Читать книгу Воспитанник Шао. Том 4. Праведный Дух Абсолюта - Сергей Александрович Разбоев - Страница 12

«Если дурак при власти, то народ идиот:

или наоборот».

Всё и всех, лично и правильно, подозревающий начальник охраны «Запретного города» и личный телохранитель Председателя, Ван Дунсин, подозрительно и придирчиво проверял караулы, сам расставлял у дверей проверенных солдат, снова и снова расспрашивал обязанности и права караульного.

– Какие права у часового? – неожиданно и глухо рыкнул он на немолодого уже, сержанта внутренней охраны.

– Часовой лицо неприкосновенное, товарищ полковник.

– Правильно, сержант. Кто тебя может сменить?

– Лицо, приведённое вами.

– Молодец, сержант.

Полковник тяжело хлопнул сержанта по плечу.

– Кому ты ещё подчиняешься?

– Начальнику караула.

– Нет. В «Запретном городе» на посту вы подчиняетесь только мне. Начальнику караула вы подчиняетесь после смены. Ясно!

– Ясно, товарищ полковник!

– Если на вас нападут: ваши действия.

– Уничтожить нападающего!

– Если их несколько?

– Уничтожить всех.

– Если начальник караула внезапно нападает?

– Уничтожить его.

– Если я нападу?

Сержант сначала запнулся, но потом смело выпалил: – и вас тоже я должен уничтожить.

– Молодец. Завтра получишь лычки старшего сержанта.

– Служу китайскому народу!

– Не бойся стрелять врагов. Не бойся. От этого гордость в личном сознании, и важность тебя такая охватывает, что ты чувствуешь себя богом. Полезное чувство для воина-солдата. Иначе солдат не солдат. Тюфяк гражданский. Баба.

Полковник, по-доброму, крепко похлопал сержанта по плечу.

– Здесь ты служишь только великому Председателю. Мне подчиняешься, но служишь ему. Сколько у тебя патронов?

– Тридцать пистолетных и пятьдесят винтовочных.

– Гранаты?

– Четыре штуки.

– Ты знаешь, что в соседних комнатах медитируют очень старые монахи.

– Старые? Нет, товарищ полковник.

– А почему ты так переспросил?

– Проводят здесь каких-то, но не очень старых.

– А сколько б ты дал?

– До вашего вопроса, лет шестьдесят, семьдесят. А сейчас, не больше восьмидесяти.

– Им всем за сто лет.

Сержант от удивления округлил свои узкие глаза.

– Их не трогай. Это древние лекари, ведуны старики. Безобидные, как полевые одуванчики. Они лечат Председателя. Но, присматривай за ними. Если что подозрительное, мне немедленно докладывай.

– Будет сделано, товарищ полковник.

– Особенно вот за таким интересным монахом.

Полковник показал ему фотографию.

– Понял, товарищ полковник.

– Завтра я тебе придам в подчинение пятьдесят солдат, и ты будешь ответственен вот за эти комнаты. И за монахов.

Сержант предано кивнул.

– Будешь теперь получать в пять раз больше.

Часовой чуть не подпрыгнул до потолка от давно желаемой, ожидаемой, приятной неожиданности.

Полковник внимательно посмотрел на сержанта.

– Впереди большие политические и государственные перемены. Будь бдителен.

– Служу китайскому народу!

Полковник хлопнул караульного по плечу и быстро пошёл по светлому, розовому коридору в отдалённую комнату. Там сидели Ван и трое древних, моложавых старцев. Он молча кивнул всем и присел рядом. Не глядя ни на кого, важно, заговорщицки заговорил:

– Уважаемые, скоро появится для аудиенции с хозяином, генерал Чу. После встречи с ним он зайдёт к вам. Какое ваше высокое мнение о дражайшем здоровье главы великой страны?

– Уважаемый товарищ Ван Дунсин, мнение древнего консилиума однозначное, неприятное: не больше шести месяцев проживёт великий глава.

– На сколько это точно?

– На столько, на сколько он протянет от наркотических уколов ваших недобросовестных докторов.

– Вы уверены, что наши доктора действуют во вред Председателю?

– Это нельзя сказать, потому что уровень вашей медицины очень низок. Что может сделать даже добросовестный школьник там, где требуются знания и опыт тысячелетий?

– Подумаем.

– Но, товарищ полковник, всё равно готовьте большой, расписной, с красным крепом, мраморный гроб. Плакальщиц. Траурные знамёна.

– Уважаемый Ван, вот вы взрослый и мудрый человек, вы не чувствуете, что наши политики не знают, что дальше по государственному управлению страны делать? Как жить самому, находящемуся в бедственном положении, забитому народу.

