Читать книгу Император из стали - Сергей Александрович Васильев - Страница 3

Оставшись один, император тяжело опустился в кресло. Гучков – Enfant terrible, его необходимо было поставить под контроль и постараться использовать в мирных целях. Информация о месторождениях алмазов – домашняя заготовка на контроле Трепова, отслеживающего, где упадет флажок. Откуда и к кому уйдёт информация? Как вообще у товарища Гучкова насчет умения держать язык за зубами? Ещё бы поставить на контроль самого Трепова…

Какой же «товарищ» Гучков ершистый! Взведённый, как сжатая пружина! Но это даже хорошо – опереться можно лишь на то, что сопротивляется… При этом – обязательно держать в поле зрения и ни в коем случае не допускать простоя. Такие норовистые скакуны не терпят бездействия, как и забвения. Не удовлетворив свои амбиции в действующей системе, сносят всё целиком, в выборе средств не стесняются, не морализируют и не комплексуют. Что там этот «товарищ» себе позволял перед революцией 1917? Распространение фальшивых писем императрицы? Чудный мальчик! Осталось только правильно его использовать… Собрать бы всех этих «парвеню» и закинуть, как гранату, в великосветский петербургский салон… Да, кстати, не забыть про гранаты, как про пушечные, так и про «ручную артиллерию»…

Император встал, потянулся, прислушиваясь к поведению совсем недавно контуженного тела, поморщился, ощутив тупую боль в затылке и шейных мышцах, прошелся по кабинету, проверяя двигательные рефлексы, вернулся к столу и размашистым почерком дописал в столбик еще несколько фамилий…

– Это всё не то, – пробормотал он, барабаня пальцами по столешнице. – Нужен оперативный, компактный, работоспособный и главное – полностью подконтрольный орган власти, куда можно потихоньку перетаскивать распорядительные полномочия… Так, посмотрим, на что царь у нас вообще имеет право?

Император вытащил справку, заботливо подготовленную становящимся незаменимым Ратиевым, и углубился в изучение законодательства империи, качая головой и подчёркивая красным карандашом список полномочий, имевшийся в наличии у российского самодержца:

«Императору Всероссийскому принадлежит Верховная Самодержавная власть. Повиноваться власти Его не только за страх, но и за совесть, Сам Бог повелевает» – статья 4… – Ишь ты! Сам Бог!… Невольно сразу ищешь соответствующую надпись в правом верхнем углу: «Согласовано! Бог!»…

«Государь Император утверждает законы, и без Его утверждения никакой закон не может иметь своего свершения» – а вот это уже по делу – отметим – статья 9.

«Власть управления во всём её объёме принадлежит Государю Императору в пределах всего Государства Российского…» бла-бла-бла «и лицам, действующим Его Именем и по Его повелениям».

– Сказано хорошо, но уж больно запутано, – нахмурившись, опять пробормотал император, переворачивая страницу, – ну что тут еще?

«…в порядке верховного управления издаёт указы…» бла-бла-бла… «а, равно, повеления, необходимые для исполнения законов…»

«Он же – верховный руководитель всех внешних сношений с иностранными державами… объявляет войну и заключает мир, а, равно, договоры с иностранными государствами» – статья 13 – несчастливая…

Следующую – 14-ю статью император подчеркнул всю:

«Государь есть Державный Вождь российской армии и флота. Ему принадлежит верховное начальствование над всеми сухопутными и морскими вооружёнными силами Российского Государства. Он определяет устройство армии и флота и издает указы и повеления относительно: дислокации войск, приведения их на военное положение, обучения их, прохождения службы чинами армии и флота и всего вообще, относящегося до устройства вооружённых сил и обороны Российского Государства»

Статья 15 – объявляет местность на военном или исключительном положении.

16 – право чеканки монеты и определение внешнего её вида.

17 – и увольняет Председателя Совета министров, Министров и Главноуправляющих отдельными частями, а также прочих должностных лиц…

Ну и, конечно же, «помилование осуждённых, смягчение наказаний и общее прощение совершивших преступные деяния, и прекращение судебного против них преследования, и освобождение их от суда и наказания… и вообще дарование милостей».

«Вот уж точно, государство – это я, – император улыбнулся. – И как это товарищ Романов умудрялся всем этим заниматься, не имея даже секретаря? Но зато полный простор для творчества – можно совершенно легально дублировать любой орган управления, изобретать новые и ликвидировать старые, без соблюдения каких-либо процедур… Хоть Советскую власть провозглашай – всё будет легитимно, – покачав головой, он взял трубку, не спеша набил душистым табаком, но так и не зажёг спичку, улетев в воспоминания про становление первого государства без царя и министров-капиталистов.»

1917. Революционный Петроград. Вся власть советам!

Лопоухий и близорукий, с академической профессорской бородкой, Григорий Иванович Петровский абсолютно не соответствовал образу шефа НКВД, тем не менее был тем самым первым (если не считать десяти дней Рыкова), кто возглавил народный комиссариат внутренних дел, хоть и не очень стремился к этому. Он просил Ленина:

– Владимир Ильич! Назначьте другого товарища, а я буду его помощником.

– Во время революции от назначений не отказываются, – заметил Ленин и, шутя, весело усмехнувшись, добавил, – дать Петровскому двух выборгских рабочих с винтовками, они отведут его в помещение Министерства внутренних дел, и пускай тогда попробует отказаться!

Сталин нашёл руководителя НКВД в кремлёвском буфете, где он загружался крепчайшим чаем, водя красными от недосыпа глазами по каким-то сводкам и справкам.

