Читать книгу Эшафот на пьедестале - Сергей Борисович Колбин - Страница 2

Осенним днём 1640 года долго брёл Авдей куда глаза глядят: пересекал сосновые боры, моховые болота, обходил озёра, переправлялся через ручьи и речки; пока не упёрся в высокую гору, поросшую молодым ельником. Забравшись на неё из последних сил, он распластался вдоль упавшего ствола берёзы на западном склоне и, подставив лицо предзакатному солнцу, задремал. Его лицо с горбинкой на носу и ещё юношеской, шелковистой бородкой угомонилось от мятежности. В голове же роились сладкие и горькие воспоминания прошедшего лета, а особенно ужас дня сегодняшнего.

Как только начались парные летние ночки, стали они встречаться с Марьянушкой у заветного дубка еженедельно. И какой же у неё был ласковый голосок, какие нежные пальчики, а глаза какие бездонные.

– Ты не смотри, Авдошенька, что живу я у тётки без отца с матерью, себя соблюдаю, и буду женой твоей только после свадьбы, – говаривала она, отстраняясь от чрезмерно горячих поцелуев.

– Благословение и мне не от кого получить – сама ведь знаешь, сирота я тоже. Вот получу осенью расчёт у хозяина, и обвенчаемся, а там махнём в далёкие края, как птицы перелётные – говорят, есть счастливые места на земле.

Сладилась любовь у них прошедшим летом на посиделках молодёжи, называемых сумерьками. С тех пор не могли они жить друг без друга. Не положено встречаться молодым наедине до свадьбы – таковы были нравственные устои, которые жёстко контролировались родителями, кои сгинули у наших голубков в лихие годы. Вот и встречались они, но всё равно тайно, как бы чувствуя вину перед предками.

Беда пришла на исходе тёплых деньков – силой обесчестил Марьяну местный богатей, хозяин Авдея и всех здешних мест, Дементий. Не перенесла позора девушка – утопилась в пруду где мочили лён. Когда увидел Авдей её застывшее лицо – волосы на голове колыхнулись, и спокойный доселе парень враз переломился душой, задумав страшно отомстить злодею.

Сама судьба помогла в осуществлении мести. Под осень занемог кучер Дементия, и хозяин посадил на лучки своей кареты молодого и сильного парня. Высокий и жилистый Авдей прошлой зимой спас хозяина на охоте, всадив пику в бок насевшему медведю. И вот теперь, когда прошёл слух, что снова начали шалить в Сорочьем бору разбойники, пригодился. Накануне, вечером, Авдей получил приказ от хозяина готовиться завтра в дорогу – путь лежал в Псков-град.

Выехали рано утром. Хозяин, ещё крепкий телом зрелого мужика, при хорошем настроении, сел рядом на лучки и завёл разговор:

– Ну, что, Авдошка, не боишься лихих людей? Говорят, недавно обоз грабанули!

– Отобьёмся, если доведётся, пика всегда при мне, – Авдей, согнувшись, погладил древко короткого копья, лежащего под лучками.

– А, ты парень хваткий, медведя лихо в прошлом году насадил. Нынче пойдём на зверюгу?

– Можно и пойти, – ответил Авдошка хрипловатым голосом, едва сдерживая волнение в предчувствии скорой мести.

– Если что, гони лошадей не жалея, они у меня крепкие, а загонишь, новых запряжём. Что-то меня сморило, остановись – в карету сяду.

У Авдея дрогнуло внутри – может сейчас – нет, рано. Дорога пролегала мимо лесного озера, вдоль самого берега. Называли его Рачевьим не зря – Авдей ещё мальчишкой с голодухи прибегал сюда подкормиться раками. Нагишом, разыскивая норы, он прекрасно изучил рельеф дна и знал свал, с которого начинается глубина. Когда показалась синеющая полоска озера, у Авдошки бешено заколотилось сердце и застучало в висках. Перед развилкой к съезду в воду он, достав пику, кольнул каждую из лошадей в круп. Кони понесли и, повёрнутые вожжами, захрапев, врезались в зеркальную гладь. Авдей, с трудом удерживая равновесие, ещё раз ткнул их копьём – обезумевшие лошади потеряли опору под копытами. Карета, из которой послышалась брань, начала медленно заваливаться на бок. Авдошка вскочил вначале на крышу, потом перебрался на оседавшую боковину – из окна, уже заливаемого водой, с ужасом глядели глаза Дементия.

– Это тебе за Марьяну, за Марьяну, за Марьяну!!! – С диким криком Авдей замахнулся пикой. Дементий, поняв оба варианта смерти, выбрал второй – пустил пузыри.

* * *

Проснулся Авдей от тени на фоне утреннего солнца, пробежавшей по лицу – над ним стоял детина с поднятым колом (он – то и бросил тень). Удар пришёлся по берёзе – Авдей резко откатился, вскочил и бросился в сторону. Детина за ним, размахивая своим увесистым орудием, слишком длинным, при ударах цепляющимся за деревья. Беглец, сделав петлями небольшой круг, вернулся к месту ночлега, подхватил пику и, развернувшись в боевую стойку, прокричал:

– Остынь, а то наколешься!

Детина, выкатив глаза, в растерянности остановился, а потом пробасил:

– Ты откель, парень, такой шустрый?

– А я из тех ворот, откуда весь народ!

– Небось, и деньжата у тебя в кармане имеются?

– У меня в кармане – вошь на аркане, а в руках – смерть твоя!

– Как ты нас выследил, нищий паренёк, и кто твой хозяин?

– Хозяин мой на дне озера раков кормит, а слежу я только за зверьми на охоте, за людьми не доводилось.

