Читать книгу Темные туннели - Сергей Антонов - Страница 5

Перекличка. Все Толины бойцы были тут. Коренастый громила Гриша, тощий, как жердь и нескладный Макс, щекастый, вечно улыбающийся толстяк Димка, угрюмый очкарик Артур, Колька-каратист и спортсмен Серега. Все разные. Все родные…

Вместе с командиром в группе было семь человек.

Эх, великолепная семерка… Дай бог, чтобы вернулись тем же составом.

Они поочередно спрыгнули на рельсы туннеля. Добираться до Белорусской решили налегке, поэтому по калашу получили только ведущий и замыкающий, но и они старались не показывать, что вооружены. Восьмым был Никита. Он успел сменить свою слишком уж броскую форму на серый потертый пиджак, брюки с пузырями на коленях и стоптанные ботинки. На круглом его лице отчетливо читалось выражение брезгливости. Никита явно не желал выглядеть так, как обычные жители Метро.

Наверняка там, откуда он пришел, к его персоне относились с бóльшим уважением, чем на Войковской. Небось, этого белоручку чуть не в паланкине носили! Даже спуск с платформы дался Никите непросто. Анатолий приглядывал за толстяком, пока тот неуклюже барахтался, медленно, на животе сползая на пути, вместо того, чтобы просто спрыгнуть. И вроде бы Толя хотел позлорадствовать над тем, как толстяк знакомится с настоящей жизнью, а не получалось. Не оставляло ощущение, что тот пыжится нарочно…

Впрочем, если Никита принадлежал к руководству Дзержинской, то, скорее всего, редко спускался в туннели, пользуясь в этом случае специальными лестницами для высокопоставленных чиновников. Ничего, при таких весо-ростовых показателях Никите будет полезно прогуляться пешком и сбросить пару лишних килограммов.

Перед тем как нырнуть в жерло туннеля, Анатолий оглянулся. Станция продолжала жить в привычном ритме. У облицованных белым мрамором колонн, разбившись на группы по интересам, беседовали, оживленно жестикулируя, люди. В свете тусклых двадцати пяти ваттных лампочек их лица казались слепленными из воска. По белому кафелю стен метались тени. Эта плитка отчего-то действовала на Анатолия угнетающе. Наверное, в связи с тем, что Войковская изначально не принадлежала к числу элитных станций метро, ее и выложили белым кафелем, больше подходившим для ванных комнат, бань, моргов и научных лабораторий.

И у этого Корбута, может быть, такой же плиткой лаборатория облицована… И вся плитка, небось, в кровище. Толя себе вдруг даже слишком отчетливо это представил.

Группа вышла за пределы станции. Никита, косолапо переваливаясь, семенил в середине отряда. Анатолий задержался, ухватил толстяка за руку и придержал. Подождал, пока весь отряд минует их, и только тогда пустил перебежчика – в самом конце, рядом с собой.

Таким порядком они миновали кордон на сотом метре. Четверо часовых узнали своих, поприветствовали группу. Никто не промолвил ни слова, а значит, и говорить было не о чем – ничего экстраординарного за время дежурства не произошло.

Десять, двадцать, тридцать минут единственными звуками оставались их мерные шаги.

Шли молча. Начнешь в этом месте разговаривать – пиши пропало. Иной еле слышный шум, если его вовремя не уловишь, может потом таким обернуться… Дальше-то, за Соколом и за Аэропортом, все вроде спокойное, обитаемое. Динамо вообще промышленный центр – на все Метро кожаные куртки шьют. На Белорусской только вот сменился режим, и творится сейчас черт-те что… Но людей, вроде, пока и там не вешают. Пройти бы, в общем, первый туннель…

Нормально. Отлегло.

Миновали Сокол и снова замелькали чугунные тюбинги: серый, черный, серый, черный…

Тень, свет, тень.

Как в черно-белом кино. И вдруг кроваво-красным пятном…

Анатолий первым заметил надпись, сделанную поперек свода туннеля темно-красной краской. Фраза «Кто здесь не верит в Зверя?!» в точности повторяла изгиб потолка, и сделавший ее шутник готов был разбиться в блин, чтобы не слишком отклониться от идеальной параболы. Анатолий этих стараний не оценил и с тревогой посмотрел на ребят, но те если и заметили надпись, то не придали ей большого значения. Зверей в Метро хватало, причем большая часть их ходила на двух ногах.

