Читать книгу Кинодетективы 9 - Сергей Алексеевич Глазков - Страница 2

1

Утро. Орет петух. Солнце поднимается из-за горизонта, освещая и хутор, и крепость и дорогу, ведущую к Очакову.

На крепостной стене спят Тюркай и Ышик. На крепостную стену садится черный ворон и громко каркает. Янычары от вороньего карканья вскакивают. Ворон быстро улетает. Тюркай и Ышик оглядываются. Ышик смотрит вниз.

– Тюркай, смотри! Тот, что у нас вчера пленника отбил.

– Где? – Спрашивает Тюркай.

– По дороге бежит.

Тюркай вглядывается вдаль. Радуясь, что может отомстить, выкладывает перед собой два пистолета и готовится стрелять из ружья.

– Сейчас я с ним быстро справлюсь.

– Далеко, – говорит Ышик, прикидывая расстояние до Максима, – Его отсюда не достанешь.

– Достану!

2

Максим бежит по дороге. Он одет в белую рубаху и штаны. Он совершает утреннюю пробежку. Максим приближается к крепости.

3

На берегу русские солдаты следят за передвижениями бесстрашного Максима. С ними Герасим – денщик Суворова.

– Смотрите, братцы, смертник бежит! – Говорит он, – Пристрелят его сейчас. Ой, пристрелят…

Солдаты наблюдают за происходящим.

4

Тюркай стреляет из ружья, видит, что промазал. Стреляет из пистолетов. Потом берет пистолеты у Ышика и стреляет из них.

5

Пули попадают в землю рядом с Максимом, но тот спокойно продолжает бежать, не обращая на это внимание.

6

Русские солдаты, видя, как Максим ловко уклоняется от пуль, принимаются свистеть, хлопать в ладоши, поддерживая его.

К солдатам подходит Суворов, обращает внимание на Максима.

– Кто этот молодец?

– А кто его знает, ваше высокоблагородие! – Отвечает денщик.

– Смотри: не одна пуля его не задела, – качает головой генерал-аншеф.

– Наверное, турки плохо стреляют? – Высказывает свое предположение Герасим.

– А ты сам перед янычарами, как он, пробегись, – предлагает Суворов, – тогда узнаешь!

– Не-е! – Отрицательно вертит головой денщик, – Я не хочу, ваше высокоблагородие.

– То-то же!

7

Максим останавливается на горе и принимается заниматься утренней тренировкой с казацкой саблей. Он вертит ею, перехватывает, рубит невидимого противника.

8

Тюркай плюется.

– Отсюда его не достать. Но ничего, Ышик, я его подстрелю, когда он будет возвращаться. Заряжай!

Тюркай и Ышик принимаются заряжать оружие.

На крепостной стене появляется Жан.

– Чего стреляли? Русские наступают?

Тюркай и Ышик вытягиваются перед Жаном.

– Никак нет, ваше превосходительство, – отвечает Тюркай, – Русский шпион…

9

Максим разгоняется и прыгает с высокой кручи в воду. Купается.

10

Жан смотрит в сторону, куда показывают ему Тюркай и Ышик. Качает головой.

– Идиоты! В него не стрелять нужно, а ловить.

– Так точно, ваше превосходительство! – Отвечает Ышик.

Жан показывает на оружие янычар.

– Да и попасть из этого ружья с такого расстояния нельзя. Зря патроны тратите.

– Виноват, ваше превосходительство, – оправдывается Тюркай.

– Еще раз такое повторите, я вас сам застрелю, – приказывает Жан и бросает ещё раз взгляд на берег, где купается Максим. Не узнает его и уходит.

11

Максим выходит на берег и отправляется в обратную дорогу.

12

Тюркай со злостью провожает Максима взглядом.

– Ничего, я тебя достану, когда француз на корабль к адмиралу уедет!

13

Максим подбегает к воротам и бросает взгляд на подкову. В этот раз она висит рогами вниз.

14

Скорик выходит во двор из сеновала. Сладко зевает, широко расставив руки, потягивается. Во двор возвращается Максим.

– Доброе утро, Скорик!

– И тебе того же, – отвечает тот.

– Ты деда Сирка не видел? – Спрашивает Максим.

– Где-то спит, наверное, – пожимает плечами Скорик.

Максим направляется в хлев, а Скорик идет на сеновал за сеном для скотины.

15

Скорик входит на сеновал и видит Игонькина, который лежит посередине магического круга, раскинув руки. Скорик бежит во двор.

16

Скорик выбегает на постоялый двор и громко орет.

– О, Господи! Убили! Как есть убили! Господи! Убили!

17

Максим, умывшись из ведра, надевает рубашку и слышит крик Скорика. На ходу надевая сюртук, выбегает из хлева.

18

На крик Скорика на сеновал прибегают постояльцы и гости постоялого двора. Крутиус и Чуприна, Дарина и Милка, дьяк Омелько и Исаак, кузнец Иван и Максим, одноглазая старуха. Все видят Игонькина и обступают вокруг. Дьяк Омелько показывает на магический круг.

– Это точно нечистая сила! Видите, знаки магические? Это сам сатана проводил свои дьявольские ритуалы перед тем, как забрать душу русича в преисподнюю.

– Ой, лишенько! – Пугается Дарина.

Максим приседает перед ним и щупает пульс за ухом.

– Да он живой!

Максим толкает Игонькина. Тот открывает глаза и смотрит на всех мутным пьяным взглядом. Видит одноглазую старуху, отмахивается рукой.

– Сгинь, нечистая!

Постепенно приходит в себя. Осматривает всех, находящихся на сеновале.

– А вы чего здесь?

– Так сказали, что вас убили, господин офицер, – сообщает Исаак.

– Кто сказал? – Интересуется офицер.

