Читать книгу Мир пустых Горизонтов - Сергей Анатольевич Соколов - Страница 2
Повествование второе
ОглавлениеАномалия Пьеро
1
Если бы клерк за старомодной конторкой был более любопытен, чем предписывала должностная инструкция служащего Центрального архива, то он без особого труда смог бы прочитать текст документа, доставленного молчаливым курьером. Смог бы, но он хотел ещё пожить.
«Стратегический альянс «Основа»
головной офис по региону
«Атлас – Восточный»
нисходящий файл по каналу
«Гонец плюс»
строго лично
руководителям структурных подразделений
импульс: одиночный, без повторов
печатная версия: центральный архив
отметка о получении: имеется
Директива № 11
Основание: проведение исследовательской группой «Лунное танго» научного эксперимента под индексом ЛТ – 1910 – 1\1, классификация «Айкулак».
По результатам вышеозначенного эксперимента необходимо СРОЧНО:
Инициировать план экстренных мероприятий «Аларм» по категории ТОП;
В дополнение к плану:
2.1.
Подразделению информационной зачистки:
2.1.1. Довести до глобального медийного сообщества цели проведённого эксперимента по классификации «Био» с формулировкой: «Исследование белковых вкраплений в сферические хондры метеороидного потока Ксанф»;
2.1.2. В качестве причины произошедшей катастрофы, повлекшей человеческие жертвы и уничтожение дорогостоящих материальных объектов, ссылаться на исключительно случайную последовательность событий природного происхождения;
2.2. Подразделению кадровой зачистки:
2.2.1. Исследовательскую группу «Лунное танго» расформировать;
2.2.2. Служебную документацию открытого и закрытого характера, относящуюся к деятельности исследовательской группы «Лунное танго», передать в центральный архив;
2.2.3. Бывших сотрудников исследовательской группы «Лунное танго» трудоустроить в неподотчётные альянсу «Основа» учреждения согласно специальности и квалификации под технический контроль в режиме 7\24 до особого распоряжения;
2.3. Подразделению технической зачистки:
2.3.1. Оборудование и принадлежности исследовательской группы «Лунное танго» утилизировать;
2.3.2. Закрыть для гражданского и коммерческого транспорта лунные орбитальные высоты до пятисот километров в пространственном секторе с координатами по системе «Визир» в точках надира 33х163 (Море Мечты), 10х166 (кратер Хевисайд), 38х179 (кратер Лейбниц) сроком на пять лет;
2.4. Подразделению научной зачистки:
2.4.1. Провести бывшим сотрудникам исследовательской группы «Лунное танго» блокировку зон памяти за период работы в группе глубиной не менее семи ассоциативных гармоник по прогрессивной шкале Накано. Остальному персоналу, причастному к эксперименту под индексом ЛТ – 1910 – 1\1, провести блокировку зон памяти глубиной не менее трёх ассоциативных гармоник;
2.4.2. Все научные материалы деятельности исследовательской группы «Лунное танго», передать в центральный архив;
2.5. Всем научным группам эксперименты классификации «Айкулак» прекратить до особого распоряжения;
Исполнение доложить.
Да поможет нам Бог!
Персональный макроидентификатор
Руководителя по региону
«Атлас – Восточный»: интегрирован
Актуальная дата: проставлена»
2
Чёрная шёлковая лента, натянутая на невидимый прямоугольный каркас, внешним краем резко выделялась в красном свечении огромного глаувизора, но изнутри плавно, естественным порядком сливалась с сумеречно-золотистой гаммой объёмного, поясного в три четверти мужского портрета. Несколько больший, чем требовали скромные размеры конференц-холла, он, согласно технологии формирования изображения, немного вибрировал, мерцал, что при высокой реалистичности картинки и доброжелательном выражении лица делало пожилого мужчину чересчур подвижным, эдаким живчиком и далеко не основным участником траурной церемонии.
Впрочем, церемония только что закончилась, вернее, переместилась к главному входу Исследовательского Центра Перспективной Энергетики, на взлётно-посадочную консоль которого четыре инета, одетые в соответствующую обстоятельствам униформу, выносили лакированный гроб с телом почившего профессора.
