Читать книгу Маленькие человечки. Сказочная повесть - Сергей Алексеевич Жарков - Страница 7

Алёшина мама была маленькой и хрупкой женщиной. Она была родом из забытой богом деревни, в которой была только начальная школа. Начиная с четвертого класса школьникам приходилось ходить в школу за пять километров пешком в ближайшее село.

Она не была, как сама говорила, слишком умна, и многие школьные предметы давались ей с трудом. Но русский, а в особенности литературу, мама любила и понимала. Как-то по-своему. Когда девчонкой могла убежать купаться на речку без родительского позволения или зимой катать с деревенскими мальчишками снежную бабу, совершенно забыв про существование книг. А потом ей на глаза попадалась книжка, и маленькая девочка с блестящими от изумления глазами брала ее. В чёрных глазах видно было удивление этим буквам, складывающимся в магию нового мира, открывающегося девочке в тишине и покое чуть скрипящего дивана, стоявшего в дальней, чистой комнате их деревянной избы.

Мама даже собиралась поступить в городской педагогический институт. И, наверное, поступила бы, ведь она была старательна и закончила школу с отличием, несмотря на то, что для этого ей пришлось зазубривать и математику, физику, и немецкий. Как-то однажды она, одна со всей школы, поехала с группой таких же отличников района в Москву – этот шумный и блестящий центр страны. Девушка боялась этой поездки, и это чувство осталось у неё от Москвы (еще, правда, она запомнила самолёт, метро и Красную площадь, от которой осталась памятная на всю жизнь фотография). И всё же Алёшина мама пошла учиться в педагогическое училище. Училище не так пугало ее, как институт. К тому же она училась вместе с такими же, приезжими из деревень девчонками.

В училище ей нравилось всё. Преподаватели, оказавшиеся мягкими и добрыми, за редким исключением, людьми. Уроки музыки, перешедшие потом в посещение городской филармонии, в которую сначала девчонок заставляли ходить почти насильно, а потом некоторым из них, в том числе и Алёшиной маме, стало нравиться бывать на концертах, классической музыки. Гимнастика, которой она стала заниматься и даже выигрывала городские соревнования.

А после училища мама уехала в свою деревню работать воспитательницей в детском саду. И она только раскрылась, только начала работать, как в её жизни появился Алёшин отец, приехавший в их деревню помогать собирать осенний урожай хлеба. С первой встречи они полюбили друг друга, но свадьбу пришлось отложить на два года, пока он не вернется из армии: этот статный мужчина с густой шевелюрой темных волос, с носом горбинкой и совершенно не пьющий, и к тому же державший у себя (вся деревня это знала) деньги всей бригады городских помощников – здоровых тридцати- и сорокалетних мужиков, отдававших ему деньги, чтобы не пропить, – оказался девятнадцатилетним юношей, ещё не служившим в армии. Но как только он вернулся, была сыграна свадьба, после которой, через девять месяцев, родился Алёша. Уже в городе.

Говорят, старший ребенок – это эксперимент неопытной матери: всё или ничего. Похоже, что подобное мнение невозможно ни опровергнуть, ни подтвердить. Неизвестно, стал ли Алёша жертвой эксперимента, или его открытием. Но мама Алёши с каким-то неизрасходованным на детсадовских детей стремлением – стремлением поделиться тем, что она узнала, – растила Алёшу. С трёх лет они уже учили буквы, а к четырем Алёша уже стал читать. Наверное, он от мамы унаследовал то чувство изумления перед буквами, складывающимися в слова: такие известные, но такие незнакомые в книге. А когда все-таки прочтёшь слово – какой новый смысл обретает оно, могущее существовать вот как мама рядом; и как ма-ма – на бумаге. А потом приоткрывается сказочная страна многих слов, обрамленных в картинки и вырастающих внутри Алёши в сказки чудесного открытия.

Алёша временами обижался на маму; но какова эта обида – отказ от тарелки с супом во время обеда. Но потом мама возвращалась к нему, и они вместе вырезали, разукрашивали, лепили, читали, гуляли: он в коричневую с белым клеточку шортиках, в футболке с нарисованным на ней сказочным героем и в пилотке – Алёшиной гордости. А мама в белом ситцевом платье в чёрный горошек, с улыбкой больших чёрных глаз, в глуби которых так и играл вопрос: чего, дружок?

Едва ли не первое воспоминание совсем крошечного Алёши. Ему три года. Мама и папа дарят ему книгу, и Алёша впервые открывает что-то, что находится за пределами его великого, сказочно-яркого маленького мира. Мама протягивает книгу Алёше, и он берет её своими маленькими ручонками.