Все поворачиваются к Скорику. Скорик крестится.

– Он же лежал, как покойник. Ей Богу!

– Со мной все в порядке, – успокаивает всех Игонькин, – Я, наверное, во сне сверху свалился.

Он загадочно подмигивает Дарине. Та, смущенно, опускает глаза в пол.

– Ничего не побил, Серафим? – Спрашивает Максим, – Кости целы?

Игонькин ощупывает себя и обнаруживает, что под рубахой нет секретного письма. Он лихорадочно проверяет свои вещи.

– Письмо пропало!

Все останавливаются. Игонькин поднимается наверх и переворачивает там сено. Все следят за его действиями. Игонькин обводит всех пристальным взглядом.

Максим незаметно поглядывает на всех, Исаак разводит руки в стороны, Милка качает головой, Дарина сочувственно вздыхает, дьяк Омелько крестится, Скорик плюется, кузнец Иван делает вид, что ему это неинтересно, хорунжий Чуприна задумчиво чешет бритый затылок, сотник Крутиус крутит длинные усы, а одноглазая старуха часто моргает своим единственным глазом.

Игонькин поднимается на ноги и растерянно ходит по сеновалу.

– Это ж трибунал! Да что трибунал! Это позор на весь наш род Игонькиных.

– Подожди причитать, офицер! – Останавливает его сотник, – Письма точно нет?

– Как в воду кануло, – разводит руки в стороны Игонькин.

– Давай я ещё раз проверю, – предлагает хорунжий.

Крутиус кивает. Чуприна проверяет сначала верхнюю одежду Игонькина, а потом его самого. Крутиус вопросительно смотрит в глаза Чуприне. Тот отрицательно вертит головой. Сотник вздыхает:

– Да! История!

– Это всё черный человек сделал! – Крестится дьяк Омелько.

Чуприна задумчиво крутит на голове хохол:

– Я одного понять не могу. Ну, и забирал бы этот чертов черный человек душу русича – это ладно. А зачем ему письмо генерал-аншефа Суворова понадобилось?

– Вопрос? – Кивает сотник.

– Всё! – Выкрикивает Игонькин, – Конец!

Все смотрят на него. Тот выравнивается и гордо выходит из сеновала.

– Чего он? – Спрашивает Дарина.

– Пошёл смывать позор собственной кровью, – объясняет Крутиус.

– Это как?

– Кончать жизнь самоубивством.

Услышав страшные слова, Дарина начинает причитать. Сначала тихо, а потом все громче и громче:

– Ой, горенько какое!

За ней принимается причитать одноглазая старуха.

– На кого ж ты нас оставляешь, соколик наш ясненький?

Их поддерживает Милка.

– Ой-вей! Осиротеем мы без тебя, голубок ты наш молоденький!

– А ну, цыц! – Орет на них сотник.

Женщины мигом замолкают.

– И без ваших воплей, внутрях водовороты играют, – говорит Крутиус женщинам, а потом обращается к Чуприне, – Пошли посмотрим, чтоб он какой глупости не наделал, а то потом за него перед графом Румянцевым отвечать придется по всей строгости военного времени.

Крутиус и Чуприна выходят. Все направляются за ними.

19

Молоденький Игонькин среди инструментов выбирает косу. Примеряет её к горлу. В хлев входят Крутиус и Чуприна. Крутиус громко кашляет. Игонькин поворачивается к ним с прискорбным видом.

– А стреляться не пробовал? – Спрашивает Чуприна.

– Похороните меня под березою, в крайнем случае, под сосною, – просит Игонькин, – И маменьке отпишите, что погиб, мол, её геройский сын в неравном бою со смертельно опасным противником.

– Не сумневайся, отпишем, – кивает Крутиус, – И место тебе хорошее подберём, соответствующее твоему стану. На кладбище тебе ж нельзя…

– Нельзя, – подтверждает хорунжий.

– По статуту не положено, – объясняет сотник, – Самоубивца.

– На берегу можно.

– Ага. Возле оврага.

– Точно. Его там никто не найдет.

Игонькин пробует пальцем остриё косы. Режется. На пальце появляется кровь. Игонькин сунет палец в рот.

– Самому косой не получится, – комментирует Чуприна, – Для таких целей лучше серп взять.

– Ага. И наточить лучше, чтоб сразу, – советует Крутиус, – А то потом придется мучиться.

– Я оселок могу дать, – предлагает хорунжий, – Он у меня славный. Вмиг серп наточит.

Игонькин смотрит на них с удивлением. Он ждет, что те будут его отговаривать от самоубийства, а выходит наоборот.

– И не уговаривайте меня! Всё равно умру!

– Только давай скорей, – просит Крутиус, – чтоб засветло похоронить успели.

Игонькин ставит косу на место.

– Вы издеваетесь?

– Ни сколько, – отрицательно вертит головой Чуприна.

– А вот не буду я сейчас помирать! – Заявляет офицер.

– Ну, и правильно, – положительно принимает это решение сотник, – Зачем грех на душу брать.

Чуприна снова закручивает на голове хохол:

– Вот я и говорю: зачем черному человеку письмо Суворова? Он же души собирает. Один ответ: незачем!

– Вот и выходит, – кивает Крутиус, – что не он это письмо взял, а кто-то другой.

– Другой? – Спрашивает Игонькин.

– Другой.

– А кто?

– Вот это и нужно выяснить, – предлагает Чуприна.

– Правильно! – Говорит сотник, – А ты – «позор»! «Смыть кровью»! Найдешь, письмо и никакого позора не будет.

– Только трудно это будет сделать, – вздыхает хорунжий.

– А я знаю, кто нам поможет, – вдруг оживает Игонькин. В его глазах загораются огоньки.