Детина обернулся и, засунув два пальца в рот, громко свистнул. Вскоре на гору поднялись пять человек, такого же затрапезного вида и, подойдя поближе, начали пристально рассматривать незнакомца. Самый здоровый, с угольно-чёрной бородой, пошептался с детиной и, почесав затылок, произнёс:

– Ну, вот что, парень, лихие люди мы, а ты или с нами останешься, или молитву читай – иного пути у тебя нет!

Авдошка долго смотрел в глаза чернобородому, а потом нехотя, сглатывая слюну, ответил:

– Видно, сама судьба привела меня к вам – некуда идти, грех на мне тяжкий – так что принимайте к себе, добрые разбойнички!

Мужики загоготали. Чернобородый подошёл к Авдею и, похлопав того по плечу ладонью, как лопатой, спросил:

– Звать-то тебя как?

Получив ответ, назвался сам и представил подельников:

– Архип я – главным буду тут. Этот, что приласкать тебя хотел дубиной, Никита. Сивый Гаврила, одноглазый Иван, а толстяк – просто монах, без имени. Ну, пошли смотреть хоромы – жить тебе в них, если не сплошаешь, до смерти.

Они спустились по крутому северному склону и оказались у подножья верхней части горы. Небольшая утоптанная площадка была окружена густым ельником, а несколько молодых ёлок как-то неестественно заслоняли склон. Архип раздвинул их, и перед ними открылся лаз.

– Проходи, новобранец, не стесняйся.

Авдей, склонившись, вошёл в проход. Где-то в глубине мерцал отблеск лучины. Шагов через десять низкий свод перешёл в высокую просторную камеру, где можно было стоять во весь рост. Посередине выложенные кругом угадывались закопчённые гранитные камни, между которыми тлели угли костра. По краям, вдоль стен, был настелен еловый лапник – видимо, для спанья. В противоположной стороне от лаза на чурках располагалась колода, над которой горела лучина, и где кто-то ел из котла варево.

– Ну, присаживайся, Авдошка, похлебай, небось, изголодался. После недавней вылазки, у нас даже хлеб есть, – предложил атаман.

– Алёшка, кашевар! Угощай гостя – он к нам надолго.

Сидящий за колодой, худой и чумазый парнишка, молча подал деревянную ложку и ломоть хлеба. Авдей с жадностью набросился на еду. Насытившись, он первым делом спросил:

– А дым-то, куда из кельи уходит?

Парнишка подал писклявый голосок:

– Вона, наверху, осина пустотелая врыта.

Архип дождался, когда гость положит ложку, и только потом решительно потребовал:

– А теперь рассказывай в подробностях, как оказался здесь, только без вранья, а то сам знаешь, что будет!

Авдей повторил то, что с ним произошло и что прокрутилось в голове за минувшую ночь. Когда он закончил, возникла пауза, после которой чернобородый с интонацией доверия к сказанному, медленно, с хрипотцой произнёс:

– Да, парень. Сломалась у тебя жизнь. Но не унывай – у всех нас произошло что-то подобное, а у иных и похлеще. Пойдём-ка на гору, погреемся на солнышке да побалакаем. А вы, ребятки, разомнитесь на дровишках – зима будет длинной и холодной.

При ясном дневном свете с вершины горы открылась великолепная панорама: на севере виднелась тёмно-синяя гладь Чудо-озера, простирающаяся до самого горизонта; на востоке, под горищей, текла, блестя струями, небольшая речка; на юге к подножью холма примыкало маленькое озерцо, с голубого цвета поверхностью; на западе низины моховых болот чередовались с высокими сопками, поросшими сосновым лесом. Лепота! И Авдей, и Архип, безусловно, чувствовали это, но восторгаться им было невдомёк – просто хорошо, и располагает к откровенной беседе.

– Перво-наперво скажу тебе, Авдошка – без моего дозволения ни на шаг – враз догоним. Знаешь почему?

– Догадываюсь. Здесь ваше логово, а если прознают, то всем крышка.

– Смотри-ка, смышлёный! Пика твоя пока побудет у меня – не взыщи. Пойдём на дело – получишь. Откуда она у тебя, такая мудрёная?

– Отец в бою с ливонцами добыл. От них же, вместе с матерью, опосля и смерть принял. Это всё моё наследство.

– Да, моих родителей тоже супостат порешил. А братишек младших своя же гнида на вилы насадила…

У Архипа на миг дрогнул голос.

– Вот теперь я их и насаживаю!

Они долго молча сидели на поваленном дереве. Поднявшийся ветер порывами стал заваливать лопату бороды Архипа, а Авдошкина шелковистая лишь пошевеливалась под упругими струями гонимого воздуха.

– Ну, ладно, иди мужикам пособи, да обнюхайтесь, а то на деле можно и топор в спину получить.

Авдей двинулся в сторону стука дровосеков, а Архип спустился в логово.

– Алёшка! Бери нищенскую суму и отправляйся в Ямскую слободу. Разнюхаешь: кто куда собирается, что повезут, какие новости. В общем, не впервой – знаешь, что нам нужно. А, главное разузнаешь про карету с Дементием – не врёт ли наш гость, а то не ровен час засланный. Три дня тебе на всё – раньше не возвращайся, и больше, чем на день не опаздывай. Да, вот ещё – соли купишь.

Архип подошёл к бочке, стоящей в углублении стены, с большим трудом вывернул её оттуда и, запустив руку, достал пригоршню медных монет.

– Здесь тебе на котомку соли с избытком хватит, а остаток таким же нищим раздашь. Не скупись – сам такой!

Довольный шуткой, Архип гоготнул.

На четвёртый день Алёшка, с синяками и пустой котомкой, приковылял на гору. Архип завёл бедолагу в логово, а всем велел погулять.

– Ну, что там у тебя случилось?