– Мама, а это сказки? – спрашивает он.

– Да, Алёшенька, это стихи и сказки Пушкина.

Мама открывает титульный лист, и Алёша видит портрет поэта Александра Сергеевича Пушкина. Он курчавый, поэтический, с яркими пронзительными глазами, смотрит вперед…

– Мама, а где сейчас Пушкин? – спросил Алёша маму, держа бело-голубую красавицу-книгу с Царевной Лебедью на обложке в своих ручках.

– Он умер.

Крошечный Алёша не знает этого слова; он совсем не может представить себе, что же это такое – умер?

– Мама, а что это значит?

Мама чуть улыбается и, обдумывая, как бы объяснить Алёше значение сказанного, продолжает: «Это значит, Алёша, что он сейчас не живёт вместе с нами, как мы».

– А где же он, мама?

– Он в могиле, сынок. Он умер, – улыбка исчезает с маминого лица. Но Алёшино внимание уже рассыпается на тысячи ярких звезд, не способных ещё донести до мальчика значение этого слова – смерть, оставив только в маленьком человечке нераскрытым этот зудящий вопрос, на который он будет дальше доискиваться ответа, успокоившего бы его нервные звезды.

– Алёшенька, эта книга тебе в подарок от нас с папой.

Алёша бесконечно рад маме и папе. Мама показывает ему памятную надпись на первом, чистом листе книжки: «Нашему сыну Алёшеньке от папы и мамы. 6/I. 7..г». Папа стоит рядом и смотрит на сына. Папа громаден, он ростом выше потолка, и он радуется Алёше. – А теперь, сынок, ты тоже подпишись.

Мальчик с помощью мамы выводит первые в этом мире буквы – буквы своего имени.

Вечер. Чёрно-белый Пушкин смотрит на Алёшу. Мальчик лежит в своей постели, и к нему подсаживается мама. Она поправляет одеяло на Алёше. На улице январский мороз. Окна все сплошь покрыты изморозью: зимним, дремучим, хвойным серебряным лесом. Снег. Яркий свет торшера освещает красавицу-маму, листающую бело-голубую книжную лебедь. И вот мама начинает читать:

– Буря мглою небо кроет,

Вихри снежные крутя;

То, как зверь, она завоет, То заплачет, как дитя…

«Тя… тя…» – мелодичный мамин голос влетал в Алёшу, внося в него волны пушкинской поэзии… но Алёша не думал над этим, он слушал.

– Выпьем, добрая подружка

Бедной юности моей,

Выпьем с горя; где же кружка?

Сердцу будет веселей…

«Лей… Лей… Лешенька, спи», – мама рукою погладила сына по голове и выключила торшерный свет.

Так, в долгие зимние вечера после щиплющего мороза, снега, после связанных бабушкой пуховых рукавичек, холодных красавиц-снежинок, звездочками падающих на Алёшино пальто и на Алёшин язык, Алёша открывал мир любимой книги.

«Вот север, тучи нагоняя, Дохнул, завыл – и вот сама Идёт волшебница зима».

И маленький деревенский мальчик, везущий на санках свою собачку по снегу, точь-в-точь как папа, везущий мальчика на санках. Как здорово и быстро они разгонялись, а потом папа резко разворачивал санки, взрывая скрипящую радугу снега и обдавая смеющуюся маму вихрями снежинок.

И вот Пушкин – на картинке маленький, меньше, чем Алёшина ладошка, стоит на огромной горе и смотрит на другие горы, которые перед его восхищенным взором величественны и малы.

Пушкин-красавец стоит на горе.

«Кавказ подо мною. Один в вышине

Стою над снегами у края стремнины:

Орел, с отдаленной поднявшись вершины,

Парит неподвижно со мной наравне…»

Алёша с большим вниманием смотрит на эту картинку и на стихи, которые показывает ему мама.

– Дальше, мама, пожалуйста, – просит он.

– Завтра, Алёшенька, а сейчас…

Сквозь них, низвергаясь, шумят водопады… и сказке-красавице дети так рады… и мама с улыбкой книжку берет, Алёше читает всю сказку вперед… Алёша уносился в мерное дыхание маминого чтения, в свою любимую сказку о царе Салтане и о князе Гвидоне, спасающем прекрасную Царевну Лебедь от когтей злого коршуна. Мама закрывает книгу.

