Читать книгу Раннее - Сергей Бушов - Страница 17

Даун – большой город. В нём интересно спать. Особенно на верхних этажах, конечно. Вокруг и внизу на много миль – жёлтые и оранжевые огни, насквозь пропитанные теплом тех людей, которые их зажгли.

Ты покоишься над ними, зарывшись по самый нос в своё чёрное одеяло, и чувствуешь себя в сердце мира. Может быть, это было бы правдой, если бы у мира было сердце. Но миру не нужны никакие насосы. Его пёстрая кровь сама бежит по жилам, куда ей вздумается. Год за годом, месяц за месяцем…

Чарли, пожалуй, тоже бы с удовольствием заснул, но его беспокоила собака. Он жил на четвёртом этаже в маленькой квартирке, потому что не хотел ничего другого. Ему нравился этот город, и особенно нравилось в нём НЕ УЧАСТВОВАТЬ. Он сидел в кресле, курил сигарету за сигаретой и думал ни о чём, потому что, если начать думать о чём-то конкретном, мысли всё равно вернутся к собаке.

Он чувствовал, что хочет спать, и понимал, что всё равно заснёт, потому что сильно устал, но собака заставляла его тянуть время. Она была где-то рядом, это точно.

Чарли, почти не меняя позы, нажал кнопку на пульте и включил телевизор.

– Сегодня утром на площади Героев наверняка соберётся много людей. Знаменитый Соломон Малахай, известный как Резиновый Человек, совершит свой очередной прыжок с небоскрёба Даймонд Стик.

На экране появилось лицо худощавого мужчины лет тридцати в футболке с эмблемой "Пепси". Чарли брезгливо поморщился.

– Первый раз я прыгнул с небоскрёба в восемнадцать лет, после размолвки с любимой девушкой, – говорил Малахай. – Я остался жив и почти невредим, так что моё имя напечатали чуть ли не все газеты в мире. Однако прошло несколько недель, и обо мне снова забыли. Тогда я прыгнул во второй раз, и также не пострадал, если не считать парочки царапин. Это заставило говорить о феномене, и популярность продолжалась дольше.

Короче говоря, теперь я прыгаю с крыши Даймонд Стик дважды в год, и мне это нравится.

– Но как вам удаётся выживать, падая с высоты в двести метров на бетонную плиту?

– Трудно сказать. Я веду обычный образ жизни, разве что пью очень много "Пепси".

– А сколько платит вам за рекламу компания "Пепсико"?

– Признаться, не ожидал от вас такого неэтичного вопроса. Скажем, больше четырёхсот пятидесяти тысяч за прыжок, но меньше пятисот пятидесяти.

– Можно ли ваш ответ понимать как "Пятьсот тысяч долларов"?

– Без комментариев.

– Дегенерат, – процедил сквозь зубы Чарли и переключил канал. Шло что-то о животных. По пустыне скакало стадо диких лошадей. Снимали, похоже, с большого расстояния, потому что Чарли никак не мог разглядеть морды.

Лошади пронеслись куда-то вправо, и пейзаж опустел.

Солнце стало быстро сползать к горизонту. Откуда-то повеяло сухим, но прохладным воздухом. Чарли подошёл к выходу из каменной беседки и понюхал ветер. Пахло жареными орехами. Чарли понимал, что это значит. Значит, лошади не напрасно торопились за горизонт.

Чарли снял очки и протёр их мятым носовым платком. Пока его мысли не парализовало страхом, нужно было срочно что-то придумать. Местность открытая. Спрятаться негде. Чарли огляделся. В песке рядом с беседкой зияли глубокие чёрные дыры – что-то вроде могил.

– Слава Богу, – прошептал Чарли, и, подойдя к ближайшей яме, спрыгнул на дно. Под ногами хрустнули металлические консервные банки, укрытые брезентом. Чарли подошёл к краю и осторожно выглянул наружу.

Солнце перестало опускаться вниз, и над землёй зависли лёгкие сумерки. Где-то далеко, километра за полтора от горизонта, внезапно вырос лес. Деревья шевелились так сильно, что это было заметно даже отсюда. А сквозь деревья просвечивало небольшое белое пятно.

