Читать книгу Предательство. Последние дни 2011 года - Сергей Царев - Страница 2

Олег Борисович и Сергей Георгиевич вышли прогуляться. Сухой воздух обжег холодом и взбодрил. Надвинув на лоб шапки, приподняв воротники, мужчины медленно направились в сторону пруда. Свежий снег, выпавший с утра, по своей структуре был очень мелким и покрыл дорожку столь ровным ковром, что слепил глаза, словно кто-то зеркалом направлял солнечный зайчик. Пришлось остановиться, чтобы глаза адаптировались к отраженному свету.

– Простите меня, – извинился Олег Борисович, – я не спросил, каким временем Вы располагаете, а стал им распоряжаться.

– Все нормально, я свободен, только в семь часов мне надо быть в районе метро «Парк Победы».

– Вам надо будет заезжать к себе домой?

– Нет, необходимые документы я отправил по почте, – сообщил Сергей Георгиевич.

– Отлично, можем спокойно поговорить, потом мой водитель Вас отвезет.

Сергей Георгиевич согласился. Предложенный вариант его вполне устраивал – можно было не торопиться, а общение с Олегом Борисовичем доставляло удовольствие. Неожиданно Олег Борисович поскользнулся, но удержался. Он засмеялся, а потом прокомментировал ситуацию:

– Пригласил человека, чтобы расспросить о чем-то, но мог лишиться этого удовольствия.

– Тогда не будем откладывать задуманное, – поддержал Сергей Георгиевич.

Они прошли еще метров десять, только тогда Олег Борисович вернулся к книге:

– Должен сказать, что меня очень удивила Ваша позиция по некоторым вопросам. В частности, я не считал Вас сторонником мировой элиты или мирового правительства, как Вы пишете в книге, но в ней Вы поддержали тезис об ограничении численности населения. Меня это очень удивило.

Сергей Георгиевич остановился, ничего в его внешности не изменилось, словно он ждал этого вопроса.

– Я сам долго размышлял над этой проблемой. Можно двигаться в одном направлении, но ставить разные цели, – начал объяснять свою позицию Сергей Георгиевич.

– Но цель, по своей сути, одна – сокращение населения планеты.

– Согласитесь, что сокращение и ограничение – разные процессы, которые приводят к различным последствиям. Один процесс принудительный, другой – добровольный.

– Можно убить человека, а можно принудить его к самоубийству, – заметил Олег Борисович. – Процессы разные, но результат один.

Сергей Георгиевич засмеялся. Смеялся он тихо, по-детски, чуть прищурив глаза.

* * *

Маленький Сергей смеялся тихо, он устал, но продолжал требовать, чтобы отец с ним играл.

– Оставь его, пусть немного успокоится, – предложила мама, но не скрывала своей радости.

– Не-не-не, еще, – требовал ребенок.

Отец прикасался губами к его шее, энергично выдыхал. Было шумно и щекотно. Сергей заливался смехом. В этот момент отец приподнимал его, чтобы видеть глаза смеющего сына, а он хватал своими ручонками его за лицо и сильно-сильно прижимался к нему.

Они были счастливы! Время не существовало, будущее было где-то далеко, было только настоящее, с которым никто не хотел расставаться.

* * *

– Вспомнил свое детство… Оно живет в наших ощущениях. Часто мы, дворовые ребята-друзья, сидели на лестнице и спорили. Иногда доходило до драки, когда защищали убеждения. Бывало, что спор шел по пустякам, а главное проходило мимо. Так и сейчас, поэтому давайте я скажу о моем представлении, в чем разница, – предложил Сергей Георгиевич. – Мировая элита, при содействии подконтрольных профессоров, ученых, определила, что необходимо сократить численность населения планеты до одного миллиарда человек. Так будет комфортно. Им и природе.

– Так называемый «золотой миллиард» определен программой Global 2000. Об этой программе впервые публично сообщил американский государственный деятель Сайрус Вэнс, – раздраженно согласился Олег Борисович. Он не скрывал своей злобы: – Населению России выделена квота в пятнадцать миллионов людей, об этом прилюдно в свое время заявляли британский премьер-министр Маргарет Тэтчер и госсекретарь США Мадлен Олбрайт.

– Точно. Один миллиард рабов – рабочих, инженеров, ученых, деятелей культуры и других, и они должны обслуживать элиту, обслуживать их и их корпорации, предприятия. Для сокращения населения используются различные методы, я не буду об этом говорить.

Олег Борисович кивнул, а потом добавил:

– Боюсь, что мы плавно вползаем в эпоху войн: больших и маленьких, скоротечных и вялотекущих.

