Читать книгу Боренька. Одна судьба, две семьи, две трагедии (основано на реальных событиях) - Сергей Александрович Майер - Страница 2
ОглавлениеГЛАВА 1. СЧАСТЛИВОЕ СЕМЕЙСТВО.
– Привет, милый. Скучал? – Лена поцеловала легко и непринуждённо Алексея, легкомысленно, словно на первом свидании.
С Алексеем Елена себя так и чувствовала, хотя их семье уже исполнилось четыре года, и они готовились встретить первый семейный юбилей – деревянной свадьбы. Но судьба всегда привносит свои коррективы.
– Да, любимая. Я скучал. Эта работа меня скоро доконает. Эти поездки, – Алексей потянул спину, выгибая живот вперёд, и ставя ладонь на правую поясницу, – и поесть по-человечески не получается, всё на ходу.
– Бедный… – констатировала Лена. – Сейчас я тебя накормлю. Тебе салат положить?
– Да, давай, конечно! – оживился Алексей, предвкушая ожидание домашней пищи.
Пока Елена накрывала на стол, Алексей скинул ветровку, и помыл руки. Достал посуду, тем временем, пока Лена разогревала что-то вкусное, и перемешивала салат.
– Дорогой, а ты помнишь, какое скоро число? – как бы невзначай спросила супруга.
– Ну… – загадочно произнёс Алексей, он помнил, что скоро намечается празднование пятилетней годовщины совместной жизни, и он собирается устроить праздник с сюрпризами. – Конечно, помню, – он подошёл к Лене, и на ушко промяукал, – Наш семейный Юбилей…
Лена хохотнула, ласково промяукала, – Молодец! Потом её лицо помрачнело, весёлость спала, и её тело стало обмякать. Не сообразивший сразу, в чём дело, Алексей, находившийся рядом, всё же быстро сориентировавшись, подхватил супругу, и усадил на мягкую зону, прямо здесь, на кухне. Ноги Лены свисали с сиденья, а красивое девичье тело приняло положение лёжа. Алексей постарался на славу. Он аккуратно её уложил, и через мгновение он уже опрыскивал её струйкой распылённой изо рта водой, и, о чудо! Лена сразу же пришла в себя, задёргав головой в разные стороны.
– Что с тобой… Что с тобой… Что с тобой… – будто тихо утверждал, а не спрашивал Алексей. Лена открыла глаза, и глубоко вздохнула.
– Я, – начала она, но застонала, то ли от тупой боли, то ли от сладости прикосновений.
– Лена? Ты в порядке? – спросил Алексей, настороженно смотря в лицо супруги. На плите что-то перекипало, ужин откладывался на неопределённый срок.
– Я беременна… Крышка кастрюли звякнула, и из кастрюли полезла пена непонятного светло-коричневого света.
– Рагу-у-у… – протяжно простонала Лена, на что Алексей, тихо воскликнул «а?», и тут же ликвидировал последствия, снял крышку кастрюльки и потушил газовую горелку…
*** *** ***
Алексей всю неделю был на пике своей работоспособности, он был взбудоражен, он готовился стать отцом. И через несколько дней он организует счастливый семейный праздник к Деревянной свадьбе.
Новые контракты шли чередом, и непосредственное начальство уже подумывало о повышении в должности такого ценного сотрудника. Коллеги уважали, начальство хвалило, и премия говорила сама за себя. Это было прекрасно. Приходя домой, он заставал Лену полуголой, поглаживая пока ещё плоский живот, улыбаясь перед зеркалом. Он обнимал её, целовал шею, живот, зарывался в её пахнущие ладошки лицом. Она блаженствовала от его прикосновений.
К празднику он действительно подошёл со всей ответственностью: лично подобрал меню, подобрал уютное местечко по совету друзей, принимал участие в создании культурной программы. Родителей, как своих, так и Лены, он предупредил, что собирается сделать сюрприз, и просил, чтобы те в свою очередь не проговорились. Они держали слово. Но никто, вообще никто не знал, что Лена беременна, и Алексей держал слово, данное супруге, притом, что она это скажет на празднике их совместной годовщины. Это было удивительно, как такая девушка, и не похвасталась, не рассказала об этом сразу своей маме? Но факт остаётся фактом.
Накануне праздника она всё пыталась выудить из супруга секреты, но он был непреклонен, Лена даже постаралась привлечь действиями орального удовлетворения мужа, но тот своими принципами не поступился, но на ласку был отзывчив.
*** *** ***
Гости были предупреждены, и заранее спрятались кто где: кто-то залез под стол, кто-то за тяжёлой занавеской, кто воткнулся в тёмные углы уютного банкетного зала, где были уже накрыты столы различных яств с напитками, красиво сервированных мест и хорошей посуды. Алексей, в белом костюме, привёз Лену с завязанными глазами в автомобиле, аккуратно помог выбраться, и дойти до дверей уютного кафе, там уже для них открыли дверь, и они тихонько вошли.
В помещении вкусно пахло ароматами пряностей, духов и разных вкусностей. Лена принюхивалась, но молчала. Улыбаясь, она думала, что, скорее всего, они приехали на дачу, где ей было всё так знакомо, и те же запахи. Наверняка, мамы постарались. Но она ошиблась почти во всём, кроме того, что она ждала увидеть родные лица.
– Аккуратно, – провёл Алексей Лену через порог. – Так, а теперь, на счёт три, я сниму с тебя платье, нет, я сниму повязку с глаз, но и платье я бы хотел снять, но это позже, – шептал рядом Алексей.
– Итак, раз, два, три! – повязка слетела, и в тот же момент со всех мест сразу появились родственники и друзья, кто – подпрыгивая, кто просто сделал шаг, а кто-то, вылезая из-под стола, крикнули дружно:
– Сюрприииз!!!
Дыхание от неожиданности у Лены перехватило от всего увиденного. Банкетный зал был украшен удивительно: тёмный пол с сочетанием светлого и шоколадного оттенков стен, электрокамин, почти как настоящий печной, аквариум, ажурный потолок из гипсокартона с необычным освещением отдавал различными цветами, а ещё картины. Очень большие картины, такие, как в музее, и на одном из них она увидела… да, да, именно себя! В том самом платье, в котором она сейчас была одета. Знакомые лица откровенно радовались, и пошло действо дарения цветов. Все были очень хорошо одеты, и сочетание строгих мужских костюмов с флористическими решениями букетов было непревзойдённым. Женщины в вечерних туалетах, с красивыми причёсками, сверкали своими украшениями, золотыми, и не очень, но подчёркивающие достоинства красоты.
Поцелуи, поздравления, восхищения заканчивались, и все занимали свои места, заранее обговоренные, после чего можно было разглядеть нечто: когда оставалось только Алексею и Елене занять место, она ахнула, увидев двойной деревянный Трон, он был специально заказан для этого мероприятия. Очень массивное место из красного дерева, с мягкими подушками, приятным на ощупь материалом, было по истине восхитительно. Они разместились на шикарном месте, и стали центром всеобщего внимания.
Вначале Алексей произнёс пламенную речь, обращённую Елене, её родителям, и всем присутствующим гостям. Потом он попросил минуту внимания, свет в зале ещё немного приглушился, и он достал как фокусник коробочку, которая словно светилась снаружи, и открыв её, она светилась красным светом ещё больше, а из неё шёл золотистый свет. У некоторых молодых гостей даже рты пораскрывались, но некоторые понимали, что это за фокус.
– Прими это кольцо, любимая, пусть оно всегда будет всегда с тобой, что бы ни случилось. В этот первый Юбилей, скажи, что ты мне говорила во вторник позапрошлой недели ранее. Прошу тебя.
Елена улыбаясь, повернулась к гостям, по лицу, по очереди с обоих глаз пробежали слезинки. И в полной тишине непонимания присутствующих, о чём говорил Алексей, она тихо произнесла, но это услышала даже местная мышь:
– Я беременна!
Послышались вздохи, охи, всхлипывания, и даже женский одиночный тихий плачь, это мама Лены заплакала, не смогла сдержать эмоции, отчего тотчас убежала в служебную часть к санитарной зоне, то есть в туалет. Никто не смотрел на супругов, которые тихо целовались, тесть налил рюмку водки, не смотря на то, что жена убежала, и выпил. Отец Алексея сидел, опустив голову, одной рукой подперев щеку, а другой, гладя ладонь будущей бабушки, та тоже тихо плакала, от счастья.
Через пять-семь минут все пришли в себя. Тёща пришла, и в себя, и на законное место. Но и сюрпризы тоже были ещё не все. Хоть кольцо и в правду отсвечивало золотистым цветом в полумраке, что было особенностью конструкции белого золота с горным хрусталём, но и с виду обычная красная коробочка скрывала в себе специальную краску фосфорсодержащего элемента, отчего и светилась, но теперь предстояло увидеть поздравления от родных и близких. И на мини-подиум, который был сконструирован под пол со специальным маленьким подъёмником, взошла двоюродная сестра Алексея Катя, и под аранжировку спела «One night only». Её голос разливался так, что проходящие мимо кафе останавливались, и прислушивались к пению семнадцатилетней девушки. Потом пошли поздравления от всех присутствующих, подарки, поцелуи, поздравления и пожелания скорейшего пополнения семейства. Среди подарков были и дорогая напольная ваза, и совместная работа тестя со свёкром, – настоящий резной комод, и ювелирные украшения, и настоящие африканские статуэтки какого-то там Ориша. В общем застолье сделало дело, все ели, пили, танцевали, и даже пели народные песни хором, не караоке какое-нибудь, а настоящие стройное пение.
На удивление всем трио из тестя свёкра и деверя исполнило композицию Матвиенко-Шаганова «Конь». После выпитого, съеденного, подаренного и спетого, ожидал ещё один сюрприз. Почти двухэтажный торт вывезли под звуки фанфар, открывающегося шампанского и хлопушек. Поедание сладкой композиции привело массу неожиданностей, восхищений, кто-то измазал руки, кто лицо, а некоторые обляпали вечерний наряд. А один из гостей очень устал, и уснул на стуле, положив голову на стол рядом с тарелками.
Гостей развезли на такси, а на заказанном заранее фургоне подарки отвезли домой, и огромный портрет Лены тоже. Молодые супруги тоже поехали на такси. Дома уже было не до дел, и все дружно уснули, не исключая двоюродного брата Алексея, который помогал заносить подарки домой. Он уснул в гостиной на диване, даже не сняв лакированные ботинки.
*** *** ***
На следующее утро, а вернее, день, благо, был выходной, наступил бедлам. Повсюду стояли коробки, в коридоре стоял неописуемой красоты комод, а из гостиной доносился храп. Пробираясь сквозь лабиринты своего жилья Алексей протиснулся в ванную, умылся, и теперь был готов к новым подвигам. По крайней мере, подвигом на этот день стала перестановка мебели. Пустующий угол в опочивальне он самолично аккуратно вместил комод. Лена же расставляла в гостиной новые интерьерные вещи, – статуэтки из дерева и фарфора, очень красивую вазу с египетским орнаментом она поставила вместо цветочной этажерки, а этажерка переехала на балкон, откуда заливалось по-весеннему солнце. И вокруг море цветов. На душе пелось и танцевалось.