Чарли присел, пробрался в угол и забился под край брезента. Сердце стало колотиться всё чаще. Чарли начал считать его удары, чтобы успокоиться, но вскоре так разволновался от самого этого счета, что удары слились в один непрерывный гул.

Запах жареного арахиса проник в нос и уши, и голова стала влажной изнутри. Чарли пытался дышать ртом, но у него так стучали зубы, что он боялся откусить себе язык, и дышать у него совсем не получалось.

Снаружи было очень тихо. Даже шум моторных лодок, который Чарли обычно слышал за окном своей квартирки, куда-то исчез.

– Всё правильно, – подумал Чарли, – в пустыне не катаются на водных лыжах.

Он вдруг понял, что ему стало легче. Ведь это же не Даун. Он же просто заснул за телевизором, и теперь видит сон. В Дауне он бы обязательно услышал шум моторок, или гудки больших судов, или почуял бы бриз с океана…

Куда подевалась собака? Чарли приостановил на мгновение мысли и попытался прийти в себя. Если бы собака хотела его найти, она добралась бы до него несколько минут назад. Но её нет, а значит, она идёт совсем в другую сторону.

Ну да, за лошадьми. Почему какой-то несчастный Чарли Зайцман должен волновать собаку сильнее, чем стадо толстых, вкусных лошадей?

Чарли подполз к краю и встал. Собака стояла в двадцати метрах от него и смотрела в его сторону. Её грязно-белая шерсть свисала с брюха и морды неровными клочьями, а кое-где виднелась оголённая синюшная кожа. Собака стояла неподвижно, как зловещее изваяние, опираясь на толстые лапы, похожие на кривые волосатые столбы. Её голову, зависшую на высоте метров трёх, венчала серая облезлая грива, а в ушах блестели серьги с огромными бриллиантами. По её белым зубам медленно стекала жёлтая слюна, и от неё песок внизу стал влажным и дымящимся. Её глаза – два близко посаженных жёлтых овала – глядели на Чарли не мигая, и в их глубине он видел отражение своего лица. Собака пошевелила по очереди обеими ноздрями и раскрыла пасть. Зубы разного калибра и оттенка покрывали изнутри обе челюсти без всякого порядка. Похоже, она просто зевала.

Собака начала двигаться к нему. Это происходило медленно – она, видимо, путалась в своих четырёх лапах, и ей приходилось долго думать, какую переставлять. Чарли попятился и, споткнувшись о какой-то ящик, опрокинулся навзничь. Голова со звоном ударилась о консервную банку.

"В прошлый раз я от этого проснулся" – вспомнил Чарли и приготовился очутиться у себя дома, в комнате, с пультом в руке. Но, как это ни странно, он продолжал находиться в яме, а консервные банки никак не хотели превращаться в драное кресло.

Чарли попробовал приподняться. Раскатившиеся по банкам позвонки захрустели и испустили мощную волну боли по всему телу. Он встал, и, покачиваясь, повернулся в сторону собаки.

Их морды встретились лицом к лицу. И пока Чарли соображал, чьё лицо – морда, пасть собаки раскрылась и вцепилась зубами в его шею. Чарли почувствовал, как его ноги отрываются от земли, и он взмывает в воздух. Собака на мгновение ослабила челюсти, а затем снова стиснула их, и Чарли увидел, как его голова отрывается от тела и летит вниз, на песок.

Чарли тоже упал, но немного дальше от собаки. Он попытался руками остановить кровь, фонтаном брызнувшую из шеи, но куда там – она лилась из него струёй толщиной с бревно, и не хотела кончаться. Чарли увидел, как собака склонилась над его головой и стала флегматично жевать нос. Он понял, что это его шанс. Он вскочил на ноги и побежал на восток. Его ноги работали как шатуны паровоза, а кровь была паром, рвущимся из трубы. Он бежал до тех пор, пока не увидел впереди стадо скачущих прочь лошадей.

– Эй, – крикнул он. – Стойте! Не бросайте меня здесь!

Но что-то в горле захрипело. Чарли понял, что захлёбывается. Ноги подкосились, и он оказался на песке. Тут же сверху на него рухнула собака, и её лапа в два размаха разодрала ему грудь.

