Читать книгу Мой ВГИК, или глаза Бога. Перепросмотр - Сергей Бойко - Страница 3

Серёге Чурляеву по прозвищу «Чюрлёнис» было 29 лет, он был холост, работал осветителем на нашем филиале киностудии Министерства обороны в Подмосковном Болшево и большую часть своего молодого времени проводил в командировках. В выпивке отдавал предпочтение крепленым винам: мог в один присест выпить бутылку «Агдама», вытереть свои пышные усы чистым носовым платком и извиниться:

– Прошу прощения, пить очень хотелось!

На «Будь здоров!» неизменно отвечал: «И ты не хворай!» Был дружелюбен, расположен к полноте и исключительно чистоплотен: подолгу любил плескаться в ванне, если гостиничный номер располагал таковой, и ежедневно стирал после работы свои безупречные рубашки, носки и носовые платки. В отличие от осветителя Лёвы Нигматулина, Чюрлёнис использовал носовой платок по назначению и подшучивал над Лёвой, который сморкался исключительно в пол, после чего доставал платок и вытирал нос.

На моих глазах, в общественном автобусе города Пенза, какой-то подвыпивший меломан со словами «Валера, ты жив?!» кинулся обнимать Серегу Чурляева. Чюрлёнис отстранился и вежливо заметил:

– Простите, но вы ошибаетесь.

Выяснилось, что фанат вокально-инструментальной группы «Песняры» принял Чурляева за ее лидера Валерия Мулявина, погибшего несколько лет назад на гастролях в Ялте…

Серега предпочитал командировки в центральные и северные районы страны, потому что трудно переносил жару, но мог поехать и куда угодно, если в экспедицию подбиралась хорошая компания. Серега легко уживался со всеми, его можно было без колебаний отправить в длительную экспедицию – хоть на полюс, хоть в космос. Он мог поехать даже с режиссером Большаковым, который не любил никого, кроме себя и своей директрисы. Играя в невинные студийные игры – карты, кости, домино, он никогда не терял веселого азарта, даже если проигрывал. Ценил шутку и не обижался, когда сам становился объектом розыгрыша. Деньгам любил счет, заносил в записную книжечку все свои долги и суммы должников, а в дни аванса и получки производил справедливый расчет.

Про те благословенные времена у меня родился юмористический рассказ, который высоко оценил мой друг Вовка Сельницкий и забрал себе экземпляр в подарок на день рождения. Это было несколько лет назад, даже Сашка Бякин был еще жив.

Вот эта смешная штучка:

«ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ»

Рассказ

Дорогая редакция!

Пишут Вам группа жителей из родного Подмосковья, чтобы опубликовать. Посылаем это письмо, чтобы прочитали, кому Гриша Новиков знакомый. Гриша Новиков, он, когда пьет, то пьет, а уж как до баб – это все знают, хоть и жена красавица. Мы завидовали, когда женился.

По за ту неделю был «День дурака» – 1-е апреля. А Гриша совсем про это позабыл. Да и мы тоже. А потом вспомнили – и воспользовались подшутить. Только сначала не знали как. Ведь если человек не поймет, что на него шутят, то и смешно не будет. Надо, чтобы понял. Например, спросим: «А чего это у тебя вся спина белая?» Тот и оглянется посмотреть. А она и не белая вовсе, спина-то, обманули мы его, прикололись, значит. Разыграли, а он и поверил, – вот и смешно, все смеются, всем хорошо, весело – обманули!

А можно и без обмана, не говорить ничего, как сегодня утром на работе. Сели как бы чаю попить, булки белые повидлом намазали, но не начинаем, Шастика Худолеева ждем. Он всегда опаздывает и большой любитель халявы закусить со стола: еще не разделся, еще шапку не снял – шасть к столу! не едят ли? и – хвать кусок пожирней! Вот и сегодня – влетает, а мы тут же бутерброды с тарелки разбирать начинаем, за чай принимаемся. На тарелке два бутерброда остается – один побольше, другой поменьше. Шастик – хвать тот, что побольше, и половину – в рот! А был он густо намазан солидолом, – Серёга Чюрлёнис постарался, специально для шутки. Смешно получилось. И без обмана. Потому что второй бутерброд, что поменьше, был с повидлом, но Шастик выбрал не его.