– Коба, как думаешь, сколько у нас советских республик? – спросил Григорий Иванович с плохо скрываемым сарказмом, не отрывая глаз от бумаг.

– С утра была одна, – осторожно подыграл ему Сталин.

Петровский бросил бумаги на стол, водрузил поверх них увесистый подстаканник и торжествующе посмотрел на наркомнаца:

– Больше 100! Да-с, точнее, – скосил он глаза в записку, – 122!

– У нас губерний столько нет, – удивился Сталин.

– Да какие там губернии, – махнул рукой Петровский, – у нас уже полно уездных и даже волостных советских республик со всеми атрибутами государственной власти – собственными наркоматами, деньгами, границами и даже дипломатическими отношениями с соседями, причём, не всегда дружескими. Вот, – Петровский двумя пальцами, будто боясь испачкаться, толкнул бумаги к Сталину, – разбираю конфликт между Ржевским и Тверским «советскими государствами». Тверь захватила 20 вагонов, предназначенных для Ржевского уезда, Ржев собирается идти на Тверь войной, спрашивает, поддержим ли мы их в этом благородном деле?

– Ну, и как это понимать? – ошарашенно спросил Сталин, перебирая листки докладов.

– А, это, дорогой Коба, – откинулся на спинку стула Петровский, – товарищи на местах так неожиданно трактуют лозунг «Вся власть – Советам», делая упор на слово «Вся»…

– Балаган, – брезгливо поморщился Сталин, отдавая записи Петровскому, – это не Советская власть, это безобразие и его надо прекращать…

– Значит, говоришь, советские республики в каждом уездном городе – это балаган? А по две советские республики в одном уезде не хочешь? – хмыкнул руководитель НКВД. – Как тебе вот такой кунштюк? – и, выудив из стопки замызганный листок, с выражением начал читать:

«В марте в ходе перевыборов Сормовского Совета большевики получили 15 мест, левые эсеры и максималисты – по одному мандату, эсеры – 13, меньшевики – 7, беспартийным депутатом оказался 1 человек. Потеряв большинство, большевики, левый эсер и максималист покинули Совет и создали Сормовское бюро Нижегородского Совета, провозгласившее себя представителем Советской власти в Сормове.»

Сталин не заметил сам, как вскочил на ноги и витиевато выругался по-грузински, чем привлёк внимание всех остальных посетителей буфета.

– Ну? И как решили этот, – Сталин замешкался, подбирая нужное слово, – конфликт?

Петровский устало махнул рукой и сгрёб все бумажки в свою папку.

– Ленин со Свердловым направили в Нижний Раскольникова, объявившего, что власть должна принадлежать тем Советам, которые поддерживает Совнарком. Короче – выбранный Совет разогнали. Большевики, левый эсер и максималист заявили, что «берут власть на себя».

– И как много таких конфликтов?

– Большевики проиграли выборы в Вязниках, Касимове, Брянске, Бежеце, Макеевке, Ростове, Уфе, Ижевске, Костроме… Там вообще дошло до чрезвычайного положения… Одним словом, Коба, скажу честно, – Петровский вздохнул, застёгивая папку с документами. – У нас совсем не получается с истинным народовластием. А ведь я ещё не рассказал про криминал, которого в Советы набилось больше, чем вшей на барбоску.

Про криминал, оккупировавший Советы, Сталин знал и сам, с каждым годом этой информации становилось всё больше и была она всё сочнее.

Бывший во время Великой Отечественной войны при немцах бургомистром Майкопа, сбежавший на Запад Н. В. Полибин издал за рубежом воспоминания «Записки советского адвоката 20–30-х гг.». Сам автор – личность гнусная, но информацию выдаёт поучительную:

«…Мне хочется вспомнить одного из "государственных деятелей". Это был председатель станичного Совета станицы Славянской, представлявший в своём лице высшую государственную власть в селе. В той же станице в должности следователя по уголовным делам работал один из дореволюционных судебных следователей Донской области. По какому-то делу ему нужно было допросить в качестве свидетеля председателя местного Совета Майского. Он послал ему повестку, и на следующий день к следователю пришёл обутый в высокие сапоги, одетый в синие «галихве» с красными донскими лампасами и в залихватской донской смушковой шапке с красным верхом Майский.

В старое время в Донской области как-то орудовала шайка "степных дьяволов". Они нападали на хутора, вырезали целые семьи, поджигали пятки свечкой, выпытывая деньги. Они были переловлены, осуждены и получили каторгу.

Следователь сразу узнал вошедшего. Это был один из главарей шайки, которого он допрашивал в своё время. Тот его тоже узнал, но вида они не подали. Правда, следователь на следующий день «заболел» и перевелся в другое место.

И такими персонажами местные Советы были нашпигованы под самую завязку. Уголовники, как известно, народ наглый и предприимчивый, и должность в «советской власти» для них была хорошей «крышей». А те, кто не имел уголовного прошлого, легко приобретали такое настоящее – власть, жратва, бабы, самогон…»

Император с трудом сдёрнул с себя пелену воспоминаний и раскурил, наконец, трубку.

« Впрочем, – усмехнулся он своим мыслям, – самодержавный хрен советской редьки не слаще. Что в сельских советах – «жратва, бабы, самогон», что в царском – государственном – «Кюзин франчайз, ля фам и «Родерер Силлери». Тот же криминал, но только в смокинге и сразу миллионами.»