– Шёл по тракту, в аккурат у Рачевьего озера. Налетели, как коршуны, воеводы услужники – пытали да расспрашивали.

– Что им было нужно?

– А, всё про лихих людей расспрашивали да про тебя, чернобородого.

– Сказал что?

– Упаси Господь – ты ж мне как родной отец!

– Что там с Дементием?

– Правду сказал Авдошка – закопали Дементия, сам видел.

– Туда ему и дорога, кровососу! А, соль где?

– Так ведь услужники всё выгребли да ещё накостыляли.

– Сколько их было?

– Десятка три, а может и более.

– А что за оружие у них?

– Копья да сабли, а у одного пищаль видел самострельную.

– Да, всерьёз за нас взялся воевода!

За обедом Архип сообщил подельникам новости, принесённые Алёшкой.

– Ну что, ребятки – ещё неделю придётся дровишками позаниматься, а то, не ровен час, на засаду можно напороться. Харчи пока есть, вот с солью плохо – не принёс кашевар. Архип на минуту задумался.

– Отправляйтесь, монах с Никишкой, в береговые деревни, да только не в ближайшие. Раздобудьте соли, а лучше купите – рыбаки народ зажиточный, деньги любят.

– А чего не в ближайшие? – встрял Гаврила.

Атаман пояснил:

– Волк и тот вблизи логова скотину не трогает, а нам, по всему, умнее следует быть.

– Ну, а мы с Авдошкой охотой займёмся – солонина зимой не лишней будет.

Через день, на рассвете, Архип вернул Авдею пику. Сам же, сунув топор за пояс, кивком головы дал понять, чтобы тот двигался за ним. Накануне, вечером, они обговорили план охоты: чернобородый должен будет подманить лося голосом (у быков гон в самом разгаре), а Авдей из засады постарается сработать пикой.

Двигаясь звериной тропой вдоль болота, Архип периодически подавал хрипящий, отрывистый звук:

– Ххоооп, ххоооп!

Первый ответивший лось вначале приблизился, но потом стал голосить на месте. Чернобородый определил:

– Этот не варится, пошли дальше.

Следующий бык понёсся без опаски на звук якобы соперника. Покрутив поднятой бородой, Архип указал Авдею куст бузины, где следовало затаиться, а сам, перебежав поляну, скрылся в зарослях лещины, откуда продолжил дразнить лося. Авдей ещё издалека услышал стук рогов о ветви деревьев и тяжёлое дыхание зверя. Расчёт Архипа оказался правильным – лоснящийся тёмно-коричневый бык, выбежав на поляну, остановился, выискивая соперника. В этот момент со стороны, где скрылся чернобородый, донёсся хруст сучков – лось мгновенно двинулся в эту точку, как раз мимо куста бузины. Авдей, чуть пропустив зверя, в три прыжка подскочил и со всей силы всадил пику под лопатку. Лось, не останавливаясь, повернул шею в сторону охотника, сверкнул обезумевшими глазами, и, сделав несколько шагов, рухнул.

Из орешника вышел улыбающийся Архип:

– Молодец Авдошка, умело сработал! По правде, сомневался в тебе – больно молод, а теперь и на дело взять не побоюсь.

Авдей, сдерживая волнение от схватки со зверем, постарался остаться равнодушным к похвале. Они молча начали разделывать тушу. К вечеру мясо было перенесено в табор, а из чела логова исходил дразнящий ноздри аромат варившихся потрохов. Монах с Никитой подоспели вовремя, и не с пустыми заплечными мешками. Горсть соли в котёл, часть в бочку с лосятиной – день прошёл не зря, а награда – свежатина до отвала. Насытившись, Авдей лёг на еловый лапник, и перед тем как провалиться в сон, с горечью вспомнил, что больше нет его Марьянушки…

Ещё несколько дней разбойники занимались вполне мирным делом – заготовкой дров. Во время работы произошёл случай, предсказанный Архипом. Никита и Гаврила валили деревья, Авдей с монахом обрубали сучья и делили стволы на поленья, а Иван с чернобородым таскали их поближе к схрону. В один из моментов, когда Архип унёс очередную вязанку, начало валиться подрубленное дерево, но обычного предупреждения «поберегись» не последовало. Монах, почуяв неладное, с мычанием отскочил в сторону, а Авдей уже не успевал. Он лишь выпрямился и, глянув вверх, сделал всего один, но расчётливый шаг. Берёза с шумом упала прямо на него – дровосеки замерли – среди ветвей стоял невредимый Авдей со стволом дерева у груди и толстыми сучьями по бокам. Как ни в чём не бывало он начал обрубать ветви с берёзы, только что чуть не погубившей его. Авдошка понял, что произошедшее не случайность, а проверка, устроенная ему Никитой, с одобрения Гаврилы. Подельники переглянулись, а монах покрутил пальцем у виска, на котором появились капельки пота. Вернувшийся Архип ничего не узнал, ни в этот день, ни впоследствии – проверка ведь только началась.

Перетаскав последние дрова, атаман сделал сообщение:

– Ну что, ребятки! Завтра идём на дело, а то зима не за горами – надо бы запастись харчами да одежонкой.

Накануне Алёшка пришёл с очередной разведки и сообщил, что в деревнях народ готовится к ярмарке – самые прыткие обозы уже тронулись.

Ночью вызвездило, а утром поблёкшая трава осеребрилась инеем – первый заморозок! Тропа звучно хрупала под ногами шестерых разбойников (Алёшка остался в логове). Впереди шёл Архип, уверенно поворачивая на развилках с одной звериной тропы на другую. На Никитин вопрос «Куда идём-то?», он недовольно произнёс:

– Цыц! Узнаешь ещё.