– Кто? – Задает вопрос Крутиус.

– Танцюра. Максим.

– Это кто?

– Вчера из плена вернулся, – рассказывает Чуприна.

– Ты уверен в этом, хорунжий? – Сомневается сотник, – Вдруг он турецкий лазутчик.

– Если б он им был, сотник, ещё б ночью с письмом сбежал.

– А он согласится помочь?

– А мы его попросим, – предлагает Чуприна.

20

Во дворе стоят Дарина, Милка, Максим, Исаак, кузнец Иван, дьяк Омелько, одноглазая старуха и Скорик. Дверь на сеновал медленно открывается. Это служит сигналом для женщин. Они поднимают руки к небу и принимаются голосить.

– Молодой какой, а оставил нас! – Начинает Дарина.

Ей вторит одноглазая старуха.

– Ой, молодой! Ой, молодой!

Первым из сеновала бодрым шагом выходит Игонькин, надевая свитку и шапку. Женщины удивленно смотрят на него.

– Хватит меня оплакивать, милые женщины, – просит офицер.

Следом за Игонькиным во дворе появляются казаки.

– Решили мы с громадой расследовать это загадочное происшествие, – говорит сотник Крутиус, – потому как возникли у граждан людей каверзные вопросы.

– Короче, слухай, Максим, – объясняет хорунжий Чуприна, – у господина офицера до тебя дело есть.

– Какое дело? – Спрашивает Максим.

– Государственной важности! – Поднимает вверх палец Чуприна.

Игонькин выходит вперёд.

– Максим, мы просим тебя разобраться во всем и найти пропавшее письмо…

– Найти письмо? – Удивляется Максим, – Ты шутишь? Я никогда такими вещами не занимался. Сомневаюсь, что у меня получится.

– Тогда мне остается: камень к ногам и с обрыва в воду! – Сообщает офицер, – Другого выхода, чтобы спасти свою честь, я не вижу.

– А нам слава какая? – Задает вопрос Крутиус, – Все ж будут говорить, что у нас червь завёлся.

– Который «черным человеком» называется, – продолжает Чуприна.

– Никакого черного человека нет, – категорически заявляет Максим.

– Вот и докажи это, – предлагает хорунжий, – А мы тебе поможем, правда сотник?

Крутиус важно кивает.

– Поймать его трудно будет, – задумывается Максим, – Занятие не для простого ума.

– У тебя его на двоих хватит, – хвалит Максима офицер, – Я это точно знаю.

– Ладно, – соглашается Максим, – Я попробую.

Он осматривает всех. Все облегченно выдыхают. Исаак улыбается. Милка радостно прижимается к кузнецу Ивану, а Скорик кладет тому руку на плечо. Дьяк Омелько крестится. Дарина поправляет платок, Игонькин, Крутиус и Чуприна благодарно пожимают Максиму руку.

– А дед Сирко где? – Спрашивает Максим.

– Он ещё ночью, как чумной, со двора сбежал, – сообщает Крутиус.

Скорик выходит вперёд.

– Если за ним сходить нужно, то я готов.

– Не надо, Скорик, – говорит Максим, – Я с ним потом разберусь.

Крутиус начальственно кашляет. Все обращают на него внимание.

– Если ты найдешь того, кто это сделал, получишь от меня благодарность, – сообщает он, – а сверху целых пять гривен.

– Я обещаю заплатить, – произносит Игонькин, – Когда мне матушка денег вышлет.

– От меня получишь бесплатное столование раз у неделю, – выходит вперед Исаак.

– А я буду прибираться в твоей хате, – нежно произносит Дарина.

– У меня хаты нет, – разводит руки в стороны Максим.

– Ну, будет же…

Максим кланяется всем в пояс. Все кланяются ему в ответ.

– Спасибо всем, – благодарит он, – Ничего мне от вас не надо. Мне Отечеству нашему помочь хочется. России нашей многострадальной…

В калитку входит трезвый дед Сирко.

– Привет, честной компании.

– Здоров будь, дед Сирко! – Отвечает хорунжий.

– Куда это ты вчера ночью чесанул? – Спрашивает сотник.

– Не куда, сотник, а от кого… – объясняет дед Сирко, – От черта проклятого, что ко мне в постель вчера залез. Я его хотел прогнать да голову оторвал.

– Черту? Голову? – Удивляется Максим.

– Вот этими руками! – Показывает дед руки, – Вот такую голову, вот с таким рылом!

Чуприна и Крутиус переглядываются. Дед Сирко выходит на середину двора. Все с интересом рассаживаются вокруг него, готовясь слышать очередную байку.

– Да ну? Не может быть! – Не верит кузнец.

– Может! – Сообщает дед, – После такого страха у меня весь хмель из головы вышибло. Я так испугался, что только у себя дома до тямы дошёл. И то, только после того, как три раза «Спаси и сохрани» прочитал.

Все, улыбаясь, кивают головами, а дьяк Омелько поднимает вверх палец.

– Вот что молитва с человеком делает!

– Причем, я эту молитву никогда выучить не мог, как ни старался, – продолжает Сирко, – а тут каждое слово сразу вспомнилось.

Все смеются. Дьяк Омелько грозит деду Сирку пальцем.

– Опять богохульствуешь.

– Не опять, а снова.

Дед Сирко поворачивается к Максиму.

– Ты чего меня вчера здесь оставил, Максим? Я чуть не помер.

– Я тебе, дед, предлагал идти домой, – оправдывается тот, – но ты отказался.

– Нужно было меня силой от сивухи оторвать, раз у меня такой силы нету. Вот оно уважение к старшим. В наше время такого не было.

Все, подтверждая слова деда, кивают.

– Я, понимаешь, попал в дьявольские жернова, а тебе все равно.