Или как отвадили Коку Синяева в туалете курить. Ведь после него в туалет только через час зайти можно было, – такую он дрянь курит. Теперь на улицу курить ходит. Обжегся в туалете-то курить. Ему механики в унитаз налили, чем они киноаппаратуру свою протирали – гадость какую-то летучую. А Кока как сидел так и спичку под себя бросил или окурок, и полыхнуло оттуда – ни фига себе! Тоже весело получилось. Правда, он чего-то обжег на теле, но не сильно, чуть-чуть всего – только неделю и провалялся. Зато курить в туалете бросил.

Вот так друг на дружку и шутим всю дорогу. Всем достается. И – главное! – без обид.

Электричка наша долго идет после работы – дорога неблизкая до Подмосковья. К тому же – пятница. Мы там расслабляемся водочкой с пивком, но культурно, без демонстраций, и Гриша Новиков с нами – на Первое апреля, по за ту неделю. Ищем, как подшутить – и тут глядим: ага! Гришина жена Светка неторопливо по проходу идет в новом пальто – со спины и не узнать, еще краше стала! А Гриша ее не видит, со стаканом как раз лобызается. Мы его толкаем в бок: гляди, какая цаца, а ты тут сидишь! Гриша глядит, жену со спины не узнаёт, подымается вслед уходящей, но покачиваясь. Мы животики надрывать готовимся, представляем, как он удивится, когда супругу узнает. Прикольно же!

Но прикола не получилось, потому что Гриша Светку не узнал, когда та обернулась, и стал приставать к своей жене, как к чужой. Светка поначалу удивилась, что муж к ней таким ласковым. Потом решила, что прикалывается – Первое апреля, «день дурака»! – и рассмеялась даже. Гришу женский смех раззадорил, и он совсем осмелел, приобнял и повел свою супругу в нашу компанию как постороннюю особу. Тут только Светка смекнула, что он и не к ней, а как бы совсем к другой девушке пристает, юмора тут не разглядела, обиделась и – так! – ему за эту измену по физиономии, что он упал вместе с нашими бутылками, которые в сумке, а потом выперла его в тамбур.

Вы не поверите! Такого не бывает, но все до одной бутылки разбились! А ведь мы собирались продолжить, потому что еще очень не доехали.

Гриша Новиков на другой день говорит, что ничего этого не было, знать не знает про бутылки и про жену. А теперь скрывается от нас, потому что дорого – целая сумка! Но мы все официально заявляем тебе, Григорий, что черт с ними, прощаем, не в деньгах счастье, но чтобы ты настоял и заставил жену сказать людям правду, потому что нам никто не верит, когда мы про тебя рассказываем, как решили разыграть, да не получилось. И от этого нам сильно обидно.

Одна надежда на Вас, дорогая редакция, потому что некоторые у нас только газетам и верят.

С уважением, группа товарищей и друзей-доброжелателей, потому что не бывает некрасивых женщин, а бывает мало водки, и зачем пить при жене-то при красавице? Так Грише и передайте.

Спасибо, что прочитали!

Теперь всё.

А нам не верят!

Обидно…

(Знаки препинания расставил штатный корректор.)

Однажды летом мы снимали кино в Полесье, в районе Житковичей. Снимали «болты в томате», что на нашем студийном жаргоне означало – самый что ни на есть скучнейший учебно-военный фильм. Дни были жаркие и душные, воздух влажный, вода в кране теплая и вонючая, о ванной или душе приходилось только мечтать, алкоголь содержала лишь дамская парфюмерия, самым заветным желанием был глоток прохладного пива.

Однажды в обеденный перерыв Чюрлёнис поехал на приданном киногруппе автобусе на поиски этого самого пива. Он объездил весь район без всякого результата и для очистки совести заглянул в книжный магазин в Житковичах. А вдруг? В глубинке и не такое бывает. Однажды в Карелии в сельпо на Пукса-озере мы нашли японских роботов для детей и болгарские дубленки. Вот так!

Но Житковичи оказались не той глубинкой. Пива в этом книжном магазине не продавали – только одеколон. Не впадая в отчаяние, Чюрлёнис купил целую коробку одеколона «Ландыш» и вдобавок к ней – толстенную книжку под названием «Гаргантюа и Пантагрюэль». Чем она пленила его в тот момент, эта книга, ума не приложу, но покупка оказалась весьма стоящей…

После работы читалось вслух и пилось – хоть и жарко, но весело и ароматно, как в парикмахерской. В основном читал сам Чюрлёнис – читал под звон стаканов, хохот и рукоплесканье. Очень скоро нашим любимым героем стал Панург. Этот неистовый повеса в союзе с мерзким одеколоном и жгучим отсутствием пива навел меня на мысль о собственном литературном опыте. Вдохновленный Панургом, я пил одеколон, и, обливаясь потом, записывал в школьную тетрадку, специально приобретенную для этой цели, – записывал следующие слова:

«Вы все конечно знаете, что самый лучший район Москвы в смысле утоления жажды – это район Покровских ворот. Вы выходите из Политехнического музея и по проезду Серова попадаете на Маросейку или, иначе, не улицу Богдана Хмельницкого; вы вздыхаете, глядя на безымянную «шашлычную», где раньше был пивной подвальчик, под уютными сводами которого вы частенько пели с друзьями:

Слава Богдану, слава Хмельницкому,

за то, что есть место,

где пива напиться нам!

Вы вздыхаете и проходите мимо, потому что пивного подвальчика не существует, и давно уже никто не спрашивает: «Почему?» Вы проходите мимо чебуречной «Пьяная Лошадь», которая стала просто «КAFE», потому что лошадку, которая лезла на стену одного из залов, закрасили белой краской. Даже если вы не испытываете сладостных мук глубокого похмелья, как бывало, все равно вы торопитесь получить этот вожделенный поцелуй – первый глоток горьковатой прохлады – и бежите прочь заведений типа «соки-воды», «русский чай», «квас».

ТОЛЬКО ПИВА!

Не зря бессмертный Омар Хайям до сих пор объясняет маловерам и трезвенникам, что

Вода не утоляет жажды,

я помню пил её…

однажды!»

Это были наши «ностальгические брызги», рожденные духотой, потом и одеколоном – эти слова из первой главы трактата о пивных и пиве, озаглавленного мной «Путеводитель по Москве для любителей пива и отдыха». Этим трактатом мы с Чюрлёнисом собирались охватить все знаменитые пивные Москвы и Московской области. В той же главе я продолжал выводить «ностальгические брызги» о пивной на Покровке:

«Сколько людей в этом прекрасном загоне! Как прелестно они дуют свое пенистое, золотистое, искрящееся, пахучее, остужающее – нет, не пиво, честное слово, это не пиво! – это нектар, бальзам печени и мочевого пузыря. Вы попали в рай, осененный деревьями. Кругом вас – рой херувимов…»

Нудные киносъемки «болтов в томате» и ожидание возвращения домой были разукрашены дивными пивными фантазиями. Время писания «Путеводителя» и его ежевечернего публичного прочтения было временем вдохновенья, веселья и полного счастья.

Панург заставлял своих потомков по духу жить полной грудью, невзирая на липкую комариную духоту, неутолимую жажду и одеколон! Панург довел нас до творческого взрыва, фейерверка, экстаза! Панугр ждал великолепного трактата под названием «Путеводитель по Москве для любителей пива и отдыха», в котором будут описаны все пивные Покровки, Яма в Столешниковом переулке, Парламент на ВДНХ, Сайгон – или КПЗ – около Киевского вокзала – и многие, многие другие. Панург мог бы гордиться своими потомками, если бы дождался «Путеводителя».

Панург ждал напрасно.

Панург не дождался.

«Путеводитель» остался недописанным.

Киносъемки подошли к концу, киногруппа возвратилась в Москву. Вдохновляющую духоту Полесья и возбуждающую перманентную жажду мы с лихвой компенсировали еще в поезде – остужающими сквозняками, крепкой бормотухой и бутылочным пивом. Причем кто-то ленивый со второй полки среди ночи пописал в пустую бутылку из-под пива, а на утро сам же по ошибке схватил ее, сделал глоток, вспомнил – и потянулся поставить на место, а Шастик снизу тут же перехватил бутылку и на одном дыхании жадно выпил до самого донышка.

– Ну как? – спросили его сверху.

– Сильно теплое, – ответил Шастик.

А зимой Чюрлёнис запил «по-чёрному».

Он пил все подряд: спирт, самогон, водку, пиво, одеколон, сухое и крепленое вино; он уже не объяснял со свойственной ему вежливостью, что «пить очень хотелось» – он наливал и пил. Пил беспрерывно – даже ночью в командировке: специально делал заначку из пары бутылок крепленого вина, просыпался, булькал в стакан и пил. Или тянул из горлышка. Он стал занимать и перезанимать и не отдавать значительные суммы. Сделался вспыльчив, заносчив и мелочен: играя на деньги, спорил из-за каждой копейки, даже если был неправ. Перестал понимать шутки и однажды чуть не подрался с незадачливым шутником.