– Согласен. Позвольте мне закончить с населением, потом я вернусь к проблеме войны. Планета Земля, как живой организм, а многие ученые уже так и думают, может выдержать без ущерба определенную нагрузку.

– Надо полагать, разговор идет о пропитании…

– …одежде, энергии и других вещах, которые необходимы человечеству, – продолжил Сергей Георгиевич. – Очевидно, что существует реальная планка численности, после которой начнутся необратимые процессы в среде обитания. Вот почему я писал об ограничении, а сокращение населения – это путь к войне.

Они подошли к рабочим, которые убирали снег. Маленький и юркий трактор лихо врезался в небольшие горки убранного снега, подхватывал в ковш очередную партию снега, на месте разворачивался и стремительно направлялся к самосвалу. Мужчины остановились и любовались юркой работой трактора. Но очень скоро запах выхлопных газов транспорта, который особо чувствовался на фоне чистого морозного воздуха, погнал их дальше. Они продолжили свое равномерное движение, сопровождая начатым разговором.

– В прошлом году Вы предсказали, что «арабская весна» в Египте подведет черту под многолетним правлением президента Мубарака, а его преданные генералы ничего не предпримут, чтобы его защитить.

– Так и произошло, – с удовольствием согласился Сергей Георгиевич. – Его окружали не боевые генералы, а дельцы, которые подобно президенту, полностью окунулись в бизнес. Генералы не стали защищать президента, тихо сдали его, но защитили свой бизнес. Обменяли президента на неприкосновенность своего бизнеса. Братья-мусульмане, которые пришли к власти в Египте, оставили в покое генералов, но они будут ограничивать светскую жизнь, пока армия молчит.

– А завершив преобразование общества под себя, возьмутся за генералов, – предположил Олег Борисович.

– Религиозный фанатизм они усилят армией или армию усилят религиозным фанатизмом, – подвел итог Сергей Георгиевич. – Возвращаясь к проблеме войны, соглашусь, что она необходима для реализации «золотого миллиарда». И начнется она не завтра, не через неделю. Условия еще не подготовлены. Американцы не реализовали еще свой план целиком, зона, охватывающая территории от севера Африки до Пакистана, не готова – свергнуты только некоторые правители, температура конфликтов не достигла нужного градуса. Достигнув нужного накала, ситуация будет более активно разворачиваться в военную плоскость, возникнут войны разного масштаба между исламистами различного толка, включая шиитов и суннитов.

– Это Ваш прогноз? – спросил Олег Борисович.

– Можно и так сказать, но я почему-то думаю, что Вы так же думаете. Американцы со своими вассалами не упустят возможность резко сократить население в регионе, численность в котором быстро увеличивается.

Олег Борисович молчал. Когда прозвучало слово «война», он остановился. Выражение лица было обычным, ничего не изменилось, только на какое-то мгновенье взгляд стал рассеянным. Возможно, он что-то вспомнил, подумал Сергей Георгиевич и перестал говорить.

Олег Борисович глубоко вздохнул, посмотрел на небо, резко выдохнул и неожиданно заключил:

– Маленькие ручейки питают большую реку, а маленькие конфликты формируют большую войну.

* * *

Каждая, даже маленькая, война опирается на большую беду людей. Много людского горя видел Олег Борисович, выполняя тайные поручения руководства в различных горячих точках Ближнего Востока. Но выражение глаз маленькой девочки он не мог забыть очень долго. О войне можно много и ярко писать, чтобы передать весь ужас, но можно один раз посмотреть в глаза той маленькой девочки, чтобы ощутить и никогда не забыть последствия войны.

Ближний Восток – бочка пороха с зажженным фитилем. Маленькие межклановые стычки сменяются межконфессиональными, которые стимулируют межгосударственные столкновения. Наиболее полно всю эту оружейную чехарду можно было наблюдать в Ливане, где тогда оказался Олег Борисович.

Он сидел за маленьким столиком небольшого ресторана, выходящего на улицу. Тент накрыл столик тенью, но не спасал от жары. Холодное пиво казалось эликсиром жизни и блаженно растекалось по телу. Олег Борисович прикрыл глаза, вытянул ноги и периодически прикладывался к кружке. В это время к столику подошла пара относительно молодых людей, которые спросили разрешения присесть. Продолжая наслаждаться ситуацией, Олег Борисович молчаливо кивнул.