Император не заметил, как в ход своим мыслям нарисовал на запотевшем стекле оскаленную волчью морду. «А ничего получилось! Актуально…» Вернулся за стол, повторил свой рисунок, и теперь его украшала аббревиатура «ГПУ»… «Ну что тут у нас с зубами?»

Кружок «Лейб-жандармерия». Рядом – знак вопроса. Товарищи они, конечно, ретивые, землю рыть будут, пока не упрутся в сословную солидарность… А как дальше?… Второй кружок – «Красин» – этот никуда не упрётся, сословная солидарность его не тревожит, зато мучает революционная… Против капиталистов воевать готов, а вот «за Веру и Царя» – это вряд ли… Рисуем третий кружок «Гучков», под ним треугольник – староверы-старообрядцы и ещё один не терпящий отлагательства вопрос «Вы чьё-старичьё?»… А ведь ещё с юга подпирают мусульмане, с востока – буддисты-шаманисты… Нужно срочно менять пропагандистский акцент, смещая его с личности царя и православной веры всецело на Отечество – многонациональное и многоконфессиональное. Вот это слово и напишем в основании, а вместе с ним – Конституция, гимн, флаг и остальное… И чтобы всё это держать под контролем – рисуем забор-частокол – гвардию. Не паркетную-питерскую – это уже давно епархия «дяди Вовы», а его собственную, к формированию которой он приступит уже завтра. Вот тогда стрелочка вправо… рука соскочила с листа и карандаш уперся в конверт с письмом… Так… опять попалось на глаза… Очередное письмо от императрицы. На него он вообще никак не хотел отвечать, чтобы лишний раз не возбуждать столичное общество. Рано или поздно это все же сделать придется – молчание стало уже неприлично-подозрительным… Итак, что же мы имеем?

Император распечатал конверт и вполголоса чертыхнулся. Русские цари вели личную переписку на английском. Какая прелесть! Ну что ж, по крайней мере, появилась тема для ответа:

«Сударыня! Читая ваши трогательные письма, не могу не признаться в главном – что меня больше всего тревожит и не даёт насладиться ни формой Ваших посланий, ни их содержанием. Больше всего меня беспокоят дети. Те, кто будут изучать нашу биографию. Не представляю, каким образом они объяснят тягу императорской четы Российского государства к личной переписке на языке главного врага Отечества?

Считаю, что император должен подавать пример патриотизма. Первым признаком сего является уважительное отношение к языку собственной страны, в связи с чем хочу сообщить Вам, что отвечу на все Ваши вопросы и тревоги обстоятельно и лояльно, как только получу от Вас соответствующее послание на русском языке. Надеюсь на Ваше понимание…»

Перечитал – поморщился. Получилось пафосно, грубовато, коряво, неубедительно. Царицу, такой отворот не успокоит… ну хоть отвлечет. Пусть думает, что у мужа паранойя и англофобия на почве стресса от покушений. Это всяко лучше, чем пытаться имитировать реального Николая с гарантированным провалом. Столкновения с петербургской «ярмаркой тщеславия» не избежать, но пусть это случится как можно позже – когда у него уже будет смонтирован хоть какой-то силовой инструмент… Добрым словом и револьвером всегда можно добиться лучшего результата, чем просто добрым словом.

Отложил письмо, вернулся к схеме. Специалистов по тайным операциям на первое время уже хватает – тут и дашнаки, и боевики Красина, и Трепов со своей группой. А вот стратегический апекс пока не вырисовывается. Слуги есть, нет соратников… Опять это проклятое одиночество стоящего на вершине…

* * *

Все приглашенные собрались только под вечер. Расселись, когда совсем стемнело. Длинный – во всё помещение – Т-образный стол в большой гостиной Ликанского дворца был в этот раз застелен зеленым сукном и освещён низко опущенными лампами, из-за чего лица присутствующих были едва различимы. Не хватало только игральных карт, вместо которых всё свободное пространство занимали самые разнокалиберные бумаги с чертежами, заметками, со строгими вензелями и легкомысленными виньетками. Пламя камина добавляло мистического шарма, плясало на высоких спинках стульев и отбрасывало фантасмагорические тени на остальную, весьма аскетическую обстановку.

– Господа офицеры!

Ножки стульев левого офицерского крыла дружно рыкнули, отодвигаемые в сторону. Вторым движением шеренга людей в мундирах вскочила из-за стола и застыла в положении «Смирно!». Правое крыло, занимаемое лицами в штатском, заёрзало, завозилось, из-за чего гостиная наполнилась шуршанием, скрипами, кряхтением, где-то упала трость, покатилось по полу что-то круглое…

– Вольно! – голос императора приглушил посторонние звуки и приковал внимание к нему. Он стоял во главе стола, впервые сняв уродливые повязки, делающие монарха похожим на обитателя египетских пирамид. Впрочем, к его новому облику присутствующим еще предстояло привыкнуть. На лицо с не до конца опавшим отёком, усыпанное щербинками от мельчайших кусочков стекла, причудливо ложились сполохи огня от камина. Из-за плохо работающих мышц оно казалось застывшей маской железного дровосека из сказки Баума «Волшебник из страны Оз» и только глаза выделялись на этом жутковатом фоне своей живостью и притягивали, завораживали, как будто обладали какой-то неземной магнетической энергией.