– Нет, дед, – говорит Максим, – Не все равно. Мне твоя помощь нужна. Надо сложное дело распутать.

– Это мы можем, – сразу соглашается тот, – Говори, что нужно делать?

– Для начала, покажи, где ты вчера с чертом встречался?

– Идём, – предлагает дед Сирко, – Тут недалече.

Максим, Игонькин и дед Сирко идут в дом.

21

Максим заходит в комнату Дарины. Дед Сирко останавливается у двери, не решаясь заходить внутрь.

– Это здесь ты у черта голову оторвал? – Спрашивает Максим.

– Ага. Здеся, – подтверждает дед.

Максим осматривает комнату.

– Где же обезглавленное тело? – Интересуется Игонькин.

– Ушло, – сообщает Сирко.

– Куда?

– В потусторонний мир.

Максим заглядывает под кровать. Достает муляж головы дикого кабана. Показывает деду Сирку.

– Это она?

Дед Сирко крестится.

– Максим, что это означает? – Вырывается у Игонькина.

– Кто-то старательно всех пугал, – задумчиво отвечает Максим.

– Зачем?

– Пока не знаю.

– Что будем делать дальше? – Задает вопрос офицер.

– Искать.

22

Максим, дед Сирко и Игонькин входят в шинок. Игонькин и дед Сирко усаживаются на лавке у входа, а Максим проходит к хозяйскому столу, становится на табурет и прикрепляет на место муляж головы дикого кабана.

– Интересно, как это кабанья голова отсюда ко мне в постель попала? – Спрашивает Сирко, – Загадка. Без черного человека здесь точно не обошлось.

Закрепив на стене охотничий атрибут, Максим спускается вниз.

– Дед, когда я пошел спать, все гуляли в шинке?

– Не-а! – Отрицательно вертит головой дед Сирко, – Один я сидел до последнего. Все остальные раньше сдались. Сивуха всех покосила.

– Все быстро захмелели, – подтверждает Игонькин.

– Крепкая вчера у Исаака сивуха была, – облизывается дед, вспоминая вчерашнюю выпивку, – Как никогда. Даже псина упилась.

– Это та, что вчера сдохла? – Уточняет Максим.

– Ага, – кивает дед, – От сивухи и сдохла. Исаак бутыль с сивухой разбил, а пёс давай лакать. Налакался так, что сдох.

– А где сивуха разлилась? – Задает вопрос Максим.

– Аккурат там, где ты стоишь, – отвечает дед.

Максим приседает и исследует пол. Проводит по нему рукою, потом нюхает пальцы. Потом говорит деду Сирку:

– А позови-ка ты сюда Исаака.

– Это я могу.

Дед Сирко выходит из шинка во двор.

Во время дальнейшего разговора Игонькин внимательно наблюдает за действиями Максима, а тот проводит химический анализ. Набирает кружку воды и выливает её на пол, затем макает в неё кусочек черной тряпки. Тряпку просушивает над печкой. На черной поверхности ткани выступают белые пятна. Выяснив то, что нужно, Максим бросает тряпку в огонь.

– Максим, откуда ты грамоту знаешь? – Задает вопрос Игонькин.

– Оттуда, – отвечает Максим, проводя исследования, – У меня учитель был. Баллоном звали. Француз по национальности.

– Француз? – Удивленно поднимает брови офицер.

– Француз, – повторяет Максим, – Конечно, удивительно, что у простолюдина такой учитель. Но если бы ты знал мою жизнь, не удивлялся.

– Так расскажи, буду знать.

– Про плен ты знаешь? – Начинает Максим.

– Да.

– Так вот. Тогда часто татары на Украину заглядывали и уводили женщин и детей к себе в плен. Мне повезло. Попал я в Кафу. Там на людском базаре купил меня французский дипломат для своего сына, чтоб ему не скучно было одному постигать науки.

– И чему вас учили?

– Грамоте, математике, потом химии, физике и геометрии.

– На каком языке? – Интересуется Игонькин, – На русском? На украинском?

– На французском, – говорит Максим.

Игонькин крайне удивлен:

– Как на французском? Connais-tu le francais? /Ты знаешь французский язык?/

– Pas seulement./Не только/ Ещё турецкий, татарский и английский.

В шинок входит дед Сирко. За ним идет Исаак.

– Что панам надо от бедного Исаака? – Спрашивает хозяин постоялого двора.

– Знать, что ты делал вчера ночью? – Сообщает Максим.

– То, что все люди делают по ночам, – произносит Исаак.

– Всё, Исаак, зависит от возраста, – вставляется дед Сирко, – Кто спит, а кто другим занимается.

– Чем? – Удивляется Игонькин.

Дед Сирко качает головой:

– Молодежь! Детей делает.

– Я – спал, – отвечает Исаак.

– Кто это может подтвердить? – Уточняет Максим.

– Жена моя – Милка.

– А какую ты вчера сивуху гостям подавал? – Задает второй вопрос Максим.

– Какую? – Пожимает плечами хозяин двора, – Такую, как всегда. Могу дать попробовать.

– А где ты её хранишь?

– А зачем её хранить, она там сама лежит.

– Где?

– В кладовой.

– У кого ключи?

Исаак показывает на ключ, висящий у него за поясом.

– Вот он. Есть ещё два: У Милки и племянницы моей Хаи.

– Можно кладовую посмотреть? – Просит Максим.

– А что там смотреть? – Разводит руки в стороны Исаак, – На мышей, которые мой хлеб жрут?

– На сивуху, – говорит Максим.

– На неё не смотреть надо, – улыбается хитро хозяин сивухи, – а пить!

С места оживает дед Сирко, до этого сидевший молча.

– Золотые слова сказал! Дай тебе Бог здоровья!

