Читать книгу Красная роза. Документальная повесть - Сергей Александрович Парахин - Страница 7

21 февраля 1913 года в восемь часов утра двадцать один пушечный выстрел из Петропавловской крепости возвестил о начале торжественного и всенародного празднования 300-летия царствования дома Романовых. Празднично зазвонили колокола. День этот, на радость верноподданным, по всей Российской империи был объявлен неприсутственным. Сам же год великого юбилея велено было упоминать как вершину процветания империи.

Тем временем сибирский вурдалак Григорий Распутин, вольготно устроившись в дворцовых покоях, нагло бесчинствовал в царской семье.

26 мая 1913 года молодой российский авиаконструктор Игорь Иванович Сикорский с замиранием в сердце поднял в воздух первый в мире четырехмоторный самолет «Русский витязь».

27 августа 1913 года в Киеве над Сырецким полем известный отчаянной храбростью штабс-капитан Нестеров Петр Николаевич на самолете «Ньюпор-4» впервые в мире выполнил «мертвую петлю», чем положил начало высшему пилотажу.

Путем неимоверных усилий, беспримерного мужества и тяжелых жертв норвежцем Руалем Амундсеном и британцем Робертом Скоттом был достигнут Южный полюс Земли.

Американский химик Терри Уильямс ради красоты своей любезной сестры Мейбл изобрел тушь для ресниц, знаменитую ныне «Maybelline».

Из тиши библиотек Копенгагенского университета Нильс Бор возвестил миру о новейшей и фантастической модели строения атома.

В Лондоне вышел в свет и был распродан с прилавков за один день увлекательнейший роман Артура Конона Дойля «Затерянный мир».

А в благословенной Румелии, среди кипарисовых аллей и оливковых рощ, возле скалистых берегов Босфора, гремели жаркие бои. Южные славяне в который уж раз сошлись в кровавой схватке с жестокими османами.

Уходили на балканские фронты эшелоны с русскими добровольцами, и сердца оставшихся на перроне юных барышень сжимались до слез под бодрые звуки «Прощания славянки».

Никому не известный юноша Георгий Жуков исправно работал подмастерьем в скорняжной лавке.

Ефим Данилович Парахин родился в 1913 году в деревне Парахино, что возле села Успенье Орловской губернии. Точная дата рождения, число и месяц, к сожалению, сегодня позабылась. Указанная во всех нынешних документах дата (20 января) взята Ефимом Даниловичем в 1943 году, после освобождения из фашистского плена, как день второго рождения из мрака смерти на свет божий.

Босоногое детство Ефима пришлось на годы Революции и Гражданской войны. В 1919 году в усадьбе бывшего помещика Мишина крестьянами-бедняками была создана коммуна «Красная роза», где председательствовал поначалу его отец, Данила Сергеевич Парахин. Вот так мальчишке и довелось с малых лет стать коммунаром.

Со временем в хозяйстве появился колесный трактор американского производства «Фордзон». Босоногий малец, как галчонок, размахивая руками, бегал по вспаханному полю за механическим чудом. Он задорно вскакивал на железное крыло и восторженно глядел на движение рычагов, педалей, механизмов, на уверенные действия тракториста.

А в пятнадцать лет парнишка уже сам стал коммунарским трактористом.

Случилось это так. Летом 1928 года доморощенный механизатор, молодой парень, уехал из коммуны на заработки – на угольные шахты Донбасса. Осиротевший трактор одиноко застыл в поле на меже.

Ефим азартно, тайком ото всех решил попробовать завести мотор и поехать. И ведь получилось! Трактор двинулся по борозде. Ефим был мал ростом и разместился под сиденьем, так как иначе он не доставал ногами до педалей. По этой причине он с головой скрывался за высокими крыльями колес, и со стороны не было видно, кто управляет агрегатом. Будто бы тот сам по себе едет. Но председатель коммуны М. В. Горбатых быстро разобрался в ситуации и своей властью насовсем закрепил подростка за трактором. Перекрестился председатель-коммунист и прошептал: «Слава богу, родился тракторист».

Так и повелось. Весной и летом – работа на тракторе в поле, осенью и зимой – учеба в школе.

В 1928 году Ефим вступил в комсомол. В 1931 году закончил школу колхозной молодежи на базе семилетки (ШКМ).

