Читать книгу Охотничьи байки - Сергей Алексеев, Сергей Петрович Алексеев - Страница 7

Охота как работа

Издревле охота всегда разделялась на два вида – профессиональная (промысловая) и любительская (спортивная). Первая и доныне существует как способ пропитания, заработок и, как ранее упоминалось, экономически не выгодна для самого охотника, ибо физические и материальные затраты приносят скудный достаток, способный лишь прокормить семью, и то не всякий год. Поэтому почти каждый профессионал держит подсобное хозяйство – скот, огород, пасеку и в межсезонье промышляет сбором дикорастущих, на которых, кстати, иногда зарабатывает больше, чем охотой. Никто никогда толком не считал (а сами охотники и вовсе не считают) трудозатраты промысловика: пройденные им сотни километров пешком и на лыжах, тонны перенесенного на плечах груза, неудобство ночевок у костра, на комарах, плюс к этому оружие, боеприпасы, все орудия лова, наземный и водный транспорт, горючее и запчасти – за свой счет.

Это основная экономическая причина браконьерства штатников. Я не уверен, что на Дальнем Востоке бьют медведя из-за лап и желчи, как равно тигров и барсов (чтобы переправить в Китай), только охотники-любители. Вдумайтесь, до какого маразма мы дожили – зверя из-за желчи? Мой отец, наверное, в гробу переворачивается, а вместе с ним те военные русские женщины, что выскребали шкуру, дабы не оставить мездры и жиринки.

Во все времена на охоте обогащались купцы, нынешние скупщики, перекупщики пушнины и пушно-меховые аукционы. В общем, все, кроме того, кто конкретно добывает мягкую рухлядь. Кстати, сотни сибирских купцов и промышленников делали свои первые деньги, обирая охотников за знаменитую «огненную воду». Это уже потом покупали прииски, ставили заводы и мануфактуры, называясь промышленниками. В семидесятых-восьмидесятых годах, когда ослаб государственный контроль, в области заготовки пушнины начали работать «цеховики», которые за бесценок скупали пушно-меховое сырье, вскоре стали подпольными миллионерами, а ныне, используя первоначальный капитал, официально промышляют золотом, алмазами и нефтью.

Ничто не меняется в этом мире. Пока у хищников есть кормовая база, они не исчезнут.

Казалось бы, пока есть на свете богатые, привыкшие к роскоши женщины, промысловая добыча пушного зверя не исчезнет, а значит, труд этот будет востребован и «зеленые» пока отдыхают. Однако наше время – время эрзацев, и профессиональная охота давно уже вытесняется развитием ферм клеточного содержания пушного зверька. Разводить в неволе научились многое – песца, черно-бурую лису, норку, нутрию, ондатру и пр. Конечно же, по качеству меха, для тех, кто понимает, – это небо и земля по сравнению с выросшим в родной вольной стихии шкуркой зверька. Но вот вряд ли скоро удастся загнать в клетку соболя, колонка, горностая и белку. Слишком вольнолюбивые эти зверьки, привередливы в пище, очень плохо размножаются и теряют живой блеск шерсти. Правда, государей в нашем мире слишком мало, поэтому потребность в горностаевых манто минимальна, однако на соболей еще спрос велик, да и художники пока не перевелись, коим требуются самые нежные и незаменимые колонковые кисти. Поэтому промысловая охота не исчезнет в обозримом будущем, хотя конечно же эта древнейшая профессия, сотворившая в какой-то степени русский (и не только!) национальный характер, обречена на гибель.

И останется только любительская.

Не знаю, этими ли соображениями руководствовалась российская власть либо есть у нее иные мотивы, но недавно все охотничье хозяйство было передано в ведение Министерства лесной промышленности. А было оно в Министерстве сельского хозяйства, в чем есть своя логика: промысловая охота и сам штатный охотник – это нечто среднее между приискателем, поскольку пушнина – то же золото, только мягкое, и производителем сельхозпродуктов. С той лишь разницей, что охотник не сеет, не откармливает скот, а берет мясо животных из дикой природы. Еще раньше охота была в системе кооперации, которая занималась добычей даров природы. То есть охотничье хозяйство страны вкупе с охотниками по своему среднему положению никогда не имело своего постоянного места и одного хозяина-распорядителя, и все потому, что ни одна власть в России не в состоянии выработать определенного отношения к такому явлению, как лов. Поэтому охота, с одной стороны, рассматривается как путь поступления в бюджет валюты через пушно-меховые аукционы, с другой – как нечто не обязательное, не серьезное, пригодное для утех и развлечений.