К середине дня они подошли к реке Тихоне, где на луговом покосе, самом дальнем от ближайшей деревни, привалились к стогу. Архип, отдышавшись, прервал длительное молчание:

– Самый нетерпеливый (он глянул на Никиту), пойдёшь под вечер в деревню. Возьмёшь лодку, да такую, чтобы всех одним разом через реку перевезла. Да смотри не попадись кому на глаза, а то враз скумекают. Шалить будешь – закопаю! Понял?

Никита, сверкнув глазами, явно обиделся на предостережение, но ответил с покорностью:

– Всё сделаю как надо, не впервой.

Архип продолжил:

– Вон, видишь, в ивняке берёза развилистая стоит? Под ней вёсла должны быть, если никто за год не наткнулся. Сходи, принеси.

Вскоре Никита вернулся с парой вёсел на плечах.

– Ну ты и запасливый, Архип!

Здесь неожиданно подал голос Гаврила:

– На то он и атаман, чтобы обо всём думать, а не только о бабах!

Никита открыл рот, но Архип обрезал:

– Хватит! Будете лаяться – новых псов наберу!

Под вечер Никита ушёл в сторону деревни, а оставшиеся, зарывшись в сено, задремали.

Авдею не спалось – перед глазами опять была Марьянка, которая виделась ему, как зоренька в ясный день, а на душе скребли кошки. Горькие думы роились в забубённой Авдеевой головушке: «А, правильно ли он поступает? Марьянушка ведь уже отомщена! Нужно ли завтра проливать кровь, возможно, невинную? Как отличить злодея от безвинного человека?».

В это время издалека донёсся вечерний крик петуха и перед тем, как провалиться в сон, Авдея, впервые за последнее время, посетило приятное видение: «Как всё же хорошо слышать такие обыденные звуки, работать, любить и не тужить…».

Ночью что-то прошумело, кто-то толкнул в бок, но голос Архипа всех успокоил:

– Это ладья пришла! Всем спать!

На рассвете лихие люди в тумане переплыли реку, затащили лодку в тростники и двинулись за атаманом. Вскоре они вышли на дорогу, около которой Архип, собрав всех в круг, начал наставления:

– Никишка! Вырубишь жердь, дорогу перегородить – знаешь своё дело.

Тот утвердительно кивнул.

– Ждём пару телег, обозы и одиночки пропускаем. Я даю команду и жердь поперёк. Первую телегу берём мы с Никитой и Авдошкой, вторую остальные. Ну, с Богом!

Монах, перекрестившись, вместе с подельниками отошли поодаль. В лесу несколько раз стукнул топор, и донеслось пыхтение – это здоровяк Никита притащил жердь. Вместе с ней он залез под раскидистую ель, где притаились атаман с новичком. Архип сдавил ладонью Авдееву руку повыше локтя и сурово прошептал:

– Ну что, дружок, тебе пикой надо будет снять возничего. Не вздумай пожалеть – грех беру на себя.

Дорога из укрытия хорошо просматривалась, а слышно было так за версту. Первый обоз в десяток телег прокатил с говором седоков, храпом лошадей да стуком кованых копыт. Следующий, вдвое меньший, проследовал таким же манером только к полудню. Ожидание становилось томительным. Первым не выдержал Никита:

– Надо было брать последний обоз, справились бы, а то сегодня больше и не будет!

Архип молча поднёс сжатый кулак к носу непоседы, и в это время послышались звуки с дороги – первой катила карета, а за ней всего одна телега. Чернобородый положил руку на плечо Никите, тот напружинился, толчок – детина с огромной жердью выскочил на дорогу, перегораживая её. Пара каретных лошадей с ржанием вздыбилась и остановилась, как вкопанная. Другой рукой Архип толкнул в спину Авдея, который выскочив на обочину, метнул пику – возничий с ужасными воплями повалился с лучков. И началось… Архип топором, а Никита ножом орудовали в карете; от телеги донеслись вопли и вой, перемешанные с матерщиной. Авдей застыл на месте – его будто парализовало. Через несколько минут бойня завершилась. Быстро собрав всё, что представляло ценность, разбойники двинулись к реке. Не мешкая, они переправились и заспешили к логову. Перед этим Архип оттолкнул ладью, чтобы та уплыла по течению, а вёсла занёс под ту же берёзу с развилкой.

* * *

Зима могла начаться со дня на день, но перед этой неизбежностью выдалось несколько погожих деньков с тихими безморозными ночами.

Отоспавшись, Авдей затосковал по Марьяне, по прежней жизни и, чтобы развеяться, стал искать какой-нибудь работы для молодого тела. Под горой, на противоположной стороне от логова, располагалось небольшое озерцо. По рассказам Ивана, в нём водились лини и щуки – он пробовал ставить ивовые вентеря с берега, но попадалась только мелочёвка, которую в котёл кидать стыдно, хотя всплески говорили о наличии и крупной рыбы. Авдей намекнул Архипу, что может попробовать наловить рыбы, но для этого надо срубить плот и помощника при ночной ловле. Чернобородый на удивление легко согласился:

– Попробуй! Разомни косточки – зима будет долгой – ещё належишься. Только топором стучи днём и в ветер, чтобы эха не было, а то засечь могут. Иван согласился помочь при ловле, но плот делать отказался:

– Пустяшная затея. Порыбалить завсегда согласный, а зря пупок рвать не стану.

Два дня потратил Авдей на изготовление плота да лучин из смолистых сосен, и вот к очередной ночи всё было готово. Когда полностью стемнело, рыбаки отчалили от берега. Авдей с зажжённой лучиной и своей незаменимой пикой расположился впереди, а Иван толкал плот шестом сзади. Поначалу ничего видно не было: то плот шёл слишком быстро, то глубоко – свет от лучины не пробивал до дна. Авдей шумнул на напарника:

– Ивашка! Не толкай так быстро и правь на мель вдоль берега!