Однажды над вспаханным полем низко протарахтел мотором одинокий самолет. В те годы это было большим событием в деревне, и оно долго на все лады обсуждалось сельчанами. Парень задумчиво смотрел вслед крылатой машине, а когда та скрылась за горизонтом, тяжело вздохнул и вновь сел за руль своего «Фордзона».

Проработав последнее лето на тракторе, осенью 1931 года Ефим уехал в Воронеж, где поступил в Воронежский авиационный техникум на самолетостроительное отделение.

В 1933 году, уже учась на втором курсе, он как-то проходил мимо здания ОСАВИАХИМ3 и увидел большой плакат – «Комсомолец, на самолет!». Там же было и объявление о наборе в Тамбовское летное училище гражданского воздушного флота.

Самолеты строить – дело хорошее, но соблазн летать самому был слишком велик.

В обкоме комсомола с трудом выпросил путевку и, никому ничего не говоря, «зайцем» махнул в Тамбов, где поступил в школу пилотов и авиатехников. В 1935 году успешно ее закончил. Воронежский техникум, разумеется, пришлось бросить.

Это были незабываемые годы становления советской авиации.

В 1933 году Валерий Чкалов поднял в небо поликарповский И-16 – лучший в мире истребитель того времени.

В 1934 году – знаменитая челюскинская эпопея. Летчики-полярники А. В. Ляпидевский, С.А Леваневский, В. С. Молоков, Н. П. Каманин, М. Т. Слепнев, М. В. Водовьянов, И. В. Доронин – первые Герои Советского Союза.

В 1937 году экипаж в составе Валерия Чкалова, Георгия Байдукова и Александра Белякова на туполевском АНТ-25 совершил беспосадочный перелет из Москвы через Северный полюс на Американский континент.

Советское небо гордо бороздил восьмимоторный гигант «Максим Горький»

Из всех репродукторов страны бодро гремел «Марш авиаторов».

В 1934 году Совнарком СССР принял решение о реорганизации органов управления Гражданского воздушного флота (ГВФ). Было образовано 12 территориальных управлений, в том числе и Восточно-Сибирское управление ГВФ с центром в городе Иркутске. Возглавил это управление Голованов А. Е., впоследствии герой Великой Отечественной войны, главный маршал авиации.

Вот туда, на сибирские просторы, и был направлен после окончания Тамбовского училища молодой летчик Ефим Парахин. С 1935 по 1939 год служил в летном составе Иркутского авиационного отряда. Стал летчиком 1-го класса.

В Иркутске, кроме «сухопутного» аэропорта с грунтовой взлетно-посадочной полосой, действовал еще и гидроаэропорт, расположенный на реке Ангаре, в районе устья ее притока Ушаковки. Именно с вод Ангары поднимались гидросамолеты, летавшие на Крайний Север. Из Иркутска летчики прокладывали маршруты воздушного пути с выходом на дальневосточные и полярные морские побережья – к Охотскому морю, к морю Лаптевых.

С 1928 по 1941 год действовала первая в Советском Союзе гидроавиационная служба на линиях Иркутск – Бодайбо и Иркутск – Якутск.

Самолеты с ночевками преодолевали расстояние до Бодайбо за 30 полетных часов, а до Якутска – за 56 полетных часов. Зимой рейсы в один конец длились до девяти суток. Полеты осуществлялись без радиосвязи. Нередко случались поломки самолетов и вынужденные посадки.

С «сухопутного» аэропорта самолеты отправлялись в Читу, Новосибирск, Ургу (Улан-Батор).

В 1939 году Ефим Данилович назначен заместителем начальника Якутского авиаотряда. В 1940 году вступил в ряды членов ВКП (б).

Якутская АССР расположена в «полюсе холода» северного полушария планеты. Зимой 1885 года в Верхоянске зарегистрирована температура минус 67,8 градуса, а зимой 1938 года в Оймяконе зарегистрирована температура минус 77,8 градуса.

В Якутске гидроаэропорт действовал с 1928 года на берегу реки Лены.

С 1935 года вступил в строй Якутский «сухопутный» аэродром с грунтовой взлетно-посадочной полосой. Совершались полеты в Вилюйск, Оймякон, Алдан, Усть-Маю, Нелькан, Чурапчу. Была создана и широко использовалась «исполкомовская авиация» (У-2, П-5, Я-6), предназначенная для связи столицы Якутии с районными центрами и отдаленными приисками.

В зависимости от состояния грунта или снежного покрова (весной и осенью) приходилось на промежуточных аэродромах менять колеса на лыжи, и наоборот. Для этого оборудовали по две взлетно-посадочные полосы – грунтовую и снежную.