– Сначала посмотрим, а там видно будет, – заканчивает разговор Максим.

Исаак снимает с пояса ключ и открывает кладовую. Максим заходит внутрь.

23

Максим зажигает свечу и плотно закрывает дверь перед любопытным Исааком. Принимается осматривать кладовую.

На столе находит остатки растертой в порошок травы. Пробует её на вкус. Принимается изучать полки перед собой. Поднимает кринки, выставленные в ряд. Одна из них оказывается легче других. Он открывает её и смотрит содержимое. В кринке находит завернутую в тряпку траву. Он прячет траву назад, задувает свечу и выходит из кладовой.

24

Все постояльцы, гости и хозяева постоялого двора сидят, облепив биндюгу со всех сторон, и следят за действиями Максима, Игонькина и деда Сирка.

Максим подходит к поленнице и берёт полено. Дед Сирко видит на нём кровь.

– Ого! Это кого тут кончили?

– Дьяка ночью кто-то по голове стукнул, – объясняет Максим.

– Черный человек. Это точно, – делает вывод дед Сирко.

Максим машет рукой Скорику. Скорик отделяется от группы и подходит к ним.

– Что ты ночью делал, Скорик? – Спрашивает у него Максим.

– Сначала с Иваном в кости играл, – вспоминает тот, – а потом спать пошёл.

– Сивуху ты разбавлял?

Скорик испуганно смотрит на Максима.

– Какую сивуху?

– Ту, которую вчера гостям подавали.

– Что ты! – Машет руками Скорик, – Мне этого не надо. Это Исаак в неё траву разную подсыпает. Чтоб крепче была. Не я это! Я не виноват!

Скорик опускается на колени. Игонькин подходит к нему и поднимает за плечи.

– Успокойся. Бывший солдат не должен бояться.

– Правильно! – Поддерживает его дед.

– Где ты служил, Скорик? – Спрашивает офицер.

– Бомбардиром у генерала Салтыкова, – сообщает бывший солдат.

К ним подходит Максим.

– Так ты с белым генералом янычар у Туртукая бил?

– А как же! – Кивает Скорик.

– А знаешь, почему Ивана Петровича Салтыкова «белым генералом» прозвали? – с неподдельным интересом смотрит на него Максим.

Скорик теряется, не зная, что ответить, но быстро находится.

– За то, что он светлый был.

Максим понимает, что Скорик врет, но улыбается ему в ответ.

– Верно!

25

Игонькин и дед Сирко сидят за столом в шинке. Максим изучает помещение: заглядывает в камин, под хозяйский стол, на котором готовят еду; рассматривает глиняные полы; исследует стены, в поисках тайника.

Дед Сирко и Игонькин наблюдают за ним, ничего не понимая.

– Скорик не виноват, – говорит дед, – Бывший русский солдат не будет на русского офицера нападать.

– Полностью с тобой согласен, дед, – кивает Игонькин.

– Конечно, при одном условии, – останавливается Максим.

– Каком?

– Если он был солдатом.

– Что ты этим хочешь сказать? – Спрашивает дед.

– А то, что каждый солдат, который воевал рядом с генералом Салтыковым, – поясняет Максим, – знал, почему его называли «белым».

– Почему?

– Потому что Иван Петрович имел привычку всегда перед боем появляться на белом коне в белом кителе и белой фуражке.

Входит Милка и принимается возиться у хозяйского стола. Максим лезет в карман и достает заколку.

– Милка, иди-ка сюда. Я тебе что-то покажу.

Милка садится за стол. Максим кладет перед ней заколку.

– Это твоя заколка, Милка?

– Моя! – Отвечает она, – Я её вчера во дворе потеряла.

– Когда?

– Да ещё днём, – машет рукой Милка.

– А ночью куда ходила?

– Никуда. Дома спала, – пожимает плечами она, – Исаак может подтвердить.

– Он уже подтвердил, – кивает головой Максим.

Милка облегченно выдыхает.

– Можешь идти, Милка, – разрешает он, – И позови к нам сюда дьяка Омелька.

Милка берет свежее полотенце, кувшин с водой и выходит.

– Какая баба! – Восторгается дед Сирко, – Что она в этом Исааке нашла?

– Деньги, – говорит Игонькин.

– У неё не спрашивали, когда замуж выдавали, – возражает Максим.

– Максим, где ты заколку взял? – Спрашивает офицер.

– Вчера ночью возле поленницы нашёл, – сообщает Максим.

– Ну, Исаак и Милка убить не могли, – делает вывод дед, – Они ночью спали.

– Согласен, – поддерживает его Игонькин.

– Как сказать… – Говорит Максим, – Заколку, которую она потеряла днём, я видел на ней вечером, когда она приносила нам сивуху.

В шинок входит дьяк Омелько.

– Ищите? Не там ищите!

– А где искать, батюшка? – Задает вопрос офицер.

– В покаянии, – поучает дьяк, – Вот где нужно искать суть вещей.

– Мы потом с тобой, Омелько, поговорим о сути вещей, – перебивает его Максим, – а сейчас расскажи, что с тобой вчера произошло?

Дьяк Омелько выравнивается и демонстративно отворачивается:

– Исповедь держать буду только перед духовником на смертном одре.

– Да хоть перед самим господом Богом, Омелько, – говорит ему дед Сирко, – Тебя не исповедаться просят, а рассказать, как тебя по темечку поленом вчера одарили.

Дьяк Омелько прикладывает руку к перевязанной голове.

– В полночь это было. Вижу: черный человек идёт из дому в сторону кузни…

– О! А я что говорил! – Вставляет Сирко.

– Я за ним, – рассказывает дьяк, – Он возле поленницы остановился, поискал что-то на земле и дальше пошёл. Я на поленницу, чтобы посмотреть, что он там искал, а меня поленом по голове.

– Занятная история! – Качает головой дед.

– Спасибо, – благодарит Максим.

Дьяк Омелько поднимается и выходит из шинка.

26

Максим, Игонькин и дед Сирко направляются на сеновал. Открывают дверь. Изнутри раздается выстрел. Игонькин успевает оттолкнуть Максима, но сам получает пулю в плечо.

Максим нагибается и заскакивает на сеновал. Дед Сирко бросается к Игонькину.

27

Максим обнажает саблю и, ожидая нападения, осторожно продвигается по сеновалу. На сеновале никого не находит. Обыскав все помещение, Максим прячет саблю в ножны и выходит из сеновала в дверь, ведущую в дом.

28

В шинке тоже никого нет. Максим проходит по шинку. Сверху на него падает массивный муляж головы быка, но он успевает отойти в сторону. Голова быка рогами глубоко врезается в деревянную столешницу, пробив её насквозь.

Максим переворачивает стол и осматривается. Замечает в окне темную тень черного человека. Быстро выбегает из шинка во двор.

29

Максим останавливается у окна и принимается обследовать место, на котором стоял черный человек. На земле находит отпечаток обуви. Сравнивает величину отпечатка со своей ногой. Отпечаток больше.

Затем направляется к сеновалу, где в окружении постояльцев постоялого двора лежит раненый Игонькин.

– Да! Жара! – Произносит Крутиус.

– Видать Максим близко к нему подошел, – говорит Чуприна, – если он палить из пистолета начал.

– Офицера треба в хату перенести, – предлагает Скорик.

Исаак поворачивается к Ивану:

– Чего стоишь? Неси офицера в мою комнату. Милка, помоги ему!

Максим обращает внимание на обувь всех, кто находится во дворе. Все мужчины, кроме деда Сирка, обуты в сапоги.

Иван поднимает Игонькина и вместе с Милкой заносит офицера в дом. Следом за ними идут Крутиус, Чуприна, Скорик, Омелько и Исаак. Во дворе остаются Максим и дед Сирко.

– Поймал? – Спрашивает дед.

– Нет, – отвечает Максим.

– Он же мог нас убить!

– Мог.

– Скажи, Максим, а меня ты чего не подозреваешь? – Задает вопрос Сирко, – Я ведь тоже здесь был, когда письмо пропало.

– С чего это ты взял, дед? Подозревал, как и всех, – сообщает Максим, – До этого времени.

– А сейчас что изменилось?

– Ты размерами не вышел, – говорит Максим, – Посмотри, какой сапог у того, кто в нас стрелял.

– Где? – Вертит головой по сторонам дед Сирко.

Максим показывает ему под ноги. Рядом с ногой деда на земле виден такой же отпечаток сапога, как и под окном.

– Выходит, он только что был здесь, – удивленно произносит дед, – Кто ж это?

– Будем искать, – подмигивает ему Максим.

30

Иван укладывает Игонькина на кровать. Приподнимает офицера, а Милка подкладывает под него подушки, чтобы голова была выше туловища. Затем укрывает его одеялом. В комнату входят Максим и дед Сирко.

– Как он? – Спрашивает Максим.

– Пуля прошла навылет, – отвечает Игонькин.

– Уже улыбается, – говорит Малка.

– Значит, жить будешь.

– Извини, Максим, – Стонет Игонькин, – Я тебе уже не помощник…

– Ты лежи, офицер, – машет ему рукой Максим, – Я потом зайду.

Максим собирается выходить, но у двери останавливается.

– Спасибо, Серафим. Ты мне спас жизнь.

Максим и дед Сирко выходят. Милка перевязывает рану Игонькина.

31

На постоялом дворе Максим и дед Сирко беседуют с кузнецом Иваном. Огромный Иван постоянно чешет затылок.

– Сам не понимаю, чего я на него набросился.

– Когда это произошло? – Задает вопрос Максим.

– Сейчас вспомню, – задумывается кузнец, – А! После четвертого захода. Исаак тогда такую крепкую сивуху принёс. Я, как выпил, сразу загорелся. А больше я ничего не помню.

– А после ужина, что делал?

– Спать пошёл. Кто куда ходил – не знаю. Ничего не видел.

Максим удовлетворенно кивает:

– Скорика ты давно знаешь?

– Давно, – говорит Иван, – Годков двенадцать.

– Как ты с ним познакомился?

– На ярмарке, – рассказывает кузнец, – Он тогда только с армии пришёл. После ранения.

– Какого ранения?

Иван не знает, что сказать, опять чешет затылок:

– Смертельного… В ногу.

– Где же он это ранение получил? – Интересуется дед Сирко.

– На войне с туркой.

– Каким туркой, Иван? – Хмыкает дед, – Он не воевал вовсе.

Иван растерянно смотрит на Максима и деда Сирка.

– Так вы знаете?

– Что он не солдат? – Произносит Максим, – Знаем.

Иван тяжело вздыхает и виновато смотрит на Максима.

– А теперь давай сначала, Иван, – просит Максим, – Как вы с ним познакомились?

– Скорик – беглый каторжник, – сознается кузнец, – Сбежал и ко мне на ярмарке прибился.

– А ты его через Милку сюда устроил?

– Да.

– Это он поленом дьяка наградил, когда тот за Милкой следил? – Спрашивает Максим.

Иван, молча, кивает.

– А Милка к тебе приходила?

– Да, – подтверждает кузнец, – А Скорик не виноват. Он боялся, что дьяк Исааку расскажет. Он за меня и Милку беспокоился.

– Каторжанин, говоришь, – делает вывод Сирко, – Такому убить человека проще простого.

– Нет, – возражает Иван, – Он не мог. Честное слово. Он всё время со мной был.