Чарли хотел что-то сказать, но вспомнил, что ему откусили голову, и начал биться в предсмертных конвульсиях, забрызгивая липким потом морду собаки, которая возвышалась над ним, повизгивая и хохоча.

Чарли открыл глаза. Телевизор уже выключился. За окном начиналось утро, пока ещё похожее на ночь. С океана донёсся пронзительный гудок корабля.

Чарли встал. Сегодня была суббота. Он не работает. Можно пойти развеяться.

Сегодня определенно был необычный день. Сон как рукой сняло, стоило только разлепить веки. Обычно же до обеда Чарли находился в бреду, и ему на всех углах чудился жареный арахис.

– Ничего, – подумал вслух Чарли. – Когда "Майкрософт" оплатит мне моральный ущерб и судебные издержки, схожу к хорошему психоаналитику.

Сейчас он работал в маленькой программистской шарашке, где писали компьютерные игры. Во всяком случае, на этой работе он чувствовал себя человеком, и кое-что из их продуктов пользовалось популярностью. Короче, всё было бы нормально, если бы не собака.

Чарли одел майку и штаны, зашёл в ванную и немного поводил щёткой по зубам. Бриться сегодня и вовсе было ни к чему, так что он зевнул и спустился на улицу.

Он долгое время брёл наугад, но потом задумался о конечной цели маршрута и нечаянно врезался в пьедестал. В Дауне, похоже, памятников и мемориальных досок было больше, чем живых людей. Хотя последних, конечно, тоже больше. А вообще, пожалуй, можно было отправиться к Борису Пушкину, который жил совсем неподалёку.

Путь Чарли лежал через огромный парк. Было как никогда безлюдно, но Чарли совершенно не обратил на это внимания, поскольку задумался о том, как пишется его имя по-русски. Когда-то Борис пытался его учить русскому языку, но единственное, что Чарли запомнил: "Чю, щю – пишются с буквой "ю"". Насчёт "чя, щя" его мнения разделились.

Размышления Чарли были прерваны смутным ощущением, что с ним что-то не так. Он явно ощутил себя в какой-то нереальной обстановке, словно ещё не проснулся.

Он ущипнул себя за руку. Потом за другую. Потом, озадаченный, спустился к пруду и посмотрел на своё отражение в воде. Голова была на месте. Он понял, что не спит. Но что-то неотвязное и вездесущее не давало ему покоя… И вдруг он понял, что это было – запах жареного арахиса.

Чарли поймал себя на том, что боится. Он ускорил шаг. Лодки, плавающие в пруду, тоже стали энергичнее работать вёслами.

– Что со мной происходит? – спросил он себя. – Я же в настоящем Дауне. Здесь нет никаких собак.

И вдруг он замер как вкопанный. С той стороны пруда стояла собака. Она смотрела на него немного исподлобья, и Чарли не смог выдержать этот тяжёлый жёлтый взгляд. Он помчался прочь, пересекая аллеи и перепрыгивая через пруды, сбивая людей и непрестанно извиняясь. Наконец он очутился на улице.

Чарли отдышался. Он с трудом соображал, где находится, но открыл первую попавшуюся дверь, и ввалился туда.

– Привет, Чарли, – сказал лысый мужчина, сидящий за стойкой. – Не выпьешь со мной?

Это был Борис.

– С удовольствием, – промямлил Чарли и сел рядом с ним. Борис заказал по бутылке водки, и они решили отойти за столик.

– По какому поводу банкет? – спросил Чарли.

– Национальность обязывает, – сказал Борис. – А если серьёзно – дела у меня неважные.

– Что так?

– Да нет, ничего. Сам справлюсь. Налей по маленькой.

Чарли налил. Борис выпил залпом и понюхал рукав.

– А как Наташа? – поинтересовался Чарли.

– Рожает, – ответил Борис.

– А почему ты не с ней?

– А-а, – отмахнулся Борис, – она всегда рожает. Да ладно обо мне-то. Как твоя собака?

– Разве я тебе рассказывал? – удивился Чарли.

– Ты всем о ней рассказываешь.

– Собака ничего. Я всё думаю сходить к психиатру.

– Ха! Да что могут эти психиатры? Налей по маленькой, и я тебе сам расскажу, в чём твоя проблема.