Самолеты той эпохи – У-2, ПС-7, Г-1, МП-6, МП-1 (Т), Я-6, П-5 – были малоскоростными, с моторами малой мощности, с открытыми пилотскими кабинами. Летом – колесное шасси (на суше) или поплавки (на воде), зимой – лыжи.

Удивительны были летные «доспехи». На ногах – мохнатые унты. Поверх мехового комбинезона летчик надевал на себя тулуп, лицо закрывал меховой маской (в полете всегда нарастали ледяные сосульки в прорезях для рта и носа). На руках были натянуты до самых локтей трехпалые меховые краги, связанные крепкой тесьмой, перекинутой за шею, чтобы их не сорвало струей воздуха за борт самолета.

Одним словом, легендарная северная авиация.

Одной из главных задач отряда являлась перевозка приискового золота. Золото перевозилось в брезентовых мешках, помещалось в специальные контейнеры под крыльями самолета. Контейнеры тщательно опломбировывались. Доступ пилота к контейнерам во время полета исключался.

О золоте всегда ходило много легенд и баек. Ефим Данилович утверждал, что как-то в Магадане, в обувной мастерской, сапожник подбил ему подошвы сапог золотыми гвоздями (других, мол, не было). Потом, где-то при многочисленных переездах, эти сапоги якобы пропали бесследно.

Запомнилась одна история. В конце тридцатых годов один из летчиков Якутского авиаотряда как-то заразился «золотой лихорадкой». Прилетел из Магадана в Якутск со вскрытым контейнером, без золота (на маршруте приземлился, вскрыл контейнер, закопал золото). Во время следствия утверждал, что попал в метель, «болтанку», снежные разряды, потерял ориентиры, на малой высоте задевал за верхушки сосен – вот контейнер и открылся, а мешок выпал. Невероятно, но факт – поверили! В тридцатые-то годы!

Прошло время. Отгремела Великая Отечественная война. Тот летчик воевал храбро, остался жив, ничем себя не запятнал. В мирные послевоенные дни он взял отпуск и отправился отдыхать на Байкал. Добрался до Якутска. Нашел в тайге приметное ему одному место. Откапал свой клад. Долго ли, коротко ли, нашел сговорчивого зуботехника, продал ему золото. Казалось бы, все позади, живи да радуйся. Но тут посыпались жалобы на вставные зубы со стороны пациентов стоматологических клиник. Выяснилось: золото – да не то. Требуется техническое, а не самородное. И поехал летчик снова в Магадан, уже не добровольно.

Быль это или небыль – кто знает.

Время шло. У Ефима Даниловича увеличивался общий налет часов. Приобретался бесценный опыт полетов в экстремальных условиях.

В мире было тревожно. Полыхали войны в Испании, в Китае, в Абиссинии. Мюнхенский сговор открыл дорогу гитлеровской агрессии в Европе.

Под натиском танковых клиньев вермахта, под бомбовыми ударами люфтваффе пали Чехословакия, Польша, Дания, Норвегия, Бельгия, Голландия, Франция, Югославия, Албания, Греция.

Пришел на советскую землю грозный 1941 год.

Рапорт Ефима Даниловича об отправке на фронт был удовлетворен. Но на боевых машинах летать сразу не пришлось. Судьба распорядилась по-своему. Вчерашних пилотов Гражданского воздушного флота стали готовить к роли фронтовых извозчиков.

23 июня 1941 года, на второй день войны, Совет народных комиссаров принял постановление о подчинении в оперативном управлении Гражданского воздушного флота Народному комиссару обороны Советского Союза и формировании из личного состава ГВФ особых авиационных групп. Непосредственно для обслуживания Народного комиссариата обороны и Народного комиссариата военно-морского флота была сформирована Московская авиационная группа особого назначения – МАГОН ГВФ с базированием на аэродроме «Внуково». В этой группе были собраны лучшие летчики гражданской авиации СССР. Уже 1 июля был подготовлен к вылету 51 самолет ПС-84.

Транспортный самолет ПС-84 был двухмоторным монопланом, вариантом грузопассажирского лицензионного американского самолета DС-3. Экипаж – 6 человек, вместимость – 24 пассажира или 1600 килограммов груза. В первые месяцы войны ни вооружения, ни парашютов для экипажа на этих машинах не предусматривалось. Вооружение начали устанавливать только с сентября 1941 года – один пулемет 12,7 мм в турельной установке, два пулемета 7,62 мм по бокам фюзеляжа, один пулемет 7,62 мм в носовой части. С сентября 1942 года самолет стал называться Ли-2. Под этим именем он и вошел в историю Великой Отечественной войны.