– И свечку держал, когда ты с Милкой любовничал? – Не сдается дед.

– Нет. Не держал.

– Значит, мог, – утверждает Сирко.

Максим и дед Сирко отходят в сторону.

– Выходит, сивуха покрепчала после того, когда офицер объявил, что едет от Суворова с секретным письмом, – говорит Максим.

– Выходит, – соглашается дед.

К ним подбегает одноглазая старуха.

– Я жду, а вы меня не спрашиваете. Всех уже опросили, одна я осталась!

– Не трещи! – Останавливает её Сирко, – Дойдет и до тебя очередь.

– Когда дойдет? – возмущается она, – Когда рак на горе свистнет.

– Да говори уже, что хотела, – разрешает дед.

Старуха теряется, не зная, к кому обращаться.

– Кому говорить-то?

Дед Сирко показывает на Максима.

– Вот его своими байками мучай.

Одноглазая старуха приближается вплотную к Максиму и понижает голос до полушепота.

– Не байки это, а истинная правда! Все видела…

– Чем? – Удивляется дед, – Что ж ты одним глазом смогла рассмотреть? Тут двумя не все различаю…

Но старуха продолжает, не обращая внимания на замечание деда.

– Сплю я ночью, вижу десятый сон. Будто я на ярмарке…

– Про сон ты потом расскажешь, – просит Сирко, – Говори по делу!

– Я по делу и говорю, а ты меня перебиваешь, – сообщает старуха, – Так вот: снится мне сон, будто я на ярмарке. А вокруг меня цыгане так и рыскают, так и рыскают.

– Что они возле тебя потеряли? – Не понимает дед.

– А один подскочил и давай меня, греховодник, руками тискать.

– Это он спьяну, наверное, – объясняет Сирко, – На трезвую голову такого не сделаешь.

– Тут я и проснулась!

– И?

– А он рядом лежит.

– Кто?

– Цыган и за грудь мою держится.

Дед Сирко, оценивая, смотрит на старуху:

– Где он её у тебя нашёл?

– Глянула я на него, а это не цыган, а черный человек, только посинел в лунном свете.

Максим скрывает улыбку, слушая старуху. А та продолжает свой рассказ:

– Я – от него, а он – за мной!

– Так целую ночь и кувыркались? – Спрашивает дед.

Старуха вдыхает:

– Нет. Исчез он и больше не появлялся.

– Повезло ему, – говорит Сирко.

– Спасибо вам, – благодарит Максим старуху.

– Я и погадать могу, если надо… – предлагает она.

– Не надо, – отказывается он, – Вы нам и так очень помогли.

Максим идет в дом. Дед Сирко бежит за ним.

32

Максим и дед Сирко входят в комнату. В ней находится только Игонькин. Он лежит на кровати. Максим подсаживается на табурет рядом с кроватью.

– Ну, а ты, офицер, что делал этой ночью?

Игонькин, не ожидая вопроса, смущается, кашляет, опускает взгляд вниз.

– Спал.

– С кем?

– Максим, это бестактный вопрос, – говорит Игонькин, – Сам, конечно…

– А покраснел чего, как красна девица? – Спрашивает дед Сирко.

– Ничего я не покраснел, – оправдывается офицер, – Один я спал! Один!

– Так дело не пойдёт, офицер, – стыдит Игонькина Максим, – если мы друг другу врать будем.

Тот на мгновение задумывается, потом громко выдыхает.

– Ты прав, Максим. Я был с женщиной, только не спрашивай с какой. Я не хочу бросать тень на её честь.

– И не надо! – Соглашается дед, – Молодец Дарина!

– Откуда вы узнали? – Удивляется офицер.

– У нас другой нету, – хитро улыбается Сирко, – Милка была занята… Ну, не с каргой же старой…

Игонькин смущается.

– Ой! – Хлопает себя по коленкам дед, – Я вижу, ты и там отметился. Вот пострел!

– Я дверь перепутал…

– Бывает. А Дарина – баба хорошая… Ты правильно сделал, что сдался ей милость. Будет, что вспомнить.

Игонькин улыбается.

– Ты прав, дед: не женщина, огонь!

– Вот с ней сейчас и поговорим, – предлагает Максим.

Он направляется в шинок. Дед Сирко идет за ним. Максим останавливается.

– Я сам, – говорит он Сирку, – Ты, дед, её смущать будешь.

– Да она сама, кого хочешь, смутить может.

– Жди здесь! А когда Дарина во двор выйдет, сотника Крутиуса и хорунжего Чуприну приведи.

33

Максим и Дарина сидят за столом.

– А я, Максим, этого и не скрываю, – рассказывает она, – Была я с ним. Всю ночь. Боевитый офицер попался!

– А как же хорунжий Чуприна? – Спрашивает Максим.

– Он всегда рядом, Максим. Он мне, как брат родной.

– Он не обиделся?

– Чего ему обижаться? – Пожимает плечами Дарина, – Я ему ничего не обещала.

– Значит, после того, как вы расстались, ты Чуприну не видела?

– Почему? Видела. Когда тайком на сеновал шла.

– Что он делал?

– Вместе с сотником Крутиусом в шинке чучело кабана со стены снимал.

Максим кивает:

– Спасибо, Дарина, можешь идти.

Она выходит. Максим слышит стон Игонькина из комнаты хозяев, поднимается и выходит в коридор.

34

Максим заходит в комнату хозяев. Раненый Игонькин безмятежно спит на кровати. Максим смотрит на него и с улыбкой хмыкает. Затем принимается осматривать комнату. Смотрит под кроватью, за сундуком, за ковром, весящим на стене. Поднимает самотканые половики. Прыгает на полу. Потом заглядывает за шкаф.