После продолжительных физических нагрузок полагалось расслабиться, и, например, посмотреть телевизор. Но погода вытянула из четырёх углов двоих весёлых людей. Они просто гуляли по парку. Алексей даже читал громко стихи, на что местные пенсионеры, будучи заядлыми скамеечниками, были приятно удивлены. Потом они сидели в кино, как парочка каких-то подростков целовались, и чавкали чипсами. Жизнь была прекрасна.
ГЛАВА 2. СМЕРТЬ ЗА СМЕРТЬЮ.
В начале лета случилась беда. У Алексея умерла мама, так и не дождавшись увидеть внуков. Врачи констатировали инфаркт, и по обычаям, на третий день, состоялись похороны. Алексей был в подавленном состоянии, и не мог, как обычно, работать. Он взял отгулы, тем более что у него их накопилось большое множество. Отец после смерти матери тоже сильно сдал, и находился в больнице. Положительной тенденции не наблюдалось, врачи не давали никаких гарантий.
Словно гора свалилась на плечи Алексея. На работе сорвались несколько больших контрактов, которые уже давно висели. Руки опускались, и ничего не хотелось делать. Только уехать, убежать от всего этого ужаса. Родители Лены уехали к себе, в деревню. Из родных Алексея по-настоящему поддерживали брат Юрий, да сестра Катя. Они были очень дружны.
У Елены уже был виден животик, почти шесть недель, и она наблюдалась в поликлинике, и скоро должна была пойти на сохранение. Её сразу предупредили, что, скорее всего, сама она родить не сможет, и ей предложили делать кесарево сечение. Она согласилась, и стала посещать подготовительные курсы для мамочек, только когда её уговорил Алексей, и по выходным тоже ходил с Леной в группу. Он даже согласился присутствовать при родах. Им уже было известно, что пол ребёнка мужской, и Лена уже думала, как бы назвать сынишку.
Алексей хотел назвать сына Егором, или Фёдором, а Лена хотела «мягкое» имя, например, Костя, Даниил, или Андрей.
Но всё поменялось в один момент.
*** *** ***
Алексей в пятницу смог освободиться с работы, после подписания контракта, пораньше, и его подвёз коллега-партнёр, к ближайшей остановке от дома. Они распрощались, дружески пожав руки. Алексей вышел, вдохнул сентябрьский воздух, ворох осадков на душе тревожил прохладный ветер. На остановке никого не было. Только он и ветер. Он на мгновение закрыл глаза, но его вдумчивость распорол звук двигателя автомобиля, он только успел заметить край уезжающей Хонды, как вдруг тупой удар и визг тормозов обрушился звуковой волной пустой дороги. Не понимая происходящего, Алексей, стал вертеть головой вокруг, и тут он ужаснулся. В метрах в двадцати от машины лежало тело девушки, и вокруг него была кровь, но она стонала, значит, она всё ещё была жива. В голове Алексея проносилась только одна фраза: что делать, что делать, что делать… Собравшись с мыслями, он быстро отошёл за остановку, и достал мобильник. Он набирал телефон скорой помощи. Одним глазом он смотрел, что там твориться, а там: из Хонды не спеша вышли два паренька, явно в неадекватном состоянии, один кричал на другого, другой тихо истерил, но оба даже не смотрели на человека, которого отбросило в сторону. Один кричал другому, что папа его убьёт, если увидит, что другой с ней сделал.
В общем, картина маслом: два мажорных паренька решили погонять по пустой улице, и сбили человека, но для них проблема не в пострадавшем, а в том, что придётся как-то отвечать перед отцом одного из них.
Не дождавшись ответа оператора экстренной службы, Алексей вышел из тени, да не просто вышел, он выбежал из остановки в сторону пострадавшего человека. Оказалось – это девушка, меньше среднего роста, спортивного телосложения, коротко стриженная. Он только и взвыл, обратив на себя внимание мажоров. Те сразу остепенились, и большими пустыми глазами взирали, как какой-то молодой человек держит окровавленную девушку, и что-то кричит. До них, наконец, дошло, что теперь они попали в большие неприятности.
– Скорую, скорую вызывайте! Быстро! – только и кричал Алексей.
Один из них достал мобильник и стал набирать какой-то номер, но другой его пихнул, который кричал раньше, и возмутился:
– Кир? Ты чё делаешь, *****?!
– Скорую помощь вызываю, – первый вырвал у него телефон и замахом разбил об асфальт.
– Ты о**ел? Меня ведь заберут, не тебя, а я молчать не буду.
– И чё делать? – спросил тот, кто назвался Киром, на что Макс только ухмыльнулся, достал свой телефон и набрал какой-то номер. После был непродолжительный разговор с кем-то, и пока Кирилл не зная, что делать, смотрел в сторону, где Алексей делал прямой массаж сердца, потупив взгляд.
– Сейчас приедут, увидишь скоро, я всё придумал, Кир!
И действительно, буквально через пару минут была слышна сирена, но только не скорой помощи, а патруля ДПС. И ещё через минуту карета ДПС уже была здесь на месте. Увидев происходящее, двое выскочили с патрульной машины, выставив чёрные стволы Макарова, кричали:
– Всем ни с места! Руки за головы! Но только Алексей, уже не в состоянии кричать, однотонно говорил:
– Скорую, вызовите же скорую… Обратив внимание на страшную картину, молодой сотрудник ДПС махнул головой вбок, и скрылся в салон, чтобы оповестить по рации о ДТП с пострадавшим.
– Товарищ милиционер! – с места крикнул Макс звонким голосом, – Мы свидетели. Он угнал наш автомобиль, и сбил девушку! – продолжал выкрикивать Макс. Кирилл и Алексей с ужасом слышали, как хитроумно объегорил свидетеля тот, кто по разговору назвался Максом, переквалифицировав его в обвиняемого.
– Ах, ты подлец! – соскочив с места, и оставив девушку на земле, крикнул Алексей, и ринулся с окровавленными руками и лицом на Макса. Максим же побежал к патрулю, умоляя о помощи от этого убийцы. На что правоохранители быстро, но шумно остановили Алексея, и удары дубинками осыпали спину и живот. После чего ДПСники оттащили его в другую сторону от тела девушки, и пошли в сторону мажоров, так как уже приближалась неотложка, вызванная по рации. Девушку быстро положили на носилки, ДПСники зафиксировали множественные раны девушки, она была жива, и тихо стонала, после чего старший медработник чиркнул подпись, и они уехали в ближайшую больницу.
Перед избиением одного из сотрудников ДПС, Алексей достал телефон, и пытаясь набрать номер Лены, никак не получалось дозвониться. И указательный палец случайно наткнулся на камеру, и она включилась…
Максим рассказывал в ярких красках, как они вышли вот, буквально пятьдесят метров назад по дороге, до киоска, чтобы купить сигареты, как вдруг из-за угла «вот этот вот» выскочил из-за угла, и в тачку залез. Мы, типа, следом побежали, а тут девушка выбегает, и он сбивает её, мы бежим, а он как выскочит из тачки, и к ней. Он хотел угнать нашу машину, – подтверждал Кирилл, – и сбил девушку.
– Товарищ Иванов, можно вас на минуту, – попросил Максим старшего. Они отошли за автомобиль. Там чётко и ясно он произнёс:
– Знаете, по моему, таким как он, – показывая пальцем назад себе за спину, – на земле лучше не быть. И с этими словами, он достал тонкую пачку розовых купюр, и ещё что-то сказав, старший ДПСник покивал головой, согласившись с чем-то, забрал пачку.
Потом Макс спокойно прошёл к Кириллу, и что-то говорил, и тот кивал, соглашаясь. Патруль ДПС направились в сторону.
– Иваныч, что случилось? Ты взял взятку? Ты рехнулся?!
– Молчи, щенок! Ты меня учить будешь? Вот эта *****, – показывая пальцем вперёд на пятнадцать метров от них, – хотела угнать тачку, и сбила девушку, ты же сам видел!
– Иваныч! Да это же мажоры! Я таких ловил, на участке, знаешь сколько? Я бы таких в Гестапо отправлял!
– Ты чего, совсем с дуба рухнул? – обернувшись на молодого паренька в форме, зло взъелся старший по званию. В это время Алексей успел записать видео, и камера выключилась.
– Отвали, щщенок! – огрызнулся капитан, замахнувшись на молодого, но только взмахнул дубинкой по воздуху, и направился к Алексею. Молодой ДПСник отвернулся, ему было стыдно. Он слышал, как его непосредственный старший руководитель, капитан Иванов добивал молодого человека вначале дубинкой по рёбрам и голове, а потом добавил ещё и тупые носки грязных ботинок. Так же ногами он спихнул тело в кювет, туда же забросил телефон с кровавыми следами от пальцев.
Подойдя к младшему коллеге, он его подпихнул к автомобилю, чтобы тот садился, и уже в салоне отстегнул из кармана нащупанные две розовые бумажки, сунув в боковой нижний карман. И патруль сорвался с места в карьер. В салоне молодой сунул руку в карман, начал мять, понимая, что это две купюры достоинством пять тысяч рублей, он осознанно их смял, и быстро открыв дверное стекло, выбросил бумажки на ветер.
– Ты что, рехнулся? – огрызнулся Иванов, ударив по тормозам.
– Мне грязные деньги не нужны! – и в тот же момент он выскочил из салона, и, достав документ сотрудника ДПС, бросил небрежно в салон.
– Прощай, с тобой я больше никогда на одном гектаре срать не сяду!
– Да пошёл ты! – протяжно сказал Иванов, и тоже выйдя из салона, прошёл назад и подобрал две смятые бумажки, которые остались лежать на асфальте. Ветра не было. Но в воздухе витало чувство одиночества, смерти и безнаказанности в преступлении.
*** *** ***
– Семён Аркадьевич, Семён Аркадьевич!
– Что такое Катя?
– У меня плохое предчувствие. Мы что-то упустили, – молодая медсестра стояла у дверей реанемобиля и разговаривала с опытным доктором.
– Я что-то тебя не могу понять? Чего такое?
– Поехали, прошу вас, поехали скорее…
– Куда? – тряся плечами, растерянно спрашивал мужчина.
– На место, где мы забрали девушку. Я там что-то видела, но не пойму что. Ну, пожалуйста, ну пожалуйста!
– Ну ладно, ладно, поехали, только не обижайся, если потом ты останешься на ночное дежурство.
– Всё равно, поехали…
– Она запрыгнула в салон реанимации, а док открыл переднюю дверцу, и сказал водителю:
– Коля, давай назад на место ДТП!