Начались полеты по обслуживанию нужд фронта.

На войне нет легких и безопасных должностей.

Летать приходилось много: и на фронт, и за линию фронта, и в тыловые районы страны – куда прикажут.

В октябре 1941 года танковые клинья гитлеровского генерала Гейнца Гудериана рванули моторами на город Орел с директивой – выйти на Тулу и Москву. Советский генерал Лелюшенко Дмитрий Данилович с крайне малыми силами вступил с фашистами в бой. Наша транспортная авиация днями и ночами без сна и отдыха везла на участок вражеского прорыва войска, вооружение, боеприпасы. Экипажу Ефима Даниловича поступил боевой приказ – высадить группу автоматчиков на аэродроме в городе Орел.

Приняли десант, взлетели, легли на курс. Добрались нормально. При подходе к городу с борта самолета наблюдались пожары, перестрелка на улицах, а совсем близко к западной окраине города уже подходили механизированные войска врага – танки и автомашины. При посадке на аэродром увидели, что внизу тоже идет жаркий бой – стрельба, трассы очередей, разрывы снарядов. Приказ надо выполнять. Сели прямо в огонь. Десант – с самолета прямо в бой. Пора взлетать. Но из двух двигателей один работает, а другой заглох. На одном двигателе никак не взлететь. Стрельба уже идет на взлетной полосе и по самолету. По какому-то случаю в кабине экипажа находился сотрудник особого отдела НКВД. Чекист достал откуда-то ракетницу, зарядил ее, направил на приборную доску и заявил, что если самолет не взлетит, то он его подожжет, чтобы не сдавать машину врагу. Экипаж, опасливо поглядывая на особиста, погнал самолет на одном моторе сквозь стрельбу и разрывы по взлетной полосе. В самом конце взлетной полосы внезапно заработал второй мотор. Самолет взлетел. Легли на обратный курс. Домой добрались нормально.

В другой раз, там же под Орлом, выполняли задание по доставке на передовую боеприпасов. На борту плотно друг к другу стояли ящики с бутылками, наполненными горючей смесью. Таким оружием наша героическая пехота уничтожала фашистские танки и бронетранспортеры. Но на пути транспортников встретились немецкие «мессеры». Завязался неравный воздушный бой. Вскоре огнем противника в машине Ефима Даниловича воздушный стрелок и турельная установка были выведены из строя.

В самолете возник пожар – загорелись ящики с бутылками. Огонь начал распространяться. В жарком огне и ядовитом дыму члены экипажа сумели пробраться к дверям и их открыть. За борт полетели горящие ящики с бутылками. На людях горит одежда, трудно дышать, пламя обжигает руки, лица, но экипаж не прекращает борьбу с огнем. Вражеские летчики-истребители злорадствуют. Они подошли вплотную к транспортнику, оказавшемуся в одиночестве и в беде. Ефим Данилович и его второй пилот вытворяли чудеса пилотажа маневрируя тяжелой машиной, как говорится – вопреки всем законам аэродинамики.

Стремились всеми силами уйти от вражеского огня. Последнее, что оставалось, так это со злости стрелять по фашистам, по их наглым физиономиям в открытую форточку из ракетницы и пистолетов, а бортовой механик и радист азартно бросали бутылки по гитлеровцам в открытую дверь. Покинуть самолет экипаж не мог – нет парашютов. Производить вынужденную посадку некуда – внизу нет подходящей площадки. Так в сопровождении конвоя из вражеских истребителей дотянули до места приземления. Наши зенитчики прикрыли огнем горящую машину, отогнали немецкие самолеты, дали возможность произвести посадку. Большая часть груза была доставлена по назначению. Задание было выполнено.

Глубокой осенью 1941 года враг подошел к самым стенам Ленинграда. Ефиму Даниловичу довелось увидеть подвиг его защитников. В осажденном городе царил страшный голод. Ленинградцы остро нуждались в помощи с Большой земли. Ладога еще не покрылась льдом, и «дороги жизни» в те дни не было.