Алёша спит. Он растёт, понемногу становясь больше и больше, открывая другие книги и радуясь первым прочитанным без маминой помощи слогам, словам, предложениям, страницам и сказкам. Но эта мамина бело-голубая красавица, пушкинская Царевна Лебедь всегда будет лететь рядом с ним, а он всегда будет любить ее. Всегда, даже тогда, когда ему приходилось расставаться с ней на месяцы и годы и, казалось, забывать о ней… Всегда ровный свет её улыбки освещал Алёшину жизнь, внутренним светом окликаясь в нем: «Я есть, я рядом, я внутри тебя, я вовне тебя, я мир, я – ты…»

– Сейчас идём в гости к тете Нине, – мама стояла у зеркала и красила помадой губы.

«Ура!» – Алёше нравилось бывать в гостях у тети Нины и её семьи. Вместе с её сыном, который приходился Алёше троюродным братом, Алёша наверняка будет ходить в одну школу. А это очень хорошо, потому что с Денисом очень интересно и смешно. Алёше нравилось играть с ним. Денис был из другого двора, а значит, и из другого мира; но всё равно с ним было здоровско.

Денис для семилетнего мальчика был высок, выше Алёши, наверное, на полголовы, но худощав. Он всё время делал что-то интересное и смешное. Иногда они с Алёшей могли нести всякую чепуху целый час и смеяться при этом до упаду; а потом вести умные, семилетние разговоры о будущем.

– Я буду снимать мультики, – говорил Денис, и Алёша верил этому. Потому что Денис уже рисовал свои фильмы в тетрадях – красивые и интересные; а ещё Денис умел здорово изображать самых разных людей и героев. Особенно Алёше нравилось то, как Денис показывает сыщика из любимой Алёшиной сказки «Бременские музыканты».

«Я гениальный сыщик, мне помощь не нужна, найду я даже прыщик на теле у слона! Эй, хоп!» Дениска сидел на стуле в отцовской шляпе, вокруг шеи обмотан чёрный шарф, а в руках игрушечный руль. Денис так умело открывал рот в такт песне и гармонически двигал плечами, руками и ногами, что Алёша даже немного пугался сходству брата с сыщиком. Потом Денис брался играть на фортепиано, хотя, впрочем, сам он делал это редко; чаще всего только после того, как его попросит Алёша или заставит поиграть гостям тетя Нина.

– Какой у тебя любимый мультик, Алёшка? – спрашивал Денис.

– Про Гулливера и лилипутов, а твой?

– «Приключения капитана Врунгеля», – отвечает Денис и начинает напевать: «Мы бандито, гангстерито…». При этом Денис, размахивая руками и ногами, тряся длинной чёрной челкой и вращая большими чёрными глазами, движется на Алёшу. Алёша начинает смеяться и тоже движется на брата, но не так сценично и ловко. Мальчишки хватаются друг за друга и начинают бороться.

Алёша с мамой шли из гостей домой. Дома их ждал папа и маленькая трёхлетняя Маринка.

– Видишь, как хорошо Дениска играет на пианино, – говорила мама.

– Да-а-а… – отвечал Алёша. Ему нравилось, как брат играет на пианино, но… Алёше нравилось именно слушать, как играет Денис… Слушать. Алёше никогда не хотелось учиться этому. Алёше нравилось слушать музыку и песни. Алёша очень любил радио, откуда пели песни про Чунга-Чангу, голубой вагон, про улыбку, про то, как вместе весело шагать по просторам… Или проигрыватель с незабываемыми песнями Высоцкого, которого слушали родители: хриплый голос Высоцкого, поющий про жирафа, про мадонну-телефонистку, про тонущий корабль, чёрное золото, про горы, лучше которых нет ничего на свете. Алёша полюбил Высоцкого так, что потом сам стал просить папу или маму ставить пластинки…

– Смотри, мама, какая красивая птичка! – Алёша во все глаза глядел на разгуливающую по бульвару в двух метрах от них серенькую птичку, машущую хвостиком, которая нисколько не боялась людей.

– Мама, а почему её зовут трясогузка?

– Наверное, оттого, – говорила мама, – что она трясет хвостом.

Мимо прошла миловидная женщина, ведущая на ремешке шотландскую овчарку колли. Алёша обернулся и посмотрел ей вслед.

– Какая красивая собака. Мама, а мы с Олегом хотим стать лесниками.

– Да? – улыбнулась сыну мама.

– Да! Мы поедем в Уссурийскую тайгу охранять тигров. Они же записаны в Красную Книгу и могут исчезнуть с земли.