Чарли налил. Они выпили.

– Тебя в детстве собака кусала?

Чарли пожал плечами:

– Не припомню что-то.

– А боялся их когда-нибудь?

– Нет. У меня была собака.

– Какой породы?

– Боксёр.

– Терпеть не могу. М-да. А ты с ней, случаем, не трахался?

– Нет. Я вообще ни с кем не трахался.

– Ну, вот тебе и ответ, – красная рожа Бориса расплылась в широкой улыбке. – А то сидит мне тут, мозги полощет. Налей лучше по маленькой.

– Может, ты и прав… – пробормотал Чарли, наливая. Он всё думал, не сказать ли Борису о том, что собака уже в этом городе, что она уже не сон…

– Эх, – сказал Пушкин, вытирая слюну с подбородка. – А я опять на своей доброте попался. Помнишь, как я два года назад занялся производством часов?

– Не очень, – признался Чарли.

– Ну, в то время был у меня свой бизнес – собирал на свалках одежду и отправлял мешками в Восточную Европу. «Секонд Хэнд» называется. Деньги, в общем, у меня водились. И вдруг заваливает ко мне один волосатик – то ли панк, то ли хиппи. Я в них плохо разбираюсь. Говорит, есть стоящее дело. Рассказал мне о том, что люди ностальгируют по механическим часам.

– А чего там ностальгировать? – удивился Чарли. – Купи да носи.

– Нет, это уже несовременно. Все-таки, как ни крути – электроника возьмёт своё. Короче, он предложил сделать электронные часы, которые тикают. И чтобы их нужно было заводить. Честно говоря, он меня убедил. Я выделил на это дело деньги. И, надо сказать, парень не подкачал – действительно, выпустил небольшую партию часов. Неплохие часики, в стиле ретро – браслет позолоченный, корпус круглый. Даже кукушка выпрыгивала каждый час.

– Ну?

– Не покупали почему-то. Так что налей по маленькой.

Борис заглотил очередную рюмку и продолжил:

– И в семьдесят восьмом я прогорел по доброте душевной, и в восемьдесят третьем… В общем, не моя стихия бизнес, это факт. А вчера вообще по-дурацки вышло… Ты же знаешь, я открыл кинотеатр?

– Знаю.

– Показываю детские фильмы, мультики всякие. Народу не очень много – все же окраина. Ну и в качестве рекламы закупил всяких сувениров – маек, кепок с мультяшками. Объявил, что каждый может унести с собой из кинотеатра что угодно. Короче, ни стульев, ни штор, ни кинопроекторов. Налей ещё немножко.

– А больше же нет ничего.

– Сейчас, – Борис сходил к стойке и вернулся с ещё одной парой бутылок водки.

– Знаешь, – сказал он. – Я не жалею. Я ведь страдаю за то, что я человек хороший. А вот взять, скажем, конгрессмена какого-нибудь – и дурак, и совесть нечиста. Ты как думаешь?

– Не знаю. Я всё больше по ветеринарной части. У тебя есть ружье?

– Нет. Только "Калашников".

– Одолжи на пару дней.

– Ну, если ты нальёшь по маленькой… А у тебя нет денег? Я бы купил проектор.

– Совсем чуть-чуть. Я в прошлом месяце купил машину и разбил по ошибке. На, держи.

– Да, маловато. Ничего, жене конфет куплю. И ты держи.

– Что это?

– АКСУ – автомат Калашникова складной укороченный. Всегда с собой ношу, под штаниной.

– Спасибо, – сказал Чарли. – Я сейчас вернусь.

– О'кей. Я ещё посижу.

Чарли, как ему показалось, вполне твёрдой походкой покинул бар и отправился к парку. Проходя мимо Даймонд Стик, обратил внимание на толпу народа и несколько телевизионных вертолётов. На здании была натянута тряпочка с логотипом "Пепси". Неподалёку группа граждан под пение "Интернационала" сжигала американский флаг.