– Прошу садиться, – уже каким-то домашним, неофициальным тоном сказал император и первым подал пример. – У нас необычное и очень важное совещание. Важность в том, что от его результатов, от того, что мы сделаем, и ещё более от того, что мы не сможем сделать – зависит судьба армии, общества, а в конечном счете и всего Отечества. Работать придется привыкать по-новому. Всё, что будет услышано сейчас и впоследствии, представляет собой государственную тайну и не может быть разглашено, кроме как с моего личного разрешения. Все, кто с этим не согласен, могут прямо сейчас встать и уйти. Тех, кто согласен, прошу оставить об этом соответствующую роспись в специальном меморандуме.

Молчаливые адъютанты споро разнесли документ с императорским вензелем, собрали подписанные листы и также молча и стремительно удалились, плотно закрыв за собой двери. Желающих покинуть высочайшее собрание не нашлось.

– А теперь я хотел бы представить присутствующих. По левую руку от меня сидят наши офицеры – славные продолжатели военных традиций Суворова и Кутузова, еще совсем недавно выполнявшие свой интернациональный долг в Трансваале. Больше года они крупица к крупице собирали бесценный опыт войны гражданского ополчения с одной из сильнейших армий мира. Мы обязаны этот опыт аккуратно и бережно собрать, обобщить, систематизировать и сделать правильные выводы – как и чем вооружать нашу собственную армию, чему учить наших солдат и офицеров, какие задачи ставить перед ними и как добиваться их выполнения. По другую руку сидят наши славные ученые и инженеры. Это гражданские люди, хотя некоторые из них имеют за своими плечами и военную службу. Сегодня мы впервые привлекаем их к сугубо военным совещаниям, и это тоже веление времени. Война перестала быть исключительным занятием людей в погонах. Военное искусство перешло на качественно другой уровень и победа сегодня куётся не только в казармах и академиях, но и в лабораториях, на кафедрах, за чертежными столами и заводскими станками, за школьными партами и в университетских аудиториях. Англо-бурская война предъявила такие технические и тактические новинки, так изменила поведение солдата на поле боя, что нам всерьез надо задуматься над кардинальными реформами в собственной армии, если мы не хотим, чтобы нас завтра били даже те, кого мы сегодня и за противника не считаем. Посему первым делом я хочу объявить о создании Государственного комитета по обороне с целью развития военных технологий, организации военно-технического сотрудничества армии и промышленности, производства новых видов вооружений, их испытания и оснащения ими специальных воинских частей, основу которых мы также заложим немедленно. Наши соотечественники, побывавшие в Трансваале, почти месяц работали в этом прекрасном месте над составлением подробных отчётов. Что же принципиально нового мы увидели в Африке? Что смогли противопоставить малочисленные и слабовооружённые бурские отряды регулярной британской армии? Давайте послушаем очевидцев и пойдем от младших к старшим, поэтому первому слово предоставим подпоручику Августусу, участвовавшему в сражениях при Стромберге, Питерсхилле и осаде Ледисмита.

Гостиная оживилась, зашуршала бумагами, зашепталась и наконец, найдя глазами объект внимания, уставилась на вскочившего в самом конце стола во всех смыслах скромного офицера, столь малорослого и тщедушного, что он почти полностью терялся на фоне высокой, украшенной тяжелой резьбой, спинки стула.

– Прошу прощения, – после почти полуминутной паузы выдавил из себя подпоручик, я не знал, что мне придется сегодня выступать и специально не готовился…

– Достаточно будет, – ободряюще произнес император, – если вы просто перескажете содержание своего доклада или зачитаете оный.

– Ах да, конечно, извольте, – еще больше смутился Августус, и в его голосе от волнения стал явно проступать прибалтийский акцент. – Буры смогли противопоставить англичанам следующее… Первое – прекрасное знание местности и превосходную полевую разведку. Бурские охотники[9], действующие на передовой, вчистую переиграли британцев. Второе – прекрасное владение стрелковым оружием… Опытный стрелок способен делать до десяти выстрелов в минуту и десять раз попасть в цель на расстояние до 1000 шагов. В результате атакующие их сомкнутые цепи оказывались разгромленными еще до того, как они выходили на рубеж штыковой атаки. Третье – великолепная мобильность, которая в сочетании со вторым преимуществом даёт возможность вовремя перебросить резервы на угрожаемое направление и создать плотность огня, не позволяющую противнику даже поднять головы. Четвёртое – принципиально новая полевая фортификация, резко снижающая эффективность традиционной полевой артиллерии, включающая в себя безбрустверный окоп полного профиля, маскировку и заграждения из колючей проволоки. Пятое – пулемёт… У нас его почему-то называют устройством для бесполезного расходования патронов. Но военные действия показали, что один опытный расчет с этой машинкой способен заменить целую роту обычных стрелков, да еще и превзойти их по эффективности огня, особенно на средней дистанции.

– Спасибо Евгений Федорович, – кивнул головой император, назвав военного неожиданно по имени – отчеству, чем смутил подпоручика еще больше. – Вы прекрасно пишете, у вас замечательный слог. Если соберётесь издать свои мемуары книгой, обещайте прислать один экземпляр, договорились?[10] Кто может дополнить слова подпоручика?

Вконец смущённый подпоручик ещё устраивался на своем стуле, а внимание к себе уже привлек другой участник совещания, внешне чем-то неуловимо похожий на Лермонтова.

