больших количествах. Толстые недовольные поварихи, матерясь, гремели кастрюлями и давали указания находящимся в наряде солдатам. Пока Игорь Костромин с еще одним «молодым» помогал им взгромоздить баки с водой на плиту, Ромка присел в углу на отполированную до блеска солдатскими задницами лавку рядом с мусорным баком и с наслаждением затянулся сигаретой.

Вспомнилось, как на областном призывном пункте прощался с Димкой Коротковым, лучшим своим дружком. Тот попал в другую команду: за пятью парнями приехал «покупатель» из Ульяновска, коренастый, квадратный как шкаф, капитан из ВДВ в голубом берете, чудом державшимся на затылке. Димка несколько лет занимался в подростково-патриотическом клубе, у него за плечами было восемь прыжков с парашютом, и он мечтал стать «голубым беретом». Они крепко обнялись, прощаясь. Ромка провожал тоскливым взглядом группу ребят, которая еле поспевала за бравым капитаном-десантником. Вот и закончилось детство. Впереди – неизвестность.

У ворот Диман оглянулся и помахал на прощание рукой. Вместе с Димкой уходил и Никита, наивный деревенский пацан, с которым он познакомился на призывном пункте. Таким он и запомнился Ромке. Вихрастый, чуть ссутулившийся, нескладный, с сияющими глазами и детской улыбкой во всю ширь круглого лица. Больше они уже не встретятся никогда: Никита окажется в составе того разведвзвода ульяновских десантников, что погибнет через полтора года 27-го ноября в неравном бою с боевиками в ущелье Ботлих-Ведено.

Ромка погрустнел, больше никого из ребят знакомых не было. Был только из соседнего двора Колька Мастюгин, щуплый плюгавый прыщ, окончивший с отличием «кулинарный техникум».

«Этот уж точно пристроится, специальность есть, как-никак дипломированный повар. Неужели попаду с ним в одну команду, – тогда с горечью подумал Ромка. – А потом, когда вернусь, буду вспоминать боевых товарищей, и кого я назову? Этого, сопливого с заискивающими глазами урода, Кольку? Обидно, что рядом нет нормальных пацанов, старых надежных друзей».

«Интересно, в какие края Мастюгин угодил? Наверняка сейчас, чуть свет, в родной стихии, на кухне где-нибудь крутится как волчок», – Ромка, притушив о подошву сапога окурок, как заправский баскетболист, забросил его в бак с отбросами.

«И за что это ему? Такое наказание! Не увиливал от воинской службы, не косил под психа или больного! Мечтал попасть в спецназ, вернуться с армии „краповым беретом“! А получилось что? Убить два года! Посудомойкой на дивизионной кухне у бачков с очистками да помоями! Среди грязных жирнющих котлов и кастрюль, – тяжело вздохнул молодой солдат. – И кому, спрашивается, нужна такая служба? Не то что стрелять, оружие держать в руках толком не научили. Защитничек Отечества, называется!»

Тут его горестные думы прервала горластая плотная повариха, тетя Тоня, которая по какому-то поводу устроила настоящий разгон пацанам, которые спустя рукава чистили картошку.

– Спать хочу, мочи нет, – сказал, широко зевая, Костромин, плюхаясь рядом. – Не высыпаюсь ни хрена. Хронический недосып.

– Уж лучше хронически не высыпаться, чем от «дедов» получать, – отозвался, почесываясь, невеселый напарник.

– Блин, чертовы котлы. Надоело все до чертиков! Каждый божий день одно и тоже. Никакого разнообразия. Свихнуться можно.

– Кострома, ты чего с утра завелся? Ворчишь как старый пенек?

– Этот люминий и с «Ферри» хрен отмоешь. Тут обезжиривать бензином надо.

– Верно, тут с палец жиру.

– Бочку средства не меньше надо, чтобы их отдраить.

– Ты заметил, что прыщавого Груздя абсолютно работой не загружают?

– Так он же местный, к тому «шерстяной». У него родной дядька – замкомполка.