– Хорошо, – удивился мужчина с пышными усами. И они поехали.
*** *** ***
Лена, выйдя из душа, неспешно прошла по коридору, и зашла в комнату, мурлыкая себе тихо какую-то песенку, и включила радио, оттуда не весело пел песню Высоцкий о привередливых конях. Скорчив носом на милом лице гримасу, Лена, переключила на другую музыкальную радиостанцию, оттуда слышался звонкий голос рок-певицы Мары, она пела «Без тебя всё не так». Лена включила фен, и стала сушить волосы. Сквозь шум фена и громкого динамика радиоприёмника она не слышала звонков. Пока Елена сушила волосы, она всё крутила головой, и непринуждённо ей показался отблеск от какой-то поверхности от преломления солнечного луча через пластиковое стекло. Она направила взгляд, всматриваясь в сторону кровати, и рыская глазами, наткнулась на телефон, и подумала, что стоит позвонить Алексею. Завязав накинутый на голое тело банный халат, и отключив из сети шнур фена, она плюхнулась на двухспалку, сладко вдохнув сентябрьский воздух, она взяла телефон, и…
– Странно, шесть пропущенных, хм… Лёша? Да, это он, – сама себе под нос бубнила Лена. И нажала кнопку вызова. Мелодия вместо гудков всё длилась и длилась, а Алексей не брал трубку. Странно. Ладно, может он на встрече, и не может ответить? Или поставил на беззвучный режим?
Дослушав грустную историю от группы Кино, по радио пошла реклама. Лена просто лежала на кровати, и ей, почему то, стало грустно, но она откинула мысли, сделав умозаключение, что это просто песня Виктора Цоя проникла в её осознанное понимание, надо просто переключится мыслями. Она снова стала звонить Алексею, но тоже долго не могла дозвониться, и уже хотела отключить телефон, но тут совсем чужой мужской голос откликнулся в динамике простенького смартфона: Алло?
* ** *** ***
– Коля, пожалуйста, быстрее! – торопила Катя водителя. Тот цокал, и отвечал, что быстрее этот драндулет на колёсах не может ехать, и автопарк не обновляют. Доктор молчал, и укоризненно посматривал через левое плечо на медсестричку. Вздумалось ей…
– Приехали! – откомандировался пышноусый Николай. Катя тут же выскочила из Газели, громко хлопнув дверью, и выбежала, направляясь именно в ту сторону, где была та пострадавшая девушка, но ничего не обнаружив, кроме следов крови, застыла. Неспешно подошёл доктор, встав чуть за спину от Кати, и тихо спросил:
– Ну? Ничего нет? Я так и знал, только зря бензин тратили. Никого тут нет. Пошли.
Док поворачивается, и слышит: где-то звенит мобильный телефон, повернув голову, откуда исходит звук, ничего необычного не замечает. Ухмыляется грустно. Катя мгновенно разворачивается, и бежит в ту сторону, крича вослед:
– Точно, я там что-то видела! Доктор вздыхает, и быстрым шагом направляется следом. И тут же услышал раздирающий крик Кати, которая на его глазах падает в обморок. Семён Аркадьевич тут же бросается за остановку и увидел ужасную картину. Лежащая Катя, понятное дело, потеряла сознание, и, оценив ситуацию, он приводит в сознание коллегу. На обезображенные избитые в кровь руки, ноги и головы он насмотрелся вдоволь, и, поняв, что мёртвому не поможешь, помощь нужна живым. Каким чудом Кате пришло в голову, что именно там что-то есть, вернее кто-то, уговорила старого скептика поверить, что на месте ДТП что-то было не так. Он отвёл Катю в машину, где курил водитель, который помог усадить в карету скорой помощи, а док отправился назад, на место преступления, и по пути набирая труповозку и группу милиции. Подойдя к некрутому склону за остановкой, он увидел, что рядом с телом вновь зазвонил телефон, испачканный экран кровью проявлял фотографию красивого женского лица. Наклонившись, Семён Аркадьевич подобрал телефон, и нажал клавишу вызова:
– Алло?
*** *** ***
Каждый новый день для Елены стал Адом, Адом во всех смыслах. Смерть любимого стала шоком для всех родственников, как Алексея, как и Лены. К тому же после вести от доктора, который обнаружил тело избитого до смерти мужчины, у Лены сразу схватил живот, и она позвонила маме. Алевтина Геннадьевна сразу позвонила в скорую помощь, и карета реанемобиля приехала к дочери минут через двадцать. Она вбежала в подъезд, и не заметила, как быстро она оказалась у дверей квартиры детей. Дверь уже была открыта, и оттуда доносились голоса. Алевтина Геннадьевна зашла в коридор, и, обнаружив, что голоса исходят из спальни, побежала туда. Там были двое в белых халатах, они помогали собраться Лене. Документы уже сложили в папку, когда Алевтина Геннадьевна вошла в комнату. Тут же её остановили врачи, но Лена позвала маму, и они сразу, поняв, отступили. Быстро собрав документы и одевшись, они уехали в больницу, где Лену оставили на сохранение, была угроза выкидыша. Уже в салоне, Лена, рыдая, лёжа на кушетке и от боли и от услышанного известия и гибели мужа, она рассказывала рядом сидящей маме правду. Ей тоже пришлось пережить стресс, и понюхать намоченный ватный тампон нашатырный спирт. Уже в больнице обе пришли в себя, и быстро оказанная медицинская помощь была оказана в полном объёме, и Лене уже не угрожала опасность, Алевтину Геннадьевну оповестили и дали рекомендации, что следует сделать и принести дочери.
Похороны прошли, как и любые, со слезами, рыданьями родных и друзей. Поминки провели хорошо. Коллеги Алексея постарались проводить в последний путь друга и товарища. У нас всегда хоронят исправно, в смерти больше видят смысла, чем в жизни, если перефразировать одну цитату из песни ДДТ. Так оно и есть. Лены на похоронах не было, возможно это было правильное решение со стороны мамы, и рекомендаций врачей. Срок беременности уже был двадцать восемь недель (полгода).
После смерти Алексея, отец Лены, Андрей Александрович, стал сильно злоупотреблять алкоголем. Всю полноту страданий легли на хрупкие женские плечи Алевтины Геннадьевны. Конечно, Катя, и Юрий, брат и сестра Алексея, ещё только вступающие во взрослую жизнь, помогали как Лене, так и её родителям, если нужно было что-то срочно сделать, или съездить в больницу, что они делали и без всяких просьб. И даже искать и подбирать пьяного в хлам Андрея Александровича, который каждый день находился у магазина и клянчил деньги у прохожих, под видом, что на хлеб не хватает, а потом, покупая чекушку, и в подворотнях засыпал в пьяном угаре. Уже после определённых событий, его так и нашли под одним из заборов частного сектора, но уже в мёртвом состоянии.
*** *** ***
Лена родила недоношенного ребёнка. Родился мальчик. Из-за плохого физического состояния, и психологической травмы она чувствовала опустошённость. Сразу после родов, по мнению врачей, она бредила, она шептала что-то, и всё время называла имена – Лёша и Боренька. Тяжёлое состояние продлилось более суток, потом сердечный ритм стал приходить в норму, и Алевтине Геннадьевне разрешили повидаться с Леной.
Это было ударом для мамы Лены. Елена казалась истощённой, бледной, глаза блестели. Голос родной дочери казался чужим. И он, голос, всё шептал, и шептал одно и то же: мама, мама, назови его Боренькой, Боренькой. Слышишь, Борей. Это моё последнее желание. Так продолжалось примерно час, пока Лена всё шептала. Потом её голос сорвался в крик, и сразу прибежали врачи. Алевтину Геннадьевну почти вытолкнули из реанимационной палаты. Она сидела на скамеечке рядом с палатой и плакала, все полчаса, пока из палаты не вышли все сразу, и быстро разбежавшийся персонал оставил только лечащего врача. Он смотрел своими глазами в глаза Алевтины Геннадьевны, они были полны отчаяния, он смолчал, только покачал головой слева на право, и всплеснул руками по швам белого халата, забрызганной чем-то мокрым. Уже не молодая женщина, Алевтина Геннадьевна, закрыла глаза и тихо отвела голову в сторону, что, по смыслу физической реакции, должно было привести рефлекторное восприятие в «отключение», и, как следствие, потеря сознания. Обманное восприятие, помутнение сознания, будто вырастает купол в один миг, и он сотрясает ультразвуковым ударом в колокол, отчего он расшатывается, но приходит обратно в состояние покоя. Так и сейчас, помутнение сознания не вывело из равновесия Алевтину Геннадьевну, но открыв глаза, она попятилась назад, и взмахнув руками перед собой, будто пытаясь достать того доктора, который не смог ничего сделать вместе с персоналом, расцарапать его лицо. Она наткнулась на позади стоявшую скамейку, на которой сидела, и словно рухнула на неё своим весом. Она закрыла лицо руками, и тихо зарыдала. Стресс накапливался, и выплеск должен был произойти, что и случилось в один момент.
Доктор сел рядом, ничего не сказав, прижал её к себе. Ему тоже было нелегко. Каждый день ему приходиться делать ежедневные обходы, операции, назначать лечение. И он отвечает за здоровье любого пациента, но и он тоже чей-то пациент. На фоне ежедневной рутины у Сергея Анатольевича стал развиваться сахарный диабет, плюс недосыпание, и, конечно же, почти каждый рабочий день, это стресс. Приобняв Алевтину Геннадьевну, он её успокаивал, и гладил по плечу. Но разве это остановит женщину, которая за последние полгода месяца потеряла зятя, сватью, теперь ещё и дочь. А муж-пьяница, где-то шатается по задворкам деревенских окраин и пригорода.
РАНЕЕ.
Алевтина Геннадьевна всю жизнь проработала в детском саду воспитателем, и многое поведала на своём веку: она воспитала сотни детей, множество групп, и вот, она дождалась своих внуков, вернее, внука. Но как теперь быть, дочь и зять теперь лежат рядом, смерть разлучила их, но объединила, как и была молодая семья, земля. Двойная могила. А ребёнок один, без родителей, только бабушка Алевтина Геннадьевна. Множество тягот взвалилось на эти женские плечи, сколько бед пришло в жизнь уже пожилой женщины, одна пенсия, да и то, небольшая. Но она твёрдо решила: ребёнок должен быть с ней. Она исполнила последнюю волю дочери, мальчика назвали Борисом.