– А при хитром и мудрейшем узурпаторе Мао мы знали, что делать и как жить? Страна ничего не делала, кроме как глобальные глупости, кровавые партийные репрессии, интенсивно готовилась к войне со всеми, да плюс ещё репрессии и террор против всех недовольных в своей стране. И это, у вас, считается великим политическим курсом, мудрым историческим правлением? Или это просто банальная, кровавая, зверская защита режима отдельной личности? Защита подлого рабовладельца от праведного суда народа. Вся государственная пропаганда работает на то, чтобы доказывать рабам, как мы хорошо и правильно жили при великом, историческом, неподражаемом больном параноике, возвышенном дураке, творческом идиоте.

– Но страна при нём не развалилась.

–Какая-то необоснованная, жалкая, словесная чушь, пропагандистская пустышка. Даже при японской оккупации страна не развалилась. С чего это она вдруг развалится только от того, что новые чиновники придут править? Это сами политические бездари вечно прикрываются этой темой, чтобы отстаивать свою абсолютную, но никчемную в истории, рабовладельческую власть. Вспомните всю историю страны: две с половиной тысячи лет самому государству Китай; сколько бездарей правило в тех пыльных веках, потом захват Китая монголами: и что? Где монголы? Никаких следов, вроде бы, самого могущественного государства в истории. Даже столицы нет. Наши политики не только поголовно тупы, но и бездарны в обосновании своих личных, амбициозных целей. А от этого страдает сам народ. Веками. А чиновничья страна, просто сама, никак, не может развалиться усилиями самих чиновников. Не получается никак. Это простому человеку лучше жить без чиновников. А чиновнику всегда лучше работается именно в большой стране. Легче воровать.

И десятки институтов работают над тем, как ловчее, мудрее обманывать народ. А ведь, в любом случае, обмануть можно двадцать, двадцать пять процентов населения, не более, остальных просто прессуют и гнобят, чтобы боялись и в тряпочку молчали. А для молчаливых задумчивых холуёв показывают красивые, дутые цифры преступных, во всём, всенародных выборов. И поэтому, поэтому – задумчиво и медленно тянул чемпион – ничего хорошего, в ближайшие десять лет, народ Китая или другие народности, как и Тибета, не ждёт. Ни при Мао, ни без Мао. Да, и преступники, никогда не были, даже, средними, посредственными правителями. Они думали лично только о себе, лично о своей власти, лично о своей семье, лично о своей дутой, надутой исторической значимости.

– А вот скажите, уважаемый Ван, у Китая есть большое историческое будущее?

– На сегодня нет. Технически мы слабее маленькой Японии, крошечной Голландии, Бельгии. О чём говорить? А что будет через двадцать, тридцать лет, это гадание на свежей кофейной гуще. Мне, чего-то думается, что скорее СССР развалится, чем что-то в Китае переменится. У них пятнадцать, слишком различных по интересам и религии от несторианского Кремля, республик; не говоря об автономных и прочих. Тем более, что радикальное православие и радикальный ислам не объединишь. А репрессии и террор никогда не были объединительным оружием, идейным материалом. А вот Китай однородный на девяносто девять процентов.

– А Дэн Сяопин?

– Если ему дадут возможность что-то сделать и время, чтобы это всё успеть сделать. Он ведь тоже не молод. Всё у нас – пока что пустынные, зыбкие, туманные пески смутного времени непредсказуемого будущего.

Полковник встал, поклонился.

– Я убегаю, уважаемый Ван, приближается генерал Чу. За ним, может, и генерал Чан появиться. Что-то Мао предсмертное, серьёзное, неожиданное замышляет.

Они бесшумно разошлись. Ван с мудрецами ушёл к остальным патриархам. Полковник проверить и лишний раз взбодрить охрану.

Тихий, незаметный, генерал Чу, бледной тенью колыхающего призрака прошёл мимо застывшего полковника, приветствуя его легким взмахом руки. Тот пошёл рядом, показывая часовым, чтобы они отходили на шаг или два в сторону.

Мао вяло приоткрыл глаза, когда лёгкая мелодия звонка подсказала, что в зал входит приглашённый посетитель. Он пальцем показал, чтобы генерал присаживался поближе.

– Ну, мой старинный, верный дружок, ты очень неплохо, для бойца не видимого фронта, выглядишь.

Генерал смотрел на давнего друга и видел на его неподвижном высохшем лице сереющую предсмертную маску.

– Мне уже давно так не думается, брат Председатель.