По заданию Ставки Верховного Главнокомандования наши транспортные самолеты повезли в город продовольствие. Недалекое расстояние с аэродромов подскока Кушевры, Хвойная, Тихвин и Новая Ладога позволяло совершать нашим экипажам по несколько полетов в день. Самолеты везли крайне необходимое людям продовольствие – муку, крупу, мясо, масло, колбасу, консервы, сгущенное молоко, сахар, соль и многое другое. Обратным рейсом на борту самолета рассаживали голодных, истощенных детей. Наши транспортники нагружались, что говорится, «под завязку». Все нормы мирного времени были напрочь забыты. Брали в Ленинград по три тысячи килограммов груза при норме полторы тысячи. Усаживали в рейс на Большую землю пятьдесят детишек вместо двадцати одного.

Частота и массовость полетов транспортных самолетов в город Ленинград не остались незамеченными противником. Фашисты бросили на Ладогу свои истребители. Однако закрыть нам путь фашистам не удавалось. Огонь наших воздушных стрелков часто валил фашистских молодчиков на дно озера. Нашим экипажам тоже доставалось.

На всю жизнь запомнился Ефиму Даниловичу осенний полет 1941 года. Взлет с Ленинградского аэродрома. Взят курс на Большую землю. На борту самолета дети. Поначалу все шло хорошо. Но все же над гладью Ладожского озера из облаков свалились «мессеры». Мимо носа самолета прошла огненная трасса. Капот мотора лизнули языки пламени, и потянулся шлейф черного дыма. Руки Ефима Даниловича из последних сил сжимают штурвал. Машина горит. Внизу – холодная купель зимней Ладоги. Фашисты не уходили, били сверху очередями по горящей машине. Добивали.

С борта подбитой машины в штаб Ладожской флотилии пошел радиосигнал бедствия: «На борту дети. Самолет горит. Садимся на воду. Окажите помощь». Самолет покачивается на волнах, держась крыльями на поверхности. Фюзеляж постепенно наполняется ледяной водой. Яростно ощетинившись зенитным огнем, вздымая форштевнем пенную волну, к тонущему самолету полным ходом спешил какой-то буксир. Экипаж самолета и моряки работали быстро, четко, без паники. Сорок шесть детей и семь членов экипажа были спасены. Все эвакуированы на берег, на Большую землю.

Потом у Ефима Даниловича случилось воспаление легких. Город Ярославль, госпиталь в здании старейшего в России драматического театра. После излечения – снова в строй.

В феврале-марте 1942 года приходилось доставлять боеприпасы для бойцов и фураж для боевых коней гвардейского кавкопуса генерала Белова Павла Алексеевича, который попал в окружение под Вязьмой. Летали по ночам. Садились на костры заснеженных лесных аэродромов. Обратно увозили раненых, обмороженных, больных.

В апреле 1942 года командование наконец-то удовлетворило рапорт Ефима Даниловича о переводе в боевую часть.

Десять пилотов из Московской авиагруппы, в том числе и Ефим Данилович Парахин, пополнили состав 752-го бомбардировочного полка дальней авиации.

Авиация дальнего действия как вид сил центрального подчинения была создана 5 марта 1942 года. Целью Авиации дальнего действия являлось выполнение задач стратегического значения: нанесение бомбовых ударов по административно-политическим и военным объектам глубокого противника; нарушение транспортного сообщения противника, уничтожение складов в ближайшем тылу, бомбардировки противника на линии фронта для обеспечения стратегических операций.

Большой вклад в создание Авиации дальнего действия внес генерал Голованов Александр Евгеньевич, к слову сказать, хорошо лично знавший Ефима Даниловича по совместной довоенной службе в Иркутске и Якутске. В 1935—1937 годах он был начальником Восточно-Сибирского управления Гражданского воздушного флота.

В течение всей Великой Отечественной войны Авиация дальнего действия являлась резервом Ставки Верховного Главнокомандования. Основу боевого самолетного парка составляли бомбардировщики ДБ-3Ф (Ил-4).

Бомбардировщик ДБ-3Ф с марта 1942 года стал называться Ил-4. Это был двухмоторный цельнометаллический моноплан с дальностью полета до 4 тысяч километров и с бомбовой нагрузкой до 2,5 тысяч килограммов. Экипаж состоял из четырех человек. Самолет имел пулеметное вооружение для защиты от истребителей врага.

Быстро прошло для Ефима Даниловича время обучения на новом типе самолета, переподготовки и ввода в боевой строй. Собран экипаж. А закреплен за экипажем был новенький, прямо с завода, бомбардировщик Ил-4 с надписью на борту «Хабаровский комсомолец». На этом самолете и предстояло Ефиму Даниловичу с экипажем лететь на первое боевое задание.