Наконец, последовала команда:

– Стой!

Удар пикой, и первая щука на плоту. Через некоторое время вторая, потом линь, снова щука и опять линь. К середине ночи весь плот был завален рыбой, которая уже начала сваливаться обратно в воду – пришлось прекратить рыбалку.

Утром, взглянув на улов, Архип воскликнул:

– Ну, Авдошка! Ты и здесь мастак. Молодец. Да и рыба-то крупная, не то, что мелюзгу в вентеря ловили.

Рыбу разделали, заварили котёл ухи, а остальное засолили в последнюю пустую бочку. Место в ней ещё оставалось, и Никита, большой любитель рыбы, потерев ладони, заметил:

– Сегодня ночью я с Авдошкой поеду, вот жаль, посуды маловато, да уж бочку до верха добьём!

Не суждено было в этом году половить рыбки – с вечера пошло на мороз, а к ночи гладь озера начала затягиваться ледком.

Перед первым снегопадом к тайному убежищу разбойников подошла группа таких же душегубцев с Тёмной речки. Там тоже был схрон, но их выследили служивые людишки и большую часть перебили – немногим удалось бежать. Старший из них Мирон был знаком с чернобородым и знал его логово. После непродолжительного разговора с глазу на глаз Архипа и Мирона, атаман, собрав всех в круг, сообщил:

– Ну что ж, христиане, придётся потесниться – не замерзать же им, таким же, как и мы лиходеям. Подобное могло и с нами случиться.

Сделав небольшую паузу и обведя всех глазами, Архип продолжил:

– Ещё скажу, что я буду следить за всеми. И не дай Бог, кто на хвосте принесёт погибель – лютую смерть примет!

Атаман, погладив угольную бороду, закончил вопросом и ответом:

– Недовольные есть? Нет. На том и порешили.

* * *

Ох, и длинна же псковская зима! К Рождеству бока обитателей логова основательно ныли от беспрестанного лежания, а ведь большая часть зимы была ещё впереди. Все разговоры уже по несколько раз повторились, и каждый знал обо всех всю подноготную. Истории жизни и начало разбойничьей дороги походили одна на другую. Для Авдея неожиданностью стала только история монаха. Оказалось, что в Печёрском монастыре его пытались обесчестить братья по рясам – одному он раскроил череп, а второго задушил. С тех пор потерял дар речи и сменил покаяние на еловый кол. Всё это он по просьбам зрителей показывал вполне понятными жестами и с нескрываемым удовольствием – разбойники ржали от восторга.

Продуктовые запасы ещё имелись, но, учитывая пополнение числа ртов, до весны было не дотянуть. Чернобородый рассуждая об этом вслух, задал вопрос обществу:

– Кто что может предложить?

Никита сразу же выкрикнул:

– А что тут думать! Надо идти на дорогу да брать что будет ехать – не впервой!

Архип обрезал:

– И тропинку до логова по снегу проложить людишкам воеводы? Нет, это не годится.

Иван уже давно занимался лосиными жилами – сушил, вытягивал, разминал и сейчас спокойно заметил:

– У меня петельки на длинноухих беляков готовы, а они уже тропки набили, так что хоть завтра готов начинать.

После паузы послышался голос Авдея:

– Медведи, как и мы, крепко облежались, можно руками брать – вот только берлогу найти не так просто.

Желающих высказаться больше не нашлось, и атаман подвёл итог:

– Ну что же, Иван с Авдеем завтра и начинайте, но не дальше версты от горы, а если людской след заметите, свои заметайте и меня сразу известите.

На следующее утро охотники отправились на промысел. Давно им не приходилось бродить по зимнему лесу целый день. От свежего морозного воздуха после подземельного смрада кружилась голова – на душе было светло и радостно. Обойдя гору малым кругом, они разделились. Иван, наткнувшись на поваленную осину, вокруг которой беляки наделали тропы, начал ставить петли, Авдей же пошёл следующим большим кругом, отступив от первого на дистанцию, просматриваемую глазами. По пути попадались беличьи, куньи следы, нарыски лисиц, иногда из-под снега выпархивали рябчики и тетерева. Зимний день короток – к исходу третьего круга начало темнеть, и когда Авдей подошёл к логову, в небе зажглись звёзды. Взошла полная луна – тенью от ёлок на заснеженную землю легла ночь. Где-то далеко протяжно завыли волки.

Целую неделю погода стояла солнечная и морозная – крещенские морозы брали своё. Авдей подморозил уши, и над ним начали посмеиваться:

– Вот то ли дело Ивашка – длинноухих таскает – меленьких, но вкусных. А Авдошка наш только волдырями, как серьгами, обзавёлся!

Авдей молчал, но каждый следующий день продолжал нарезать круги вокруг горы. Теперь уже за световой день он успевал сделать это только один раз. Его задачей было тщательное осматривание местности. Особое внимание уделялось выворотням, густым зарослям мелкого ельника и тростника, а ещё лучше, если парок вьющийся замечен будет.

Однажды Архип прошёл круг вместе с Авдеем и одобрил замысел настырного молодца, но вместе с тем заметил:

– Ещё пару кругов пройдёшь и всё – верста кончится, да и бор рядом, по которому стёжка конская может быть проложена.

Заканчивался последний круг – надежда найти берлогу таяла окончательно. Авдей брёл из последних сил и, когда до завершения круга оставалось совсем немного, его внимание привлекла тинькающая синица на одной из веток группы ёлочек. Он остановился перевести дух и стал разглядывать – что же заставило птичку-невеличку задержаться в столь нехарактерном для неё месте? Скоро выяснилось, что кто-то по осени погрыз тростник рядышком, а маковка одной из ёлочек была заломана. Определив направление движения воздуха, Авдей зашёл с подветренной стороны и, держа ориентир на приметное деревце, начал медленно подходить. Шагах в десяти, присев, он заметил сквозь окно в еловом лапнике что-то бурое и лохматое. Сомнений не было – медведь!