Мао кисло улыбнулся. Холодный блеск глаз долго мутнел в его отрешённом взоре.

– Не скромничай. Говори проще. Здесь свидетелей нет. Что ты мне можешь предложить, для того, чтобы бурно встряхнуть нацию? Скучно мы живём. Работа не идёт. Воевать не с кем. Враги притихли, как мыши, не выдают себя.

– Почему? Хитрюги Советы, свои атомные, баллистические ракеты везде расставляют вдоль наших границ.

– Как близко?

– Не очень близко, но достаточно опасно для нашей государственной, национальной безопасности.

– А получилось бы как-то захватить какие-нибудь новые секреты ракет молниеносным рейдом наших спецполков?

– Всё у Советов находится в горах, глубоко под землёй. А там почти невозможно что-либо украсть.

– Как и у нас, в Тибете?

– Точно так, дорогой Мао. Горы, климат гор, не позволяют небольшим отрядам долго существовать там. Они просто гибнут в горах.

– А наши ракеты ещё плохи?

– Не просто плохи, а очень плохи.

– Сколько же нам надо времени, чтобы приблизиться по уровню технологий, хотя бы к средним странам?

– Никто не ответит сколько времени. А вот новейшие технологии надо постоянно воровать, как это делал Сталин. И всё время покупать, как это и сейчас делают японцы.

– Но у нас не мало своей хорошей техники имеется. И что? Наши учёные не могут постоянно улучшать, совершенствовать старые танки, самолёты, корабли?

– Всё упирается в новые прорывные технологии, материалы. Химия сейчас важнейшая передовая наука. Она даёт новым материалам важнейшие качества и по прочности, и по лёгкости, и по токопроводности, и по другим важнейшим параметрам.

– Но и вы мне говорили, что у нас больше всех важнейших сырьевых материалов в земле находится.

– Да. Но их нужно ещё достать из земли. А для этого тоже нужны новейшие технологии.

– Заколдованный круг.

– Очень похоже.

– Кто его разорвёт?

– Время.

– А его у нас нет.

Генерал кивнул головой. Но, Председатель тоже покрутил головой и внешне, прямо-таки, заметно взбодрился, оживился.

– У простака Брежнева его тоже немного.

– А что с ним?

– Ну, тебе, шпион, это надо знать лучше меня. По данным наших агентов идёт стабильное ухудшение здоровья. Это даже заметно во время официальных приёмов.

Мао ехидно захихикал.

– А я думал, только у меня стабильное ухудшение здоровья.

– Время никого не щадит. Хотя, что мы знаем о жизни? Только то, что мы видим. Но мы многого не можем объяснить. Оно за гранью нашего понимания.

– Вроде всё так примитивно в жизни и неинтересно в бытии, но объяснить проблематично. Всё упирается в детали.

– Из деталей всё и состоит.

– Вот, почему оно так? Казалось бы, живёшь, живёшь. Никаких проблем со здоровьем. А потом, неожиданно – бац. И понеслось: то то, то это. То там, то сям, болит, ноет, напоминает, угрожает.

– Это напоминание свыше о бренности бытия, напоминание о боге. Мы должны о нём помнить. Болезнь – это напоминание нам о том, что недалёк час встречи с ним.

– Ты для церковной исповеди притащил ко мне свою неуемную голову?

– Исповедь дело личное. Освобождение души от тягот прошлого, вот в чём ответ.

– Ну, ну. Нахал. Я ещё не просил отпущения грехов. Мои исторические добродетели превышают мои грехи.

– Несомненно, брат Мао. Но человеческие души всегда требуют дополнительной внутренней чистоты.

– Умён. Хитёр. Мудр. Такое ощущение, что ты иезуитские колледжи раньше заканчивал.

– С годами, оно само в голове складывается.

– Вот это верней. Но получается, чем больше мудрости, тем больше болезней.

– Не совсем. Монахи Тибета, Индии, Непала, Бутана, да и наши монахи – многим за сто, но болезней в них не видно.

– Почему так?

– У них сохранилась чистота души.

– Можно подумать, что они с детства уже святыми становятся.

– Ну, что-то от этого есть. Не каждый ведь в монахи идёт.

– Ой, читал я и о них: киллеры, убийцы, насильники. Все у них есть.

– Согласен. – Внешне не упорствовал генерал. – Но, такие, не долго живут. Высший Разум всех видит.

– Одновременно?

– Конечно. Он нас создал, он нас и принимает обратно.

– Что-то не по-христиански.

– Ну, бред уголовных государственных преступников, всегда был политическим и историческим бредом для народов и государств.