Алевтина Геннадьевна отправилась в суд, уже имея на руках свидетельство о рождении внука, написала заявление на опекунство, приложив все документальные подтверждения, что она является действительным прямым родственником своему внуку, выложила немаленькую сумму юристам, только за то, что они поставят свою подпись в справке, чтобы подтвердить родство. Три справки, и каждая стоит по тысячи рублей, и то без налогов. И везде эти расспросы, больно давящие на душевную рану, что случилось с родителями Бореньки, и почему только Алевтине Геннадьевне это нужно, ведь есть органы опеки, интернаты, детские дома, и каждый уверял, что для ребёнка будет лучше, чем у родной бабушки. И пенсия у неё маленькая, и жилплощадью нужно обеспечить, и далее, и далее. Алевтина Геннадьевна не отступала. Она была очень сильной женщиной, она уже потеряла сына, который родился до рождения Лены в первом браке, погибшего в Первой Чеченской Кампании.
Он был совсем ребёнком, там все были совсем ещё дети, 18-летние парни, и сразу на войну. Ещё вчера они были друзьями, школьниками-выпускниками. Им ещё играться и учиться. Жизнь жестока и беспощадно скосила сотни, тысячи молодых парней, офицеров. Сколько убитых, сколько пленных, пропавших без вести. Братские могилы.… В одной из братских могил и был похоронен геройский парень, весёлый и дружный, солдат Николай Николаевич Березин.
Нигде её не ждали, никто не хотел помочь бедной одинокой женщине. Алевтина Геннадьевна стала плохо спать, часто вспоминала своих детей, плакала в подушку. Ей помогали только Юра да Катя, её племянники. То продукты принесут, то помогут убраться. Юра как мог часто приезжал вечерами, разговаривал, поддерживал, он стал родным, таким, что можно назвать человека, опорой и надеждой на лучшее. Приветливый молодой человек, Юра, учился в консерватории, по классу вокала. Он был красив, и у него было много забот, и вокруг него всегда были красивые девушки, он был душой компаний. Благодаря своему таланту, он обучил и младшую сестру, Катю, которая была в общем легкомысленной девчонкой, в принципе ничем не отличавшаяся от таких же других подростков её возраста, подростково-взрослого юношества. Она хорошела на глазах, она превращалась в женщину, и стала вспыльчивой и заносчивой, что часто раздражало Алевтину Геннадиевну. Но всё же она любила тётю Алю, как они все её называли. И приходила к ней пить чай, и делилась маленькими секретами, и расспрашивала её о «запретном». Тётя Аля отвечала ей взаимностью, но всегда предупреждала Катю об осторожности, и по-женски, краснея от неудобства, или стыда, подсказывала, как нужно вести себя при близости с мужчинами. Юра и Катя для Алевтины Геннадьевны стали опорой в жизни. Благодаря им, она обрела смысл бороться за свои права, и за права родного внука, который теперь находился под опекой государства.
ГЛАВА 3.
ДВЕ ТЫСЯЧИ ВТОРОЙ.
Мальчик родился недоношенным, семимесячным, но крепышом. Боря весил три килограмма двести двадцать граммов, и ростом в пятьдесят четыре сантиметра, что не сказать, что мальчик родился раньше срока. Лена, мама Бори, родила его в декабрьскую полночь, и роды шли порядком полутора часов, что резко сказалось на здоровье роженицы. У Лены диагностировали слабые сосуды, и она уже знала, что будет операция кесарева сечения. Но лечащий доктор, женщина-акушер, внезапно заболела накануне родов Лены, и не предупредила другого акушера, что нужно делать кесарево, но главврач уже знал, но не успел передать дело. И в тот момент, когда Лене должны были делать операцию, её заставили рожать самой, и теперь полтора часа родов сказались, и сосуды перестали функционировать, и после родов, её не смогли спасти. Врачи в халатах. Халатность врачей…
*** *** ***
Умывшись с мылом, вначале руки, да на несколько раз, Вадим смотрел на своё мокрое лицо в зеркало своей ванной. Ему было противно, противно и плохо, что он не помог тому парню, которого так жестоко избил старший напарник, Иванов Игорь Иванович, капитан. Этот поступок сильно тяготил Вадима, и он не знал, что делать: пожаловаться начальству, настучать на своего напарника, перевестись в другую смену? Нет, это не поможет, он всё равно будет видеть Иванова, и будет тяготиться этим проступком, хотя он его и не совершал. Один выход.
Выйдя из ванной, Вадим уже всё для себя решил, сделать всё возможное, разобраться во всех деталях, но сделать выбор, на какой стороне быть.
Выгладив свежую сорочку, Вадим оделся по штатной форме, собрал все нужные документы, удостоверение ДПС, паспорт, он сел за кухонный стол, и написал рапорт об увольнении по собственному желанию, сложил в пластиковый портфель всё необходимое, и пошёл в Управление.
– Здравствуйте, Вадим Викторович, окликнула молодая сотрудница ГУ МВД
– Здравствуйте, – ответил он, и направился в знакомый кабинет на втором этаже. Навстречу ему шли ещё два-три человека, и, отдавая честь, все поздоровались.
Вдруг знакомая дверь открылась, и оттуда вышли двое мужчин, один был в штатском и с двумя большими звёздами на погонах, другой в строгом чёрном костюме, не дешёвым, явно из элиты города. Оба улыбались и о чём-то разговаривали, завидев Вадима, они оживились ещё сильнее, и явно поджидали увидеть его, впрочем, как и сам Вадим.
– Товарищ Подполковник, разрешите обратиться!
– Разрешаю, Вадим. Лучше познакомься, генерал Солнцев, Егор Дмитриевич.
– Здравия желаю, товарищ генерал! – вытянулся по струнке Вадим.
– Здравствуйте, Вадим Викторович! Очень приятно познакомиться с вами. Наслышан о вас, наслышан…
– Я не понимаю вас, о чём… – робко отозвался Вадим, переводя взгляд на подполковника.
– Вадим, успокойтесь, называйте меня просто Егор Дмитриевич, я уже давно не служу, так, всего лишь замминистра.
– Не приуменьшай, Жора! – отозвался подполковник. – Вадим, не фамильярничай. Егор мой друг детства, мы с ним в один горшок ходили, – Виктор Петрович рассмеялся. Вот так, сынок. Да, ты что-то хотел? Сказать, спросить?
– Папа, мне с тобой нужно серьёзно поговорить, – всё так же официально и сухо обратился Вадим.
– Ну, хорошо, пойдём, поговорим в кабинете.
– Да, конечно. Только можно один вопрос, – повернулся Вадим к генералу.
– Для тебя, Вадим, всё что угодно – приветливо ответил Егор Дмитриевич
– Товарищ генерал, Егор Дмитриевич, если возможно, поможете в содействии следствию?
– Какому конкретному следствию? – удивился замминистра МВД
– К следствию порочащую честь и достоинство офицера, – твёрдо ответил он. Солнцев немного побледнел, посмотрел в лицо Виктору Петровичу, но кивнул согласием.
– Конечно, Вадим. Поможем, обязательно, только мне нужна конкретика.
– Если вы разрешите, Егор Дмитриевич, я всё расскажу отцу, а он введёт вас в курс дела.
– Хорошо, тогда до встречи. Все обменялись крепким рукопожатием, и Вадим с Виктором Петровичем зашли в кабинет, а замминистра МВД пошагал по коридору, но пройдя почти до конца, и собираясь повернуть на лестницу, услышал грозный возглас друга: Что?!
*** *** ***
– Это мой рапорт об отставке. Вот документы.
– Что-о-о?! – багровое лицо подполковника Павлова возвысилось над сидящим Вадимом. – Что ты несёшь? Ты совершил преступление? Что случилось?
– Противно. Противно мне, отец! Понимаешь, противно?! – Вадим тоже повысил голос. Потом были две минуты полного молчания, и прямые взгляды отца и сына. Первый не выдержал отец:
– Так, давай по порядку, что случилось, и почему ты не на посту?
– Я теперь не на посту. Рапорт у тебя на столе. У нас, – осёкся Вадим, – у меня случился конфликт с капитаном Ивановым Игорем Ивановичем. Он взял взятку, а потом избил до полусмерти невинного человека. Потом сунул мне деньги. Я в этом не принимал участие, но видел, видел всё это. Понимаешь? Он его убил за деньги, за деньги каких-то мажоров!!! Ты же сам знаешь, я «таких» ловил пачками, когда был участковым, это они виноваты, а эта сволочь…!
– Тихо, тихо, тихо. Я всё понял. – Виктор Петрович уже остыл, но поняв суть, открыв ключом бар, достал початую бутылку коньяка и две рюмки, налил, и придвинул сыну, – Выпей, полегчает. Всё обойдётся. Напишешь докладную, уволим этого Иванова, и нет проблем, найдём тебе другого напарника, сам будешь старшим.
– Нет, папа, это не дело, и не в этом суть. Суть в том, что я хочу найти и наказать этих мажоров. Так как я не могу это делать в рамках своих полномочий, и прибегать к твоей помощи я тоже не хочу, я сам разберусь в этом деле. – Вадим выпил залпом содержимое рюмки.
– Нет, сынок, так дело не пойдёт. Подожди минуту, я сейчас, не уходи. – Виктор Петрович вышел из кабинета, и действительно, пробыл не более двух минут, но Вадим в его отсутствие налил себе сам ещё коньяк, и так же одним глотком выпил. Отец вошёл в свой кабинет беззвучно, словно тень, Вадим сидел на стуле, свесив голову на грудь, и немного поддёргивался. Виктор Петрович положил свою ладонь на его плечо, но Вадим, даже не повернулся. Отец сел рядом, и посмотрел в его лицо, глаза были красными, и по левой щеке бежала скупая слеза.
– Успокойся, успокойся. Всё будет нормально. Можешь отдыхать, можешь делать что хочешь – голос отца был тихим, твёрдым, – только не делай глупостей. Если нужно, звони мне, Жоре, мы поможем. Твой рапорт я подписывать не буду, это может подождать. Посидишь пару месяцев без работы, я договорился, о деньгах не думай, я помогу.
– Да пошли вы все со своими деньгами! – Вадим соскочил со стула, и тот упал. Дверь громко хлопнула, Вадима и след простыл.
– Ничего-ничего, всё будет хорошо.
По справедливости.
Прошёл месяц. На улице стояла жара, и августовское солнце припекало. Вадим сидел на табурете, который шатался из-за одной ножки, и смотрел в одну точку, будто высматривал через окно кого-то. Но собеседник всё время то покряхтывал, то поглядывал на Вадима. На столе стояла почти пустая бутылка водки, и пара тарелок, на которых уже не было сосисок и солёных огурцов, только вилки. В воздухе витал запах спиртного, где-то в углу комнаты уже стояла пустая бутылка, вторая, на столе, просилась туда же, в угол.
– Вадик, ты чего совсем как в воду опущенный. Может, скажешь, наконец? – обратился старший по званию участковый.
– Михалыч. – будто подтвердил отчество участкового, обратился Вадим. – Двух мажоров ищу, на иномарке, серая Хонда, номер местный. Раньше их рожи вообще ни видел, одного так, мельком запомнил.
– Ну, а фоторобот?
– Фоторобот? – подумал Вадим, – Можно, но не уверен. Внешнее описание пойдёт?