Придя в логово, Авдей рухнул около очага и долго отлёживался, не отвечая на язвительные намёки подельников. Наконец приподнялся, опёрся одной рукой о землю, подняв голову, громко произнёс:

– Нашёл! Точите топоры с ножами – завтра можно идти на настоящее дело. Это вам не подводу с мягкотелыми купцами брать!

В логове наступила тишина, а Авдей, усмехаясь, заметил:

– Тем, кто боится замарать исподники, перед охотой советую облегчиться.

Перед рассветом Авдей долго беседовал с чернобородым, после чего атаман объявил всем присутствующим:

– Охотой будет командовать Авдошка – слушаться его, как меня!

Авдей, обежав всех взглядом, объяснил суть охоты:

– Я иду первым, через версту останавливаюсь, показываю ёлку с заломанной маковкой, под которой лежит медведь. Знаком руки оставляю стоять каждого следующего. Зверь будет в десяти шагах от нас, поэтому даже зубами скрипеть нельзя. После того, как круг замкнётся, я подхожу и всаживаю пику в зверюгу, а дальше всем надо навалиться и добить.

Перед выходом Архип подал Авдею обоюдоострый нож со словами:

– На! Держал для себя в запасе. Добудем зверя – он твой!

Утром из логова вывалили все, даже Алёшка, но чернобородый, взяв его ласково за ухо, толкнул назад:

– Без тебя справимся, нас и так десяток. Ну что, разбойные охотники, пошли? Веди, Авдошка!

Гоготнув несколько раз в начале пути, вереница людей с дубинами и топорами молча прошагала версту. Авдей остановился, поднял руку и её же направил на ёлку с заломанной маковкой. Указывая каждому следующему сажени через четыре, он начал расставлять охотников по кругу. Первым остался чернобородый и, когда Авдей уже подходил к нему, замыкая кольцо, случилось непредвиденное. В центре круга взметнулось снежное облако, и раздался рык с душераздирающими воплями. Авдей метнулся на звук и увидел, что медведь жуёт голову кому-то лежащему под ним. Не раздумывая, он всадил пику под лопатку зверю и резко отскочил. Тот, бросив жертву, встал на дыбы и с пикой в боку пошёл на обидчика, при этом издавая гортанное рычание. Со всех сторон подскочили помощники, нанося удары дубинами и топорами, но они выглядели карликами по сравнению с великаном. Медведь, выбрав одну из жертв, подмял под себя кого-то. Авдей в отчаянном броске очутился на спине зверя и, вонзив нож в шею по рукоятку, провернул лезвие. По шкуре медведя прокатилась конвульсия, и он затих.

Из-под зверя вытащили невредимого Архипа, а вот поодаль лежал с обезображенным лицом и свёрнутой шеей Никита. Рядом сидел один из людей Мирона – у него кровоточила щека, и лохмотьями висело ухо. Ивана колотило, он что-то хотел сказать, но долго ничего членораздельного выговорить не мог. Наконец, успокоившись, сообщил:

– Никита безмозглый полез в ёлки сразу, как встали, а оттуда как вылетит зверюга и под себя его. Я дубиной огрел медведя по башке, а тот отмахнулся, как от щепки. Егорка с другой стороны топором ударил, но сдачи получил.

Архип, осмотрев тело Никиты, изрёк:

– Дураком жил, дураком и помер! Разбойничья лихость, ребятки, требует учения – делай то, что тебе говорят, и не лезь в пекло наперёд батьки!

Монах тем временем, оторвав подол рубахи, перевязал голову пострадавшему – кровь проступила сквозь повязку, но течь прекратила. Во время разделки туши Авдей осторожно вырезал медвежью желчь и сходил осмотреть берлогу. Она представляла собой яму, выстланную толстым слоем тростника, под которым даже земля не промёрзла. В ней и похоронили Никиту.

Пуда по полтора мяса на брата, потроха, шкура и голова были вынесены за один раз. При подходе к логову поднялся ветер, набежали тучки, и закружилась метель. Архип довольно подвёл итог:

– Ну вот, сделали дело, и следы наши грешные прикроет!

Целую неделю пировали разбойники – наедались до отвала, некоторых даже стошнило от слишком жирной и обильной пищи. Медвежью желчь Авдей повесил под дымоходом сушиться, объяснив всем, что это пригодится при болезнях. Щеку и ухо Егору он смазал медвежьим салом – боль утихла, и дело должно было пойти на поправку. Медвежью шкуру вывесили мездрой наружу около входа в схрон на поперечине – птичья мелюзга усердно склёвывала остатки сала.

* * *

В конце февраля с южным ветром, незримой птицей-великаном, прилетела первая за эту зиму оттепель. Она сбросила иней с деревьев, осадила снег и наполнила лес предвесенним духом.

Через неделю выступила вода в речке, но ночные мартовские морозы быстро успокоили слишком раннюю водобеж, сковав её прочным ледяным панцирем. Обитатели логова, накопив силы медвежатиной, начали вести разговоры о хлебе, который давно закончился.

– Вот хлебушка бы родимого кусочек – и мяса никакого не нужно! Да, хлеб всему голова, без него и жизнь не мила!

Атаман долго терпел нытьё на эту тему, наконец, не выдержал:

– Так, страдальцы! Я вижу, что до весны вы умом тронетесь. То вам не так, это не эдак, а по сему завтра идём на вылазку! На днях народ масленицу гулять будет, и потянется он в одну знакомую деревеньку. По наледям двух речек мы дойдём до дороги с мостом, а где будем перескакивать по снегу – чтобы шли след в след, как волки!

