Читать книгу Эффект бабочки. Дамский роман для женщин всех возрастов - Сергей Баев - Страница 4

…Как каламбурил великий, непревзойдённый Жванецкий: «Писать и писать надо тогда, когда уже не можешь». Тут он прав на все сто процентов, правда, его творчество я не всегда понимаю, уж безумно мудрёные у него выражения.

Уверена, что излагать мысли нужно проще, эмоциональнее, живее, но не примитивно, и тогда читателям станет интересной твоя писанина, а, может быть, я наивно ошибаюсь?..

…Стала бы я доверять свои сокровенные помыслы бумаге, если бы в порыве эмоций не накатала то письмо? Скорее всего – нет!

…Можно годами ходить и сочинять в голове увлекательные, захватывающие романы; однако сесть за стол, взять ручку и набросать хотя бы одно предложение – это, друзья мои, настоящий подвиг! Поэтому такая неисправимая трусиха как я, вряд ли перешагнула бы этот мучительный Рубикон и начала бы вдруг творить.

…В школе я выдавала красивые пространные сочинения, в юности посылала много душевных подробных писем любимому мужу, но написать книгу или хотя бы рассказ, – никогда даже не пыталась; считаю, что сочинять романы – удел гениев, а я себя таковым никогда не представляла…

…Стою перед тусклым, всё подмечающим зеркалом и внимательно изучаю возмутительно безобразные морщины.

Я категорически себе не нравлюсь, можно смело утверждать, что я себя ненавижу…

В окно вместе с летним палящим солнцем заглядывает 2005-й год, мне всего 48 лет, или – уже 48? …Вопрос, конечно, интересный…

Судя по грустному отражению в зеркале, – я старуха, как бы обиженная Богом и бизнесом, неудачница с высшим не востребованным образованием, многодетная мама, не сумевшая, кроме квартиры, дать своим детям ничего! Вообще ничего…

Блин, я щас обрыдаюсь, а может, уже рыдаю?

Обливаясь горючими слезами, я жалостно, сострадательно, плаксиво жалею себя, и так всегда, когда гляжу в предательское зеркало. Можно бесконечно врать друзьям, иногда нужно врать одноклассникам, позволительно время от времени врать себе, но зеркало не обмануть никогда!

Я где-то читала, что у людей к пятидесяти годам развивается дальнозоркость и ухудшается близорукость, чтобы не видеть в зеркале себя старую, сморщенную, страшную и не впадать в постоянную депрессию. Может быть…?!

Грустно плетусь к себе в комнату, в своё одинокое и печальное гнёздышко, в свою затворническую келью, по совместительству являющуюся залом четырёхкомнатной квартиры, – здесь мой эксклюзивный мир, где даже экзотическая пальма выглядит скорбной плакучей ивой…

…На журнальном столике одиноко примостилась зелёная тетрадь, полностью набитая моими пережитыми эмоциями и приторными слезами. Она – моя лучшая подруга, во всяком случае, только ей я доверяю свои ощущения и чувства! Лучшая подруга лукаво подмигнула зелёным глазом и хитро спросила: «А слабо тебе, Элен, накропать хотя бы небольшой рассказик? Тебе ведь ужасно понравилось излагать мысли на бумаге. Вон, аж сорок восемь листиков накатала. Наверное, в момент признания тебя и вдохновение посещало?»

Мгновенно в моей непутёвой голове что-то неожиданно сдвинулось само собой, я вдруг вспомнила невообразимый кайф, творческий подъём и огромный прилив энергии, когда сочиняла письмо любимому Пете.

Зелёная тетрадь – лучшая подруга – терпеливо ждала ответа…

Глубоко вздохнув, набравшись смелости, скорее всего наглости, я дерзко ответила: «Нет! Не слабо! Я обязательно напишу рассказ!»

Внутренний голос, провоцируемый настоящей подругой, задал следующий каверзный вопрос на засыпку: «А о чём, собственно, предполагаете писать?»…

…Воспоминания курьерским поездом проносились в голове, но в этот момент в комнату опять зарулил внук и одной фразой вернул меня в реальность 2024-го года: «Ба, я выдвигаюсь в школу».

Под школой, очевидно, подразумевался Томский Политехнический Университет, в коем когда-то училась и я.