– Разрешите, Ваше императорское величество? Капитан-инженер Зигерн-Корн. Неоднократно наблюдая стрельбу буров, я подметил три характерные черты. Во-первых, бур никогда не стреляет на авось, он с малолетства привык при стрельбе беречь патроны. Мальчика 6–7 лет отец уже обучает стрельбе в цель из кавалерийского Маузера и берет с собой на охоту. Когда же мальчику минет восемь лет, отец дает ему винтовку, три патрона и отпускает одного в горы. Если ребенок принесет антилопу, то уже получает винтовку и патроны в полную собственность и приобретает неотъемлемое право охотиться, когда хочет. Событие это в каждой бурской семье считается большим семейным праздником. Если ему на охоте не повезло, а патроны он расстрелял, то испытание откладывается на будущий год…[11] Меткость буров – это результат длительного воспитания с самого раннего возраста, которому невозможно научиться за полгода-год на полигоне.

– Это совсем не значит, что данный опыт для нас неупотребим, – подал голос моложавый подполковник с орлиным носом, бородкой – эспаньолкой и высоким лбом, размер которого подчёркивали зачесанные назад волосы. – Это значит, что снайперов мы должны набирать из потомственных охотников… Извините, Ваше Величество, подполковник Максимов…

– Ничего-ничего, не извиняйтесь, Евгений Яковлевич, – кивнул император, вызвав опять удивленный шорох среди присутствующих своим знанием имен и отчеств мало кому известных офицеров. – Ваше замечание – по существу и очень к месту… Кстати, Михаил Антонович, – повернулся император к уже успевшему сесть капитану, заставляя его, таким образом, опять вскочить со стула. – Два года назад вами проводились эксперименты по созданию огневых препятствий горящими струями керосина. Проект был перспективен, но сыроват, недоработан. У Главного инженерного управления появились вполне обоснованные претензии относительно сохранности трубопроводов, заложенных в брустверах, при обстреле их артиллерией противника… Вы продолжаете заниматься этой идеей или забросили её?

Капитан мысленно поблагодарил судьбу за царивший в гостиной полумрак, скрывший ярко вспыхнувшее пунцовой краской лицо.

– Простите, Ваше Величество… но…

– Я Вас понял, Михаил Антонович, не оправдывайтесь. Стезя изобретателя-первопроходца терниста и неблагодарна. Прошу вас задержаться после совещания. Мы вместе посидим-подумаем над вашим проектом и, надеюсь, мне удастся предложить несколько идей, которые помогут придать второе дыхание вашей работе… А пока мы послушаем вашего коллегу, тоже инженера, только что произведенного в подполковники, Владимира Ивановича Щеглова. Пожалуйста, расскажите, какими новинками пытались удивить противника англичане.

Подполковник Щеглов был прямой противоположностью первому докладчику. Если бы вместо военной формы на него были надеты кольчуга и шлем, сходство с Ильёй Муромцем с картины Васнецова «Три богатыря» было бы близко к абсолютному. Густым басом, при тембре которого умер бы от зависти любой дьякон, Владимир Иванович зарокотал:

– Наиболее интересное и простое новшество, введенное в британской армии, – специальная защитная форма «хаки», делающая солдата на поле боя менее заметным. Еще одно – это бронепоезда, используемые не столько для оперативной переброски личного состава, сколько для доставки на поле боя орудий большого калибра – до восьми дюймов включительно. Кроме блиндированных железнодорожных поездов, в англо-бурской войне применяются и безрельсовые, двигающиеся по обычным дорогам. Такой поезд состоит из локомобиля-тягача, трех повозок и двух шестидюймовок. Тягач со всех сторон защищен листовой хромоникелевой сталью, которую пули маузеровских ружей не пробивали даже на расстоянии 6 шагов. «Автотягун» приводится в движение паровым двигателем. Паровая машина – системы компаунд с двумя цилиндрами диаметром 6,4 дюйма и 11,5 дюйма и с длиной хода поршня в 12 дюймов. Рабочее давление пара доходит до 180 фунтов на квадратный дюйм, а мощность двигателя – до 60 лошадиных сил. На автомобиле находятся емкости для воды – 400 галлонов (150 ведер) и угля – 15 квинталов (около 50 пудов). Для более мягкого хода тягач снабжен пружинными рессорами. Безрельсовый поезд имеет три скорости 2, 5 и 8 миль в час…

– Господа инженеры, – перебил докладчика император. – Не торопитесь записывать – ещё наделаете ошибок! Вся услышанная вами информация будет предоставлена со всеми цифрами и чертежами. Но я предупреждаю – наша задача – не скопировать прилежно то, что делают англичане или буры, а, взяв рациональную идею, творчески развить ее и довести до совершенства, устранив слабые стороны и акцентировав удачные. Продолжайте, Владимир Иванович!

– Да у меня практически всё, – кивнул подполковник. – Мне осталось упомянуть блокгаузы, совершенно не впечатлившие буров, разрывные пули, новую взрывчатку лиддит и колючую проволоку, массово применяемую при оборудовании оборонительных позиций.

– Тогда предлагаю подвести итоги, – кивнул император, разрешая подполковнику садиться. – Отличительной чертой англо-бурской войны является доведенная до совершенства тактика огневого налета с дистанции, исключающей эффективное противодействие с последующей молниеносной сменой позиции. Полевая разведка, снайперы и пулемёты, позволяющие малыми силами наносить неприемлемый урон численно превосходящим силам противника, маскировочная форма, окопы полного профиля, блиндированные средства передвижения – всё вышеперечисленное должно быть описано, освоено, усовершенствовано и внедрено в войска как можно быстрее. Для этой цели на совещание приглашены генерал-майор Мосин Сергей Иванович – конструктор и начальник Сестрорецкого оружейного завода.

– Я!

– Подполковник Никола́й Миха́йлович Фила́тов – учёный секретарь опытной комиссии Офицерской стрелковой школы.