В логове поднялся одобрительный шум, все принялись готовиться к знакомой и необходимой работе.

Утром вереница лиходеев двигалась по льду – идти было легко, а главное – следов не оставалось. В верховьях речки, где полоса наледи сужалась и раздваивалась, один из людей Мирона пошёл не в след и провалился по пояс в ледяную воду. Его выдернули, дали пинка и отправили обратно в схрон. Архип негодовал:

– Если кто ещё сделает шаг в сторону, подо льдом и останется – я его туда дубиной запихну!

Когда речка стала совсем узкой, атаман вывел ватагу в целину, и они с версту двигались медленно, проламывая наст местами по колено. Перевалив через гриву, разбойники оказались уже на другой речке, покрытой такой же наледью. Архип дал передохнуть всем и сделал последние наставления:

– Через пару вёрст подходим к дороге – все сразу под мост. Сидим тихо и берём первую же подводу, едущую слева направо. Мороз долго сидеть нам не позволит. Живых не оставляем, а то нас быстро выследят. Монах по дороге присматривает жердь, а ты, Авдошка, держи пику наготове – и чтобы не дрогнул!

Когда подошли к мосту и забрались под него, Архип знаком дал понять, чтобы сидели тихо, сам же пробил тропу наверх и осмотрелся. Время шло медленно, а мороз донимал всё сильнее и сильнее. Послышался стук копыт, но подвода шла справа налево – Архип покачал головой со стороны в сторону, одновременно показав кулак. Проскрипели брёвна моста, и пахнуло конским духом. Опять томительное ожидание.

Наконец, вот он звук саней, и как раз с нужной стороны. Монах с Авдеем, а за ними и все остальные, выскочили вовремя – кровавое дело свершилось за несколько мгновений. С поклажей управились быстро, благо подвода была одна, и хотя добыча оказалась не богатой, хлеб всё же имелся. Тела невинно убиенных атаман приказал свалить на сани. После чего он стеганул лошадь кнутом, и та, с ржанием, понеслась по дороге. Заровняв тропу, набитую из-под моста, разбойники бегом двинулись в обратный путь. К логову подошли уже в сумерках. Уставшие, но довольные, они долго чавкали перед сном таким долгожданным хлебом.

Апрель, как и положено ему, начался большими припарками. Авдей подолгу сидел на южном склоне горищи и наблюдал за разительными переменами всего окружающего. Клиньями и стаями летели перелётные птицы, певчие же заполняли трелями все часы суток, не смолкая даже ночью. Проталины с каждым днём становились все больше, зеленее, и вот, наконец, последние пятна снега исчезли – такая длительная и тоскливая зима закончилась.

Как-то утром Архип объявил:

– Завтра уходим в летние хоромы, теперь нас каждый кустик пригреет, а сюда без моего дозволения возвращаться строго заказываю. Если кто даже под пытками выдаст это логово – на том свете сыщу и жилы повыдергаю!

* * *

Быстро, медленно ли – кому пролетело, а кому протянулось два года. Немеряно кровушки пролила шайка чернобородого, да и самих разбойников полегло немало, а переловлено было и того больше. Но много на земле псковской обездоленного и обозлённого люда, который продолжал пополнять ряды лиходеев.

Многому научился за это время Авдей, а главное привык к крови. В первое разбойничье лето он удержу не знал на вылазках, сомневаясь в нужности своего существования – не раз бывал на волосок от смерти, играючи уходил от погони. Однажды Архип рассказал ему историю далёкой давности, которую поведал его предшественник: «Раньше разбойники собирались в большие ватаги до сотни душ и делали налёты даже на монастыри. Был такой атаман Евсевий, который повёл свою шайку на Крыпецкий монастырь. Что там у них получилось, неведомо, но вот только не стали убивать лиходеи монахов и разорять храм, а убрались, прихватив лишь харчи. Сам же Евсевий остался в монастыре, и до конца дней замаливал грехи». После паузы Авдей недоумённо спросил:

– К чему это ты, Архип?

– А к тому, что рука начала дрожать, да пелена на глаза настилаться. В нашем деле это конец. Грехи замаливать я не собираюсь, а вот чтобы кости мои зверьё да вороны растаскивали, не хотелось бы. Ну, да ты смышлёный, должен понять.

Ничего не сказал Авдей, лишь посмотрел в глаза чернобородому да шумно выдохнул сдавившей на миг грудью.

Как в воду смотрел Архип. Погожим деньком два десятка разбойников расположились в засаде на Рытной горе, через которую вздымался тракт Гдов – Псков. До ночи по дороге не проследовало ни одной телеги, и налётчикам пришлось остаться на ночь, благо парная погода не ломила костей. В бору стоял сосновый, с примесью черничника и толокнянки, аромат. Авдею не спалось – опять привиделась Марьянка, укоризненно качающая головой: «Мол, не то ты делаешь, Авдоша, не то». Видение прервал Архип, проверявший подельников.

– Ну что, Авдошка, тебя ещё не сморило?

– Да нет, что-то не спится и на душе как-то томно.

– Что так?

– Видел неподалёку след на кротовине какой-то необычный, ненашенский.

– Ну и что?

– Да место это больно примелькавшееся, проследить опытному ловцу не так уж и трудно.

– Накаркаешь, Авдошка: помяни чёрта – он и появится!

– И всё же, я бы с началом зорьки смотался, от греха подальше.

– Ладно, утром решим.

Не знал Архип, но чувствовал неладное Авдей, а между тем помощнику воеводы Микифору Юдину уже доложил лазутчик о том, что разбойники днём засели на горе Персиянке.