Пара оказалась весьма болтливой. За все время, которое потребовалось на то, чтобы сделать заказ, выпить кофе и расплатиться с официантом, они ни разу не замолчали. Говорили о кошке и собаке, о болезни, которая неожиданно обнаружилась у собаки, необходимости ее срочно показать ветеринару. Говорили быстро, иногда перебивали друг друга. Информационный поток мог оглоушить любого постороннего, поэтому Олег Борисович продолжал находиться в полусонном состоянии, ни разу не открыл глаза и не посмотрел на подсевшую пару, лишь иногда механически подносил к губам пиво.

Пара неожиданно замолчала, вежливо попрощалась и растворилась в знойном воздухе улицы. Наступила тишина, которая доставляла огромное удовольствие. В этой тишине Олег Борисович прокручивал весь разговор недавних соседей, связывая кодовые слова в предложения.

Поступил приказ срочно вывезти одного человека из района, где шли боевые действия. В назначенное время на юге Ливана европеец-коммерсант, спасая имущество своего магазина от боевых действий, загружал автомобиль коробками оргтехники. Ему помогал араб, которого предстояло вывезти. Все выглядело натурально. Груженый техникой автомобиль ничем не выделялся в потоке беженцев, автомобили которых были забиты домашним скарбом и вещами. Поток медленно двигался в сторону границы. Стрельба постоянно усиливалась, местами заглушалась канонадой тяжелых орудий.

Переехав границу, на которой пришлось оставить часть техники в качестве откатных, чтобы не стоять в очереди на пропускном пункте, Олег Борисович проехал километров пятьдесят и в гостинице небольшого городка незаметно передал своего подопечного по этапу. Полностью избавившись от техники, отдав ее за полцены в ближайшем магазинчике, Олег Борисович направился обратно.

Поток машин и пеших, покидающих юг Ливана, резко усилился. Обратно возвращалось небольшое количество машин, в основном это были такси. Возвращающие машины не досматривали и пропускали через границу без задержки. Чем дальше отъезжал Олег Борисович от границы, тем плотнее становился поток людей, убегающих от войны. Они несли в руках сумки и маленьких детей – все ценное, что могли позволить себе взять.

Неожиданно люди, идущие по улице, исчезли, разбитые снарядами и изрешеченные пуляли дома пугали своей обнаженностью. Груды бетона и кирпича завалили тротуары. Серая пыль частично осела, вытравив все другие цвета на руинах зданий. В воздухе пыль создала суспензию, которая не пропускала солнечный свет.

Гнетущая пустота напрягала. Автомобиль Олега Борисовича был единственным на всей улице и представлял удобную мишень для снайпера. Быстро едущая машина могла вызвать повышенный интерес, поэтому преодолевая напряжение, он ехал медленно, стараясь не думать о возможном снайпере.

Что-то черное мелькнуло среди развалин на тротуаре. Подъехав ближе, он увидел лежавшую женщину, очевидно, погибшую, и маленькую девочку, лет пяти, которая сидела на тротуаре, поджав коленки. Инстинкт самосохранения подсказывал, что не следовало останавливаться, но какая-то неведомая сила тянула его к этой девочке. Он остановил машину, но двигатель оставил работающим, осторожно вышел и направился к девочке.

Женщина лежала в странной позе и не двигалась. Девочка сидела рядом, обхватив колени двумя руками, положив голову на колени, и смотрела куда-то в бесконечность, не моргая и не плача. Когда Олег Борисович подошел, она не среагировала, тогда он присел рядом с ней. В этот момент он увидел ее глаза, назвать их глазами в обычном смысле было нельзя. Там были только сильно расширенные черные зрачки.

Какую боль надо было испытать, подумал Олег Борисович, когда увидел эти глаза. Профессионализм разведчика торопил его, но человечность не позволяла ему уйти. Сколько времени они просидели рядом в тишине, он не знал, но надо было уходить. Олег Борисович встал, молча, ничего не говоря, поднял девочку и понес ее на руках, не ощущая ее веса. Она не реагировала и молчала.

Автомобиль Олег Борисович решил оставить – с ребенком на руках было меньше шансов получить пулю снайпера, чем в автомобиле. Сделав несколько шагов, он остановился. Улица казалась бесконечной. Зловещая тишина нависла над всей пыльной улице. Напряжение росло с каждым шагом. Резко повернув, Олег Борисович направился к машине, уложив девочку на заднее сиденье, он резко нажал на газ. Снайпер, если он еще работал на этой улице, имел возможность выстрелить много раз. Но он этого не сделал – то ли его не было, то ли девочка и случайный мужчина его не интересовали. Но испытывать судьбу не следовало, надо было срочно убираться прочь.

Автомобиль стремительно набрал скорость и преодолел разбитую улицу. Сразу за поворотом начинался другой мир – мир целых зданий, зеленых деревьев и тишины, где не стреляют. Напряжение не прошло, теперь была другая причина – надо было передать девочку в одну из гуманитарных организаций.