Как командир экипажа, Ефим Данилович заглянул в формуляр самолета для знакомства с его летными данными.

На одной из первых страниц было написано:

«Командиру экипажа. Нас не берут на фронт. Говорят – мы молоды, хотя нам уже по 16—17 лет. Мы, комсомольцы Хабаровщины, трудом своим будем ковать победу. Отправляем на фронт боевой бомбардировщик, в который вложили свой труд, свои молодые сердца. Несите на этих крыльях смерть бесноватому фюреру, колченогому Геббельсу, всем фашистам. Смерть немецким оккупантам!»

(Парахин Е. Д. Обыкновенный герой. Записки советского летчика. Ridero, 2016.)

Сердце защемило.

И вот – первый боевой вылет.

По данным нашей разведки, на вражеском аэродроме в районе Брянска обнаружено большое скопление транспортных самолетов противника. Получен боевой приказ – уничтожить самолеты, служебные помещения, склады горючего и боеприпасов, вывести из строя летное поле. Из десяти пилотов, пополнивших накануне полк, в этом боевом вылете – восемь держали экзамен. Держал экзамен и Ефим Данилович. Метеоусловия не позволяли вылететь ночью, взлетели лишь на рассвете. На дальних подступах к цели наши бомбардировщики были перехвачены истребителями противника. Прикрытия с нашей стороны не было. Завязался неравный воздушный бой.

«Хабаровский комсомолец» был основательно изранен – пробит фюзеляж, заклинило систему управления, вышло из строя внутреннее переговорное устройство. Казалось бы, есть все законные основания прекратить полет. Но боевую задачу надо было выполнять. Кроме того, не хотелось обмишуриться в первом же боевом вылете. Да и наказ хабаровцев был не пустым звуком. Самолюбие взяло верх.

Ефим Данилович повел машину вперед, на объект. Немцы пытались поднять свои самолеты с аэродрома в воздух, чтобы убрать их из-под удара. Сверху хорошо было видно блестящие диски вращающихся винтов, беспорядочное движение на рулежках. С первого же захода сбросили бомбы. Внизу – взрывы, густой дым, застилающий аэродром, пожары. Боевое задание успешно выполнено. Но в воздухе рвались зенитные снаряды врага, один из них угодил в самолет. Дела совсем стали плохи. Связи с полком не стало. Нарушено управление рулями. Поведение самолета стало непредсказуемым для пилота.

При отходе от цели на покалеченный самолет снова накинулись немецкие истребители. Но наши воздушные стрелки дали достойный отпор наглецам. Один из фашистов отвесно пошел к земле, второй показал хвост дыма. Но бой не был окончен, враг не отставал. На израненном самолете невозможно было свободно маневрировать. Пришлось опуститься до самой земли и на фоне ее отрываться от преследователей. При посадке на родном аэродроме самолет развалился – отвалилась его носовая часть и хвост. Экипажу пришлось выбираться из-под обломков. На автомашине подкатил командир полка. Выслушал доклад, посмотрел на останки боевой машины, сказал экипажу: «Не огорчайтесь. Бывает и хуже».

С августа 1942 года – Сталинград. Делали до пяти боевых вылетов в прифронтовую полосу противника за ночь. Боеприпасов и горючего имелось в достатке. Не хватало экипажей. Позывной Ефима был – «Ольга-45». За каждый вылет каждому члену экипажа выдавали по сто граммов водки и по шоколадке (завтрак, обед и ужин, само собой, по распорядку дня в летной столовой).

При возвращении после выполнения очередного боевого задания, еще в воздухе, в эфире часто звучал девичий голос: «„Ольга-45“, еще по 100 граммов готовы заработать? К дозаправке машины все готово». Ни разу не было случая, чтобы кто-нибудь пробовал отказаться.

Пьяными себя не чувствовали. Страшно становилось только после последнего приземления, утром на рассвете. Тогда же наступало и опьянение. Валились спать, не снимая сапог. А в фюзеляже и в плоскостях – десятки пробоин различной величины и формы. Приходилось даже сажать машину лишь на одно единственное уцелевшее шасси.

19 ноября 1942 года началось контрнаступление Красной армии под Сталинградом.

23 ноября 1942 года в районе Калача замкнулось кольцо окружения вокруг 6-й армии гитлеровского генерала Фридриха Паулюса.