Забрезжил рассвет, а Архип всё не давал команды на отход. Авдей уже хотел сам найти атамана и напомнить ему о ночном разговоре, но в это время послышался стук подков – две телеги начали подниматься в гору. Раздался залихватский свист, и разбойники, выскочив из укрытий, бросились на дорогу. Но не тут-то было – десяток путников, оказавшись хорошо вооружёнными пиками и саблями, дружно встретили налётчиков. Вдобавок к тому послышался гул приближающихся верховых всадников.

– Ловушка! Врассыпную!

Раздался вопль чернобородого, но было уже поздно – половина разбойников полегла прямо на дороге, а убегавших начали настигать всадники по краям дороги. Авдей с Архипом кинулись к ложбине, выходившей к моховому болоту, но чернобородый начал отставать, а сзади послышался конский топот. Авдей, спрятавшись за раскидистой сосной, пропустил тяжело дышащего атамана с окровавленной рубахой, и когда наездник поравнялся с ним, сбил того пикой. Схватив лошадь за повод, в несколько прыжков догнал Архипа. Тот уже качался, и Авдей с трудом взгромоздил его на коня. Выйдя в моховое болото и, быстро перейдя открытую его часть, они скрылись в гриве корявых сосен. Несколько вёрст Авдей вёл лошадь с седоком за повод по зарослям багульника с дурманом, где следы были малозаметны. На краю гривы возле бугра, когда Архип начал хрипеть, пришлось остановиться. Он из последних сил держался на коне, вцепившись пальцами в гриву. Авдей снял раненого атамана с лошади и положил на землю – на шее зияла рубленая рана, из которой обильно сочилась кровь. Посиневшие губы Архипа проговорили:

– Ну вот, дружок, и всё!

– Ничего-ничего, потерпи!

Оторвав подол рубахи, Авдей приложил его к ране.

– Нет, Авдоша, отбегал я своё на этом свете!

Несколько раз Архип затихал и снова открывал глаза.

– Где я? Где погоня?

– Оторвались мы далеко, не достанут.

– А, это ты, Авдошка? Не забудь – о чём просил тебя…

Грудь Архипа стала рывками вздыматься, а из-под тряпки просочилась кровь – началась агония.

Ох, и тяжело грешная душа атамана разбойников расставалась с телом. Ох, и тяжело…

На бугре с видом на чистое моховое поле и схоронил Авдей чернобородого Архипа, выполнив его последнюю волю.

* * *

Тяжёлые мысли роились в голове Авдея: «Что делать дальше? Продолжать разбойничать или поменять свою жизнь? Изменить – а как? Уйти куда-нибудь далеко. Но все пришлые разбойники говорили, что везде одинаково на Руси, а в иных местах и ещё горше люду живётся». И тут он вспомнил о Марьянке и о том, что не был ещё на её могилке. Сразу же возникло решение навестить зазнобушку да посмотреть, что творится в родной сторонке.

Деревня как будто вымерла – до полудня ни одного человека. Авдей, затаившийся в малиннике между крайней избой и погостом, с наслаждением впитывал в себя забытые звуки деревенской жизни. Раньше он не понимал того, как приятно слышать мычание коров, блеяние овец, гортанные песни петухов – как хорошо жить не прячась. Ожидание затянулось, наконец, Авдей увидел одинокого парнишку, спешащего куда-то по своим делам. Подозвав мальца, немного перепуганного незнакомцем, он протянул ему горсть медных монет, отчего парнишка повеселел и перестал торопиться. Первым делом он показал могилку Марьяны, которая была не ухожена – Авдей сразу принялся обрывать траву и одновременно расспрашивать парнишку:

– Как звать-то?

– Бориской кличут.

– А что в деревне-то никого не видно?

– Да, отсыпаются все – ночь гуляли да через костры прыгали.

– Нынче что, Иван Купала?

– Да, а ты что не крещёный?

– Крещёный, да долго в пути был – со счёта сбился.

В доказательство Авдей трижды перекрестился и поклонился холмику с крестом, под которым покоилась Марьяна.

– А кто сейчас распоряжается хозяйством Дементия?

– Это того, которого в Рачевьем озере утопили?

– Да, того самого.

– А брат его Кузьма.

– Лютует?

– Ещё как! Мою мамку недавно вожжами высек за то, что вовремя долг не принесла.

Авдей достал из-за пазухи кошель, отсыпал десяток серебряных монет и подал собеседнику.

– На, держи – это тебе за уход могилки. Будешь следить за ней, а через год, тоже на Купалу, я сюда приду и ещё подкину тебе деньжат. Да не вздумай кому сболтнуть про меня, а то наша дружба враз и кончится. Понял?

В глазах парнишки загорелись искорки безусловного согласия. Авдей потрепал его по вихрастой голове.

– Ну, иди по своим делам да помни наш уговор.

С камнем на душе уходил Авдей из родной сторонки и с твёрдым намерением не менять своей разбойничьей жизни, пока живут на земле такие, как Дементий, Кузьма и прочие кровососы. Несколько дней бродил он по тайным убежищам лиходеев, вёл осторожные разговоры о роковой засаде, об атамане, и о том – как быть дальше. К удивлению – большинство отшельников знали его, хотя виделись они впервые. Когда речь заходила об Архипе, то многие вспоминали и его молодого друга. Чернобородый, предчувствуя неизбежный конец, разнёс весть о том, кому можно доверять и поставить над собой атаманом.

В одном из летних убежищ лиходеев Авдей встретил монаха, не принимавшего участия в трагической засаде на Рытной горе. Увидев товарища, тот языком жестов дал понять всей компании, что они знакомы и что его друг отчаянный разбойник. Один из присутствующих, мелкого росточка, но, как часто бывает среди таких сморчков, с большим гонором и ножом в руке, подскочил к Авдею со словами: