Читать книгу Дорогами илархов - Сергей Анатольевич Шаповалов - Страница 4

Однажды утром, как обычно Исмен и Фидар закрепили чепраки на спинах коней, проверили оружие, напоили скакунов перед долгим переходом. Как вдруг Фидар уловил едва различимый противный запах паленой шерсти.

– Ты чуешь? – спросил он.

Исмен принюхался.

– Кости жгут или шерсть. Кочевье рядом.

– Нет, это не дым кочевья, – забеспокоился аорс. – Жгут оленью шерсть с дурманящими травами. Мне хорошо знаком этот запах. Так языги совершают жертвоприношение богу Савру. – Он запрыгнул на коня, тревожно и внимательно окинул взглядом степь. – Никого не вижу. Откуда ветер?

– С севера, – сообразил Исмен.

– Значит, и запах с севера. Языги идут по нашему следу.

Они гнали коней, совершив по степи огромный круг. К полудню вышли к месту своего ночлега. На небольшой полянке возле их ночного кострища остались четкие следы копыт чужих коней. Фидар спешился и внимательно осмотрел отпечатки.

– Тяжелые всадники, – сделал он вывод. – Но их всего двое.

– Еще пятеро и две вьючные лошади, – поправил Исмен, указывая на другие следы чуть поодаль. Подобрал оброненную стрелу. – Роксоланы.

Фидар осмотрел оперенье, затем нагнулся над следами. Призадумался.

– Их семеро, а может и больше. Нам с семерыми не справиться. Да еще двое из них при полном вооружении, возможно – языги. Они так и будут по нашему следу идти, пока не настигнут.

– Что будем делать?

– Как не противно мне это говорить, но придется удирать. В степи от них не скрыться. Нужно дотянуть до гор. В горах затеряться проще. Да и языги – равнинные всадники, – в горы не сунутся.

Два дня пытались запутать след, меняя направление, кружили на месте. Становища обходили стороной. На ночлег останавливались поздно, поднимались до восхода и вновь пускались в путь. Но, не смотря на все хитрости, каждое утро их подгонял противный запах паленной оленьей шерсти.

На рассвете третьего дня увидели впереди множество шатров из белого войлока.

– Это не становище кочевников. Нигде не видно кибиток, – удивился Исмен.

Фидар долго всматривался, недоуменно пожал плечами:

– Похоже на военный лагерь персов. Шатры ровными рядами. В центре самый большой – военачальника. Только откуда им тут взяться?

– Объедем стороной? – предложил Исмен.

– Объедем, – согласился Фидар и первым стал поворачивать коня, но вдруг замер. – Постой. Ты видишь перед шатрами длинные шесты?

– Вижу.

– На них лошадиные черепа и синие ленты?

– Похоже на то.

– Массагеты! – пришел в удивление Фидар.

– Что это за народ?

– Южные кочевники. Живут далеко отсюда, по ту сторону Кавказских гор. Точно, это они. Но что привело их сюда?

Фидар решительно направил коня к лагерю.

Подъехав ближе, они увидели множество мужчин. Одни сидели вокруг костров и хриплыми голосами распевали песни, иные беседовали, громко спорили. Где-то даже затеяли борьбу. Вокруг собрались зеваки и подбадривали полунагих, потных борцов. Одни щеголяли в пестром иноземном одеянии, посверкивая перстнями, поглаживая богато украшенные рукояти мечей и кинжалов. Другие – в грубой кожаной одежде кочевников с горитами за спиной.

На путников никто не обратил внимание. Они проехали к центру лагеря, спешились и передали коней круглолицему конюху в персидской тонкой одежде.

– Ты из какого племени? – спросил у него Фидар.

– Я согд³⁸.

– А кому служишь?

– Своему господину, – прозвучал уклончивый ответ.

– Что здесь происходит? – спросил Фидар у одного из воинов, по всей видимости, из местных сколотов.