– Не понимаю, – проворчал Чарли. – Зачем нормальной фирме спонсировать идиотов? Ну ладно – Джексон или "Спайс Гёлз", ну, Кроуфорд ещё туда-сюда, но какой-то Малахай…

Он опять врезался головой в памятник. Да сколько их было, этих героев гражданской войны? Чарли вышел к пруду и увидел собаку. Она стояла на том же месте, в той же позе. Чарли даже на мгновение показалось, что и она – всего лишь памятник, но ветер снова донёс до него характерный запах… Собака сорвалась с места и помчалась к нему. Чарли дал длинную очередь и опрокинулся на спину – недооценил отдачу. Собака уже прыгнула на него, когда Чарли нажал на спусковой крючок ещё раз и подстрелил её в полёте.

Его осыпало грудой шестерёнок и микросхем.

Когда Чарли встал, его окружили люди в черных костюмах.

– Вы Чарли Зайцман?

– Я имею право молчать? – уточнил Чарли.

– Нет, – ответили ему. – Мы проводим месячник борьбы с преступностью. Но всё, что вы скажете, будет обращено против вас.

– Я Зайцман, – согласился Чарли.

– На вас подал иск о порче имущества господин Аристидис. Поскольку вы применили боевое оружие, вас будут судить по законам военного времени.

Тут же откуда-то понатаскали столов и стульев, расселись и организовали суд. Судьёй оказалась робкая светловолосая девушка в очках.

– Садитесь, пожалуйста, – сказала она. – Суд идёт. Меня зовут Рейчел. Я заранее прошу принять мои извинения за возможные юридические ошибки, поскольку я не юрист, я только учусь. На филологическом.

– Очень приятно, – сказал Чарли.

– Подсудимый, я довожу до вашего сведения, что господин Самуил Аристидис подал на вас иск в суд в связи с уничтожением его механической собаки.

– А могу я попросить адвоката? – спросил Чарли.

– Я думаю, он не успеет подъехать до окончания суда.

– В таком случае, вопросов у меня больше нет, – сказал Чарли и сел на место.

– Суд вызывает свидетеля – Амина Аль-Мубака.

К столу судьи подошёл толстый араб с чёрной бородой и чемоданчиком.

– Итак, – сказала Рейчел. – Признаёте ли вы свою вину?

– Признаю, – сказал араб.

– Простите, я перепутала тексты. Расскажите, что вы видели.

– Мы с моими ребятами как раз устанавливали взрывное устройство вон в том большом универмаге. И тут появился этот психопат, в явном подпитии, и задушил бедную кошечку.

– Спасибо, вы свободны. Мистер Зайцман, что вы можете сказать в своё оправдание?

– Это была собака.

– Вокруг много собак, мистер Зайцман. Что-нибудь ещё?

– Она наводила страх на всю округу. А тут ведь ходят люди, и вообще много кто ходит…

– Минуточку. Вопрос к представителю мистера Аристидиса. Действительно ли собака являлась общественно опасной?

Один из людей в чёрном вышел вперёд и протянул судье бумагу.

– Вот справка от производителя собаки. Данное изделие является абсолютно безопасной детской игрушкой. Собака не содержит красителей и консервантов и подлежит многократной переработке с использованием экологически чистых технологий.

– Спасибо, мистер Дайвер. Мистер Зайцман, вы можете что-нибудь к этому добавить?

– Да, – сказал Чарли. – Это была очень большая собака, и она на меня набросилась.

– Мистер Дайвер?

Представитель Аристидиса подал судье ещё два документа.

– Это справка от производителя собаки о том, что в её программе не заложено никаких агрессивных действий. Она запрограммирована на то, чтобы играть. Видимо, это она и попыталась сделать. А это справка от ветеринара о том, что рост собаки в холке составляет двадцать пять сантиметров.

– Что вы можете сказать теперь, мистер Зайцман?

– Простите… – Чарли выглядел очень растерянным. – Я не знал, что она такая маленькая. Здесь что-то не так. Я выстрелил, потому что испугался. Мне кажется, это была не та собака.

Рейчел встала, произнесла: "Суд удаляется на совещание", и села обратно, обхватив руками голову. Через несколько минут она вышла из транса и сказала:

– Суд принял во внимание, что мистер Зайцман не имел личных претензий к господину Аристидису и каких-либо мотивов совершать происшедшее. Также учитывая, что собака напугала мистера Зайцмана, а собака мистера Аристидиса никого напугать не могла, суд постановляет считать мистера Зайцмана невиновным ныне и присно и вовеки веков. Аминь.