– Лучше письменное, а ещё лучше портретное, – сказал участковый. – И тогда я бы своим раздал. Вадим молчал, и губами что-то выговаривал невнятное, – что ты там бормочешь, не пойму?
– Художник, художник…
– О! Точняк! Вадим, есть у меня одна художница, если вместе поработаете, то можно постараться сделать примерный фоторобот?
– Да, Андрей Михайлович! Да! Это то, что мне нужно! Дай мне контакт этого художника, сейчас же пойду!
– Э-э-э нет, брат! Вначале проспись, приведи себя в порядок, потом и пойдёшь. Понял? Девушка хорошая
– Какая девушка?1 – возмутился Вадим.
– Какая-никакая, а моя дочь! Так-то! Чтобы завтра был у меня в семь. Опоздаешь, – убью! Оденься поприличней, да цветочек захвати. К женщинам нужен подход. Понял?
– Так точно товарищ сержант! – скомандовал Вадим, и трясущейся рукой подвёл ладонь к правому виску.
– Всё, иди, готовься. Мне ещё прибраться здесь нужно, а то бардак здесь.
Вадим вышел с участка, вздохнул полной грудью. Ну, вот! Вроде что-то. Надо быть в форме. Завтра начинается новая история. Алкоголь вредит здоровью.
*** *** ***
– Алевтина Геннадьевна, поймите, мы не можем отдать вам ребёнка, – устало отвечал Олег Павлович Синеннков. – Ваши жилищные условия не позволяют это сделать, да и как вы сможете воспитать ребёнка, если у вас, вот, смотрите, в справке о доходах, чёрным по белому написано, что на двоих человек вашей пенсии не хватит.
– Там не написано такого, только цифры и данные.
– Ну, вы же понимаете, что я не вправе доверить ребёнка пожилой женщине, с пенсией ниже прожиточного уровня, да и возраст…
– Да что вы понимаете, это мой внук! И я воспитаю его, как воспитала сотни детишек за тридцать лет в детском саду.
Заместитель директора Службы Опеки и Попечительства местного района глубоко вздохнул, немного наклонил голову и почесал залысину. О чём он думал, знал лишь он.
– Алевтина Геннадьевна, есть у меня два, нет – три варианта. Первый вам не нравится, я его уже озвучил, мы помещаем ребёнка в детский дом, и его кто-нибудь усыновит. Вариант получше, слушайте, вот что я надумал. Честно, я вас понимаю, вы родная бабушка, я бы с радостью вам отдал его хоть сейчас, сами понимаете, что в детском доме Боре лучше не будет, но сами посудите, пройдёт лет пять – десять, и он может остаться один. Поэтому я, заметьте, хотел бы лучшего. Вы можете попытаться устроиться работать, хоть в детский дом, и постоянно видеть Борю, хоть кем, и улучшить своё финансовое положение, и тогда забрать ребёнка под опекунство. Вариант третий ещё сложнее: вы должны устроиться на работу, сделать завещание на Борю, найти опекуна, который сможет обеспечить ему достойную жизнь до восемнадцати лет, документальное подтверждение родства у вас уже есть, и заплатить налоги, а это, честно, много…
– Сколько – обречённо спросила Алевтина Геннадьевна.
– Для вас, – это много. Но если постараться занять, или попросить у родственников…
– Олег Павлович, сколько надо? Не терзайте меня, скажите, сколько вам нужно? – умоляюще смотрела женщина.
– Примерно, двадцать пять тысяч, – но это не мне, а в налоговую. Мне от вас, честно, ни копейки не нужно. Я вам даже больше скажу…
Олег Павлович повернулся в большом кожаном кресле, и открыл какой-то ящик в столе, что-то секунду поискал, и вынул на свет купюру
– Алевтина Геннадьевна, милая, я много повидал. Но сейчас я вижу искреннего человека. Я, правда, хотел бы вам помочь, но в моих силах вам дать только совет. И это…
Олег Павлович протянул купюру
– Пусть это будет маленькой толикой для счастья малыша. Возьмите, это честно заработанные мною деньги, не думайте ничего плохого. Я вам помогу, но дело за вами.
Алевтина Геннадьевна встала со стула, взглянула на купюру, медленно взяла пятитысячную бумажку и тихо пошла к двери, и, выходя из кабинета, тихо произнесла: спасибо.
*** *** ***
Был обычный летний день. Двое постовых сидели в машине с открытыми дверками, играло радио, советская музыка. Скорость потока была не велика, тем более, что и машин на дороге можно было посчитать по пальцам, проезжающих в час.
– Егор Дмитрич, что-то нет навара, может ну всё это?
– Да успокойся ты! Одно другому не мешает. Знаешь, вчера пост Грачёва сколько срубил, а?
– Да слышал уж. Все уши мне прожужжали. Пойду, посмотрю, может, что подозрительное увижу?
– Серёга, ты и подозрительное – вещи не совместимые, – хохотнул сержант.
Но летейнант Максимов Сергей вышел из машины ДПС, подтянулся, улыбнулся солнцу. Лето, хорошая пора для отдыха. Но работа есть работа, и отлынивать от неё нельзя. Посмотрев по сторонам, Сергей пошёл в кусты, и оформил лужицу, словно кот, метящий угол. Подходя к дороге, Сергей смотрел, может, кто нарушит правила, и тормознуть. И ему повезло, словно экстрасенс он притянул к себе желаемый результат. Не мешкая секунды, Сергей достал радар, и двухсекундное нажатие клавиши, выдало результат 43 км/ч, при положенных сорока. Дело оставалось за малым. Жезл постового, словно зебра на дороге мелькнула тенью, но превышающий скорость автомобиль не собирался останавливаться. Спохватившись, Сергей запрыгнул на своё законное водительское сиденье, ещё не закрыв дверь, включил зажигание мотора, и уловил жаркий взгляд Егора Дмитриевича, который тут же закрыл свою дверь, автомобиль сорвался с места.
Правда погоня была менее чем захватывающая. Меньше чем через полкилометра, впереди идущая серая иномарка пару раз вильнула в разные стороны, и начала тормозить. Ещё через двести метров иномарка остановилась, и тут же передние стёкла дверей опустились, что можно было понять по отблеску боковых зеркал.
Оставаясь на водительском сиденье, Сергей глубоко дышал. Егор Дмитриевич, похлопав по правой ноге Сергея, сказал:
– Сиди, я схожу, разберусь. Если что махну.
Сергей кивнул в ответ, и нервно расстегнул верхнюю пуговицу сорочки. Выдохнул. Вроде всё нормально. Потом Сергей задумался, пригляделся к номерам на бампере Хонды. Егор Дмитриевич стоял полубоком, и не было видно совершенно ничего. Сергей открыл бардачок, и посмотрел ориентировки: в последней строке числилась серебристая Хонда. У Сергея мелькнула мысль, и только он открыл дверь, как летейнант направился к нему, а Хонда начала движение.
– Тормози! – крикнул Серёга, – Тормози, говорю! Но было уже поздно. Егор Дмитриевич спокойно подошёл к Сергею, который со злости плюнул на горячий асфальт, и машины след простыл.
– Всё нормуль, Серёга! Вот! – смеясь, показал Егор напарнику несколько красных купюр.
– Какого чёрта, Дмитрич! Ты хоть документы проверил? – не переставал злиться Сергей – Ориентировки надо читать!
– Да у нас и нет ничего такого, – уже не весело, но спокойно отвечал старший по званию
– На-ка, полюбуйся! – Сергей словно прилепил на грудь лист формата А4.
Ухмыльнувшись, сержант неохотно взглянул мельком на лист, и, не дойдя до последней строчки, спросил:
– Ну и что? Подумаешь мажоры, я одного почти знаю. А ещё вот, – уже улыбаясь, снова достал розовые купюры. Теперь можно было различить четыре бумажки. – Половина твоя…
– Не надо. Ладно, давай. Если бы не я, ты бы так и торчал здесь. Дай лучше ручку, мне надо записать кое-что, и ориентировку.
– Ладно, Серёга! Не расстраивайся, рано или поздно попадут они впросак. Только бы не к Грачёву.
– Ты лицо запомнил, Дмитрич? – записывая в конце ориентировки номер иномарки, спросил Сергей.
– Какое именно?
– То есть, какое?
– Ну, их двое было. Один за рулём, другой рядом. Обычные парни, кроме того, что водитель с доверенностью, а хозяин сидит рядом, да и запах какой-то странный, типа свежий и сладкий.
– Егор Митрич, ёпэрэсэтэ! Меня надо было позвать! Ну, наверняка эти мажоры с травкой, и скорее всего, именно те, кто в нашей новой ориентировки. Кса-ати… – Сергей снова открыл бардачок и вынул ещё пару листов, но с изображением лиц, как фоторобот
– Посмотри, похож на кого-нибудь? – спросил Сергей, протягивая один их двух портретов. Егор Дмитриевич всмотрелся в лист, ухмыльнулся, и ответил:
– Вообще похож, конечно, на того, который рядом сидел, как его там… Миха, нет, Макс. Да точно: Макс, Максим Переверзев. Так он и есть хозяин нашей Хонды.
– Отлично! Дмитрич, молодчина! Я его пробью, отдам знакомому одному.
– Ну, тогда, поехали? – ухмыльнулся сержант
– Поехали!
*** *** ***
– Алевтина Геннадьевна, вы уверены? Вы уверены, что сможете работать с детьми? – спрашивал Игнат Фёдорович.
– Игнат Фёдорович, дорогой. Пожалуйста, возьмите меня! – уверяла она.
– Мы можем вас взять внештатным сотрудником, но тогда полной оплаты не будет, понимаете…
– Не надо, мне ничего не надо. Только…
– С этого места поподробнее, – прервал директор детского дома, – Меня именно интересует, почему вы, заслуженный педагог, проситесь работать, да ещё и за гроши?
– Ой, я прям, не знаю, как сказать.
– Скажите уже, так как оно есть. В чём корысть?
– Что вы, что вы? Какая корысть. Беда у меня. Внучок, родной внучок, – Алевтина Геннадьевна так и села на рядом стоящую скамейку, и всхлипнула.
– Не надо, не надо, – засуетился Игнат Фёдорович, и налив стакан воды из графина, подал женщине, – попейте воды, успокойтесь.
– Поймите меня, Игнат Фёдорович, дорогой, миленький! – женщина всё всхлипывала, давясь от бегущих по лицу слёз. – Внучок мой, Боренька. Сюда его определили. Рядом буду, помогать, присматривать за ним…
– Угу. Понятно. Да теперь понимаю. Понимаю, кто вам предложил.… Кстати, что это за мальчик, как вы сказали, Богдан?
– Боренька. Борис. Борис Алексеевич Березин.
– Да-да-да. Читал дело. Но ведь мальчика определили как полного сироту?
– Да, так получилось. Родители умерли. Отца убили, а Лена, Лена, – Алевтина Геннадьевна стала совсем нисходить на слёзы, и громкие всхлипывания стали слышны за стенами кабинета. Игнат Фёдорович присел рядом, и приобнял её.
– Успокойтесь, успокойтесь, голубушка. Поможем как-нибудь, поможем…
*** *** ***
Вот уже, который месяц Алевтина Геннадьевна работала в детдоме. Её прозвали баба Аля, и почти ежечасно к ней обращались то воспитатели, то медработники, грузчики, дворники, и, конечно же, дети. Дети были разными, от мала до велика. Но больше всего Алевтина Геннадьевна находилась с самыми маленькими. Сам Игнат Фёдорович разрешил находится ей рядом с внуком. И она была этому безумно рада. Тем более что Алевтина Геннадьевна была внештатным сотрудником, но больше других она находилась на рабочем месте. Она исполняла все свои обязанности, и даже больше, делала то, с чем другие не справлялись: могла определить, из-за чего плачет ребёнок, куда спряталась маленькая Юля, или бегать и искать самого Игната Фёдорова, чтобы принять благотворительность, или встретить людей, которые хотят взять себе ребёнка на воспитание. Их она боялась. Нет, не боялась она за себя, но сторонилась, и пыталась сделать так, чтобы они не увидели Борю.
Алевтина Геннадьевна сильно переживала, и часто, находясь в одиночестве, тихо плакала. Слёзы были от всего, но больше всего она боялась, что рано или поздно Борю заберут. Заберут навсегда. Или ещё хуже: женщина стала замечать, как сильно она сдала здоровьем, похудела на десяток килограмм, на лице морщины стали более глубокими, а глаза печальными. Она понимала, что Боря всё равно останется один, рано или поздно. Она понимала, что наступит момент, и её не станет, и никто не сможет помочь Боре в тяжёлую минуту. Рано, или поздно…
*** *** ***
– Я надеюсь, вы понимаете, зачем я вас вызвал?
– Если честно, товарищ подполковник… – капитан стоял, потупив взгляд куда-то в сторону и вниз, но этот взгляд был словно волчий оскал, который всматривался во все уголки кабинета.
– Всё ты прекрасно понимаешь, козёл старый – откликнулся Егор Дмитриевич с другого угла кабинета.
Два взгляда за спиной буровили спину Игоря Ивановича. Это были замминистра, генерал Солнцев, и, конечно, Вадим. В схематическом варианте кабинета был образован психологический равносторонний треугольник, где в основании находились судьи, а на пике, за столом, непосредственный начальник. Эдакий психологический триллер. Кроме всего прочего, окна были закрыты плотными жалюзи, хоть за окном было абсолютно темно, а ключ от кабинета лежал перед Виктором Петровичем на большом столе.
– Даже если я в чём-то виноват, это ничего не доказывает, – оправдывался Иванов.
– Оправдания для тебя нет, – тихо, но твёрдо произнёс Вадим.
– Что, пытать будете? Несолидно как-то…
– Молчать! – крикнул подполковник, и соскочил со своего рабочего места, и «треугольник» распался. Словно лев, Виктор Петрович оказался прямо напротив Иванова, что можно было уловить неровное дыхание обоих. – Послушай меня, Игорь. Если хочешь по-хорошему…
– Я так думаю, – перебил капитан, – что по-хорошему всё равно не выйдет.
– Вадим, – произнёс отец, и, направив на него взгляд, махнул головой.
Буквально через секунду Иванов почти упал на правый бок от боли, полученный ударом жезла ДПС прямо позади колена, и его глаза прямо перед собой увидели совершенно чистые и лакированные туфли подполковника. И вслед за этим тут же почувствовал острую боль на спине. Это был настоящий казацкий кнут. Кнут Дмитрия Солнцева, запорожского казака, отца есаула. Кнут прямо по позвоночнику промчался, и парадный китель капитана треснул пополам, впрочем, как и рубашка. Теперь на спине красовалась длинная вертикальная полоса. Тело Игоря Ивановича упало ниц, и от него исходил истошный писк. Странно, но именно писк, это можно было сравнить с кошачьим воплем.
– Какие тебе нужны доказательства? – спросил над ухом Егор Дмитриевич.
– Наверное, он хочет нам написать что-то? – спросил Вадим у отца.
– Конечно, – подтвердил Виктор Петрович, и поднял ноющее тело на рядом стоящий стул.
– Иваныч, посмотри, твои погоны теперь на полу, – обратился Вадим с указанием места происшествия, – я думаю, это нужно запротоколировать. Егор Дмитриевич, поможете содействию?
– Конечно, Вадим.
Генерал подошёл к рабочему столу, взял пару листов и авторучку, и с напором, словно подчёркивая всю фатальность происходящего, подпихнул Иванову под нос эти предметы. Виктор Петрович сел напротив Иванова, с другого края п-образного стола. Вадим и Егор Дмитриевич сели по краям от Иванова, снова образовав треугольник.
– Что вы хотите? – тихо спросил капитан – Что?
– Вадим, чего ты хочешь: чтобы товарищ капитан ушёл тихо, или чтобы прогремело на весь город, нет, лучше на всю страну.
– Если честно, отец, вначале хотелось с треском. Но, я думаю, что кителя хватит. Помилуем его, господа присяжные?
– Интересный вариант, – взглянул на Вадима Егор Дмитриевич, – может жребий?
– Значит так. На правах хозяина кабинета предлагаю открытое голосование, каждый может изменить решение…
– Верно, папа.
– Так, поднимаем руки, за то, чтобы «казнить» капитана.
Только Егор Дмитриевич поднял руку, и, увидев то, что никто его не держал, поднял и вторую руку.
– Два, – констатировал Вадим.
– За то, чтобы «помиловать» гниду… – злорадно произнёс генерал, и уставился на коллег.
– Две руки. Ничья? – спросил Вадим, и тут же на удивление публики уставились на Иванова, который, подёргивая рукой, потянул ладонь вверх.
– А вас, Иванов, я попрошу воздержаться, – отчеканил железным голосом Виктор Петрович, словно Мюллер Штирлицу. – Значит так, законом Российской Федерации… руководствуясь уголовным кодексом… статьей сто пятнадцать частью Второй, пунктом «д», подпунктами «четыре» и «двенадцать» умышленное убийство с особой жестокостью правомочным лицом, и статьёй номер триста пятьдесят девять, пунктом вторым, и моральным уставом… приговор… объявит пострадавшее лицо…
Лицо Вадима наполнилось ужасом. Ужасом ответственности. Теперь от него зависела судьба хоть и бывшего коллеги. Ещё большим ужасом озарилось лицо обвиняемого, Игоря Ивановича, оно пылало, словно застывшие на спине капли крови от борозды кнута.
– Я… Я… Я всё напишу… только, умоляю, умоляю, пощади, Вадим, пощади!
Вадим глубоко вздохнул, и опустил голову на грудь, и будто заснул, но он зажмурил глаза. Раз, два, три!!! Служебный пистолет Виктора Петровича в руках Вадима упирался в левый висок Иванова, но указательный палец правой руки был отведён от курка. Палач и жертва сидели, сильно зажмурившись!!! Воронёный ствол ПММ резко опустился на темечко капитана Иванова, и наступила тьма…
*** *** ***
Игорь очнулся в КПЗ. Абсолютно голый, его колотило от холода, и от ужаса, что это последнее, что он видит. Его стали душить слёзы. Через пять минут комната озарилась искусственным светом, но он казался настолько ослепительным, что Игорь подумал: «всё, это ворота Рая, нет, это АД!». Потому что через свет он увидел их, подполковника и напарника. Отец и Сын, но Святого Духа не было, но время страшного суда, видимо, наступило.
– Ну, что, Иванов, исповедоваться будем? – спросил Виктор Петрович.
– Я всё расскажу, грешен я…
– Ну, вот и хорошо.
Иванова выволокли на свет Божий, и снова тот же кабинет.
– Ну, давай, начинай писать, – приказал Вадим. Теперь на одной стороне стола сидели трое судей, посередине Вадим, а перед ними голый пухленький капитан Иванов.
– Что конкретно?
– Вначале: рапорт об отставке, потом полный компромат на себя. Листов много. Канцелярия работает хорошо. Вот бумага, ручка. Приступай…
Через полтора часа быстрого чирканья, и использования порядком двадцати листов, Иванов перестал писать. За это продолжительное время, визави организовали «на троих», не став звать четвёртого. Но заметив окончание тщательной работы обвиняемого, оживились ещё больше, тем более, что за окном стало светать. И, переглянувшись друг с другом, налили рюмку коньяка «четвёртому». Иванов, заметив перед собой стомиллиграммовый стопарик, тут же схватил его, и залпом вылил в себя.
Ещё через пять минут он крепко уснул. Рапорт об отставке был подписан и заверен. Компромат собран и спрятан в сейф под замок.
ГЛАВА 4. ВСЁ ТЕЧЁТ, ВСЁ МЕНЯЕТСЯ.
– Катя, ну зачем тебе этот телефон? – спрашивал Семён Аркадьевич. – Выбросила бы давно…
– Ну, мне всего лишь нужно как-то открыть заднюю панель, и может…
– Да пойми же, ни к чему всё это! Отдай его мне, я его выброшу!
– Нет, Семён Арка-а-дьевич, не отда-а-ам… – пытаясь отобрать отнятый смартфон доктором.
Но судьба сыграла злую шутку. В процессе борьбы в виде детской игры, телефон упал на кафельный пол. Результат один, – телефон разбит. В Ординаторской повисла минута молчания. На полу лежали осколки разбитого смартфона, батарейка, несколько крупных осколков крепкого пластика, измазанного потожировыми и затёртыми кровяными пятнами. Первым разредил тишину голос доктора, вернее, его удивление
– Гм… – доктор начал нагибаться, чтобы собрать хотя бы крупные осколки.
– Стойте! – Катя мигом опередила его, встала на колени, и стала копошиться. – Да, получилось! Эврика!
– Архимед к медицине отношение не имеет, – подметил Семён Аркадьевич.
– Зато я нашла! Нашла, что так долго хотела найти!
– И что это? – удивлённо смотрел Семён Аркадьевич на маленький кусочек пластмассы с вкраплёнными медными полосками, и какой-то надписью на другой стороне.
– Это же флешка! – радостно и бойко оживилась Катя.
– И, зачем она тебе нужна?
– Ну, там могут быть фотографии, контакты, видео, музыка – стала перечислять Катя, воодушевившись.
– И зачем тебе это? – не унимался доктор.
– Может, что интересное и найду, – надулась девушка в белом халате.
– Хорошо, ищи. Только если ничего не найдёшь, ты её выбросишь. Согласна?
– По рукам! – ответила Катя, и по-мужски протянула ладонь.
*** *** ***
Капитан Иванов был уволен по собственному желанию. Он пошёл по наклонной. Каждый день у него на столе стояла бутылка простой водки, и с каждым днём всё меньше закуски, и тем труднее было по утрам. Щетина стала переходить в бороду. Жена с детьми уехали к родителям, и в его доме воцарилась одиночество.
Вадим снова работал, и службу вёл прилежно. Теперь он сам был старшим в своей связке. Новый напарник был почти ровесником, даже немного моложе. Работа, как работа, у каждого она своя.
Зато Вадим очень крепко сдружился с Ветой. С Виолетой Васнецовой, дочерью Андрея Михайловича, друга и напарника по прошлой участковой службе. Виолета училась в Колледже Искусств. Прилежная аккуратная девушка, в очках, художница, но параллельно культурной деятельности, уже работала помощником бухгалтера. Вадим всё время её напутствовал, чтобы она шла учиться, хотя бы на курсы бухучёта. Они сильно сдружились, и почти каждый день встречались, созванивались по несколько раз на дню. Вечерами часто встречались в кафе, или просто гуляли по осеннему парку, шурша золотистой листвой ногами. Вадим рядом с ней чувствовал себя мальчишкой, но уже повзрослевшим, и часто удивлял Вету. То подарит цветы, то силком зовёт в клуб, а было такое, что прислал письмо со стихами.
Андрей Михайлович был рад, что Вадим стал не просто другом и коллегой, Михалыч уже спал и видел, что Вадим и Вета поженятся. Да и Вадим понимал, что эта встреча не случайна.
Отец Вадима, Виктор Петрович, был приятно удивлён, что у сына, наконец, появилась постоянная девушка, и что они встречаются. Но был немного огорчён, что сын отдалился от него, понимая и надеясь, что это серьёзно, и мечтал о внуке
*** *** ***
Алевтина Геннадьевна работала каждый день, и каждый день наблюдала за Боренькой. Скоро ему должно исполниться полгода. Она приходила в своё личное от работы время в ясельную группу, и занималась с детьми, как и другие воспитатели детдома. Но Боренька был очень красивым мальчиком. Алевтина Геннадьевна всегда смотрела на него, и видела те же глаза, такие, как у Лены. Боренька для неё был отрадой.
Бывало, в детдом приходил Юра, чаще один, но бывало, и с Катей. Приносил сладости детям. Но они всегда смотрели этим тяжёлым взглядом, который спрашивал: ты заберёшь меня? Это его пугало, даже взгляд племянника ему казался таким тяжёлым, когда он уходил из этого учреждения. Ему казалось, что эти сотни глаз говорили ему: мы обречены.
Действительно. Все дети обречены, только каждый по-своему. Кто-то рождается в богатой семье, кто-то в нищете, а бывает, что ребёнок обречён быть сиротой. И с каждым годом таких детей становится больше. Всё больше и больше. Прямая прогрессия. Никто не волен родиться там, где захочется. И никто не волен умереть, когда захочется.
Алевтина Геннадьевна заболела. Это случается с каждым. Но возраст всегда сказывает хронические симптомы заболеваний. Множество стрессов, нервное напряжение, беспокойство, и нагрузка на сердце обеспечена. Алевтину Геннадьевну увезли прямо с рабочего места в карете Скорой Помощи. Её определили в палату интенсивной терапии, и вот уже целую неделю она лежала с капельницами и таблетками.
И самым частым гостем Алевтины Геннадьевны стал Юра. В его глазах читался испуг. Именно испуг, что Алевтина Геннадьевна может уже не встать. Он думал, но всё время отгонял мысли, что родной племянник останется в детдоме, и никто из родных ему не поможет. Но он решился. И в одном из многочисленных визитов через огромное стеснение завёл разговор с Алевтиной Геннадьевной о тревожащей его проблеме.
– Алевтина Геннадьевна…
– Да, Юра? Ты что-то хотел спросить?
– Не совсем… Я боюсь
– Чего ты боишься, сынок? – умоляюще смотрела она на племянника.
– Мне стыдно. Мне стыдно признаться, но я боюсь за Бореньку. Я хотел бы стать для него опекуном, но боюсь. Боюсь, что не смогу…
– Юра. Сынок. Я не собираюсь умирать. По крайней мере, я всё равно буду с ним, даже если меня не будет. – Алевтина Геннадьевна посмотрела в лицо племянника. Тот был совершенно серьёзен, но её слова отразили в его глазах то ли ужас, то ли сильное удивление с непониманием.
– Не говорите так, – почти дрожащим голосом сказал Юра, – я имел в виду совсем другое.
– Юра. Пойми, я умру. Нет, не сейчас, не завтра, вообще. Понимаешь? Никто не вечен.
– Что вы имеете в виду?
– Ничто не вечно под Луной. Кто-то рождается, кто-то умирает, это круговорот. Только нити переплетаются, словно пряжа. Юра, не надо ничего делать. Каждому дано испытание, искушение и искупление. Только каждый видит это всё по-своему. Ты хороший парень. Знаешь, у меня вчера был юрист.
– Юрист? Зачем?
– Я написала завещание. Что я такая-то, находясь в твёрдой памяти и трезвом уме, я написала о праве наследования своей квартирой – вам.
– Кому, «вам»?
– Ну что ты, как не родной? Тебе и Кате. Но…
– Что-то не так?
– Я прошу тебя, если меня не станет…
– Алевтина Геннадьевна! – у Юры брызнули слёзы, он прильнул к ней на грудь, – не надо, не надо, прошу вас, не говорите так!
– Ну, что ты как маленький, – тихо отвечала Алевтина Геннадьевна, – успокойся, успокойся.
Через несколько минут после слезливой сцены, Алевтина Геннадьевна довольно сухо сказала:
– Послушай, Юра. Я прекрасно тебя понимаю. Не перебивай, не надо. Я понимаю, что ты не готов стать опекуном для Бореньки. Ты просто пойми. Я не хочу тебя обременять. Я просто тебя прошу, присматривай за Боренькой. Я не прошу тебя ему помогать, просто помни, что он есть. Если его усыновят, дай Бог, чтобы так было, в хорошую семью, просто не теряй его. Он вырастит и всё поймёт. Ну, а если нет, когда он подрастёт, пропиши его в мою квартиру. Я хочу это. И это моя последняя просьба.
– Алевтина Геннадьевна. Будет вам. Я вас понял, и обязательно всё сделаю. Только зачем это говорить и делать прямо сейчас?
– Юра, ты вроде современный человек, а живёшь в каменном веке. Сейчас всё делают заранее. Даже землю на кладбище покупают загодя. О будущем надо думать. Если ты думаешь, что я собралась умирать, то вот тебе! – Алевтина Геннадьевна резко дёрнула правой рукой со сжатым в кулаке кукишем.
Юрий уже совсем пришёл в себя, и увидел в тёте ту бойкую и почтенную женщину, которой всегда восхищался. И, пообещав, что исполнит её устное завещание, не говоря о нотариально заверенном, со спокойной душой отправился по делам.
*** *** ***
Алевтина Геннадьевна поправилась довольно быстро, но три недели не пролетели без следа. Она вышла на работу и увидела, что часть детей забрали в семьи, но и новые дети появились. Главное, что Боренька был рядом. Он рос. Он действительно был очень красивым мальчиком. Он уже начал произносить звуки, слоги. Ему уже исполнился год.
Каждый раз Алевтина Геннадьевна смотрела на него и видела дочь: эти глаза, подбородок, ушки. А волосы, что волосы? У детей цвет волос меняется с возрастом. Бывает, родился светлым, а потом темнеют, а бывает и наоборот.
Она работала, как и все, забывая о самой себе. Она была полноправным членом большой дружной семьи Приюта малюток, и в Алевтине Геннадьевне нуждались. Такой стаж работы с детьми был почти в центре всеобщей любви и уважения. Это был пример для воспитателей, почти идеал. Её обожают дети, и она их любит, как своих.
Алевтина Геннадьевна мало находилась дома. А если и была, то к ней всегда кто-нибудь придёт: то племянники, то соседка. Хоть у неё почти пусто в холодильнике, чаем она всегда угостит, да с вареньем.
*** *** ***
– Катя, ну пожалуйста, прекрати меня мучить вопросами!
– Ну, я не такая умная как вы, Семён Аркадьевич. Ну, кому отнести тогда флешку? Если у нас менты такие продажные?
– Ну, все не могут быть продажными. Но, я, правда, не знаю! Я же говорил тебе тогда, не лезь, не лезь, девочка! А теперь… Вот скажи мне, как теперь жить, зная, что какой-то мент добил ни в чём невинного человека до смерти, тем более, что он помог потерпевшей…
– Потерпевшей, – тихо повторила следом за доктором Катя. – Точно, потерпевшей. Семён Аркадьевич, а как нам её найти? Ведь она могла бы нам рассказать о картине происшествия?
– О! Вот это правильное дело! Вот теперь правильно мыслишь. Я подскажу тебе, что и как сделать, но я «пас». С меня хватит, меня не трогай. Согласна?
– Согласна, – со вздохом произнесла Катя, сидя на удобном мягком стуле в родной ординаторской.
– Ну, тогда, давай рассуждать логически. По факту у нас есть видео с разговором некоторых молодых незнакомых людей с сотрудниками патрульной службы. После чего один из них закончил «начатое», в общем добил. Потом камера сдвинулась, и видео обрывается. Потом у нас есть фотографии и контакты, а именно его жены. Вот тебе момент: надо найти жену. Раз. Можно попытаться сделать распечатку звонков у оператора связи, кому он звонил, и кто ему звонил. Это два. Третий момент может быть экстремальным и опасным, на твой страх и риск: выложить видео в Интернет. Вот так вот, моя дорогая.
– Дельно. Правильно говорите, Семён Аркадьевич. Но у меня возникла другая мысль. Нам нужен…
– Мне это не надо, – перебил доктор Катю.
– Хорошо, мне нужен компьютерщик, который может распознать видео. Ну, там, чёткие лица, номера машин, а потом с этим идти хоть в милицию. Как думаете, это будет доказательством вины?
– Безусловно, – подтвердил док, – но я тебе больше скажу, надо идти с этим всем к кому?
– К кому? – удивилась Катя
– Правильно, к самому мелкому, но нужному человеку!
– Это кто ж такой?
– Это, уважаемая Екатерина, участковый. И я даже знаю, куда тебе стоит сходить.
*** *** ***
После продуктивного разговора с доктором, Катя решила действовать немедленно. И компьютерщика она нашла быстро, им оказался системный администратор той же больницы. За крепкий поцелуй, и за бутылку коньяка, распитую в тот же момент, он выполнил то, что нужно было Кате. Славик сделал фото из видео с изображением всех участников событий на видео, там оказались патрульные, один молодой человек, и ещё двое. Вернее один, поодаль у автомобиля, серебристой Хонды, и в стороне, у обочины, тело пострадавшего человека, но на видео не возможно было понять, мужчина это, или женщина. Вот и появилась новая проблема у Кати. Она знала, что потерпевший в ДТП являлась женщина, и, по внешнему виду, явно худощавого, или спортивного телосложения. Надо теперь кого-то просить, чтобы её разыскать. Но как, если Катя только и помнила, что её зовут Лариса, и не более того. Придётся опять просить помощи у доктора.