Луч фонарика выхватывал из мрака полукруглый свод, стены с торчавшими из них ржавыми кронштейнами, на которых покоились вены и артерии Метро – кабели в толстой изоляции, трубы самых разных диаметров. Они сходились, расходились, сплетались, ныряли по отдельности в бетонный пол и вновь соединялись, чтобы разделиться на более тонкие провода и заползти в развороченные силовые щиты с бесполезными и никому уже не нужными рубильниками.

Много лет все эти бесчисленные коммуникации бездействовали, но означало ли это, что кровь Метро перестала течь по его сосудам и затаившийся под землей громадный зверь умер, а теперь медленно разлагается? На первый взгляд все так и выглядело, но если не довольствоваться беглым осмотром, а присмотреться внимательнее, то картина становилось совсем другой. Зверь не умер, но, как и вся прочая живность, он мутировал. Катастрофа заставила эволюцию свернуть и продолжить движение по иному пути. Кабели и трубы, бывшие жилы Метро, сгнили и атрофировались.

Теперь носителями жизненной энергии Метро стали его обитатели – люди и новые существа, неизученные формы жизни. А артериями стали сами туннели. По ним текла новая кровь Метро. Значительно медленнее, чем раньше, и не так ритмично, как в лучшие годы, но все же текла. Сгущалась на жилых станциях, постепенно иссыхала там, где никто не жил. Жизненные циклы Метро замедлились, но оно продолжало жить и развиваться…

В нем теперь разворачивалось соревнование: человек против новых созданий. Причем никаких гарантий того, что именно человек победит в этой гонке, не было. Первый приз в этом соревновании достанется сильнейшему, но не обязательно бывшему венцу творения.

От размышлений Анатолия отвлек тихий разговор. Так было всегда. Вхождение в туннель было своеобразным ритуалом: все хранили молчание и были сосредоточены. Однако не проходило и часа, как молчание становилось невыносимым, бдительность притуплялась. Потому-то и невозможно молчать, что слишком страшно, эта глухая темнота прямо-таки тянет тебя за язык. Тогда-то и начинались откровенные беседы-рассказы. Обстановка была располагающей: тихонько болтали о всяческой дьявольщине; о жутких происшествиях с участием всевозможных привидений, сотканных из туннельного мрака чудовищ и конечно же мутантов.

В Метро нынче уже все, наверное, чуть-чуть мутанты. Радиация потихоньку просачивается с поверхности и травит, корежит людей. Недавно вот встретил Толя мутанта настоящего… Мальчугана лет десяти, попавшего на Войковскую вместе с матерью. Никого пожирать мальчик не собирался. От обычных людей он отличался только лишенной волос головой, по-стариковски глубокими морщинами на лице и лишним, шестым пальцем на левой руке. Во всем остальном парень выглядел и вел себя, как обычный ребенок. Наверняка он бы с большим удовольствием сошелся с войковскими сорванцами, пошалил с ними вместе, но те не спешили принимать пришельца в свои ряды и только упорно лезли рассматривать его уродливую руку. Мальчик жался, прятал ладонь за спиной, а Толя смотрел за жестокой детворой и думал, что в искусстве сотворения чудовищ природе никогда не угнаться за людьми.

Анатолий взглянул на Никиту и повеселел; стрелка на дозиметре его настроения подскочила сразу на несколько делений. От образов лощеного офицера и брезгливого мужичка в гражданском не осталось и следа. Туннель сделал свое дело, стер с облика Никиты все лишнее и напускное, обнажив его мелкую сущность. Выражение лица перебежчика было таким, словно он собирался вот-вот расплакаться. В маленьких глазках поселился страх. Никита беспрестанно оглядывался, всматривался во мрак и прижимался к Анатолию плечом. Ботинки с чужой ноги успели натереть Никите пятки: теперь вдобавок к остальным бедам он начал сильно прихрамывать. Как же он на Войковскую-то один добрался? И опять Анатолию показалось, что Никита страдает с преувеличенным старанием.

Если бы на его месте был кто-то другой, Анатолий обязательно сделал бы короткий привал, но к гостю с Дзержинской он не испытывал жалости. Безумные ученые со своими сатанинскими опытами (или, наоборот, ученые с очень холодным и расчетливым умом) были послушным орудиями в руках таких вот неприметных толстячков. Чтобы экспериментировать над живыми людьми, всегда нужна политическая воля.

А может, Анатолий заблуждается на счет этого тюфячка? Никита, несмотря на внешность слабака, на повадки хитреца и на погоны палача, в боевых условиях мог оказаться отличным парнем. Толю заело чувство справедливости, будь оно неладно. Он открыл рот, собравшись хоть как-нибудь подбодрить перебежчика, но его отвлек шепот Кольки.

– Безголовые мутанты? Не верю я в эту чушь, – говорил он кому-то невидимому в темноте. – И раньше не верил, а после того, как мне одна книжечка в библиотеке на Водном попалась, точно знаю, никаких безголовых мутантов не существует. Книжка та называлась «Хексенхаммер». В переводе – «Молот ведьм». Средневековое руководство по борьбе с ведьмами и колдунами. Ерунда, в общем-то. Но кое-что интересное я там вычитал. Какая-то там ведьма на допросе призналась, что в колдовских обрядах ей помогали черный кот и безголовый ребенок по имени Уксусный Том. Слова про этого безголового ребенка ей вместе с ногтями выдирали, или на дыбе из нее вытягивали. В здравом уме человек такого придумать не может. Думаю, у нас либо кто еще «Хексенхаммер» прочел и распустил по Метро байку о безголовых мутантах, либо под пытками сморозил.

Кольке никто не ответил. Он кашлянул и тоже затих. Навалилась тишина.

Прошли кордоны Аэропорта – сытого, довольного, прихрюкивающего вместе со всеми своими свиньями. С Аэроропортом и с Динамо у Батьки были личные договоренности: он их не грабит, а те, если надо, пропускают его бойцов на операции. Так и сейчас: шепнули правильное слово командиру дозора, тот понимающе кивнул, и часовые расступились. Пытались как-то тут нарушить уговор, и тогда вместо челноков с товарами на Аэропорт хлынули гуляйпольские тачанки. Утряслось…

Отряд снова ушел в туннель. Миновал четвертый ходок по правой стороне. Получалось, что половина пути осталась позади. Толя оглянулся, проверяя, чтобы никто не отстал. Необходимости кого-то подгонять не было. Диверсанты двигались цепью, в полуметре друг за другом.

Еще полчаса прошло в тихих перешептываниях. Анатолий считал шаги, отслеживал сплетения кабелей. Где-то сейчас будет пятое ответвление… Сейчас… За этим изгибом туннеля.

Никита, приободрившийся было на станции, теперь совсем раскис от боли в ногах и жалобно постанывал. Анатолий хотел его приструнить, но вдруг замер. Впереди отчетливо послышалось странное шуршание и похрустывание. Вот оно…

Сергей, шедший первым, застыл как вкопанный и растерянно оглянулся на Толю. Нет, это не галлюцинации, Серега…

Оставив хромоногого перебежчика, Анатолий перебрался во главу колонны и взял у ведущего автомат с фонарем. Прижимаясь к левой ребристой стене, обогнул поворот. Звуки смолкли, и в туннеле стало так тихо, как в могиле. Анатолию казалось, будто все слышат удары его готового выпрыгнуть из груди сердца. Выждав несколько секунд, он направил луч фонарика в зияющий черный прямоугольник бокового ответвления.

В круге света стали видны глыбы бетона, ощетинившиеся ржавыми прутьями арматуры, и покрытая трещинами стена. Анатолий не стал уверять товарищей, что в тупиковой ветке ничего живого нет (привет, Митяй!). Он все продолжал водить лучом по нагромождению кусков бетона. Секунды тянулись как мазут. Вроде, пусто… Шут его знает!

Анатолий осторожно пересек рельсы и приблизился к проему.

Сейчас в помещении действительно никого не было, но в том, что в нем кто-то побывал, не было сомнений. Причем этот «кто-то» не мог быть человеком по двум причинам. Во-первых, ни один человек, находящийся в здравом уме, не стал бы так зло и так бессистемно ломать и крошить бетон. Никакой выгоды в этом занятии не было. Во-вторых, пол комнаты был вздыблен, будто кто-то рвался снизу сквозь цементную скорлупу, стараясь прошибить ее головой. Какой уж тут человек…

Ну разве что кто-то предпочел воспользоваться взрывчаткой?

А больше всего это походило на то, что некое громадное червеобразное существо пыталось выбраться здесь из-под земли. Анатолий забрался лучом чуть подальше… И выбиралось! Господи… В полу зияла черная дыра. Видно, оно вылезло, огляделось, если могло видеть, и убралось восвояси.

