Читать книгу Я – гений абсурда. Странные сказки и рассказки - Сергей Анатольевич Доброеутро - Страница 37

Почему в Москве грязно?

Часть 1

А в нашем дворе всегда чисто. В нашем дворе всегда чисто, потому что у нас никто не сорит. А не сорит у нас никто, потому что сорить в нашем дворе опасно для здоровья, а иногда – и для жизни.

Лет пять назад физик Мандельбрутберг-Синяковский Альберт Петрович, что жил в нашем доме, в пятом подъезде, придумал поле самовозврата и эксперимент провёл на нашем дворе. С тех пор все дворники второй тост на корпоративных вечеринках поднимают неизменно за Мандельбрутберга-Синяковского, спасителя и сохранителя нелёгкого труда всех дворников.

Жаль, что своё поле самовозврата Альберт Петрович на всю Москву растянуть не успел. Поговаривают, узбекская диаспора вмешалась, и изобретение Мандельбрутберга-Синяковского было запрещено как антисоциальное. Но это всё разговоры да сплетни в масштабе другом, а в нашем дворе теперь всегда чисто.

Надо сказать, Альберт Петрович был чистюлей с детства. Не любил он мусора. Ругался вечно на тех, кто сорит. Только не слушал его никто. Подумаешь, ворчит себе это интеллигент, ну и пусть ворчит. Терпел он, терпел и однажды своё поле изобрёл.

А суть того поля такова:

Часть 2

Вот идёт, к примеру, пешеход. Идёт себе, покуривает. И вдруг бычок мимо урны пальцами как швырнёт. А бычок тот о землю ударяется, полем возврата подхватывается – и прямо в глаз бросившему пешеходу. Визг, крик.

А ещё, бывает, идёт мальчик, мороженое ест и грязную бумажку на асфальт бросает небрежно. Бумажка падает, подхватывается полем и прямо на лицо мальчику. Тот в слёзы, мороженое роняет, а оно подскакивает – и за шиворот ему.

Постепенно народ смышлёный заметил, что здесь что-то не так, и в нашем дворе экспериментировать начал. Бумажки комкать, газеты рвать и бросать во дворе, а те подлетают и к бросавшим прилипают. Смеялись тогда все жители двора, забавлялись.

Алберта Петровича быстро вычислили, потому как таких умных, кто такое чудо сотворить мог, в нашем дворе более не было. Дворник пошёл с ним побеседовал, и наутро во дворе табличка появилась: «Мусор не бросать! Действует поле самовозврата!»

Само собой, народ-то наш, как прочитает эту табличку, так эксперименты начинает жестокие ставить. Кто бутылку пивную подальше подбросит, а кто и вообще из окна старый телевизор швырнёт. Народу тогда много покалечилось.

Часть 3

Помнится, по судам Мандельбрутберга-Синяковского затаскали. Жалко на него смотреть было.

Ну, и в итоге Альберт Петрович грамотно объяснил всем желающим, как учёным, так и неучам, что поле снять не сможет, потому что оно на сто лет рассчитано, а ему тоже грамотно объяснили, что такие эксперименты у нас, в Москве, ставить нельзя. Запретили растянуть это поле на всю Москву, значит. Поговаривают, Альберт Петрович пытался шведам своё изобретение продать, а они от него отказались. Сказали, мол, зачем оно нам, у нас и так чисто.

Табличку «Мусор не бросать! Действует поле самовозврата!» через некоторое время убрали, чтобы никто ничего не проверял, как работает. А поле-то осталось.

Так что в нашем дворе всегда чисто. В нашем дворе всегда чисто, потому что у нас никто не сорит. А не сорит у нас никто, потому что сорить в нашем дворе опасно для здоровья, а иногда и для жизни.

…

– А где же сейчас Мандельбрутберг-Синяковский Альберт Петрович? – спросил я у дворника Кузьмича после его рассказа.

– Так уехал к себе в Израиль. Израильтяне хотят его поле в военных целях использовать. А кроме того, у него тёща там. Но выпить, Анатольич, за Мандельбрутберга-Синяковского никогда не грех. Это точно.

Шарфики

Часть 1

«Сегодня точно что-то случится!» – подумал Марат Иванович Шмидт, просыпаясь после непродолжительного утреннего сна. Это предчувствие случалось с ним каждый день, и каждый день оно его не обманывало. Работа у него такая – следователь. Как что случается в городе, так он на выезде. А случается что-то постоянно, и по несколько раз в день.

Вот и сегодня к десяти утра ему пришлось прибыть на одну из конечных станций метро, где произошёл вопиющий случай. Женщина средних лет, эмигрантка, приехавшая в Россию погостить, была найдена задушенной красным шарфом в последнем вагоне поезда. Два часа кряду Марату Ивановичу Шмидту пришлось осуществлять следственные мероприятия. После он поехал выпить чашечку кофе в гости к одной знакомой.

Кофе попить не удалось, потому что к часу дня ему пришлось выехать на другую конечную станцию метро, где произошёл ещё более вопиющий случай. Мужчина, эмигрант, приехавший в гости к маме в Россию, был найден задушенным белым шарфом в первом вагоне поезда. Три часа понадобилось Марату Ивановичу Шмидту на осуществление всех необходимых следственных мероприятий. После этого он решил наконец-то поехать выпить чашечку чая в гостях у другой своей знакомой.

Чаю выпить не удалось, потому что к пяти часам дня он был уже на одной из центральных станций метро, где произошёл очередной чудовищный случай. Молодой человек, эмигрант, приехавший на свидание к своей невесте в Россию, был найден задушенным синим шарфом в четвёртом вагоне поезда. Четыре часа Марат Иванович Шмидт проводил следственные мероприятия по этому случаю. Затем поехал домой, выпил три рюмки свежайшей водки и заснул.

Часть 2

Первый сон приснился Марату Ивановичу Шмидту по меньшей мере странный. Будто идёт он весь при параде по Красной площади и гордо несёт американский флаг. Все прохожие расступаются перед ним, некоторые кланяются низко до земли, а он идёт, гордо подняв голову, твёрдо сжимая древко флага чужой и далёкой страны.

Проснулся Марат Иванович, встал, выпил стакан томатного сока и снова лёг спать.

Второй сон приснился ему совершенно странный. Будто заходит он к одной своей знакомой, а у той на столе сорок девять пионерских звёздочек лежит. И сидит его знакомая над ними и плачет. Увидела на пороге Марата Ивановича, бросилась к нему на шею и запричитала: «Потерялась у меня одна звёздочка. Найди мне её. Она у меня самая любимая».

Проснулся Марат Иванович, встал, выпил стакан молока и снова лёг спать.

Третий сон ему приснился бесконечно странный. Будто сидит он в компании бригады путепроходчиков метро где-то в грязном подсобном помещении и пьёт вместе с той бригадой виски «Блек Лейбл». И тост бригадир поднимает: «Ну а теперь ещё раз за Россию-матушку и всё, что с ней связано».