Есть своя логика и в том, что ловля теперь принадлежит лесному хозяйству страны, но она, эта логика, формальна и даже примитивна – мол, дикие животные-то в лесах живут. А как тогда быть, например, с тундрой и степями, где нет лесов, а значит, и полномасштабных управлений лесами на местах? Я уверен, охотничье хозяйство так и останется пасынком у нового папаши, а иначе придется ему создавать новые структуры, в том числе егерские охранные службы, и полностью реформировать имеющиеся. Это приведет только к раздуванию и так непомерного уже чиновничьего аппарата, но никак не к контролю за охотугодьями и поддержанию стабильности в животном мире. Например, в 1985 году в Вологодском областном охотуправлении сидел Азарий Иннокентьевич, бухгалтер и два охотоведа – весь штат. При этом тогда еще существовали промысловые угодья, штатные охотники и огромный отряд любителей. При этом выдавали 4 (четыре!) тысячи лицензий на лося и отстреливали без ущерба для животного мира. Сейчас там же с шоферами и обслугой около ста человек, и штат все растет. Но выдают всего восемьсот лицензий, из них добрая половина не отстреливается. И в связи с передачей в другое ведомство надо ожидать прибавления – нет, не дичи в лесах, а чиновников в кабинетах. Я понимаю, нынешней власти чиновник нужен как воздух, ибо он суть правящая партия, но не до такой же степени, друзья! Особенно в таком вечном деле, как охота, которая никогда не прокормит этого монстра.

Любительскую охоту можно назвать спортивной, развлекательной, можно представить как экстремальный вооруженный отдых, но в любом случае из охоты пропадет главная составляющая – профессиональный труд, а это значит, утратится опыт, секреты, наработанные тысячелетиями, неписаные законы, образ жизни промысловика, нравы и обычаи. Целый культурный пласт нашей жизни!

В результате ловля превратится в потеху.

Поэтому я подробнее остановлюсь на промысловой охоте – то, что узнал и запомнил с раннего детства, и то, что вскоре станет обыкновенным фольклором.

Промысел

Календарный год у штатника расписан по сезонам охоты и по работам, которые следует провести в межсезонье. Есть два основных «мертвых» сезона – зимний и летний. Начиная с первого марта прекращается всякая охота, за исключением волчьей, ибо у пушного зверька начинается спаривание, вынашивание потомства и линька, когда выпадает зимняя и нарастает летняя шерсть. Обычно животные в это время неприглядные, облезлые, у них меняется поведение, например, очень осторожные песцы в тундре становятся чуть ли не ручными, бывает, огрызаются даже на человека, забравшись на поселковую помойку, словно знают, что шкурка их уже никому не нужна. Пожалуй, избавлена от этой напасти только выдра, мех которой остается красивым во все времена года, поэтому этого зверька редко когда увидишь. Весеннее краткосрочное открытие охоты (обычно десять дней) на водоплавающую дичь, глухаря и тетерева мало волнует профессионала, поскольку это считается забавой, достойной разве что подрастающих сыновей. Ко всему прочему, в этот период есть работа – надо «поднять» все ловушки: спустить и подвесить капканы, кулемки, пасти и, пока держит наст, кое-что (например, ящики с новыми капканами и кулемками, бочки под рыбу, соль, железную печку, стекло) завезти нартами в избушки на промысловый участок, поскольку сделать это осенью, по чернотропу, будет труднее. Правда, иногда доводили план на весеннего бурундука – сотню надо сдать, по три копейки за штуку, но этим занимались мальчишки-сыновья: из гильзы 12-го калибра делаешь манок, на удилище привязываешь силок из тонкой медной проволоки, идешь за поскотину и манишь свистящим звуком – тур, тур, тур. Так зовет самочка, и самцы сбегаются к тебе со всех сторон, если не шевелиться, на плечо лезут. Потопаешь резко ногами, пошумишь, они все вмиг на деревья. А ты подносишь силок к его голове, он, любопытный, голову сам толкает…