Тряхнув головой и нервно оглянувшись по сторонам, я окончательно вернулась из своего далёкого прошлого, из незабываемого 2005-го. Направляюсь на кухню, варю крепкий кофе и опять проваливаюсь в вату сладких воспоминаний…

…Свой первый рассказ я накатала за три дня, с перерывами на обязательную нудную работу и серый каждодневный быт. В нём шла речь об уличном псе Рексе, – смелом вожаке бродячей стаи.

Рекс осторожно глядел вокруг и приходил к неутешительному выводу, что зло уже давно победило добро, поэтому он самоотверженно пресекал людской и собачий беспредел, неистово защищал слабых и маленьких, как мог делал добро.

Короче говоря, Рекс слыл стойким борцом за справедливость!

Я бесконечно гордилась собой, что всего на семнадцати страничках нарисовала сложный характер вожака собачьей стаи и его непростые взаимоотношения со злыми двуногими. Текст получился неимоверно жёстким, однако, предельно правдивым.

Ура! Теперь я стану знаменитой писательницей и миллионершей, докажу всем, и в первую очередь себе, что я не серая мышка, вечная неудачница и забитая зачуханка!

…Как же глубоко я тогда ошибалась!

До первой моей книги, увидевшей свет, прошло пять долгих мучительных голодных лет. Тогда, в 2005-м, я даже не подозревала о всех подводных рифах и трудностях писательской профессии. Это теперь я представляю, что время от корявого, не редактированного текста до изданной книги может измеряться годами и даже десятилетиями; кроме того, уже написано огромное количество неопубликованных произведений…

Пока черновик пылится в столе, он никому, кроме автора, на хрен не нужен, точно так же, как неотправленное письмо, имеющее ценность только для своего хозяина. Но, что самое ужасное, – я боялась дать почитать рассказ кому бы то ни было.

…Я пребывала в жутком необъяснимом страхе, поскольку моё непревзойдённое творение могут раскритиковать, и мне стало ужасно стыдно за то, что я умею, оказывается, сочинять истории, а остальные мои друзья и знакомые такими способностями не обладают.

Мой опус таился в столе месяца три. Раз пятьдесят прочитав своё первое творение, я внесла кучу нужных поправок и изменений, улучшила, как мне казалось, стилистику, добилась необходимой живости эпизодов и яркости метафор. Однако, этим суетным делом можно заниматься до бесконечности. Лучшее – враг хорошего!

Основательно причесав своё произведение, я спрятала его обратно в стол и в порыве вдохновения накропала ещё один рассказ про одноглазого, несчастного рыжего Кота, обитающего в нашем дворе, ежедневно сражающегося за свою жизнь, терпящего издевательства от всех.

Перечитав опус про многострадального и затравленного Кота, я плакала горькими слезами, мне так стало его жалко, но взять бедолагу домой я не могла, ведь в квартире обитали маленькие дети и большая псина…

…Интересное дело, но после написания второго рассказа я не ощущала бешеной эйфории, вспышек звездной болезни и розовых мечтаний; мне просто нравилось сочинять, складывать простые слова в необычные предложения, использовать яркие метафоры, придумывать виртуозные остросюжетные ходы и лихие закрутки. В общем через полгода я плотно подсела на бумагомарание.

Самое главное, что мне самой сие занятие пришлось по вкусу! Я испытывала ни с чем не сравнимый экстаз от творчества, буквально нутром ощущала радость от изящно придуманной фразы! И теперь мне было абсолютно без разницы, опубликуют мои произведения или нет. Я словила восхитительный кайф, а дальше, – хоть трава не расти! Без всякого сомнения, такая отмазка – великий самообман всей наивной пишущей братии, потому как опубликованными желают быть все без исключения, жаждущие признания.

…Кайф кайфом, но через какое-то время появилось смутное желание, чтобы кто-нибудь ещё, кроме меня, познакомился с моими творениями, чтобы кто-то оценил проделанную работу, чтобы кто-то, наконец, похвалил. Мой первый поход в местное издательство закончился полным фиаско!…

…Редактор мельком, как мне показалось, по диагонали пролистал опус про несчастного обездоленного Кота, поднял удивлённые глаза до уровня манящего выреза на моей самой нарядной блузке и тихо произнёс: «Мадам Жиркова, это что такое? Это что за хрень? Кто это станет читать? А вы в курсе, что количество книжных магазинов в Томске за последние пять лет сократилось вдвое? Ваши, извините, сентиментальные сопли про бездомных животных могут заинтересовать разве что „зелёных“ или сердобольных старушек. А почему? Я вас спрашиваю: По – че – му? Да потому, писательница вы наша, что читателям, если они ещё остались, подавай жареное, выкатывай исключительно клубничку c извращенным сексом, жестокими бандитами и продажными ментами. Ну не желают граждане покупать книги про Белого Бима и Муму!»

Находясь напротив этого жирного индюка, офисной гниды от литературы, зажравшейся сволочи, я чувствовала, как меня поливают вонючими, липкими, гадкими нечистотами из поганого ведра…

Редактор тем временем, не отрывая взгляда от декольте, вынес окончательный вердикт: «Мы это категорически печатать не намерены! Несомненно, вы, госпожа Жиркова, можете издать сборник на свои деньги, если, они, конечно, у вас имеются. Мой вам добрый и бесплатный совет: сочиняйте любовные романы для упрямых женщин или крутые детективы для капризных мужчин, а ещё лучше, – не пишите вообще».

…Отряхнувшись от помоев, я поймала его похотливый мерзкий взгляд и со слезами на глазах пулей вылетела из кабинета.

«Интересно, а если бы я намекнула этому козлу на интим-услуги, взял бы он тогда мою рукопись в работу?» – рассуждала я, выпорхнув на шумную улицу.

…«Вот так, Леночка-пеночка, никакая ты вовсе не писательница, а дерьмо на палочке», – злорадно шептал внутренний голос…

…На шумном перекрёстке кружила бесконечный хоровод мелодий плаксивая осень, а в душе наступила лютая зима, кружившая хоровод холодных метелей…

Мои обиды тут же сублимировались в неистовый гнев, открывший переполненный резервуар с горючими слезами. Опустившись на лавочку, я тихо, чтобы никто не услышал, зарыдала, проклиная свою горемычную жизнь, ругая последними словами редактора и любимого Петю, с неотправленного письма к которому и началось моё творчество. Слёзы струйками катились по щекам и падали на сексапильную розовую блузку, промочив её насквозь…

…Я пребывала в скверном состоянии, а мимо пролетал поезд жизни с героями сегодняшних дней – богатыми и наглыми, беззаботными и сытыми.

В голове кувалда с грохотом отстукивала один и тот же риторический вопрос: «Что делать? Что делать? Что делать?» Вопроса: «Кто виноват?» не возникало вовсе, потому как все виноваты, кроме меня; все козлы, ублюдки, уроды, одна я белая и пушистая…

…Издать книгу за свои деньги, хотя бы сто экземпляров, для меня – не подъёмно. Продать авторские права на сборник кому-нибудь – не реально, ведь этого кого-то необходимо ещё найти. Выложить его на всеобщее обозрение в Интернете – жаба давит. «Что же предпринять? Должен же быть выход?! Думай, Лена. думай», – мой внутренний компьютер сейчас задымится в поисках ответа…

…Зазвонил телефон, став фигурой для меня, и отодвинул недобрые воспоминания в фон, да так неожиданно, что я вздрогнула.

– Елена Игоревна, доброе утро. В котором часу сегодня Вам удобно принять курьера с Вашей рукописью для следующей правки? – пропел вежливый голос секретаря издательства.

– Присылайте его через три дня, в понедельник. Сегодня я ужасно занята. У меня юбилей! Пятьдесят лет окончания школы; согласитесь, это большая дата!

– Наше издательство от всей души Вас поздравляет! В понедельник до обеда я с Вами свяжусь.

Закурив очередную спасительную сигарету, я подумала: «Отчего все так вежливы, когда ты богата и знаменита? И почему тебя смешивают с дерьмом, опускают ниже плинтуса, в упор не замечают, когда ты никто, – просто Человек? Разве я стала другой? Нет, я та же Лена, только чуть-чуть постарела.

Когда же мы научимся уважать Человека, а не его счёт в банке?»…

…Отодвинув в фон философские размышления, я опять нырнула в пучину тягостных воспоминаний…

Где взять сорок пять тысяч рублей для издания хотя бы ста экземпляров моей книги?

Допустим, я займу у кого-нибудь эти деньги. Как потом отдавать долг, если сборник не получится быстро продать? Если откладывать какую-то сумму с моего горе-бизнеса, то период накопления необходимой суммы займёт лет сто пятьдесят. Это довольно долго и, вообще, проблематично. Какие ещё варианты у меня в запасе?