Мао сел, охая, опёрся на стенку мягкого дивана. Генерал пробовал помочь, но Председатель остановил его рукой.

– Не надо. Я ещё, пока, сам двигаюсь. А вот ты, какой-то, прямо-таки, оппозиционер стал. Ранее, ты так не говорил.

– Перед смертью можно.

– А что мне можно?

– Не знаю. У правителей свои мысли, свои права на историю.

Нас же никто не помянет в письменах: ни плохо, ни хорошо. Нас просто не было. Время было, шло, но нас, как бы, и не было и в то, и в это время. Мы все проходим в истории под сакральным прозвищем «Народ». Вот это виртуальность.

– У вас и ответственности никакой.

Генерал согласно кивнул. Показал глазами на небо.

– Но головы рубят, опять же, тем, кого вроде бы в истории и не было.

Председатель выпрямился, довольно посмеялся определению генерала и, так же, довольно, потёр руки.

– Но, всё же, некоторых из этих отщепенцев, тоже долго помнят.

– Только узкий круг историков.

– Не только. О них ещё и фильмы снимают.

– Жалкое утешение.

– Это ты меня просто успокаиваешь. В истории всё не так. Но ты, давай по делу. Всё же генерал, а не чайник пустотелый какой.

Генерал разложил папку с исписанными листами на столик.

– Первое: опасное приближение американских и советских ракет к нашим границам. Второе: угроза растущей экономической мощи Японии нашим интересам. Тайваня, тоже. Третье: угрожающее военное напряжение на западных границах Тибета. Четвёртое: разработка атомного оружия Индией, Израилем, Пакистаном. Пятое: большое скопление кремлёвских и британских агентов в Афганистане. Начинает бурлить Польша.

Генерал замолчал. Мао через несколько секунд подсказал продолжить следующую тему.

– А по внутренним делам?

– Первое: глубокая технологическая отсталость. Производственная пропасть, ничем не заполненная. Второе: недоедание в провинциях. Третье: усиление диссидентских настроений в обществе. Четвёртое: Гонконг. Макао. Пятое: усиление военной мощи Тайпея (Тайвань). Но, товарищ Председатель – наверное, нам следует, также, как и в Штатах, и в Советах, активнее развернуть космическую программу.

– Согласен. Но ракеты у нас слабые.

– Штаты нам помогут, если мы им сможем помочь раскрыть места расположения ракет на восточно-азиатских Тихоокеанских берегах Советов.

– Так в чём проблема?

– Во времени. Наша диаспора в России работает.

– Молодцы. А что мешает нам кое-где и дезу Советам подсовывать?

– Американцы всё проверят. Они уже с космоса неплохо землю видят. И довольно подробно – до трамваев, машин, сараев.

– Как? – неподражаемо скривился Председатель и заковырялся бамбуковой палочкой в зубах.

– Оптика у них высочайшего класса. Мельчайшие детали улавливает. Они уже делают по детальную карту земли и городов с точностью до домов на улицах, деревьев в лесу, камней в пустынях.

– Так почему же они не видят с космоса работы на земле, в горах. Подвоз ракет. Они же огромные.

– Проверяют себя. Многие работы на земле могут быть обманными. Много карьерных разработок. И сверху, ещё, недостаточно понятно: ракетный объект или сырьевой?

Мао согласно кивнул.

– Да-а. Сколько же у них денег?

– У кого?

– И у России, и у Америки.

– У Советов работа почти бесплатная. Штаты сами доллары печатают и нам продают. Вот вам и деньги. Огромные деньги.

– Хитро и мудро. Чем и отличаются американцы от прочего мира. А что мы можем предложить бурного, хаотичного, бренному миру?

– К сожалению, ничего. Пока мы не поднимем экономику до уровня, хотя бы среднеевропейской страны, мы не представляем интереса для развитого мира. Никому наши рикши и земельный, ржавый металл не нужен. Нужен экономический прорыв, как в Японии.

– А что для этого нужно?

– Экономическая свобода производителя.

– А компартия? А Я?

– Под руководством вашим и партии.

– Как это?

– Пусть крестьянин свободно выращивает на земле растительной продукции столько, сколько сможет продать и сам накормиться со своей землёй.

– А раньше было не так?

– Извольте, брат Мао. Если народ голодает, то отчего?

– Отчего? – Мао потёр подбородок. – Неужели народ голодает? А население отчего так стремительно растёт?

– Это исторически. Травы у нас хватает. Белков в траве практически нет.

– А рис?