– Я!

– Хорунжий Фёдор Васи́льевич То́карев – заведующий оружейной мастерской 12-го Донского казачьего полка.

– Я!

Император подошел к этой великой троице, стоящей перед ним навытяжку, посмотрел каждому конструктору в лицо, задержавшись почему-то рядом с хорунжим и тихо, но очень отчётливо произнёс:

– Господа офицеры! Русской армии срочно требуется собственный пулемет. Такой же простой и надёжный, как ваша трёхлинейка, Сергей Иванович, и использующий такой же автоматический экстрактор, который тайком сочиняете вы, Фёдор Васильевич. Разрешаю любые заимствования из любых иностранных конструкций. Командировки, приобретение материалов, образцов, патентов – делайте всё, что необходимо для результата. В средствах не ограничиваю, но ограничиваю по срокам – к весне у нас должен быть образец, к концу года – действующая модель. Специалистам по взрывным материалам из Михайловской артиллерийской академии – поручикам Михаилу Михайловичу Костевичу и Владимиру Иосифовичу Рдултовскому – за это же время вам предстоит разработать для полевой артиллерии снаряд достаточной мощности для разрушения полевых укрытий. Детали обсудим на отдельном совещании. Теперь насчет блиндирования. Присутствующий здесь штабс-капитан Авенир Авенирович Чемерзин сконструировал оригинальные панцирь и шлем для полиции. Считаю, что он будет не менее востребован и в армии. Приказываю подполковнику Филатову немедленно приступить к испытаниям данного изделия и в течении месяца определить оптимальный вес и бронепробиваемость, с таким расчетом, чтобы к весне получить первую промышленную партию. Последними хочу потревожить наших повелителей электричества – Алекса́ндра Степа́новича Попо́ва и Влади́мира Константи́новича Лебеди́нского. На Всемирной промышленной выставке в Париже аппаратура под маркой «Popoff—Ducretet—Tissot» была отмечена золотой медалью. Сейчас беспроволочный телеграф устанавливается на наши военные корабли. Однако последние события в Африке и Китае показали, что никак не меньше, чем на флоте, беспроволочная связь требуется в армии. Поэтому я прошу Вас приложить все усилия, чтобы обеспечить мобильными радиостанциями наши подразделения – вы сохраните жизни тысячам наших солдат и офицеров и обеспечите заведомое преимущество нашей армии на поле боя.

Император остановился и задумался. Объём поставленных задач ему самому казался нереальным. В стране не было ни достаточных производственных мощностей, ни специалистов, способных наладить выпуск всего, о чем он говорит. «Значит вооружим один полк, батальон, да хотя бы роту!» – зло подумал он, – «лиха беда начало!»

– А теперь о том, где и кто будет в первую очередь использовать весь ваш накопленный опыт. Считаю нерациональным распылять ветеранов англо-бурской войны по разным подразделениям, где вас сожрут без соли ретрограды. Мы создадим принципиально новое формирование в нашей армии, там и сконцентрируем весь ваш опыт, знания и инвенции. Подполковник Максимов!

– Я!

– Это неправильно, что иностранное государство, опираясь на мнение своей армии, присвоило Вам звание генерала, а вы у себя на Родине все ещё ходите подполковником. Придётся исправить эту оплошность… Разрешите поздравить Вас, Евге́ний Я́ковлевич, с генерал-майором и предложить новое назначение. Поручаю сформировать из ветеранов-африканеров бригаду особого назначения. В её штатной организационной структуре – учесть все согласованные со мной рекомендации и пожелания присутствующих здесь. Штаб подберете сами. Доукомплектование – за счёт добровольцев. Сегодня мы имеем два театра военных действий. Бурские республики, где война стремительно превращается в партизанскую, и Китай, там русские войска ведут противоположную – контр партизанскую войну. Соответственно – сформированные подразделения бригады в составе отделений и взводов предлагается посылать на «стажировку» в Африку, а уже в составе рот, батальонов и полков – на Дальний Восток. Вам будут переданы все прошения и рапорты как об отправке в Трансвааль, так и о переводе в действующую армию на Дальний Восток. Кроме того, вам будет разрешена вербовка нижних чинов в казачьих пластунских батальонах. Туда набирают в основном безлошадных бедных казаков. Служба в вашей бригаде будет для них ступенькой вверх в военной карьере. В одном только Кубанском казачьем войске насчитывается 18 таких батальонов. Как видите, мобилизационным потенциалом мы вас обеспечим. Теперь что касается особенностей организации. Почти все участники боев в Африке с теплотой вспоминают дружбу, взаимовыручку и товарищество, с которыми они столкнулись, сражаясь за буров. Есть мнение, что эту атмосферу надо постараться сохранить и придать ей легитимный статус. Посему, предписываю при формировании бригады отменить сословные ограничения, а также титулование, оставив для обращения звание и приставку «господин», а для побывавших в совместном деле под огнём – как символ боевого товарищества, скрепленного кровью, – разрешить специальную приставку «товарищ». Структура бригады будет максимально упрощена – отделение-взвод-рота-батальон-полк – по три подразделения при общей численности батальона в 555 человек. Каждому полку будут приданы сапёрная рота и хозяйственная рота, рота связи, медицинско-санитарное подразделение и артиллерийская батарея, состав которых и численность еще уточняется[12]. Форма бригады уже готовится и будет представлена вам в ближайшие дни. В ней мы учли опыт скаутов Ловата[13], а также некоторые собственные разработки с привлечением отечественной энтомологии. Главным достоинством такой формы должна стать малая заметность и высокая практичность – чтобы ничто не стесняло движения и не мешало выполнять боевую задачу. Вооружение бригады будет также кардинально отличаться от стандартного армейского, как и форма. В каждом отделении будет специальная снайперская пара, состоящая из стрелка и наблюдателя, вооруженного максимально мощной полевой оптикой. На каждый полк мы выделим 50 станковых и 120 ручных пулемета и подробно проинструктируем, каким образом они должны использоваться в обороне и в атаке. Вопрос только – какие будут эти пулеметы? Я считаю, что это должны быть пулеметы отечественной конструкции или, по крайней мере, произведенные на основании выкупленной привилегии. Офицерский и унтер офицерский состав, а также артиллерийские расчёты вооружим десятизарядными маузерами К96, имеющими существенное преимущество в ближнем бою из-за скорострельности. Поголовно весь личный состав должен передвигаться верхом или на повозках, чтобы обеспечить средний темп передвижения 35–40 вёрст в сутки или форсированного марша в 70 вёрст в сутки. Значение разведки вам объяснять не надо, поэтому ваша бригада первой перенесёт ее с земли на небо. Но этот вопрос мы также обсудим отдельно, как только прибудут наши заслуженные аэронавты – полковники Михаи́л Миха́йлович Поморцев и Алекса́ндр Матве́евич Кованько́…