– Массагеты, – ответил он, поправляя на голове островерхую кожаную шапку. – Нанимают воинов в персидскую армию.

– А где главный?

– Так вон он, возле самого большого шатра стоит. С золотой цепью на груди.

Фидар протиснулся сквозь толпу воинов к высокому крепкому человеку в длинной персидской одежде из дорогой шерстяной ткани. Лицо слегка вытянутое, с черными живыми глазами. Густые брови нависали ровными щеточками. Под большим горбатым носом топорщились жесткие черные усы. Борода выкрашена темной охрой и аккуратно завита. Из-под круглой невысокой шапочки, падали кудри до самых плеч. Широкий кожаный пояс, с подвешенными золотыми фигурками лошадок, стягивал белую рубаху с широченными рукавами. По краю шел узор, вышитый золотыми и пурпурными нитями. Дорогой меч висел справа на поясе. Ножны сплошь покрывала тонкая чеканка. Рукоять в виде сокола со сложенными крыльями. Глаза сокола сверкали рубинами.

– Посмотрите на меня, – говорил он собравшимся вокруг него коренастым сколотам. – Я был бедным пастухом. Порой у меня даже обуви не было. Отец мой надрывался, братья с восхода и до заката пасли чужой скот, а на ужин – только сыр да молочная сыворотка. Но я пошел служить в персидскую армию. Теперь – я богат. Братья мои разъезжают на дорогих конях и пьют из золотых кубков. Отец встретил достойную старость в белом шатре, в окружении заботливых слуг.

– Да! – сказал Фидар. – Ну и рожу ты себе отожрал. – А помню, когда начинал служить всадником у персов, шея была тонкая, что бычий хвост.

Оратор метнул недобрый взгляд в сторону аорса, но вдруг его грозное бородатое лицо засияло радостью и удивлением:

– О, Великая мать Табити! Фидар! – воскликнул он. – Ты ли это, друг? Да откуда же?

Он бросился к аорсу, раскрыв объятия. Воины обнялись так крепко, что кости затрещали. Перс схватил Фидара за руку и повел в шатер, на ходу всем объясняя:

– Это мой товарищ. Мы вместе с ним в таких переделках побывали… Он один из лучших воинов Персии…

В шатре царил уют и роскошь. Пол устилали пестрые шерстяные ковры. Кругом лежали пухлые подушки с затейливой вышивкой. Низенькие столики на точеных ножках ломились от яств в золотой посуде.

– Садись! Садись вот сюда, – тянул Фидара за руку перс. Крикнул слуге: – Вина подай неразбавленного, да в золотых кубках. – Вновь обратил радостный взор к аорсу. – Сколько же мы с тобой не виделись, брат!

– Погоди братом меня называть, Спитамен³⁹, – остудил его Фидар.

– Обидные слова говоришь, – насупился хозяин. – Чем я тебя так прогневал?

– Ничем, – ответил Фидар, принимая из рук слуги золотой кубок в виде головы барана.

– Почему холод в речах твоих? А в глазах не вижу радости при встрече с тем, с кем бился плечом к плечу, – не мог понять воин в дорогой персидской одежде.

– Помню: воевали мы вместе, – согласился Фидар. – Да только в последней битве на разных сторонах оказались. Ты отстаивал подлеца – Багойя, а я защищал законного наследника Персии, Арса.

– Ты странно рассуждаешь, – глухо сказал Спитамен, потупив взор. – Как будто мы из касты всадников Персеполя⁴⁰. Мы с тобой были всего лишь – наемники. Защищали чужую землю, чужые интересы… Пока идет война – наемники в почете, но в мирное время к ним относятся хуже, чем к собакам. Не моя вина, что в тот роковой день ты оказался в одном отряде, а я в другом.

Фидар ничего не ответил. Пригубил из кубка.

– Хорошее вино, – оценил он. – И как здоровье всеславного Багойя?

– Никак, – Спитамен сделал большой глоток. – Помер он в страшных мучениях.

– Обрадовал ты меня, – оживился Фидар. – И что же с ним приключилось?

– Отравили его, как и он отравил кшатра Оха⁴¹ и его сыновей. Собака сдохла собачьей смертью.

– Кто же оказался тем благородным смельчаком?

– Дараявуш его сам и отравил. Багой думал, что посадил на трон кроткого ягненка, а у того оказались змеиные зубы.

– Вот как? – Фидар окинул взглядом Спитамена и усмехнулся. – Ну и одежонка у тебя, как у сатрапа⁴². Только бороду сколько не крась, рожа-то – массагета.

– Мир? – расплылся в улыбке грозный Спитамен.

– Конечно, брат.

Они поменялись кубками и выпили их до дна.

– Где судьба тебя носила? – поинтересовался массагет. – Что за наряд на тебе? Рванье какое-то. А меч славный. Пахнешь ты, как будто в навозе извалялся.

– Разве не знаешь, что сделали с теми, кто посмел встать на защиту наследника Арса?

– Слышал что-то, – пожал плечами Спитамен. – Меня, когда мы штурмовали дворец наследника, по голове шарахнули так, что я две недели без памяти провалялся. Еле отошел. Потом месяц встать не мог. До сих пор голова иногда раскалывается от боли.

Он снял круглую шапочку, посверкивающую бисером, раздвинул выше лба густые жесткие локоны, показывая розовый шрам.

– Крепкая у тебя голова. А меня сначала хотели четвертовать, – рассказал Фидар. – Но потом из жадности продали в гребцы. После к языгам попал. Вот, – Фидар обнажил плечо, на котором чернела татуировка.

– О, Боги! – ужаснулся массагет. Кубок чуть не выпал из его рук. – Это же метка смерти. Ты что, живой-убитый?

– Да, – мрачно подтвердил Фидар и опустил рукав.

– Давай немедленно выжжем ее, – предложил Спитамен, вскакивая на ноги. – Я жреца позову. Он попробует снять проклятье.

– Тебе что, страшно сидеть рядом с живым мертвецом? – усмехнулся Фидар. – Успокойся, мне сделали ее на той стороне Дона. Я переплыл реку, но Мара меня пока не тронула.

Массагет немного успокоился и вновь опустился на место.

– Но как тебе удалось убежать от языгов?

– Долго рассказывать. Поведай, лучше: кто ты сейчас и что делаешь в этой степи?

– Я набираю конницу. Ты же ничего не знаешь, – спохватился Спитамен. – Помнишь грозного Филиппа из Македонии⁴³?

– Как не помнить, – горько усмехнулся Фидар. – Многих товарищей мы оставили в сражениях с этим одноглазым коротышкой.

– Филиппа убили.

– Вот это новость! – то ли обрадовался, то ли огорчился Фидар.

– Да! Прямо на виду у телохранителей. Представляешь? Филипп собрал крепкую армию. Думал выступить против Персии. Чтобы обезопасить тыл, решил заключить союз с правителем Эпира⁴⁴. В городе Эги готовилась великолепная свадьба. Филипп отдавал в жены за эпирского властителя Александра Молосского свою дочь Клеопатру. Множество гостей съехались на праздник. После обильного застолья все направились в эллинский театр на представление. Как только Филипп переступил порог театра, один из его приближенных, командир гипаспистов⁴⁵ Павсаний ударил правителя кинжалом. Убийца пытался бежать, но его остановили и прибили на месте.

– Заговор? – удивленно покачал головой Фидар. – Против Филиппа? Возможно ли это? Его окружение – все преданные люди. Один Парменион чего стоит! Антипатр⁴⁶. Аттал⁴⁷, тот, говорят, не задумываясь, закрывал его от стрел фиссалийцев собственным телом…

– Как видишь, заговор состоялся, – развел руками Спитамен. – И Дарий приложил к этому свое золото.

– Подло!

– Согласен. Но это – не наше дело. Теперь кшатра Персии желает окончательно разорить осиное гнездо македонских правителей. Вообще вырезать весь этот горный народ. Да и сам род Аргеадов ему, как кость в горле.

– Кто нынче возглавил Македонию?

– Мальчишка. Ему едва исполнилось двадцать. Некий Искандер.

– Некий? – негодующе воскликнул Фидар. – Мальчишка? Я его на всю жизнь запомнил.

– Откуда ты его знаешь?

– Знаю. Встречался лицом к лицу.

– Так расскажи!

– Тебя тогда в Вавилон отправили подавлять бунт касситов⁴⁸. А наш отряд в две сотни голов стоял в Газе⁴⁹. Пришел приказ: срочно грузиться на корабли. Нас перевезли в Элладу. Только сойдя на берег, мы узнали, против кого выступаем. Филипп Македонский вторгся, угрожая Фивам и Афинам. Их правители срочно стали собирать войска. Жители городов отдавали последние украшения, чтобы оплатить наемников. В Персию отправили вестника просить о помощи. Что успел сделать тогда еще живой кшатра Ох, так это – выслать наш отряд в две сотни всадников. Пешие войска по суше не подоспели бы вовремя.

– Ты говоришь о сражении при Херонее⁵⁰? – сообразил Спитамен.

– Да. Если бы не горячность афинян, мы бы разбили Филиппа. Силы были примерно равные: что у него около тридцати тысяч пехотинцев, что у фиванцев с афинянами. У нас даже всадников было больше. День стоял жаркий. Лето в самом разгаре. Наше войско выстроилось двумя фалангами. Левое крыло заняли афиняне. Их возглавляли знаменитые воины Лисикл и Херос. На правом – фиванцы. Наш отряд вместе с фиванской конницей прикрывал фланг. И место оказалось удобным. По правую руку нас защищала река. Впереди встали воины из священного фиванского отряда. Если бы ты их видел! Высокие, мощные, в белых священных туниках. На медных шлемах красные гребни конских волос. На круглых белых щитах золотые морды львов. Отвага так и плескалась через край. Не воины – гранитные глыбы!⁵¹ Филипп – хитрец выстроил воинов тоже двумя фалангами. Одну большую поставил против афинян и прикрыл ее с фланга небольшим отрядом всадников. Против фиванцев же поставил меньше воинов, а почти всю конницу спрятал сзади: приказал всадникам спешиться. Эллинские полководцы не уловили его коварный замысел.

– Так в чем он заключался?

– Когда два войска встретились, началась страшная кровавая битва. Длилась она довольно-таки долго. Вдруг большая фаланга Филиппа, что сражалась с афинянами, стала отступать. Причем делали они это быстро, но, не нарушая строй. Лисикл и Херос, воодушевленные успехом, увлекли воинов преследовать отступающих македонян. Образовалась большая брешь между строем афинян и фиванцев. Мгновенно в эту брешь ринулась неудержимая конница, что пряталась за фалангой. Ударила в незащищенный фланг фиванцев. Весь священный отряд пал на месте. А в это время Филипп остановил отступление и сам пошел в атаку. Тогда афиняне поняли, что погорячились, но было уже поздно. Полный разгром!

– Так расскажи об Искандере.

– Вот как раз этот юный Искандер, ему тогда едва минуло восемнадцать, и командовал конницей, смявшей фиванцев.

– Постой. Неужели Филипп доверил главную ударную силу неопытному юнцу?

– Как видишь, – и не ошибся. Его натиск решил исход битвы.

– Но ты-то где с ним столкнулся?

– Когда в нас врезалась македонская конница, тогда и встретил. У эллинских всадников своя тактика боя. Они спрыгивают с коней и отдают вожжи оруженосцам, а сами рубятся на мечах. Как только противник отступает, или самим им надо отступать, они вновь садятся на коней и совершают маневр. Но македоняне не спешивались. Всадники Филиппа орудовали копьями длиной в три человеческих роста. Попробуй к ним подобраться.

– Ну, про Искандера – что? – не терпелось Спитамену.

– Вижу, на меня летит всадник с длиннющей пикой. Целит прямо в лицо. Мое копье бесполезно против его сариссы. Я метнул копье ему в голову. Никогда не промахивался, а тут на два пальца в сторону отклонилось. У меня все тело до самых пяток похолодело. Думаю, если он меня насадит на сариссу, как на вертел, вид будет неприглядный. Как сейчас помню: глаза горят углями в прорезях шлема, зубы оскалил, конь у него мощный, с большой головой, и наконечник в локоть длинной летит прямо в лицо.

– И как тебе удалось уцелеть?

– Сам не пойму. Чудом. Изогнулся так, что чуть с коня не слетел. Наконечник над ухом скользнул. Ухватился я за древко, думал, скину всадника. Но он хорошо держался. Копье переломилась. Тогда мой противник откинул в сторону обломанное древко и на меня с мечом кинулся. Я свой акинак достал. Он рубанул сверху. Все силы в удар вложил. Но я его жестко встретил. Руку ему отсушило, а кисть не удержала копис. Остался он без меча, и щита у него не было. Он передо мной был, как ты сейчас. Один удар, короткий тычок острием меча в горло – и все!

– И ты…

– Не смог. Не знаю, почему. Волю, как будто сковали. Рука не слушалась.

– А он?

– Он снял шлем. Спокойно так снял, как будто не в битве участвует, а на веселой прогулке. Снял шлем и небрежно отшвырнул его назад, не глядя. Я смотрю – совсем мальчишка. Кудри светлые до плеч. Лицо едва пушком поросло. Глаза ясные, помню: один серый с голубым отливом, а другой чуть зеленый, – глаза у него разные. Смотрит на меня холодно, безразлично, как будто знает, что не пришел его смертный час. Такого презрения к опасности я еще не видел. Всего пару мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а мне показалось – вечность. Ничего с собой поделать не мог. А он мне говорит с наглой ухмылкой: – Твои, бегут, и ты спасайся. Я дарую тебе свободу.

– Ты не врешь?

– Когда я тебе врал?

– Прости. И что дальше?

– Дальше, – горько усмехнулся Фидар. – Дальше налетели гитайры Филиппа. Еле ушел. Убегал так, что чуть коня не загнал. Помнишь, у меня тогда Сарыстыр был? Быстрый конь. Он меня спас. Мне весь плащ копьями изодрали, – стыдно вспоминать. Потом мы просили у македонян забрать тела убитых воинов. Из двух сотен нашего отряда пятьдесят человек полегло.

– Да, я помню, доходили вести, – кивнул Спитамен.

– На переговорах встретил я тогда македонянина, старого воина. Парменион его звали. Спросил, что за мальчишка в их отряде? Он ответил, что это сын Филиппа. И не мальчишка вовсе – конницей командует. Так чего он в самую гущу боя лезет? Я же мог его убить. Парменион только рассмеялся. Говорит: «Ты же его не убил. Да и не смог бы. Ахилла⁵² убить смог только сам Аполлон⁵³, а этот мальчишка – потомок Ахилла. Сейчас он смеется над тобой, хвастаясь гетайрам⁵⁴, как одним взглядом остановил здоровенного перса».

– Про него много чудес рассказывают, – безразлично махнул рукой Спитамен. – Но его правлению скоро придет конец. Дараявуш соберет огромную армию. Мне приказано не жалеть золота. Скоро сюда прибудут сколоты. Потом я переберусь через Дон, буду просить воинов у роксоланов. Помнишь бесстрашного воина Скопаса?

– На Скопаса не рассчитывай.

– Почему?

– Он пал в бою.