– Замок? Малышев? Не фига себе! Не хило. Хорошо устроился парниша! То-то, я гляжу, Груздь на всех болт положил, не больно-то потеет да из увольнений не вылезает.

– А ты думал, почему его Тайсон не дрючит, как остальных? Да я с таким дядей на его месте вообще бы дома жил.

– Игореха, надо отдать должное, Груздь и сам прощелыга тот еще. Ему все по барабану.

– Не мешало бы сегодня хэбэшки прокипятить. Вша в конец задолбала, мочи нет.

– Я тоже всю поясницу в кровь разодрал. «Бэтээры» в конец замучили, живого места не оставили.

– Ну-ка, мужики, подмогни! – вклинился в разговор широколицый, как луна, веснушчатый Петька Вавилкин, взваливая тяжеленный бак, с помощью Ромки на тележку. – Пантелеич вам прокипятит, так прокипятит.

– Да мы после ужина, когда он дрыхнуть будет.

Петька на кухне околачивался без малого уже год, и причислял себя к счастливчикам. Считал, что со службой ему дико повезло. Всегда в тепле, при жратве, и «дедушки» к нему хорошо относятся, потому что он от их побоев всегда откупится: то консервами, то соком, то мясцом. Иногда он, втихаря от всех, специально готовил жратву по персональному заказу Тайсона. То картошечки с хрустящей корочкой поджарит, то еще чего-нибудь вкусненькое сварганит. Он хоть и при кухне, а худущий, как узник из Бухенвальда, хотя трескает за троих. Аж за ушами трещит. Сам он деревенский, из какой-то глухомани, откуда-то из-под Благовещенска. Поговорить с ним абсолютно не о чем. Полнейший «валенок». Болтает только о тракторах, сеялках, веялках, пьяных комбайнерах да о том, как жестоко избивали приехавших к ним в совхоз оказывать помощь городских. Вот и вся его песня. Пенек, одним словом.

Помыв после ужина котлы, кастрюли и посуду, рядовые, работавшие на кухне, частенько после смены кипятили свою одежку, чтобы избавиться от донимавших паразитов. Главное, чтобы Пантелеич, главный повар, не увидел. Здоровый, задастый, Пантелеич был в звании старшины и всю свою службу провел здесь, в этой части на кухне. Напялив на лысую голову, похожую на бильярдный шар, высокий мятый колпак, он со здоровенной поварешкой, в грязном фартуке, выпятив живот, разгуливал вдоль котлов и кастрюль, как император Наполеон перед своей гвардией под Ватерлоо. И не дай бог сделать что-нибудь не так и попасть под его горячую руку. Вмиг доходчиво огреет по башке своей поварешкой. Ромке уже доставалось от него несколько раз, ничего приятного он при этом не испытал.

– Кончай перекуры! Чертовы бездельники! Лоботрясы! – накинулась на них потная раскрасневшаяся повариха. Ромка и Костромин нехотя поднялись с лавочки и отправились заниматься «любимым» делом: скоблить грязные котлы.

Неожиданно на кухню, где Ромка и Костромин упорно драили котлы, «першингом» влетел прилично поддатый майор Занегин. Его чересчур багровая опухшая физиономия с мясистым шнобелем и выпуклыми мутными глазами не предвещала ничего хорошего. От него за версту несло жутким выхлопом. Было такое ощущение, что он суток трое не просыхал, не меньше.

– Где хлеб? Куда девал хлеб, сученок? – накинулся он ни с того ни с сего на ближайшего. Им, к несчастью, оказался Ромка Самурский.

– Откуда нам знать, товарищ майор! Должны были еще вчера вечером привезти. Но не привезли! Машина, кажется, не пришла! То ли сломалась, то ли еще что-то случилось! У прапорщика Демьянчука спросите, он точно знает!

– Ах, ты еще препираться со мной вздумал, ублюдок! – майор ухватил его здоровенной клешней за затылок и с силой ударил солдата головой об стол. Удар пришелся о дюралевый уголок стола. Из рассеченного лба во все стороны брызнула кровь.