В ночь на 28 ноября 1942 года был получен приказ – бомбовыми ударами уничтожить живую силу и военную технику окруженного врага в районе села Россошки и аэродрома Воропоново. Это был 90-й боевой вылет экипажа Ефима Даниловича. В штурманской кабине – лейтенант Яков Соломонов. У рации – сержант Габачиев Агубекир Масаевич, он же воздушный стрелок турельной установки. От люковой пулеметной установки нижней полусферы и, соответственно, стрелка к тому времени решили отказаться. Эффективность этой огневой точки была крайне невелика, а вот экономия в весе боевой машины оказалась весьма значительной, да и стрелков не хватало, каждый боец был на счету.

Ночь, метель, снегопад. Шли несколькими полками, эшелонированно по интервалам и высоте. Прошли линию фронта, ее ночью отчетливо видно на земле по вспышкам выстрелов, по очередям трассирующих пуль, по осветительным ракетам. Зенитный огонь врага уже выстроил завесу разрывов, но был еще несколько впереди. По небу шарили лучи прожекторов, как будто бы длинными оглоблями махали по нашим самолетам. Осветители развесили над целью свои «люстры». Немецких истребителей по ночному времени в небе не было. «На боевом курсе!» – доложил штурман. Запах сработанных пиропатронов дал знать – бомбы сброшены.

Внезапно – удар по правому крылу. Такое ощущение, будто сверху кто-то из своих сбросил бомбу. Вспышка, взрыв. Самолет объят пламенем, перебито управление. Дюралевая обшивка крыла горит, как порох. Ефим Данилович дал команду: «Экипаж, покинуть машину!» Штурман открыл нижний люк, выпрыгнул. Струей воздуха потянуло в кабину огонь и дым. У Ефима Даниловича загорелись унты на ногах, пламя обожгло лицо и руки на штурвале. От дыма перехватило дыхание.

Откинул фонарь кабины, вывалился из горящего и уже неуправляемого самолета. Когда парашют раскрылся, Ефим Данилович почувствовал левой ногой холод. Мелькнула мысль, что оторвало ногу.

В это время в небе вспыхнули светящиеся бомбы (САБ). Их сбросили наши самолеты-осветители. Стало светло как днем. Ефим Данилович осмотрел себя. Ноги вроде бы целы, но на левой ноге нет унта. Над головой висят «люстры», слышен гул самолетов, разрывы бомб и зенитных снарядов, мимо проносятся со свистом сброшенные бомбы.

Земля встретила летчика сильным ударом. Ефим Данилович сбросил парашют, выпутался из строп и дал стрекача от места приземления. Враг близко, да и свои бомбы летят на голову. На пути попалась воронка, нырнул в нее. Земля в воронке была еще горячая и таял снег. Левую ногу кое-как обмотал шарфом. Осмотрелся. Небо закрыто сплошной облачностью, звезд не видно. Никак не сориентироваться. Запоздалый самолет, сбросив бомбы, уходил домой. За удаляющимся гулом нашего самолета двинулся и Ефим Данилович. Свет ракет, трассирующие пули, зарево от пожаров указывали направление к линии фронта, но до нее было еще далеко. Восемь дней и ночей блуждал сбитый летчик в огненном кольце немецкого «котла». Почернели обмороженные руки, ноги, лицо. Холод, голод, жажда. Уже нет сил переставлять ноги по глубокому снегу. Линия фронта близка, но силы иссякли. Слышен могучий гул канонады, с нашей стороны разом заговорили «катюши». Через голову летели трассирующие пули, шумели снаряды. Поспешил солдат навстречу спасительному огню, но запутался ногами в глубоком снегу и упал. Подняться не смог, потерял сознание. Тут и подобрали бойца гитлеровцы.

В себя пришел Ефим Данилович в холодном сарае. Лежал и пытался вспомнить, что с ним случилось. Чужая речь за дверью. Словно кипятком ошпарило – плен! Потом оплетенный колючей проволокой лагерь, где не давали ни есть, ни пить, ни спать. Травили собаками, били палками, расстреливали.

Что представлял из себя немецкий лагерь для военнопленных? В заснеженной, пробитой метелями приволжской степи бывшая конюшня, служащая бараком, земляной утоптанный пол и деревянные нары в несколько ярусов. Да еще неподалеку от барака несколько бывших картофельных буртов, служащих землянками. Два или три ряда колючей проволоки. По углам – вышки с пулеметами и прожекторами. По периметру – ров.