– Могучий непобедимый Скопас? – не поверил Спитамен. – Хотел бы я посмотреть на того смелого ксая, что смог одолеть этого быка. Наверное – великий воин? – Он отпил вина. – А что за мальчишка с тобой?

– Был рабом у языгов.

– Но он же с оружием? Разве рабам разрешают носить оружие?

– Я освободил его.

– Ты не можешь так поступать, – недовольно покачал головой Спитамен. – По законам степи – это неслыханное преступление. Ладно бы ты его увел, отбил и заставил служить себе… Но позволять невольнику носить оружие – это неправильно.

– Я сам был рабом. Я – живой-убитый, – мне все можно. Мара разрешила мне его освободить.

Спитамен схватился за амулет, висевший на шее.

– Не упоминай так часто имя ее. Накличешь беду. Если Черная Мать разрешила – спорить не буду. Но зачем ты его теперь таскаешь с собой?

– Хочу воина из него сделать. Я клятву дал перед Савром.

– Из этого худющего ягненка сделать воина? – усмехнулся Спитамен. – И чем невольник-мальчишка заслужил такую честь?

– Это он убил Скопаса.

Спитамен долго молчал, удивленно уставившись на Фидара.

– Смеешься надо мной, – фыркнул недоверчиво он. – Скопас копьем пробивал эллинский гоплон⁵⁵. Топором мог голову расколоть на две части…

– Исмен! – громко позвал Фидар.

Мальчик в это время, раскрыв рот, слушал воинов. Смельчаки собрались в круг и хвастались боевыми подвигами, показывали шрамы, сравнивали длину клинков, чеканные узоры на ножнах. Услышав зов, он вошел в шатер. Спитамен окинул его пристальным взглядом.

– Исмен, покажи ему свой меч, – попросил Фидар.

Мальчик снял с пояса акинак и протянул Спитамену. Тот отставил чашу и обеими руками, выказывая большое уважение к оружию, взял клинок. Оглядел со всех сторон узор на ножнах. Крылатые грифоны с головами хищных птиц когтями и клювами терзали лошадей. Олени убегали от волков. Гуси летели, расправив крылья. И каждую картинку отделял косой крест с завитками на концах. Спитамен вынул на два пальца острый клинок, затем отдал меч обратно Исмену.

– Убедился? – спросил его Фидар.

– Ты знаешь, чей это меч? – спросил Спитамен, в упор, глядя в глаза Исмену.

– Вождя роксоланов Скопаса, – не смутился мальчик.

– Ты честно присвоил его себе?

– Да! – твердо ответил Исмен.

– Где прежний хозяин этого клинка?

– Тело его спит в кургане. А душа пирует вместе с Папайем.

– Ты ему помог увидеться с богом?

– Я. Савр – свидетель, – честно признался Исмен.

– Садись, – решительно сказал массагет мальчику, указывая место рядом. Приказал слуге: – Еще одну чашу для юного воина.

– Ему рано пить вино, и он еще не посвящен в ксаи, – напомнил Фидар.

– Если у него в руках акинак, обагренный кровью сотен славных воинов, он – ксай.

– Не ксай он. Савр еще его не признал.

– Откуда ты знаешь? Любой воин из моего окружения, если бы принес этот меч – стал бы сразу моим товарищем.

Исмен, ничего не понимая, взял из рук слуги золотую чашу с темно-красным терпким напитком.

– Расскажи, как ты убил Скопаса, – попросил Спитамен.

– Попал стрелой ему в глаз, – просто ответил Исмен.

– Слышал? Он не бился с ним на мечах и на копьях, – встрял Фидар.

– Все равно! – упрямо стоял на своем Спитамен. – Часть силы Скопаса перешла к нему. Ты же не можешь этого отрицать!

Снаружи послышались крики, шум. В шатер заглянул слуга и сообщил, что идут сколоты. Воины поднялись, вышли наружу. Исмен пригубил вино и скривился: ну и кислятина. Отставил чашу, последовал за Спитаменом и Фидаром.