– Рис – это злаковые, бобовые. Это не трава. Но, и Риса не хватает государству. Но, нужны, ещё, коровы, свиньи, овцы, козы, куры, утки, морепродукты – нужно всего и очень много.

– Надо издать нужный закон по этому поводу.

– И чем раньше, тем лучше.

Мао позвонил в колокольчик. Вошёл секретарь.

– Чэнь, прикажи завтра подготовить Закон о разрешении свободного сельскохозяйственного производства продукции во всём Китае.

Секретарь поклонился в знак исполнения, но вставил: – А земля, товарищ Председатель?

– Что земля? – Мао непонимающе уставился на секретаря. – На земле пусть и выращивают всё.

– Но у нас закон, что земля принадлежит государству.

– На государственной земле пусть и растят.

– Они и растят: в колхозах, коммунах, общинах, сами по себе.

– Так почему они голодают?

– Не известно, товарищ Председатель.

Мао повернулся неподвижным лицом к незаметному генералу.

– Мне ничего не понятно, выращивают же рис и траву.

– Они не свободны.

– В чём?

– В использовании своей продукции.

– Что-то я снова не понимаю. – Мао привычно, как хищник, оскалился. – На государственной земле растить, а продукцию себе присваивать.

– Не всю. Часть в качестве налога государству.

– А остальную?

– Пусть продают народу.

– Тогда ни я, ни партия не нужны народу.

– Не совсем, общее управление государством необходимо из центра.

– Нужно собрать Малый Совет и всё обдумать. До этого, мы же, как-то, жили.

– Именно, как-то.

– Ты меня раздражаешь. Неужели мы до этого не тот курс указывали и проводили? Всё было по ранее разработанному, обсуждённом и принятом на очередном съезде, партийному плану.

– В том то и дело, что мы жили по планам не нами разработанными, но Кремлём. А у них постоянные планы рассчитанные, чтобы народ всегда и вечно был беден, обманут и холуйственно предан.

– Это я и без тебя знаю. Поголовное рабство – основа коммунистической идеи. Но, сам курс был правильный.

– Да, но сам дьявол в детали прокрался.

– Вот те на. Детали в дьяволе – в земле, в траве, в рисе.

– Именно. И это главное. Сытый народ работает лучше: качественнее, быстрее. Менее склонен к бунтам.

– Что-то я многого в деталях не понимаю, не помню. Или мне об этом, раньше, мало кто говорил. Не настаивал. Что-то вечно и нудно о другом, не существенном, может, и не правильном болтали. Лозунги, прокламации, крики на съездах, музыка, песни. Всем было весело. Рожи толстые. Никто не голодал.

Генерал умно промолчал, а секретарь стоял, как неподвижный истукан с острова Пасхи.

Мао снова откинулся на подушки.

– СССР также живёт.

– Да. И поэтому тоже крепко отстаёт от США и Запада. Даже от никчемной и позорной Японии.

– Не понимаю, как это они что-то новое придумывают?

– Да, интересно. Вот сейчас наши агенты в Америке и Англии собирают информацию на какие-то счётные машины – компьютеры их называют. Внешне, чушь какая-то. Огромные шкафы, с какими-то детальками, с целый дом. Радуются. Продают друг другу. Премии раздают. Какая с них польза? Десять человек больше сделают, чем эта жестянка с лампочками. Да и наши специалисты не видят в них никакого будущего. Как они такую аппаратуру на самолёт поставят? На большие корабли, это ещё, как-то, и можно. А на ракеты? А они всё это в секрете держат. То ли промышленная деза, то ли чёрт что ещё? Не понимаю. Вот выписал их технические словечки: аноды, катоды, термокатоды, пальчиковые лампы, полупроводники, диоды, транзисторы. Не понять. Но, если вспомнить ранние самолёты, первые железные корабли – такие же, монстры из страшных снов. А прошло время: и на тебе – летают, стреляют, космос уже аппаратами занят. Рации, радары, телефоны – уму не постижимо. Нашему.

– Надо, чтобы наши учёные всё это постигли.

– Да, индусы, японцы посылают своих студентов в Штаты, Англию, Францию. Те приезжают оттуда, понимают, учёными становятся. Надо своих студентов посылать туда.

– Посылайте! Кто мешает?

– Надо решать на уровне правительства.

– Решим. Без проблем.

У Мао вдруг неожиданно и резко закатились глаза вверх, он тяжело и прерывисто задышал, хватаясь в области живота и сердца.

Генерал нажал кнопку, в комнату вошли трое врачей во главе с Ли Чжисуем, и личный телохранитель Ван Дунсин. Врачи начали производить расслабляющий массаж и одновременно укрепляющий укол. Контрразведчик резко выговорил глуховатым голосом: – Он должен жить. – Показал пальцем Вану: – Следи, пожалуйста, уважаемый Дунсин. – Секретарю показал выйти из комнаты. Сам, тоже, быстро вышел следом.

В коридоре начальнику общей охраны дворца.

– Товарищ полковник, полная караульная готовность ко всему. Посты удвоить, менять каждый час. Как монахи?

– Ожидают.

– Наверное, они больше не понадобятся. Председатель очень слаб.

– Они своё дело успели сделать?

– Может быть. Но, совсем не надо, чтобы о них знали лишние лица. Ван, главный монах, пусть тихо и незаметно, завтра, в любое время суток, исчезает из запретного города.

– А как это?

– Он знает. Его люди уже в столице.

Полковник дальше уже не задавал лишние вопросы, видя, как генерал нетерпеливо топал к дальнему выходу. Он поклонился вслед и пошёл усиливать посты и производить обход часовых. Его невдалеке ожидал майор Тан.

«Слепой идёт, не зная дроги.

Глухой всё слышит чей-то звон.

А коммунисты, знай – фашисты,

Дурманом подлым травят род».

Разбоев С.

– Майор, генерал дал отбой всем. Завтра, как-то, должен исчезнуть из дворца монах Ван. Интересно, как он это сделает?

– Думаю или усыпит охрану, или какими-нибудь магическими действиями отвлекут, или ещё что-то хитрое придумают.

– А мы?

– А мы просто не почувствуем время. Нас, скорее всего, отвлекут.

– Правильно, майор. И отвлечёт нас, скорее всего, хитрый генерал Чан.

– А кому ещё? Мы больше никому не подчиняемся.

– Верно. А как нам его отвлечь?

Майор засмеялся.

– Он пошлёт нас подальше.

Полковник тоже заулыбался.

– Интересно, куда?

– Присутствовать при кончине Председателя.

– Ещё рано.

– Но нам придётся с врачами фиксировать время и информировать верхушку партии.

– Это твоя работа, а куда меня пошлют?

– С генералом Чу ходить.

– Точно. Кто у тебя из капитанов свободен?

– Да любого можно выделить. Это мы уже сами решаем.

– Хорошо, найди толкового и преданного. Дай ему людей, продумай, как может монах Ван улететь из дворца? Меня любопытство обуревает.

– А как наша канализация?

– Вот-вот, и это проверь. А я за атмосферой прослежу.

Но всё оказалось гораздо прозаичней и не интересно. Монах Ван вышел вместе с генералом Чаном в форме полковника служб связи. Никто не знал, как Ван вошёл в запретный город. В принципе, никто не знал, как он и вышел. Знали только два генерала. Догадайтесь – кто?

Но в самом Пекине было много разных спецслужб при высоких и влиятельных особах, и расслабляться монахам, и сторонникам Дэн Сяопина было никак нельзя.

Чемпиона монаха Вана встретили члены «Белого Лотоса» в большом старинном доме, где с давних пор находились запутанные подвальные ходы, имеющие выходы в соседних кварталах. А Рус, с командой, слонялся рядом или у американского, или кремлёвского посольства. Опасной работы хватало. Полиция-милиция, многочисленные сексоты, бегали по улицам и дворам; и, очень, как-то, нагло и назойливо смотрели каждому в глаза: и, как бы, выпрашивали, чтобы прохожие признались в подготовке чего-то антигосударственного, плохого, нехорошего. Многие ждали и жаждали крови. Вот только чьей крови?

«Живой ты родине не нужен.

Не нужен ей и с головой.

Ты нужен только для работы

Холопской, рабской и тупой».

Разбоев С.

Не думал отдыхать, почивать на прошлом и коварный племянник Мао – министр без портфеля, главный советник Председателя: хитрый, осторожный, но политически, подковёрно, подленький и опасный для всех.

Он в тайне, долго и упорно, думал: а почему бы и нет. Почему бы ему не попробовать влезть на золотой стул Председателя. Но, его возраст давал мало шансов утвердить свою возможность и скрытные намерения. Второе: у него не было практически никого близкого в политических кругах партии. Раньше он всех презирал, считал кандидатами на позорную ликвидацию. Его умелыми подковёрными интригами и, конечно, продуманными советами третьей супруги председателя, мадам Мао, были изгнаны или уничтожены многие виднейшие лица при самом Председателе. Они были может и не так умны и мудры, как следовало государственным деятелям, но он сам просто был хитрее, подлее, коварнее и быстрее. И он был в тени, умел всегда молчать на малых Советах, где практически и решались главные направления государственного курса. О нём никто ничего не знал, кроме самого Председателя и мадам Мао. Это высокий уровень диктаторского, рабовладельческого режима. Высочайший.

Но, ОН, он на последнем пороге, на прямой финишной доске к диктаторскому посту. На последней. Но, сердечко шумно дрожит, часто пошаливает. Тяжел ты, кровавый топор диктатора. Ох, тяжёл. Он постоянно рвёт душу. Честному, порядочному человеку не сдюжить. Здесь должен присутствовать демоническая сволочь. Чёртова сволочь. Поганая сволочь. Не человек. Выродок. Ублюдок. Мутант. Почему в истории, только незаконнорожденные байстрюки и оказывались историческими, и антинародными, звериными, кровавыми сволочами. Гордый, честный, порядочный, никогда не пойдёт против совести, чести, суда, народного мнения. Сволочь пойдёт. Всякая. Ей мнение истории, народа, в отхожий ящик. Она же, ведь, – ОНА, Натуральная, непридуманная сволочь. От бога. Самого бога. Другие просто козлы, нелюди, слабаки. О чести думают. О совести. Дома сиди, совестливый козёл. И думай там о своей совести и чести. Мусор истории. Романтики и фантазёры. Да ты, даже, для падшей бабы никто. А в истории? Смех. Такой не потянет и баранами руководить. Плётка, пистолет, кандалы, концлагерь, канавы и овраги для тех, кто звериных слов не понимает. Что о них говорить? Не мясо – порченное сало ИСТОРИИ. Сгнившее сало. Протухшее.

Нет диктатора – нет страны. Кто будет помнить и изучать историю страны, где ничего страшного не происходило? Неинтересно. Даже, детям в школе. Война. Всё время война. Расстрелы. Сплошные, плановые расстрелы. Вот это помнят. Вавилон, Египет, Рим, Византия, Московия: всё время вели завоевательные войны. Без этого и Московии, может быть, сейчас и не было бы. Был бы миллиард с лишним татар, мордовцев и прочих сто двадцать племён и народностей. Ну и что? Жрали бы разные толстяки мясо и травы. Где движение, интерес к жизни? Страсть к жизни. Всё скукота. Болото. Кто знает скучный Непал, Бирму, Таиланд? Да и ту же огромную Индию знают только потому, что её территорию разделили по религиозному признаку, и что сейчас идёт постоянная возня за Джамму и Кашмир. На этом и Пакистан имеет национальную идею объединения. Без этого никак. Активные террористы немножко подмазывают постный хлеб обывательской жизни кровавыми красками желания и страдания. Кто бы знал Гитлера, Сталина, без Второй Мировой войны. Никто. А Хрущёва без полёта Гагарина? Кому интересен коротышка с кухонным голосом сварливой бабы? Который строит из себя умнее всех на Земле. Даже, покрытых исторической пылью и вековыми песками Хеопса, Сети-1, Рамзеса, Тутанхамона, ту же Клеопатру и прочих фараонов песчаного Египта знают: потому, что они вели длительные завоевательные войны. О-о, сам племянничек знал историю хорошо. Не просто хорошо, а очень хорошо. Это кандидаты и доктора знают только узкий кусочек исторических годов и то, только по маленькой теме. А он знает хорошо всю историю, и всех стран. Крупных, конечно. Офф коосс, господа. А сейчас? Как сейчас? Что можно предпринять, чтобы глобально тряхнуть народы? Кого тряхнуть?

Кого спровоцировать?

Старого врага: Японию. Но как? За оккупацию тридцатых, сороковых годов нужно. Но как? За неё вступятся Штаты, Европа. С Индией – долгая, затяжная дурацкая война. Бессмысленная. Хотя: какая война осмысленная? С маленькими странами воевать – себя не уважать. А не воевать – себя не знать. Нужен союзник. Жена Председателя никогда не любила племянника Мао. Она догадывалась о роли министра. Её это постоянно бесило. Часть своей родственной любви и привязанности Председатель тратил не на её, а на гнома племянника. Она немедленно уберёт его, если дорвётся до власти. А вот с Дэном министр-советник может договориться. Дэн не глупый, не проявляет чванства и глупых амбиций. Осторожный. Никого не отталкивает. Убрав жену Председателя, мадам Мао, потом можно и самого Дэна убрать. Нужно с министром Общественной безопасности Хуа Гофэном встретиться, поговорить. Но он вечно молчаливая фигура. Очень по характеру близок к Андропову в Кремле. Но он тоже, справедливо, опасается министра-советника и на близкий контакт не пойдёт. Всё же, скорее всего, он и решит, кто будет при власти после дяди. Ван Дунсин, телохранитель дяди, слишком непредсказуемая и страшная фигура. Сейчас с ним нет смысла встречаться, а после смерти, тем более. Но как решиться и не ошибиться, с кем объединиться? Генерал Чу, главный заместитель Хуа, фигура в политике ни какая. С мадам Цзяо Цин, то же, ни каких отношений. Сам Хуа, как-то особняком был в правительстве и в военном Совете. Он, более, нейтральная фигура среди всех. Но, и самая не предсказуемая. Старые кадры ликвидированы. Министр обороны, Е Цзяньин, хитёр и молчалив. Не хочет повторить ошибок Линь Бяо. Ван Хунвэнь, заместитель Мао, организатор Хунвейбинов и народного ополчения, куратор силовых структур: при живом дяде он ничего не скажет и ни с кем объединяться не будет. Что делать? Что делать?

Думая своё и о себе, министр без портфеля непривычно кривлялся, ежился. Брови то сжимались к переносице, то раздвигались в сторону маленьких остреньких ушей. Губы рисовали такие кривые линии, что непонятно было – он или думал о чём-то вполне серьёзном, или, как шут-клоун весело растрясывал смехом публику в кочующем цирке. Маленькие ручки нервно дёргали подлокотники большущего кресла. А грамотная мысль всё не шла. Или мозгов правильных мало, или подлой фантазии маловато. Наверное, кого-то надо брать в боевые союзники, как Сталин в своё время ангажировал друга Гитлера. Но у Китая никогда не было ни друзей, ни союзников. Как это так получилось? Сама по себе, огромная страна, с преогромнейшим населением, да ещё постоянно растущим, не нуждалась в сочувствии каких-то там, просто карликовых, недоростков республик.

А может взяться за преступность в стране? Организованную преступность. Коррупцию. Организованную в партии, в ЦК коррупцию. Это стоит большой политической игры. Под эту идею можно всех личных врагов извести. Народ поднять против скаредных и корыстных чиновников.

Министр довольно поморщился. Это лучше. Пора встречаться с прокурорами, судьями. Нужна полная статистика по этим темам. Но, есть ли она? Для глупого, порабощённого народа, всё это тщательно скрывалось. Если сейчас поднять безграмотно пену пропаганды, то народ может не понять и поднять антипартийное восстание. Наверное, стоит, да и пора спровоцировать супругу Председателя на выдвижение в первые лица. Она купится. Ей всё надо. Она всего хочет. Хочет быстро, сейчас. Многим влиятельным лицам в партии Китая это очень не понравится. Пора встретиться с Дэном. Он должен поддержать. Надо разыграть с ним начальную политическую фракцию против мадам Мао. А если он откажется? Или будет отнекиваться? Тянуть время. Он всегда очень осторожен. И лишнего слова не скажет.

Министр кисло, недовольно поморщился.

А может самому сидеть, выжидать? Но, что ты высидишь в семьдесят девять лет? Только болезни и старчество. Глупые мысли всё чаще одолевают тебя. Желание власти отгоняет грустные мысли. И это хорошо. В кого вцепиться? В кого?

Самонадеянный, но осторожный министр, незаметно для себя, быстро и крепко заснул. Громко, свистяще захрапел. Золотой стул великого Председателя, в сизой дымке, долго и сладко снился ему. И ему было хорошо. Пусть другие грызутся за власть. Он ещё поживёт. У него нет своей команды. Ему не о чем думать. Он политический статист. Ни жена Председателя, ни Дэн, никогда не возьмут его к себе. Он для них скрытый враг. Нужно готовить себе отход на третьи или четвёртые позиции и затихариться. Так лучше. Не грызи свою судьбу, не имея острых клыков. Пиши долгие, слёзные мемуары, скрытный горе политик. Твоё время уходит. Со смертью дяди он становится политическим пенсионером или трупом, как любят язвить журналисты. Ну и сволочи. До всего им есть дело. Трупом. Сами они трупы. Никчемные шуты, писаришки.

Министр медленно уходил в долгую сонную дремоту. Неописуемое внутреннее счастье в тихой дрёме; когда ты просто уходишь в космическую нирвану и нежно балдеешь от глубокого состояния нирванного блаженства. Нега. Пусть дураки бьются за власть, а мы лучше со стороны посмотрим. Так спокойнее. Это тоже политика. Тихая, незаметная, безобидная политика.

Сон – это наша лучшая часть скрытой, скромной жизни граждан земли.