Профессор – не артист, и никто его не провожал аплодисментами, да и скорбящих по усопшему могло быть побольше. Четырёх вместительных шатлов для нескольких представителей администрации учреждения, десятка коллег по работе, двух-трёх корреспондентов медийных издательств, при отсутствующих родственниках и служителях каких-либо религиозных конфессий было заказано явно с избытком. Избежать неловкости удалось за счёт шумноватого коллектива студентов близлежащего колледжа. Профессор там читал факультативный курс физики и пользовался у молодёжи популярностью.
Портрет в опустевшем зале следовало уже погасить, а звучащую в очередном цикле запись музыки Моцарта выключить, но, очевидно инетам никто не отдал прямого приказа и они просто продолжали рутинную работу по уборке помещения. Кто-то убирал ненужный до следующего скорбного раза подиум для гроба; кто-то выметал выпавшие из венков цветы; кто-то с первых рядов конференц-холла собирал в мусорные мешки скомканные конспекты траурных речей, а с последних – обёртки из-под конфет и жевательных резинок, раздавленный попкорн и банки энергетиков. Там же нашлись забытая кем-то косметичка и брошенный музыкальный плейер.
Продолжала звучать Maurerische Trauermusik, а глаувизор упорно вычерчивал в воздухе опрятного старика в домашней вязаной кофте, держащего в руке очки для чтения. Лицо его, освещённое настольной лампой и мягкой улыбкой, было приветливо повёрнутое к кому-то близкому, кому доверено сделать этот сентиментальный снимок, кому предназначалась мужская беззащитность.
Инетов эта мизансцена не трогала. Цепляла ли за душу одиноко стоявшего возле панорамного окна мужчину? Неособенно. Скорее, тревожила.
«И почему администрации Центра пришла в голову мысль представить для прощания именно это изображение? Наверняка поручили девчонке из секретариата, а та по своей романтической наивности решила, что душевность не бывает лишней. Ещё как бывает. Всё дело можно завалить из-за склонности к излишней чувствительности. Откуда вообще взялся в нашем строгом заведении этот снимок, явно сделанный в другой жизни профессора? В той жизни профессор Люберц выглядит совсем не таким, каким его знало абсолютное большинство сотрудников научного учреждения, и уж точно не имеет ничего общего с загримированным трупом в катафалке у главного входа. И смерть – великий мастер трансформаций – здесь ни при чём: обнаруживается колоссальная разница в отношении человека к окружающему миру и окружающего мира к человеку. Узнать в уютном джентльмене на изображении из семейного архива одинокого, неухоженного, нелюдимого, угрюмого, но язвительного на высказывания старика просто невозможно. Отвратительный характер моего шефа мог бы сравниться только с его работоспособностью: предела не было ни у одного, ни у другого.
Гений, потому и терпят, вернее, терпели все семь лет.
Да, быстро оно летит, время. Прошло уже с десяток годков, как в Центре организовалась наша группа, изначально предназначенная для решения нетривиальной прикладной задачи в пользу одной не совсем гражданской, но вполне легальной организации. Поработали тогда на славу, во имя безопасности всего человечества! А после одобрения результатов этой работы со стороны означенной организации в виде солидного финансирования, а со стороны местного руководства твёрдых обещаний карьерного роста, группа в полном составе отдалась любимому увлечению – исследованиям физики пространства.
Профессор Людвиг Люберц… Он пришёл не сразу, года через три, когда у нас закончился контракт с военными. Тогда у малоизвестной конторы с названием «Институт космопланирования», местом предыдущей работы Люберца, в ходе научного опыта произошёл несчастный случай. Странно: где Люберц, а где «исследование белковых вкраплений в сферические хондры метеороидного потока Ксанф». Если я помню правильно, это так называлось. Вообще-то история мутная. Погиб персонал контрольной станции; кажется, экипаж лунного катера… М-да… Контору распустили. Люберца безоговорочно взял Центр на должность руководителя нашей группы. Моей группы.
Обидно ли мне было, обидно ли до сих пор? Не признаюсь и сам себе, но не отрицаю очевидные факты: этот одержимый смог добиться многого.
Дослушаю Моцарта и пойду… Вчера на Совете директоров мне выпал шанс. Не поздновато ли? Природа любит отдыхать на детях гениев и на их заместителях. Нет, чушь! Пусть пока исполняющий обязанности, но я докажу, что не являюсь нулём, приписанный к единице, чтобы получить десятку. Я сам единица, а нулей найдётся столько, сколько мне будет нужно.
– Справитесь, коллега Раховски?
Я только кивнул.
– Надеемся, что так. Поздравляем. В ближайшее время ждём от вас докладную записку о текущем состоянии дел в группе и дальнейших перспективных планах. Результаты, коллега Раховски, главное – результаты. Помните об этом.
Что же, это совпадает с моими целями. Не правда ли, мистер Лукаш Раховски?»
– Мистер Лукаш Раховски!
Автоматическая дверь выхода из конференц-холла, пропуская Лукаша, отъехала в сторону и замерла в ожидании. Однако тот не вышел, а обернулся на своё имя.
– Мистер Раховски! Погодите… А, чёрт… Как собрать-то вас?..
Инет, который, как думал Раховски, подбирал под креслами бумажный мусор, оказался мужчиной, пыхтевшим над рассыпавшимися из файловой папки документами. Наконец он справился, распрямился, поправил бейдж с надписью «Гость».
Среднего роста, средней комплекции, среднего возраста, костюм средней ценовой категории. «Что у него ещё среднее? Мозги?» – подумалось исполняющему обязанности руководителя научной группы.
– С кем имею честь?
– Фаррет. Джон Фаррет. Пожалуйста, вот мой бизнес-интигенат.
Из появившегося в голове Лукаша сообщения он узнал, что Джон Фаррет является совладельцем туристической фирмы, основная услуга – релакс, основное направление – Луна.
– Мистер Фаррет…
– Можно просто Джон.
– Хорошо… Джон, вы выбрали неподходящее место и время для поиска клиентов. Здесь только что закончилась церемония, посвящённая одному нашему коллеге. – Раховски кивнул в сторону изображения Людвига Люберца. – А сам он вряд ли сможет попасть на Луну, ибо направляется прямиком в колумбарий. Меня увеселительная поездка также не интересует. Извините, Джон, я спешу.
Фаррет довольно бесцеремонно удержал Раховски за локоть.
– Мистер Раховски, не зарекайтесь. Уверен, нам по пути. Что касается профессора Люберца… Он уже бывал моим клиентом, и возможно вскоре снова посетит Луну.
– Вы – сумасшедший?
Джон Фаррет достал из папки некий листок.
– Осторожнее, мистер. Я – равноправный партнёр вашего Исследовательского Центра Перспективной Энергетики. А этот документ – Договор о сотрудничестве, собственноручно подписанный профессором Людвигом Люберцем неделю назад… Может, по кружке пива?
– Согласен.
3
«Друзья! По случаю двухлетнего юбилея, пансионат «Место у горизонта» предлагает двадцатипроцентную скидку на базовый трёхдневный тур. Спешите!
Пансионат расположен на невидимой стороне спутника Земли в районе Моря Мечты, в экологически неизменённой местности первозданной Луны, вдали от промышленной деятельности человека. Однако комфортабельный и безопасный трансфер-барк быстро доставит гостей пансионата от Межпланетного Спейс-терминала «Селена – Стоп /005» до места лучшего отдыха на Луне.
Как всегда к вашим услугам искусственный сафари-парк площадью триста гектар под куполом рассеянного света, наполненный чистейшим морозным воздухом земного высокогорья. Вы найдёте здесь идеальные условия для индивидуальной или коллективной охоты на реалистичных фантомов дикой фауны обитаемых планетных систем, созданных из персонажей масс-поп-культуры. Также – наше эксклюзивное преимущество – особая среда бескрайней пустынной равнины позволят всем желающим погрузиться в мир собственных воспоминаний, с удивительной достоверностью заново пережить лучшие события своего детства, юности, зрелости. Ваша память вернёт вам самые сокровенные моменты – первую любовь, свадьбу, рождение детей; подарит встречу с ушедшими друзьями, близкими – всё то, что происходило с вами и только с вами.
Уютные номера класса А «фулл анлим», прислуга топ-сервис-инет, национальная кухня на выбор, симотека с модной коллекцией перугена – о, безусловно! – вы станете нашим постоянным клиентом.
Прайс.
Контакты.
Счастливы видеть вас!»
Лукаш покрутил в руках цветастый буклет, прочитал ещё раз и сунул его под тарелку с сушёными кальмарами.
– Что за ерунда! – сказал он. – Джон, вы не боитесь Закона о недобросовестной рекламе?
Фаррет допил своё пиво, ладонью вытер пенные усы.
– Нет, не боюсь. Кто его сейчас вообще соблюдает? А кроме того… Келлер!
Подбежал инет с подносом:
– Что господину угодно?
– Господину угодно не сидеть в окружении пустых кружек. Убрать! И принеси ещё пару. Стой! На, прочитай!
Инет просканировал рекламу пансионата.
– Ну, ты бы поехал?
– У меня нет воспоминаний, господин. У меня есть инструкция.
– Ясно… Пшёл! Нет у него воспоминаний… А у людей они есть, и каждый из двух с лишнем тысяч рабочих и инженеров с лунных горных разработок притащили свои задницы и свои купюры, чтобы покопаться в собственном прошлом. Их не интересовало, как это сделано. Меня тоже. Я был учёным, теперь бизнесмен. Это раньше я стал бы с лупой выяснять, что да как. Сейчас просто делаю деньги, но даю людям то, что они желают. Без подвоха.
– А как же Люберц? После посещения вашего "лучшего места отдыха" он совершил самоубийство.
Тень пробежала по лицу Фаррета, но голос оставался спокойным:
– Самоубийство? Вот как… Я думал, болезнь какая или несчастный случай. А он значит…
– Именно. Как назвать этот казус, если персональный информатор в меднадзор фиксирует у человека гипертонический криз, но не успевает его купировать по причине сознательного удаления человеком подкожного медикаментозного имплантата? Старик хотел умереть.
Фаррет задумался.
– Или кто-то хотел, чтобы все так и думали. Он мог кому-то перейти дорогу. Доброжелателей в науке не меньше, чем где-либо… Испытано на себе.
И без того шумную атмосферу питейного заведения разорвали джембе. Их завораживающий ритм тут же подхватили каблуки и подошвы сотен посетителей. В этом грохоте утонули последние фразы Джона.
Фаррет придвинулся к собеседнику:
– Лукаш, дружище, вы же читали договор. Намерения профессора предельно ясны. Старый учёный хотел провести в Море Мечты масштабный физический эксперимент! Даже я понимаю, какие перспективы открываются в случае успеха. С какого… с какой стати умирать?
– Да, неясно… Послушайте, как вам больше нравится следующая сентенция: эксперимент сорван, но главное, что Людвиг Люберц мёртв. Или так: главное, что эксперимент сорван, а Людвиг Люберц просто мёртв.
Раховски не следил за реакцией нового знакомого. Это было лишним.
– А мне никак не нравится, точнее, по барабану! Для меня главное – исполнение вашим Центром обязательств по договору.
– Эта филькина грамота лишь ваша индульгенция, Джон, и ничего более. Расслабьтесь, вы вне моих подозрений.
– Ну, спасибо! Поясной поклон вам, мистер Раховски!
Фаррет резко схватил и обнял проходящую мимо разбитную девицу. Та понимающе прильнула к мужчине.
– Я уже было об алиби начал задумываться. Какой такой Люберц? От проституток не вылезаю… Иди, дорогуша, припудри носик.
А если по-взрослому, так слушайте. Рентабельность пансионата низкая. За два года работы я смог погасить едва ли десятую часть кредита на строительство и обустройство и признаюсь, готов был отказаться от затеи и всё чохом продать. Но место, место, Лукаш! Ты просто не представляешь, я не представляю и никто, кроме, возможно единственного человека, не представляет, какие великие тайны хранит этот реликтовый мир… Понимаю Людвига. Как он ухватился за идею сотрудничества! А для меня этот договор – спасательный круг… Насчёт филькиной грамоты… Поясни.
– Эх, Джон Фаррет. Деловой человек. В договоре нет подписи второго совладельца фирмы. Вопрос: почему?
– Потому, что он…
– Не надо. Я сам постараюсь ответить на этот вопрос… Вы были правы, Джон, нам по пути. И чтобы этот путь не слишком облегчал ваш кошелёк, я оплачиваю выпитое вами пиво и бронирую весь пансионат "Место у горизонта", скажем, на три дня. Всех постояльцев – вон; все неустойки за мой счёт. По рукам?
– По рукам, пан Раховски! Оказывается вы очень состоятельный пан, и вас не пугают цены.
– Какие цены?
– На здешнее пиво.
4
Инет неспешно подошёл к большому напольному зеркалу в прихожей. Придирчиво осмотрев себя с ног до головы, он что-то там сдул с безупречно сидящего на нём фрака, а потом (сбой в программе?) почистил ботинок о штанину брюк. Безразличное выражение лица сменилось приветливой улыбкой.
– Добрый вечер, хозяин, – произнёс он хорошо поставленным голосом.
Затем улыбка сменилась… улыбкой, но уже с оттенком лёгкой усталости.
– Добрый вечер, хозяин, – повторил инет.
Одна улыбка сменяла другую, всё шло по заложенной в позитронный мозг программе: психологи считали, что человеку при встрече будет приятнее видеть на лице инета ежедневную смену положительных эмоций, чем застывшую в каменной гримасе рожу.
Инет сходил на кухню, принёс мусорное ведро.
– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор, – с виноватой улыбкой проговорила машина. Она осталась довольна выбранным вариантом.
Впрочем, инет старался напрасно, потому что профессору Люберцу было наплевать, кто улыбается: инет, человек или гужевая лошадь – или совсем не улыбается. Улыбки, скорее, раздражали. Его вообще раздражало всё, кроме работы; его не интересовало ничего, кроме работы. Загадка, зачем он приходил из Центра в свою пустую квартиру: выпить чашку кофе, полюбоваться фотоснимком и подвести итоги дня он мог бы и там. То ли привычка, то ли ещё что-то, но в этом отношении профессор мало отличался от инета.
Ключи забрякали во входной двери, она открылась.
– Добрый вечер, хозяин. Простите, забыл вынести мусор.
– Кофе…
Инет кинулся на кухню, опрокинув мусорное ведро. Содержимое, в виде какого-то непотребства, вывалилось под ноги Люберцу. Он перешагнул и по обыкновению направился к креслу на террасе, не заметив прилипший к подошве ботинка рекламный буклет.
Прошло два часа. Стемнело и стало прохладно, а профессор всё сидел на террасе, привычно держа в руках голографический снимок.
«Странно… Странный я… Странная надпись на обороте…. Ничего не помню».
На террасу, залитую серебряным светом – сегодня было полнолуние –инет принёс плед, заботливо укутал им профессорские ноги, неожиданно заметил прилипшее непотребство. Хотел снять незаметно, но хозяин спросил:
– Что там?
– Ничего особенного, рекламный мусор. Я сейчас…
– Дай. Иди, свари ещё кофе.
– Слушаюсь, хозяин.
А хозяин убрал снимок в нагрудный карман, взял рекламку и ему, Людвигу Люберцу – сухарю-профессору и лауреату чего-то там разного, бесчувственному автомату для штамповки гениальных идей – вдруг нестерпимо захотелось соорудить бумажный самолётик и запустить его в ночное небо со своей террасы на семьдесят девятом этаже. Он лихорадочно вспоминал, как это делается, отчаянно матерился и удовлетворённо рычал, почти закончил и… остановился. Потом быстро развернул буклет, разгладил, направил в сторону лунного диска.
Два изображения совместились: реальная Луна ярко высветила фото своей обратной стороны, мало того, и знак геолокации рядом с Морем Мечты. Пугающе знакомая картинка заворожила Людвига. Ещё совсем немного и он вспомнит, сейчас вспомнит… Но нет, ощущение дежа-вю пропало.
Но осталась реклама. Люберц прочитал:
– Пансионат… Охота… Память… Память… Память… Ко мне, срочно!
Инет вбежал с дымящимся кофе:
– Готово, хозяин, готово!
– Цыц! Позвони Фаррету!
– А кто это?
– Цыц! Не знаю, вот здесь контакты. И ещё…
– Да, хозяин?
– Собери меня. Я уезжаю.
5
– Так, внимание всем! «Танцор – первый», «Танцор – второй», «Танцор – третий»! Если кто забыл моё лицо и голос, напоминаю: я – руководитель вашего художественного кружка Людвиг Люберц. Особо приближённым к моей бронзовой персоне благосклонно позволено называть меня Людви. Среди вас таковые имеются? Обозначьтесь!
– Хай, Людви! Здесь Мартин. Я – «Танцор – первый».
– Бонжур, Людви! Я Пьер Омон и по совместительству «Танцор – второй».
– Гу даг, Людви! Ингджолдр Сигурдфлордбра…
– Ин, я понял: ты – «Танцор – третий»… Парни, надеюсь, на своих крейсерах вы не в одиночестве потеете в связь-отсеках. Более того: тверёзые пилоты на местах, технари-спецы не режутся в карты, научные ассистенты погружены в зубрёж всех па сегодняшнего танца. Полный сбор. Никто не опоздал, не проспал, жив и здоров… Я – «Танго Зеро» объявляю трёхчасовую готовность.
Шутка про крейсера и связь-отсек относилась к камешкам, которыми необходимо закидать чей-то огород. В данном случае подразумевалось незримое, но постоянно ощущаемое влияние на исследовательскую группу «Лунное танго». Нет, не со стороны официальной верхушки айсберга в виде «Института космопланирования», а его подводной части – Альянса. О нём говорили много и противоречиво, что означало только полное незнание правды, поэтому гордиться своей причастностью к этой организации или сгорать от стыда, получая при этом от неё зарплату, каждый решал для себя сам.
Конструкторское решение группы Людвига Люберца по контрольным космоботам поддержки не нашло. В результате космобот получился тесным летательным аппаратом с одним пилотом, двумя специалистами технического обеспечения, научным ассистентом и главным научным руководителем этого коллектива. Все вместе ютились в единственной рубке круглой формы, разделённой на функциональные сектора. Также имелся гигиенический закуток, тамбур стыковочной камеры для причаливания небольшого спейс-катера, энергоустановка для маневрирования и гексагональный технологический коридор. Последний соединял крохотный обитаемый отсек с вращающимся модулем, столь огромным по отношению к нему, что всё в космических пропорциях напоминало муравьиную голову и опистосому. В этой махине сосредоточилась вся суть контрольного бота, его рабочий орган – мощнейший кольцевой лазер для циркулирующего фотонного потока, этакая гигантская ложка для возможного перемешивания пространства.
В эксперименте по чувствительности пространственной метрики, задуманном группой «Лунное танго», участвовали три космобота, синхронизируя свои лазеры в окололунном пространстве. Общую координацию и фиксацию результатов вёл сам профессор Люберц с базы-обсерватории «Сескуальта» в районе кратера Менделеев.
– Я – «Танго Зеро», два часа до начала… «Танцор – второй», внимательнее, ты наклоняешь плоскость системы. Угол критический, и растёт. Пьеро, ты меня слышишь? Автоматика не держит координаты. Что за молчание, «Танцор – второй»? Что у вас вообще происходит?
На глаувизоре сектор связи со вторым космоботом оставался пустым ещё некоторое время, затем появился Пьер Омон, Пьеро, как его все звали. Вид у него был растерянный. Глаза смотрели то прямо на руководителя экспериментом, то косили куда-то в сторону, откуда доносились пыхтящие звуки физической борьбы.
– «Танго Зеро», «Танго Зеро»… Людви, прости за задержку. Тут такое дело… Автоматика повреждена, ею сейчас занимается сервис-инженер.
– Переходи на ручное. Что пилот разучился руль крутить?
– Понимаешь, Людви, он… ему сейчас мой ассистент со вторым инженером руки вяжут.
Произошло труднообъяснимое: пилот, доселе мирно дремавший в своём кресле, вдруг вырвал из-под него тяжёлый бокс и запустил им в центральную часть кокпита, прямиком в автопилот. С криком: «Я лучший, я лучший!» – привёл в полный раздрай оборудование ручного пилотирования и стал посягать на научную аппаратуру. Какой-то бес протеста вселился в опытного межпланетника, прорвался давно зреющий нарыв.
– Я, конечно не доктор, и не мне ставить диагноз, – проговорил Пьеро, – но положение серьёзное. Эксперимент…
– Эксперимент будет проведён.
Люберц был раздосадован. Изначально всё шло со скрипом. После мучительно-сладких поисков решения, внезапной вспышки, озарения и эйфории творчество кончилось. Сколько усилий потребовалось, чтобы убедить «на кончике пера» коллег-учёных в более глубокой взаимосвязи понятий «свет», «гравитация», «пространство», «время», чем предполагалось раньше. Убедил – не убедил, но приобрёл себе горячих сторонников, а заодно и ярых противников. Но и те, и другие с нетерпением ждали начала «полевых работ».
И на бумаге было нелегко, а уж когда столкнулись с оврагами… Проект контрольного космобота лишь маленький пример несоответствия желаемого и полученного. Чем только ни приходилось заниматься учёному и его команде, чтобы масштабный физический опыт приобрёл реальные очертания.
Казалось бы, вот финишная прямая, так нет: инцидент на «Танцоре – втором». Ещё этот метеороидный поток…
– Пьеро, надо успокоиться. Прими сам и вколи пилоту что-либо седативное из медикаментозного имплантата.
– Не получится, Людви. Доступ к имплантату невозможен без подтверждения глобального или местного меднадзора, а сеть…
– Да, да, вылетело из головы: я сам настоял об отключении всех источников потенциальных помех. А-а, есть же инет-диагност!
– Космобот им не укомплектован.
– Бортовая аптечка?!
– Отсутствует.
– Чёрт!!!
– На корабле нет ни чёрта, ни бога, ни одной пилюли… Людви, пилот затих, есть небольшие судороги на лице, появилась синева кожного покрова. Что делать, «Танго – Зеро»? По-моему, нужна эвакуация и…
– Нужна срочная эвакуация пилота в стационар! – Активно вмешалась в диалог главный медик базы. – Синдром приобретённой избыточной аутентичности. Процент смертности… Это вам ни к чему… Высокий, словом. Необходимо сделать инъекцию стиро… Это вам тоже ни к чему… Я немедленно отправляю медицинский катер с дежурным персоналом. Думаю, вы предусмотрели дублирующий лётный состав, профессор Люберц? Через два часа они будут на борту вашей посудины.
Люберц запротестовал:
– Это опасно! Скоро начнётся эксперимент.
Медик, симпатичная дама симпатичного возраста, придвинулась ближе, отчего на глаувизоре остались видимыми только её пухлые губы.
– Да пошёл он…
Прошло два часа в тревоге за судьбу бедолаги-пилота, но его коллега сделал всё возможное, и медицинский катер уже отваливал от причальной консоли космобота «Танцор – второй», давая шанс пострадавшему не попасть в печальный процент статистики. Через пространственный сектор по привязке к лунным ориентирам, отведённому под космический опыт, до базы-обсерватории было ближе, чем по рекомендованному маршруту. Но рисковать не стоило, поскольку пациенту вроде как полегчало.
– Ну, слава-те… – выдохнул профессор. – «Танцоры», слушать меня. Начинайте накачку лазеров.
Эксперимент, что называется, пошёл. Вскоре три луча из углов основания трёхгранной пирамиды ударили в её вершину, где гасли на концентраторе, завращались, набирая и набирая угловую скорость. Длина волн лучей разнилась, так что зрелище по своей красоте было просто фантастическим.
– Пять процентов! Метрика стоит железно. А ну, ребята, поддайте угольку!
Десять… Двадцать пять…
– Профессор! Профессор Люберц!
– Что? Я занят.
– Это зал главного телескопа. Есть новости по метеороидному потоку Ксанф. Плохие новости.
Безусловно, на выбор места и времени проведения манипуляций с пространством по классификации «Айкулак» влияли многие факторы, как способствующие успеху опыта, так и различающиеся по степени опасности. К последним относился метеороидный поток Ксанф, зафиксированный астрономами относительно недавно. Он был необычен внезапностью появления, неизвестностью своего происхождения, большой плотностью, крупными размерами отдельных объектов. Собственно говоря, он состоял буквально из нескольких никелисто-железных метеороидов. Их траектория по космическим меркам проходила довольно близко к зоне эксперимента, но была предсказуемо безопасна. За потоком постоянно велись все виды возможного контроля: визуальный, спектральный, радио, био. Даже пресловутые контактёры с внеземными цивилизациями подключились.
– До последнего времени «Ксанф» вёл себя прилично, но сейчас…
– Что сейчас? Да говорите же!
– Он изменил направление.
– Что значит: изменил направление? Он что, радиоуправляемый из магазина игрушек?
– Мы не знаем, откуда он, но поток движется по невозможной траектории, всё больше вписываясь в плоскость трёх космоботов.
– Ещё не легче. Ваш прогноз?
Сотрудник развёл руками.
– Неутешительный. Если направление не изменится тем или иным способом; если мы не предпримем те или иные меры, то нашим судам грозит прямая угроза столкновения. Самое время прекратить опыт, и увести космоботы из зоны.
«И с позором пустить несколько лет жизни коту под хвост».
– Нет, мы справимся. Я справлюсь.
– Вам виднее, вы профессор.
Сорок пять процентов мощности… Пятьдесят пять…
Люберц спросил у помощников:
– Как метрика?
– Пока без изменений.
«Без изменений… А по расчётам должна начинать скручиваться. Может, измерительная линейка не точна? Спокойно, проф. Ещё есть энергетический резерв, но совсем мало времени. Или всё-таки успею? Ах, как обидно!.. Какая же сила повлияла на проклятые метеороиды? Ответ очевиден – гравитация. Гравитация чего? Нет, это потом, потом. Сейчас важно и на ёлку влезь и… в общем, понятно».
– Так, «Танцоры»… Мартин, Пьеро, Ин… Шестьдесят процентов на ваших трубках… Результата нет, опасность есть. Несколько камешков летят в вашу сторону, могут задеть… Что скажите? Мартин?
Мартин быстро ответил:
– По-моему, лучше вернуться к чёрной доске и мелку.
– Ясно. Пьеро?
– Как говорилось в моём любимом мультике: мы принимаем бой!
– Я понял. Ин?
Скандинав с ответом не спешил, всей пятернёй теребил рыжую бороду.
– Конечно, надо уходить, но я предпочёл бы остаться.
– Спасибо, викинг. Делаем так: кто хочет уйти, уйдёт на «Танцоре – первом». Оставшаяся пара дотанцует танго.
6
В крохотную комнату без окна двое мужчин внесли на руках третьего. Сразу стало тесно, хотя из мебели имелись лишь эргономичный письменный стол в комплекте с креслом и узкая кровать, диссонирующая с обстановкой своим старинным, можно сказать, патриархальным видом. За прозрачным пластиком одной из стен виднелись стеллажи, боксы, привычные бытовые приборы.
Мужчину прямо в верхней одежде положили на вышитое красными узорами покрывало. Металлические пружины матраса недовольно заскрипели, жалуясь на свой возраст и вес мужчины. Две из четырёх пухлых подушек были отброшены на стол, а две легли под голову и под колени.
Один из вошедших нетерпеливо переминался у двери, с неприязнью смотрел, как его спутник ослабил ворот рубашки у лежащего, снял с того ботинки, присел на стул у изголовья.
– Серж, я пойду. Там клиенты волнуются. Отправлю их поскорее на охоту… Как досадно, у всех на глазах… Не отказались бы от «браслетов памяти».
– Иди уже, Джонни, дай спокойно пульс сосчитать.
Джон Фаррет вдруг замялся, понизив голос, сказал:
– Знаешь, Серж, я тебе сразу не сказал, но наклёвывается очень интересный бизнес-проект. Золотое дно… Через этого, ну и язва, – Фаррет кивнул на лежавшего, – мы выходим на некий институт или центр, не помню точно. Он там научная шишка… Надо бы тебе договор подписать… Ну что, что опять не так?
– Джонни, с этого дна никому не всплыть.
– Ты… великий оракул! – зашипел Фаррет. – Гений места! Денег на твоё сумасбродство больше не дам. Их просто нет.
И поспешно вышел, плотно прикрыв за собой дверь.
«Джон вспыльчивый, но отходчивый. А вот этот турист…»
Замеряя пульс на вздувшейся вене, мужчина снял с запястья нефритовый браслет, спокойно положил себе в карман.
– Сколько? – лежащий открыл глаза.
– Ещё многовато. Сто десять. Не беспокойтесь, сейчас будет снижаться.
Глаза снова закрылись.
– Кто вы? Вы врач?
Мужчина встал со стула, краем покрывала прикрыл оголённые щиколотки лежащего на кровати.
– Я Сомов. Серж. Я тут… У меня много обязанностей. Врачебные тоже.
Другой – старик с землистым цветом лица, с многочисленными возрастными пигментными пятнами – сделал несколько шумных вздохов, поднял морщинистые веки.
– Понятно, док… Что со мной было?
– Давление подскочило, профессор Люберц.
– Вы меня знаете? Ах, да, понятно. В анкетке пансионатской прочитали.