Принимала девочку пожилая женщина, которая ничего не спрашивала, только нежно обнимала и целовала ее. Олег Борисович прижал эту незнакомую девочку и постарался передать все тепло души, которую он мог себе позволить. Удаляясь от приюта, он все еще видел большие глаза маленькой девочки, скованные гигантской болью и опустошенные несправедливостью жизни.

Глаза маленькой девочки, в которых были только предельно расширенные зрачки…

* * *

– Когда война затронет Пакистан, надо будет ждать большой беды. Найдутся политики, которые перекинут огонь и на Индию, – предположил Сергей Георгиевич.

– Этот конфликт может быть очень опасным, горячие головы могут применить атомное оружие, – продолжил разговор Олег Борисович. – Специалисты оценили последствия такого варианта развития конфликта. Предполагается, что в глобальном вооруженном конфликте будут участвовать до ста миллионов людей, а людские потери составят несколько сот миллионов человек.

– Вот и реализация части плана сокращения населения.

Звук приближающего автомобиля вынудил мужчин прекратить разговор, остановиться и отойти от проезжей части. Мимо проехал самосвал со снегом, оставляя следы протекторов на снегу. Олег Борисович проводил взглядом удаляющий самосвал, потом посмотрел на оставленные им следы и неожиданно заметил:

– Водитель и не думает, что его самосвал оставляет следы. Все мы редко думаем об этом, но свои следы в летописи времени оставляем. Недавно ко мне обратился один журналист, он готовит сценарий документального фильма о Чаломее Владимире Николаевиче.

– Кажется, он был конструктором орбитальных станций? – спросил Сергей Георгиевич.

– Да, он разрабатывал межконтинентальные баллистические ракеты, крылатые ракеты и орбитальные станции. С ним враждовал бывший министр обороны Устинов Дмитрий Федорович. Какая-то кошка между ними пробежала, была личная обида. И Дмитрий Федорович порой опускал шлагбаум перед разработками Чаломея. Так был прекращен проект «Алмаз» и кое-что другое. Не будь этого, возможно, и расстановка лидеров в освоении Луны была другая. Не думаю, – заключил Олег Борисович, – что Дмитрий Федорович думал оставить и такой след, но так случилось.

* * *

Так случилось, что несколько человек, к которым Сергей Георгиевич относился очень хорошо и считал их порядочными людьми, в определенной ситуации повели себя весьма непорядочно, и с ними пришлось расстаться. Финансовый ущерб, который нанес Рафик, был небольшой, и про него можно было забыть, только…

– Сергей, днем звонил Рафик, хотел с тобой поговорить, – сообщила Таня, когда он вернулся с работы.

– Что-нибудь случилось?

– Нет, собирается в Тбилиси. Вечером зайдет, – предупредила Таня. – Я уже готовлю ужин, а вино сам выбери.

– Это замечательно, я в последнее время думаю, как маме переправить деньги. Спрошу, может быть, он отвезет деньги. Когда наладится нормальная связь и можно будет спокойно переводить деньги через банк? – риторический вопрос Сергея Георгиевича не был предназначен супруге, но она ответила:

– Когда-нибудь, а пока ищи варианты.

Стол был почти накрыт, когда раздался звонок домофона.

– Сергей, открой дверь, у меня мясо подгорает.

Сергей встретил Рафика радушно. Они познакомились у Сергея Дарчоевича лет семь назад. Часто встречались у него, потом и у каждого дома – по праздникам, дням рождения и просто по настроению. Постепенно дружеские отношения переросли в деловые. Перестройка, которую затеял Горбачев в Советском Союзе, позволила организовывать небольшие производства. Воспользовались этим и Сергей Дарчоевич, Сергей Георгиевич и Рафик. Выпускали трикотажные майки и тенниски с нанесенными на них рисунками. Рафик руководил производством, Сергей Дарчоевич финансировал, а Сергей Георгиевич осуществлял контроль доставки и реализации товара в Москве, Ленинграде и других городах, перевозил деньги. Тогда и состоялась его первая встреча с криминальным миром.