– Здравствуйте, Семён Аркадьевич!
– Здравствуй, Катя! А что это у тебя в руках?
– Это? – встрепенулась Катя, – я надеюсь, это вам.
– То есть как это, надеешься, мне это, или не мне?
– Ну, не могу я! – заныла Катя. – Мне нужна ваша помощь, Семён Аркадьевич.
– Ну, тогда зачем мне что-то? Я и так тебе помогу.
– Ну, вы же говорили, что поможете только советом…
– Поэтому ты меня решила подкупить, – надулся доктор. – Может, вначале расскажешь, с чем пришла?
– С коньяком… – потупила взгляд в пол Катя.
– Ха-ха-ха! Вот дурёха! Излагай, говорю, с чем пришла!
– Семён Аркадьевич… – всё так же робко, и с неудобством розовела Катя. – В общем, мне нужно узнать о «нашей» потерпевшей. Ну, там, как зовут, где живёт, вообще, любую информацию.
– И поэтому, ты с коньяком?
– Да, – всё так же робко отвечала Катя.
– Ох, смешная девка! Давай «подарочек», он кушать не просит. Потом вместе раскупорим, когда всё сделаем. Садись, давай, сейчас помогать буду.
Доктор открыл пару ящиков встроенной тумбочки в стол, пошарил рукой, и извлёк оттуда толстую папку с листами.
– Ну, что, давай искать. Так, прошлый год, февраль… апрель… июнь… вот и июль, – Семён Аркадьевич взглянул поверх очков на Катю, и кивнул ей, – Дату то помнишь, какого июля наше ДТП?
– Пятница, тринадцатое, – серьёзно ответила Катя, на её лице иронии не было.
– Серьёзно? Вот оно как. Ну вот, в пятницу мы оформляли двоих, и обе женщины, эта нам не подходит по возрасту, значит, эта.
Семён Аркадьевич вытащил лист из открытой папки, где красовались данные о пациенте, и документальные данные, и протянул его Кате.
– А ты молодец, хорошо соображаешь, тебе бы детективом работать, – начал док, но увидел, как Катя собирается этот лист забрать себе. – Стой! Оставь это!
– Почему это? – удивилась Катя.
– Потому что это мой архив! Если хочешь, можешь переписать данные, но забирать нельзя. Ты хочешь, чтобы меня уволили? Если об этом кто узнают, не только мне по шапке попадёт.
– Поняла, я ничего не видела, ничего не знаю.
– Вот и молодчина! А коньяк мы с тобой потом попьём!
*** *** ***
На улице уже совсем наступила зима. В городе лежал снег, а в области поля и леса были украшены зимними нарядами. Снег хрустел под ногами, изо рта валил пар, словно от паровоза. Лица людей были розовыми от мороза. Кто-то топтался на местной остановке, постукивая нога об ногу. Катя вышла со старого автобуса, и теперь смотрела по сторонам, куда идти теперь. Увидев в стороне стоящую пожилую женщину, решила подойти к ней, наверняка знает, где какая улица и дом.
– Здравствуйте. А вы не подскажете, улица Горького, в какую сторону?
Женщина, насупившись, недобро взглянула на девушку, и заскрипела басистым голосом:
– Это и есть улица Горького. Куда надоть?
– Ну, жилой дом, номер… Сейчас, вот, – Катя достала из кармана записку, и чётко произнесла полный адрес: улица Горького, семнадцать, сорок восемь.
– Чёйты туды собралась? Я живу в этом доме.
– Да я в гости к подруге приехала, с города. К Ларисе…
– А, Ларка-то? Знамо дело, инвалидка. В общем, иди прямо, потом поверни налево, там облезлая четырёхэтажка. Там её квартиру сама найдёшь, – направляла бабушка левой рукой в направлении дороги.
– Спасибо вам большое! Спасибо.
Катя пошла всё быстрее, имея новый ориентир, и от того, что ноги сильно замёрзли. Но, идти пришлось не долго. Она заметила это «чудо советской строительной инженерии ещё метров за триста, и скосила угол. В поселковом пейзаже в основе были частные дома, и хрущовки было видны далеко. Замёрзшая Катя, закрывая пол-лица варежкой, и с сумочкой в левой руке, спешила в тепло.
Но появившись у нужного подъезда, и войдя в простую деревянную дверь, Катя не обнаружила разницы между улицей и подъездом, – было так же холодно. Подниматься пришлось на четвёртый этаж. Еле передвигая ногами, превозмогая себя, Катя нашла нужную дверь под заветным номером 48. Пару раз нажала на клавишу звонка, но он не работал, пришлось стучаться. Катя стучала долго, но с интервалами, руки тоже замёрзли. Через некоторое время Катя услышала, что кто-то шагает к двери, и взбодрилась. Дверь открылась, из щели на Катю смотрела женщина средних лет, с костылём, очень худая.
– Чего тебе? – злобно спросила та
– Я ищу Андрееву Ларису, – оживилась Катя.
– А ты кто такая?
– Я медсестра, приехала из города, мы вас в прошлом году забирали после ДТП.
– И у тебя ещё наглости хвалило ко мне придти?
– Мы вообще-то вас спасали…
– Из-за вас я чуть не умерла! – вскрикнула, и хотела уже закрыть двери, но Катя опередила её, и сунула ногу в дверной проём, и негостеприимная Лариса, поскользнувшись, упала. Катя тут же открыла дверь, и стала помогать Ларисе, чтобы встать и помочь переместиться в комнату, где хозяйка уже спокойно села.
– А ты не простая девочка! – всё так же озлобленно обратилась Лариса.
– Вы меня простите, если что не так. Я, пожалуй, пойду, – сказала Катя, и вся трясясь от холода, уже собралась уходить.
– Постой! Ты же вся продрогла. Давай чаем напою, что ли?
Закрыв входную дверь, и помогая Ларисе, Катя оказалась на кухне. Мебель была старой, но крепкой. Слово за слово, они разговорились. Кате уже не казалось, что Лариса выглядела как старуха, просто плохо и тепло одетая женщина так ходила дома, так как было очень холодно, и с отоплением беда. Под парами горячего чая, обе немного согрелись, и Катя поведала Ларисе, что она жива благодаря погибшему от рук одного из инспекторов ДПС. Лариса рассказала, что она бегает каждое утро, вернее, бегала, до этого случая, который сломал ей жизнь. Так же было и тогда, в пятницу, тринадцатого июля две тысячи первого года. Бывшая спортсменка, теперь детский тренер, бежала по своему обычному городскому маршруту. Жила она у тёти, а теперь здесь, в своей квартире в посёлке. Тётка отказалась ухаживать за больной, и Лариса уехала домой, к маме. Катя показала видео со своего телефона, и Лариса дополнила картину произошедшего в тот день. Оказалось, Ларису сбил автомобиль прямо на пешеходном переходе, тем более что на дороге в этот момент не было вообще транспорта. Лариса ещё вспоминала какого-то мужчину, который смотрел на неё сверху, он и привёл её в сознание. Но его она почти не помнит.
Всё встало на свои места в картине происшествия в голове Кати. Оставив свои контакты, номера мобильного и городского телефона, Катя стала собираться домой. Лариса же ответила, что у неё мобильного нет, поэтому, она тоже дала только номер городского телефона. Но пообещала позвонить, если понадобиться помощь.
Выйдя от Ларисы, Катя выключила кассетный диктофон, заранее подготовленный для этого случая, и только убрав его в сумочку, увидела ту самую ворчливую бабушку. Она поднималась по лестнице, тяжело дышала.
– О! Красавица! Ну, чегой, проведала Ларку-то?
– Да, спасибо вам. Я её даже не сразу узнала, давно её не видела.
– Ну, дык, приезжай к ней чаще, вот делов-то!
– Да, теперь буду видеться чаще.
– Ну, давай, милая! И к Федотовне заходи. Это я, если что…
– Спасибо, обязательно как-нибудь зайду к вам.
– Иди с Богом!
*** *** ***
Употребляя коньяк, который приобрела сама Катя для Семёна Аркадьевича, на столе в ординаторской БСМП лежали настоящие улики в деле о ДТП. Только об этом знали только двое: доктор и медсестра. Флеш-карта с оригинальным видео, листы с документами, на которых были лица с места происшествия ДТП, и номера автомобилей, и теперь ещё и аудиокассета с записью потерпевшей. Доктор Рыжов и медсестра Лапшина обсуждали, что им теперь с этим делать. По сути дела стоял вопрос: нести все собранные вещи в милицию, или нет. Катя категорически стояла на том, чтобы Семён Аркадьевич, на правах старшего, отнёс собранные улики. Семён Аркадьевич же, в своё оправдание, отнекивался, и отвечал, что на его репутацию может пошатнуться. Он дорожил своей должностью, но и понимал ответственность за бездействие со своей стороны, как участника, но и как любой честный мужчина.
Бутылка коньяка опустела, но решение единогласно принято не было. Не зная, что делать, они хотели уже собираться домой, каждый к себе, как доктора осенило:
– Катя, я знаю, кому надо отдать всё это! – твёрдо сказал опьянённым голосом доктор.
– Кому? – так же косо и пьяно смотрела на него Катя.
– У нас в четыреста второй лежит некий Грачёв, Евгений Михайлович, вроде бы он инспектор ДПС. Может, вернее всего, у него есть знакомые в милиции, кого это заинтересует. А там была-небыла! А мы и нипричём…
– Давайте это сделаю я. Я у него вчера была. Ну, намекну…
– Тогда говори по-другому: предложи ему, ну например, другую палату, получше, или дополнительное лечение, за наш счёт. За это можешь не волноваться, я помогу.
– Так и сделаем…
ГЛАВА 5. ПОПЫТКА.
Боре скоро должно исполниться два годика. Он не знал родителей, зато у него было столько нового и светлого. По крайней мере, так кажется любому ребёнку. Он и вправду был очень красивым, среди таких же равных себе детей, и его берегли. Вернее, его берегла Алевтина Геннадьевна, а её берегли все, все без исключения: весь персонал, директор, да и дети, естественно.
Баба Аля была всегда рядом с Боренькой. Она боялась. Боялась, что внука заберут в приёмную семью, она не хотела этого знать и видеть своими глазами. Но она ждала. И дождалась.
Был обычный весенний вторник. Вернее, настоящий весенний день. Солнце ярко светило в большие окна детского дома. Хотелось гулять и дышать этим воздухом. И дети гуляли, впрочем, как и всегда, но с наступлением весны все были радостными, и улыбались молодым лучам Солнца.