Иногда немцы привозили в лагерь телегу с «едой» – картофельные очистки, свекольная ботва, солома, лошадиные копыта. Вместо воды – снег. Заключенными был буквально вылизан весь лагерь до промерзшей земли, до последней снежинки.

Сколько в лагере было военнопленных, не знали, пожалуй, и сами немцы. Одни умирали, и их сбрасывали в ров. Других привозили на их место. Погибли в этом концлагере тысячи советских людей.

В лагере Ефим Данилович встретил своего воздушного стрелка-радиста Габачиева. Оба они были измождены и близки к голодной смерти. Штурмана Соломонова не было, его, как еврея, немцы расстреляли на месте. Тут среди других оказалось шестнадцать человек летного состава.

Эти люди в невероятных условиях лишений, острого голода, холода, раненые, обгорелые, обмороженные, вели себя стойко. Они создали подпольную группу и готовили побег. В числе организаторов этого подполья был и сержант Габачиев. Ефима Даниловича в группу не взяли, так как он из-за ожогов, обморожений и истощения не мог ходить.

Добровольно оставил группу и сержант Габачиев, указывая на Ефима Даниловича, он заявил: «Я без своего командира не пойду». Ефим Данилович – обгоревший и обмороженный – был обречен. Его как мог спасал стрелок-радист Габачиев – приносил ему еду, пригоршню снега, однажды даже принес лошадиную кость, кое-как делал перевязки. Когда немцы выбросили почти не подававшего признаков жизни Ефима Даниловича в ров, Габачиев ночью вытащил его оттуда и приволок обратно в барак.

Продумывались разные варианты побега, но осуществить их не было сил. Стиснутые кольцом окружения, немцы зверели. Даже тех, кто осмеливался взять горсть свежего снега, протянув руку за колючую проволоку, сражала пуля фашиста. Немногим из узников удалось выжить. Заключенные знали, что при отступлении немцы уничтожат лагерь. Шестнадцать человек летного состава держались вместе, помогали друг другу чем могли. Прошла весть, что администрация фашистского лагеря намеревается вывезти пленных летчиков в свой тыл, а возможно, и в Германию.

Летчики решили уходить, уползать из лагеря, поскольку бежать уже не могли. Знали, что наши войска уже близко, авось хоть кому-то удастся доползти. Каким-то образом подпольщикам удалось договориться кое с кем из немцев. Беглецам было обещано оружие и даже грузовик. Но немцы обеспечивали только внутреннюю охрану. Внешний периметр лагеря охраняло подразделение, укомплектованное украинскими националистами. Попытка подпольщиков установить контакт с украинцами привела к провалу.

Фашисты узнали о готовящемся побеге. Вскоре пленных выстроили в поле за лагерем. Шесть человек, в том числе Габачиева, вывели из строя и зачитали приказ о расстреле за попытку побега. Главного группы тут же расстреляли перед строем, а остальных увели в карцер, в какую-то яму. Так в ожидании расстрела в темном карцере, похожем на яму, без воздуха и пищи эти люди пролежали тридцать один день. Под конец они не могли подняться, совсем ослепли без света. Наверное, немцы в суматохе «котла» забыли о них или посчитали, что они и так умрут. Но вопреки всему наши бойцы не умерли. Новый, 1943 год пришлось встречать в ожидании смерти. Тридцать один день заключенные жили в постоянном ожидании страшного, не зная, как и когда это произойдет. Могли вывести на улицу или расстрелять прямо в яме.

И вот настал день, когда фашисты сами оказались в плену. 20 января 1943 года в лагерь ворвались наши войска. Заключенных вынесли на носилках, все были крайне истощены. Ефим Данилович (тридцатилетний мужик, военный летчик) весил всего 34 килограмма. Его вынесли из барака на руках в бессознательном состоянии.

А старики-родители Ефима Даниловича тем временем получили с фронта письмо. Это было официальное извещение из 752-го авиаполка о гибели сына. Как тогда говорили в народе – «похоронка».

«Ваш сын Парахин Ефим Данилович, уроженец Орловской области, Краснозоринского района, села Успенье, в бою за социалистическую Родину, верный военной присяге, проявив геройство и мужество, погиб при выполнении боевого задания 28 ноября 1942 года. Место захоронения не установлено. Настоящее извещение является документом для возбуждения ходатайства о пенсии (Приказ НКО №220). Командир 752 авиаполка подполковник Бровко».

(Парахин Е. Д. Обыкновенный герой. Записки советского летчика. Ridero, 2016.)