Император наконец-то вернулся на своё место, присел и, извинившись, расстегнул верхнюю пуговицу френча.

– Всё-таки очень длинные совещания пока не для меня, – виновато улыбнулся он, обведя глазами сидящих за столом, – к сожалению, придется заканчивать… Однако, есть еще одно дело… Мне очень лестно, что вы, без всякого намека с чьей-либо стороны, организовали добровольную дружину для моей охраны. Считаю, что такая инициатива ни в коем случае не должна потеряться. Традиционно при Зимнем существует рота дворцовых гренадеров, представляющая собой строй церемониальных пенсионеров. Я предлагаю заменить её реальным боевым подразделением – вашей дружиной. В дальнейшем же, после того, как бригада будет сформирована, – её сводной ротой.

Император ещё раз вымученно улыбнулся и совсем глухим голосом добавил:

– Тютчев сказал, что Россия – это такой Ахиллес, у которого пятка везде. С вашей помощью я надеюсь прикрыть хотя бы малую её часть… Хотя бы часть…

С последними словами голова императора безвольно свесилась, а тело тяжело привалилось к спинке стула. Тревожный шёпот в зале, переросший в панические крики «Врача!», хлопающие двери и топот ног он уже не слышал…

Глупая муха билась о стекло с каким-то религиозным фанатизмом. В полной тишине яростное жужжание сопровождалось гулкими шлепками. На некоторое время наступало затишье, очевидно, вследствии контузии всей мухи, но вскоре неистовство возобновлялось. Вся комичность ситуации заключалась в том, что чуть выше места сражения находилась распахнутая настежь форточка. Но муха, видимо, была слишком увлечена борьбой с прозрачной преградой, поэтому ни на что отвлекаться уже не могла и не хотела.

Человек, лежащий на жёстком, неудобном топчане, пришел в себя как раз во время очередной битвы с оконным стеклом. Руки его были крепко стянуты за спиной и, давно затёкшие, уже даже не болели. Зато страшно болела и кружилась голова, щипало глаза, а в носоглотке и горле поселился противный жгучий привкус и навязчивый своеобразный запах эфира. Впрочем, сейчас всё это было не так уж и важно. Как только он очнулся и осознал, в каком положении находится, вселенская тоска и досада вытеснили все остальные чувства, как тело, погружённое в жидкость, вытесняет ее из ёмкости.

Так глупо попасться! Вот тебе и азарт, вот тебе и погоня! Мальчишка! Лежи теперь, как куль с мукой в ожидании печальной, но зато закономерной развязки!

– Ну что, мичман, оклемался, значится? Это хорошо! – раздался сбоку такой знакомый и такой противный скрипучий голос. Визг половиц известил связанного человека о приближении хозяина этого помещения и всего его положения в целом. – Наконец появится возможность побеседовать, а то всё недосуг было.

Связанные руки за спиной дёрнули и они поползли вверх, выворачивая суставы и заставив мичмана сначала встать на колени, а затем и на цыпочки.

– Вопрос у меня всего один и он простой, – проскрипел вопрошавший. – Вы кто?

– А вы не слишком торопитесь, примеряя ко мне свои навыки заплечных дел мастера? – прошипел мичман, стараясь удержать равновесие.

– Просто демонстрирую серьёзность своих намерений, – усмехнулся хозяин положения. – Повторяю вопрос – кто вы? Кому служите? Какую цель преследовали, следя за мной на яхте и на побережье?

– Ваши вопросы размножаются почкованием… Хотите проверить, не потерял ли я память, после того, как вы шарахнули меня по затылку?

– Бросьте валять дурака, Головин, – лениво ответил голос. – Я мог поверить, что вы – неудачник, залезший в карточные долги, ровно до того момента, пока не увидел вас на берегу в рыбацкой халупе. Или будете мне сейчас рассказывать, что вы гуляли-гуляли и случайно оказались за городом на ночь глядя именно в этом месте в это время?

– Не поверите, но именно так оно и было…

– Эх, не получается у нас беседа.