35

Максим возвращается в шинок. Здесь его уже дожидаются дед Сирко, сотник Крутиус и хорунжий Чуприна.

– Ну, рассказывайте, казаки, – сходу говорит он, – зачем вы чучело дикого кабана в комнату к деду Сирку забросили?

Дед Сирко удивлен вопросу. Чуприна и Крутиус вертятся, сидя на лавке.

– Сознавайтесь скорее, чтобы грех с души снять, – произносит Максим.

Чуприна поднимается и, бросая смущенные взгляды на деда Сирка, принимается рассказывать.

– Это я один виноват.

– Не, господа хорошие, я тоже своей вины не снимаю, – вставляет сотник Крутиус.

– Бес попутал, Максим, – кладет руку на сердце Чуприна, – У меня от ревности ум за разум заскочил.

Крутиус дополняет своего товарища с места.

– Такого казака на какого-то москаля променяла!

– Решил я Дарине и этому русичу насолить, – продолжает хорунжий.

– А я своего боевого друга поддержать. Не мог же я спокойно смотреть на его мучения.

– Я хотел испортить им любовные утехи.

– И радости.

– Я думал, что они в комнате свиданничают.

– А они на сеновале были…

Дед Сирко поднимается с лавки.

– Так, выходит, это я вам должен «спасибо» сказать за то, что у меня порты мокрые оказались из-за ваших ревностей?

– Выходит так, дед, – сознается Крутиус.

– Ну, мы же не знали, – оправдывается Чуприна, – что тебя на эту кровать черт занесёт.

Дед поворачивается к Максиму.

– Их в холодную сажать надо за то, что они покушались на мою единственную жизнь.

– Вину свою признаем полностью, – склоняет голову сотник.

– Готовы понести любое наказание, – вздыхает хорунжий.

Крутиус становится на одно колено и протягивает деду Сирку плеть.

– Накажите нас, батьку?

Чуприна становится рядом и тоже протягивает плеть.

– Ей, Богу, больше не будем.

Дед Сирко важно забирает у сотника Крутиуса плеть, стегает того по спине. Затем тоже делает Чуприне.

– Ладно. Прощаю. Но только, что это было в последний раз.

– Обещаем, батьку, – говорят те и поднимаются с колен.

– Что дальше делать будем? – Спрашивает сотник.

– Ждать вечера, – отвечает Максим, – А вечером я вам скажу, кто письмо украл.

– Ты уже знаешь? – Удивляется хорунжий.

– Раз Максим так сказал, то это точно, – говорит дед Сирко.

– Зачем тогда вечера ждать?

– Раз Максим так сказал, значит, так надо.

36

Часы с кукушкой, висящие на стене в шинке показывают: «11–10». Все сидят за столами, молча, поглядывая на Максима. Максим пьёт молоко и чего-то ждет. Постояльцы нервничают.

Часы показывают: «11–30». Только Исаак и Милка спокойны и занимаются работой. Они успевает подносить еду и выпивку то к одному столу, то к другому.

Часы показывают: «11–40». Все смотрят друг на друга с недоверием.

Часы показывают: «11–50». Поздно ночью дед Сирко приводит в шинок раненого Игонькина. Все приветствуют его радостными криками, поздравляя с выздоровлением.

Ровно в двенадцать часов ночи в часах принимается куковать кукушка. Все про себя ведут счет.

На дворе громко стучат в ворота. Все тревожатся. Скорик идет открывать. Исаак направляется за ним.

37

Скорик бежит через весь двор к воротам, но у ворот его опережают Максим. Он отстраняет Скорика в сторону и открывают калитку. Во двор входит Хая. Исаак кричит с крыльца.

– Хая, ты спички принесла?

– Конечно, дядя, – отвечает Хая, – Тебе сейчас отдать, или можно с дороги воды попить?

– Можно и потом.

Хая в сопровождении Исаака, Максима и Скорика идет через весь двор в дом.

38

Хая заходит в шинок. Следом за нею – Исаак и Максим.

– Милка, дай ей воды, – кричит Исаак, – а то она помрёт от жажды.

Милка протягивает Хае глечик с водой. Та принимается медленно пить, разливая воду. Все с нетерпением ждут, когда она напьется. Наконец, Хая ставит на стол пустой глечик и обводит всех, ничего не понимающим, взглядом.

– Что случилось? Чего столько внимания к моей скромной особе? Я ещё не померла и не вышла замуж.

– Садись, Хая, – просит Максим.

Та садится. Скорик заносит дрова, проходит по шинку и устраивается у плиты. Максим выходит на середину шинка.

– Вот все и собрались. А теперь послушайте, что вчера произошло.

– Мы и так знаем, – произносит сотник.

– Ты нам лучше скажи, кто письмо украл? – говорит хорунжий.

– Всему свое время, – отвечает Максим.

Дед Сирко дает подзатыльник Чуприне.

– Ты не перебивай, а слушай!

Все удобно размещаются за столами.

– Вчера русский офицер, попробовав сивухи, проговорился, что выполняет тайную миссию: везет секретное послание генерал-аншефа Суворова князю Потемкину, – рассказывает Максим, – Все из нас слышали это?

– Истинно, слышали, – кивает дьяк Омелько.

– После этого, кто-то подсыпал в сивуху перетертую в порошок дурман-траву, чтобы все быстрее охмелели, – продолжает Максим, – Именно поэтому всем начали казаться разные мистические картинки. Иван вдруг загорелся.

– Я и пламя видел! – Подтверждает кузнец, – Вот вам крест!

– А у меня все руки в крови были! – Вспоминает Игонькин, – Я их тёр, тёр…

– Да и мне кое-что показалось. Для человека этой дозы было достаточно, а для собаки оказалось смертельно.