Убралось, и слава богу. Может, завалить его нору?

Однако времени на эксперименты не было. Анатолий вернул оружие ведущему. Когда опасный участок остался далеко позади, Анатолий нахмурился. Ему очень хотелось вернуться и проверить одну мелкую деталь. Когда он только огибал поворот, краем глаза зафиксировал что-то лежавшее поперек рельс. Черное, круглое и тонкое. Предмет мог быть обрезком кабеля или шланга. В тот момент Анатолий полностью сосредоточился на осмотре нагромождений бетонных глыб и сразу забыл о предмете на рельсах. А теперь был готов поклясться: когда они уходили, шланга на рельсах уже не было. Сбросить этот малозначительный факт со счетов было проще простого. Однако Анатолий твердо усвоил: малозначительных фактов и лишних деталей в темных туннелях не бывает. Несущественные мелочи в любой момент могли слиться в глобальную угрозу, а ерунда, которую ты проигнорировал, может, в конечном счете, стоить тебе жизни.

Итак, каким образом мог исчезнуть предмет, который он точно видел? Одно из двух: кто-то его убрал или этот странный шланг мог вполне передвигаться без посторонней помощи. Если принять в расчет странные звуки, развороченный пол и случай с Митяем, то выводы напрашиваются самые неутешительные. Откуда такая огромная дыра была в полу?

Сзади раздался похожий на шипение стон, и Анатолий оглянулся. Никита с его опущенными плечами и поникшей головой выглядел как приговоренный к смерти узник концлагеря. Перебежчик был похож на вдовца, которому в жизни уже ничто не мило. В каждом его движении сквозили и обреченность, и покорность судьбе. Какого черта он тогда ввязался в эту авантюру?

Отряд вступил на Динамо. Отсалютовали разжиревшему караулу в фирменных кожанках и под бдительным взглядом провожатого (как бы не утырили чего анархисты-нищеброды!) прошли мимо долгих рядов каморок-пошивочных, мимо скатанных в рулоны свиных шкур, и свиных шкур, распятых на сушилках, и свиных шкур, утопленных в ваннах с краской… На все Метро тут шили кожаные куртки.

Их довели до выхода в туннель, ведущего к Белорусской, и отпустили с богом. Анатолий снова принялся считать боковые коридоры. Седьмой, восьмой…

У девятого коридора Анатолий объявил привал. Место встречи…

Ответный сигнал из темноты он получил не сразу. Аршинов, видно, осторожничал и заставил себя прилично подождать, прежде чем ответил условленными вспышками фонарика. Анатолия это разозлило: старый пропойца держит его отряд за сосунков, пытается припугнуть?!

Проучить наглого прапора! Толя шагнул в туннель, не зажигая света. Касаясь рукой стены и стараясь двигаться бесшумно, он направился навстречу Аршинову. То, что поставщик оружия был когда-то прапорщиком-морпехом и служил на флоте, Анатолий узнал сегодня, но иметь дело с Аршиновым-анархистом ему приходилось и раньше. Когда дело доходило до дискуссий, которые время от времени стихийно возникали на Войковской, красномордый и внешне недалекий пьяница вдруг превращался в искусного спорщика. Попыхивая самокруткой, он внимательно выслушивал оппонентов, а затем отражал их доводы. Пусть не слишком изящно, зато всегда точно и убедительно. Будто с ним фехтовали на шпагах, а он отвечал кочергой. И тогда становилось ясно, что это человек недюжинный, быстро соображающий и свободно владеющий оружием слова, не говоря уже о матчасти. Аршинов видел в анархии только неограниченную свободу и считал, что человек рано или поздно научится правильно ею пользоваться. К рассуждениям Анатолия о справедливости и нравственности Аршинов относился снисходительно, в стиле «поживешь с мое, и сам все поймешь».

Толя вот как раз относился к тем, кто фехтовал в дискуссии даже не рапирой, а легкой парадной шпагой, и его мало кто воспринимал всерьез. И из товарищей его понимал и поддерживал только верный Серега. Но, может, и просто так поддерживал, по дружбе. А вот устами Аршинова глаголало большинство войковцев.

В полной тьме Толя прокрался метров сто. Он уже предвкушал, как застанет прапора врасплох, но тут уперся лбом в холодное. В ствол пистолета. В лицо ударил свет фонарика.

– А, это ты… Молодец, что сам догадался навстречу пойти. – Аршинов опустил оружие, перевел луч фонаря на сваленные у стены рюкзаки и кивнул: – Зови своих ребяток. У меня все готово. Только Никиту на всякий случай там оставь.

Анатолий глянул на Аршинова, ожидая увидеть торжествующую гримасу, мол, научил салагу! Но лицо прапора оставалось непроницаемым. Пришлось стреножить уязвленное самолюбие и выполнять указания. Когда подошли остальные и были открыты рюкзаки, вся группа радостно зашепталась. С одеждой и обувью на Войковской, как и во всем Метро, всегда были большие проблемы. А среди запасов Аршинова нашелся десяток комплектов малоношеной камуфляжной формы, семь пар удобных армейских ботинок на шнуровке. Даже сообщение прапорщика о том, что по возвращении диверсантам придется сдать казенное имущество и облачиться в собственное тряпье, никого не расстроило. Мальчишки оставались мальчишками и даже в новом мире продолжали радоваться всем атрибутам игры в войнушку.

– Где вы все это только берете? – сверкнул глазом жадноватый Колька.

Аршинов многозначительно воздел палец кверху:

– Нам это послано небесным прапорщиком! – и загоготал.

Сменив разномастное анархистское тряпье на военное обмундирование, бойцы подтянулись. Выстроились перед Анатолием в шеренгу – теперь уже одинаковые, как патроны в автоматном рожке. Нацеленные на станцию Дзержинская. И Толе ими стрелять…

Анатолий, Серега и Колька получили пистолеты с глушителями и по две запасные обоймы. Еще двое с автоматами. Остальным пришлось довольствоваться армейскими ножами. Не бог весть какое оружие, но в умелых руках способно на чудеса. «Справятся», – убеждал себя Толя, глядя, как его пацаны играют ножами.

Справятся ли?..

Пока суд да дело, Серега собрался закурить, но Аршинов почти ласковой оплеухой выбил у него изо рта самокрутку и растер ее мыском ботинка.

– В другом месте накуришься, рядовой! Толян! Пойдем, пошепчемся.

Аршинов снял со спины рюкзак, пристроил фонарик так, чтобы свет падал в нужное место, присел на корточки и вытащил устройство, состоящее из десяти красных цилиндров, перехваченных двумя полосками липкой ленты. Этими же полосками к цилиндрам крепились простой будильник с обшарпанным корпусом и незнакомое Анатолию устройство с круглым циферблатом и единственной стрелкой. Вокруг взрывного устройства вились тонкие провода в желтой и красной изоляции. Они были присоединены к гильзе и небольшому контейнеру с тремя батарейками.

– Все просто. – Аршинов ткнул пальцем в мину. – Сюда вставлен поджигатель накального типа, а сама гильза заполнена ртутным фульминатом. Электронный таймер подключен к электрической схеме через будильник и выполняет функцию переключателя замедленного действия. Устанавливаешь таймер на нужное время, поджигатель воспламеняет фульминат ртути, а полученная в результате зажигания ударная волна приводит к единовременной и немедленной детонации основного заряда. В общем, трах-бабах – и от лаборатории не останется и следа. Желаю тебе находиться на приличном удалении, когда это произойдет.

– А это точно сработает?

– Не боись. Я такие игрушки уже сто лет леплю. Главное – провернуть все спокойно даже в том случае, если у тебя на все про все будет меньше минуты.

Анатолий кивнул, спрятал мину в рюкзак и повесил его себе на плечо. Группа вернулась к дрожавшему от страха Никите, которого прапорщик не удостоил даже взглядом. Согласно указаниям Нестора, Аршинов должен был провести отряд через Белорусскую. Подготовка к последнему переходу заняла несколько минут. Было приказано спрятать оружие и постараться вести себя на станции так, чтобы привлекать как можно меньше внимания.

Группа двинулась вперед. Аршинов вместе с Анатолием замыкал шествие и отдавал последние напутствия.

– Я вам в рюкзаки кое-какой жратвы положил. Перекусите в туннеле. На Белорусской задерживаться не станем. Там и агентов Ганзы полно, и красных шпиков. Обязательно интересоваться будут, куда и зачем такие орлы направляются.

Анатолий прекрасно понимал опасения Аршинова. Белорусская-радиальная отличалась от многих прочих станций тем, что придерживалась нейтралитета. Еще полгода назад тут все было иначе: станция наслаждалась своим положением торгового придатка Ганзы и процветала. Но случился на ней какой-то переворот, то ли выборы, и к власти пришли другие люди. Новое руководство упорно избегало союзов и политических, и военных, улыбалось вежливо и кольцевым, и красным, и фашистам, и сектантам, и ни с кем на сближение не шло. Тактика эта называлась тут «третьим путем развития».

Подведомственные Белорусской свинофермы и грибные плантации должны были развиваться и процветать согласно некоему плану, в котором присутствовали элементы хозяйствования, практикуемые в Ганзе, смешанные с идеологическими установками коммунистов. В результате такого смешения абсолютно разнородных стратегий получился весьма странный и очень бестолковый суррогат. Реформы, проводимые руководством Белорусской-радиальной, породили целую армию чиновников-бюрократов.

Они говорили правильные речи и обещали рядовым труженикам ферм и плантаций скорое наступление экономического чуда. Однако, несмотря на лозунги, хозяйства стремительно пустели и приходили в упадок. Их работники, так и не дождавшись чуда, стали уходить на другие станции. Когда всем стало ясно, что третий путь ведет в тупик, лидеры Белорусской начали беззастенчиво пользоваться выгодным расположением станции. Они требовали экономической помощи у Содружества Станций Кольцевой линии заявляя, что защищают Ганзу от нападений со стороны радикалов с Замоскворецкой и Красной линий. До сведения коммунистов доводилась информация другого рода: тут Белорусская выступала в роли барьера, ограждавшего Красную линию от провокаций и посягательств Ганзы.

Умело лавируя между двумя лагерями, с помощью попрошайничества и откровенного шантажа руководство Белорусской довольно сытно кормилось за счет подачек с той и другой стороны. Что касается рядовых трудяг, то их побеги из «рая» заканчивались депортацией на родную Белорусскую, согласно принятым там законам. Анатолий несколько раз бывал на станции, огни которой уже виднелись впереди, и знал, что встретит там хмурых людей с настороженными взглядами, режущую глаз чистоту и множество подозрительных особ, в которых можно было безошибочно распознать наушников и доносчиков.

– Слышь, Анатолий, а ты ничего подозрительного по дороге сюда не видел? – неожиданно громко спросил Аршинов.

Анатолию очень хотелось поделиться своими наблюдениями, но он боялся быть поднятым на смех.

– А что я должен был видеть?

– Ну… Щупальца, например…

Анатолий едва удержался от того, чтобы не крикнуть: «Да!» Точно, Аршинов попал в самое яблочко. То, что лежало на путях и выглядело шлангом, могло быть именно щупальцем неведомой твари. С этой позиции все объяснялось до смешного просто. Чудовищу незачем было показываться полностью. Оно выползало из-под земли, находило подходящее место для засады и убиралось в свое логово, оставляя на поверхности лишь малозаметные в темноте щупальца. Анатолий кивнул подбородком на ребят, посмотрел внимательно в глаза прапорщику и преувеличенно твердо заявил:

– Не было там никаких щупалец.

Аршинов понял.

Из темноты выплыли оранжевые языки костра, потом черным силуэтом замаячила чья-то фигура. В ответ на суровый окрик Аршинов расхохотался, назвал часового по имени и посоветовал ему лучше следить за чистотой своих штанов. Когда группа проходила мимо блокпоста, прапорщик остановился, чтобы поболтать с охранниками. Предложив им закурить, он щедро сыпанул в протянутые ладони грибной махорки. Часовые отвлеклись, и диверсанты проскользнули на Белорусскую, избежав лишних расспросов. Анатолий и Никита поднялись на платформу последними.

Прохаживаясь по выложенным в шахматном порядке плитам, Анатолий осмотрелся и понял, что с момента последнего посещения Белорусской на ней многое изменилось, и не в лучшую сторону. В массивных люстрах осталось совсем мало лампочек. Раньше хрустальные красавицы ярко освещали затейливую лепнину на сводчатом потолке, а теперь из-за недостатка света тени на нем стали такими густыми, что выглядел он весьма угрюмо. Аборигены Белорусской общались между собой вполголоса, смеха не слышалось вовсе. Анатолий с ребятами остановились у одной из колонн. Толя случайно зацепился взглядом за пухлое лицо Никиты. Тот уже не выглядел потерянным и почему-то улыбался.