Мичман почувствовал, как нестерпимо обожгло бок, а по комнате пополз запах горелой кожи…

– Зачем же так ругаться и орать? – брезгливо вытирая руки и ставя на столик свечу, проскрипел мучитель через четверть часа «разговора». – Ну право же, неловко, будто не дворянин, а портовый грузчик! А мне ведь вас рекомендовали, как вежливого и воспитанного юношу. Стыдно! Даже собак напугали, вон как заливаются… Скучно мне с вами, мичман, бесконечно тяжко и неинтересно… Вы вот что – повисите тут до утра, подумайте, стоит ли так кочевряжиться, а с рассветом продолжим. Стоять так на цыпочках, вы сможете еще максимум час, а потом пальцы ног затекут и начнется самое неприятное, но вы сами себе всё устроили, так что не обессудьте… Я зайду после ужина и кто знает, может, вы передумаете…

Визг половиц, кряхтение и хлопнувшая дверь снова погрузили окружающий мир в тишину, только упрямая муха изо всех сил всё ещё долбилась в оконное стекло… «Да что ж она, дура, даже посмотреть вверх не может?» – сквозь боль подумал мичман и отчаянно скосил глаза в сторону окна… Посмотреть вверх, какая хорошая мысль…

Извернувшись так, что хрустнули шейные позвонки, в темном оконном стекле мичман увидел своё совсем не привлекательное отражение, с руками, задранными за спиной к потолку, набранному из простеньких двухдюймовых слег, через одну из которых, как через блок, была перекинута веревка, на другом конце которой он изволил висеть. Но главное, что узрел пленник – это крюк, которым были подцеплены его связанные руки. Это был шанс! Слега, не предусмотренная для таких тяжестей, как его тело, слегка прогнулась и зазора вполне хватало, чтобы просунуть туда ступню. Надо только изловчиться, чтобы задрать ноги к потолку и не промахнуться. Мысленно поблагодарив преподавателей морского кадетского корпуса за многие часы, проведенные на вантах, развивающие у гардемаринов поистине цирковые акробатические способности, мичман глубоко вздохнул и со всей силой оттолкнулся от топчана.

Слега скрипнула, приняв на себя уже всю массу тела. Зазор между ней и потолком стал ещё больше и мичман, зацепившись за дерево обеими ступнями, смог наконец-то расслабить затекшие мышцы плеча. Так, теперь аккуратно прогиб назад, чтобы крюк выскочил из опутавшей кисти веревки. После пятиминутных трепыханий получилось… А теперь как-то спуститься вниз… Легко сказать, когда висишь под потолком в позе летучей мыши…

Уже бесполезная веревка с крюком болтается в нескольких люймах от лица, а уцепиться за нее решительно нечем… Хотя впрочем, почему же? Мичман вспомнил, как он какое-то время удерживал во время шторма зубами таль, потому что руками намертво схватился за поручни, не давая волне снести себя за борт… Ещё несколько «па» из индийских танцев живота и пенька плотно зажата во рту. А теперь постараться выполнить кувырок так, чтобы приземлиться на ноги ну или вообще на любую часть тела, кроме верхней… И-и-и…

Сколько пленник пробыл без сознания, он не знал. Болело ушибленное при падении плечо и мышцы шеи. Саднили щека и бок. «Как это я умудрился приложиться и тем и другим, – подумал мичман, сползая с топчана и пытаясь встать на ноги. – Теперь срочно к свече… аккуратно, чтобы не затушить пламя, но прожечь веревку. Хорошо, что тёмное окно работает, как зеркало.»

Освобожденные от пут руки плетьми повисли вдоль тела. Удивительно – так обжечь пальцы и ничего не почувствовать… Прошло еще не меньше пяти минут, когда сначала покалывание, а потом дикая боль вернула мичману контроль над конечностями. За это время он успел осмотреть каморку, задуть свечу и попытался разглядеть двор… Тьма непроглядная… А надо бы понять где он и как отсюда выбираться?

Мичман застыл и весь превратился в слух… За дверью – ни малейшего движения. Или он тут один, или сторож уже видит сон. Зато отчётливо слышен такой знакомый шум прибоя…Э-эх, остаться бы да задать пару вопросов «гостеприимному хозяину». Но шансов, что он его одолеет – никаких, последняя встреча в рыбацкой хибаре тому доказательство. А значит надо уходить… лучше через окно… Главное – добраться до берега, а там что-нибудь придумаем…

* * *

Невзрачный пароходик, обычно выполняющий каботажные рейсы между Эгейским и Ионическим морями, а на этот раз грустно чапающий из Афин на Цейлон за партией чая, у острова Тира в Эгейском море выловил очередного сумасшедшего искателя сокровищ. После Генриха Шлимана с его Троей такие косяками бродили по греческим островам, залезая во все щели в поисках венецианских, римских и древнегреческих артефактов. Местные рыбаки изрядно наживались на них, сдавая в аренду или продавая откровенно дряхлые посудины, тонущие быстрее, чем они успевали выйти за пределы порта. Вот и этот бедолага, очевидно, попал на такого ушлого маримана и теперь барахтался в неприветливых в это время года водах Средиземного моря, сражаясь за остатки плавучести утлой посудины, жить которой оставалось по самым оптимистическим прогнозам не более получаса.

Ну этому-то приключений уж точно хватило, ведь он решительно отверг предложение капитана вернуть его на Тиру и радостно согласился быть доставленным в Цейлон, за что пообещал быть безмерно благодарен в пределах разумного, как только доберется до первого же представительства банка. «Много не съест, – подумал капитан. – Судя по лицу и рукам – явно аристократ. А потенциальная благодарность от такого – она никогда лишней не бывает».