– Простите, мисс, – неуверенно произнес представитель Аристидиса. – Но ведь он убил собаку…

– Вы не поняли, – радостно произнесла Рейчел. – Это ведь была не та собака.

– А! – Дайвер хлопнул себя по лбу. – Действительно, не та собака.

Перед столом судьи внезапно возник Амин Аль-Мубак.

– Я хочу сделать заявление.

– Да, – сказала Рейчел. – Я слушаю вас.

– Наша организация решила взять на себя ответственность за совершение покушения на данную собаку и на всех американских собак и свиней. И пусть весь мир знает, что так будет продолжаться до тех пор, пока в ваших тюрьмах гниют наши братья и сестры.

– Спасибо, – сказала Рейчел. – Суд примет во внимание ваше заявление. Все свободны.

Чарли молча побрёл в сторону бара. Проходя мимо Даймонд Стик, он оказался затёрт в толпу, и никак не мог выбраться наружу.

– Черт побери, – бормотал он. – Да что здесь происходит?

Наконец он оказался прижат к металлическому ограждению, окружённому полицией. Чарли огляделся и понял, что все смотрят вверх. Где-то на самой верхушке небоскрёба виднелась маленькая белая точка.

– Неужто собака? – пробормотал Чарли. И тут точка отделилась от здания и полетела вниз. Чарли понял, что это Резиновый Соломон Малахай. Он стремительно падал до тех пор, пока не долетел до плиты и с громким шлепком разлетелся в брызги. Толпа ахнула. Чарли вытер с кончика носа каплю мозгов Малахая и пробормотал:

– Мало "Пепси" выпил, болезный.

А потом стал продираться сквозь толпу, которая начала двигаться причудливым образом – некоторые в азарте вперёд, некоторые с визгом назад.

Наконец Чарли вынесло к бару. Борис сидел на том же месте. Под столом стоял рядок пустых бутылок. Чарли подсел за столик.

– Что-то я протрезвел, – сказал он. – Налей-ка мне немного.

Борис налил.

– Так и сидишь? – спросил Чарли, выпив.

– Нет, – ответил Борис. – Купил жене конфет и цветов, понёс в роддом. По дороге встретил пацана с бобиной плёнки.

Дал ему конфетку, а плёнку взял. Иду мимо своего кинотеатра – стоит очередь. Меняют запчасти от кинотеатра на конфеты. Так что завтра приходи на сеанс.

– А что будешь показывать?

– Konyok Gorbunok. Не смотрел? Зашибательский фильм.

– А что такое Konyok Gorbunok?

– Ну как тебе сказать… Маленькая горбатая кобыла.

– Хорошо, приду. Я люблю лошадей. А как твоя жена?

– Не знаю. Не дошёл. Знаешь, что?

– Что?

– Я предлагаю выпить за женщин.

– Это правильно. Куда мы без них? – Чарли вспомнил судью Рейчел, и его душа заполнилась вселенским спокойствием за свою судьбу.

И они выпили.

Они долго ещё сидели так. За окнами воцарилась ночь. Но свет огней был ярким, и ночь совсем не казалась мрачной или страшной. Даун – большой город. Он никогда не спит весь, целиком.

А Чарли думал о том, что "Пепси" – упрямая штука. На том месте, где разбился Малахай, наверно, ещё долго будут пытаться удалить с бетона пятно. Будут покрывать сверху слоями бетона. Но оно всё равно проступит, бурое, сладкое и липкое. И Чарли не удивился бы, если бы на будущий год Соломон Малахай снова стал прыгать с небоскрёба.

…Чарли пришёл домой поздно. Сел в кресло. Включил телевизор. Транслировали 40-ю симфонию Моцарта в исполнении Даунского оркестра ветеранов гражданской войны. Чарли сначала пытался слушать, но потом почувствовал, что дремлет. Уже в полузабытьи он силился понять, чем пахнет. Неужто арахисом?

Нет, похоже, где-то жарили попкорн.

Всю ночь напролет за Чарли гонялся огромный и уродливый Konyok Gorbunok.

1997