…После долгих размышлений прихожу к неутешительному выводу – в моём распоряжении всего три варианта: пойти на панель, ограбить банк, найти богатого спонсора. Первые два варианта – чреваты большими неприятностями, да и возраст уже не тот, а вот третий способ добычи денег надо хорошенько обдумать.

Взяв чистый лист бумаги, я составила список всех, у кого можно одолжить хотя бы тридцать тысяч. Конечно, сумма не такая уж и большая, но для меня – просто гигантская.

…Наверное, найдутся продажные чинуши, получающие такие деньги за две минуты, не отрывая зад от кресла-кормушки, очевидно, водятся богатые папики с сомнительным криминальным прошлым, не употребляющие шампусик дешевле тысячи баксов за бутылку и, уж точно, подавляющая часть москвичей зарабатывает такие деньги за неделю. Но я, к сожалению, не жена Онасиса, не сестра Алсу и, с Нашим Всем один детский сад не посещала; посему, если намерена стать писательницей, причём успешной, то должна рассчитывать исключительно на себя и шевелить собственными мозгами; как говорила наша классная руководительница: «Надо шевелить мозжечком». Почему именно мозжечком, толком не знаю, ведь данный орган отвечает исключительно за координацию движений…

…Два долгих дня затрачено на составление глобального списка друзей, знакомых, родственников, у кого можно перехватить необходимую сумму без процентов и угрозы здоровью. В моём перечне оказались люди, которым можно просто позвонить, имелись и такие, с кем необходимо разговаривать обязательно тет-а-тет, находились также и те, кто нуждался в железных гарантиях, в общем, присутствовали разные персоны. Всего в необходимый реестр я внесла сорок шесть фамилий.

Итак, за работу: бесконечные, нудные переговоры по телефону, утомительные и напряжённые личные встречи, неприятные официальные общения в офисах и приятные неофициальные в кафе…

После недели неумелого, позорного попрошайничества мне вдруг стало ужасно стыдно, совсем неловко перед знакомыми. Но, что делать? Я стремилась любой ценой издать первую книгу, поэтому спрятала комплексы в дальний карман и упорно продолжала начатое, а именно – снова и снова билась головой о непробиваемую стену.

Основной вопрос, интересовавший почти всех потенциальных кредиторов: «Когда отдашь?»

На этот неудобный вопрос я честно отвечала: «Не знаю, возможно, через год, а скорее всего позже».

Вполне естественно, такой ответ категорически никого не устраивал, и мне тут же давали от ворот поворот в разных формах – вежливых и не совсем…

…Двадцать первой в моём глобальном списке значилась одноклассница Лариса – хозяйка и директор собственного предприятия. Её фирма избежала каким-то чудесным образом бандитских наездов и чиновничьего произвола, а посему много лет оставалась на плаву и приносила неплохую прибыль.

Набравшись наглости или храбрости, в один прекрасный день я зарулила к ней в офис. Подругами мы никогда не считались, поэтому Лариса искренне удивилась, увидев меня на пороге своего кабинета. Честно говоря, на помощь с её стороны я шибко и не рассчитывала, но вариант под номером двадцать один надо обязательно убить или проверить, а вдруг?..

Абсолютно ничего не соображая в психологии переговоров, я сразу взяла быка за рога; вдохнув поглубже, тут же в дверях разродилась фразой: «Лариса, займи сорок тысяч. Я написала книгу и хочу её издать!»

Её очки молниеносно раскалились от негодования, глаза зло и хитро прищурились, и она, как бы между прочим, спросила: «А что за книга-то?»

Такая заинтересованность показалась мне довольно искренней, и в голове мелькнул маленький лучик надежды. Смущённо улыбнувшись, я робко вымолвила: «Книга – сборник рассказов. Их всего четырнадцать на разные темы, некоторые – про животных, несколько – о природе, пять – о моих детях, и прочее».

Одноклассница внимательно выслушала мой сбивчивый лепет и, как дотошный экзаменатор, отчеканила следующий вопрос: «А ты в издательство носила свою книгу?»

Опустив глаза, я тяжело вздохнула: «Они меня послали куда подальше, в том смысле, что такое чтиво никому не надо. Посоветовали издавать книгу на свои деньги».