Середина 80-х годов, интересное время. Сергей Георгиевич, заведующий научно-исследовательской лабораторией, в пятницу, после окончания рабочего дня, вылетал по своим кооперативным делам. Возвращался он поздно вечером в воскресенье или рано утром в понедельник. Насыщенное событиями время поездки включало встречу с сотрудниками аэропорта и бандитами, которые брали дань за пропуск товара, водителями, товароведами, бухгалтерами и директорами магазинов. Но были и случайные встречи с простыми людьми со своими незатейливыми заботами, проблемами низкой зарплаты, дефицита продуктов питания, отсутствием мест в детских садах. Эти люди составляли суть Советского Союза и будущей России, в них следовало искать секреты «русской души». Обескураживающая простота, моментами поражающая наивность, вера в то, что их предало, и чистота души – все это вдохновляло и вселяло надежду на будущее. Об этом Сергей Георгиевич хотел когда-нибудь написать.

Поездки изматывали, но уровень жизни семьи резко вырос. Ничего не предвещало осложнений. Лишь однажды у Сергея Георгиевича возникло подозрение:

– Сергей, с последней партией какая-то неразбериха.

– Что-то серьезное? – Сергей Дарчоевич напрягся. – Пойдем в лоджию, спокойно посидим, пока Таня и Лара накроют стол.

За небольшим столом у открытого окна они продолжили разговор:

– Перед отъездом, в четверг вечером, я проверил товар, его стали упаковывать. Прилетаю в Кустанай, распаковываем груз, а там половина другого, дешевого, причем много бракованного. Пришлось задарма оставлять. Ситуацию сгладил, договорился, что еще поставим. Но вся поездка сработана в минус.

– Ты говорил с Рафиком? Что он сказал? – спросил Сергей Дарчоевич.

– Говорит, что случайно спутали, когда упаковывали груз, – с долей сомнения произнес Сергей Георгиевич.

– Бывает, – раздосадованно сказал Сергей Дарчоевич, – придется списать убытки. Ты посчитай все.

– Убытки не только в этом. Оказывается, он договорился по дешевке отдать некондиционный продукт, а отдал хорошую продукцию. Говорит, что вернуть не может, продавца не знает.

На одной чаше были убытки, на другой – многолетняя дружба. Тезки переглянулись, для них деньги никогда не были главным, а обвинить в преднамеренности они не могли. В это время вошла Таня и позвала к столу:

– Пошли, Лара накрыла стол, только захватите «Боржоми».

С тех пор ничего не напоминало о том эпизоде. Жизнь раскидала многих тбилисских знакомых после кровавых событий 1992 года, когда отряды «Мхедриони» свергали президента Звиада Гамсахурдию. Поэтому визит Рафика обрадовал Сергея Георгиевича.

Они иногда созванивались, коротко сообщали о рабочих моментах, семейных проблемах. Поэтому первая встреча после нескольких лет разлуки затянулась, обсуждали разные подробности, в том числе и работу Рафика.

– В Саратове ты оказался случайно? – спросил Сергей Георгиевич.

– Нет, там живут дальние родственники жены, с их помощью открыл цех по пошиву обуви. Когда-то я с этого начинал, если помнишь.

– Конечно, помню, я застал время, когда еще функционировала обувная артель. Тогда ты работал с Левой и Сергеем, – вспомнил Сергей Георгиевич.

Они сидели за столом, вспоминали разные эпизоды тбилисской жизни, отмечая отдельные моменты соответствующим тостом. За столом царил забытый дух старого тбилисского двора, беззаботного застолья, ощущения молодости. В конце разговора Рафик неожиданно предложил:

– Я собираюсь в Тбилиси, должен забрать деньги на развитие цеха. Тебе ничего не надо будет отправить в Тбилиси? Я могу отвезти.

Сергей Георгиевич обрадовался и попросил передать маме четыре тысячи долларов, которые пересчитал и передал Рафику.

Через несколько дней в разговоре с ней Сергей Георгиевич узнал, что Рафик не звонил и, естественно, что ничего не передавал. Первая мысль, которая пришла ему в голову – с Рафиком что-то произошло, поэтому Сергей Георгиевич обратился к Сергею Дарчоевичу, но и он ничего не знал. Прошло более месяца, позвонил Сергей Дарчоевич и сообщил:

– Звонил Рафик.

– И что сказал?

– У него были долги, твои деньги он отдал на покрытие долга.

Сергей Георгиевич долго не мог найти нужные слова. Потом грустно спросил:

– Если нужны были деньги, что же он не попросил?

– Черт его знает, ничего не пойму. В Саратове, наверное, совсем одичал.

Они еще поговорили, но гнетущее чувство усиливалось. Злость быстро перешло в обиду, а потом разочарование растворилось в устойчивом чувстве отвращения. Отвращение – так люди всегда определяли свое отношение к предательству. Не деньги беспокоили Сергея Георгиевича, не их он вспоминал – это была не первая и не последняя потеря. К этому можно привыкнуть или научиться, чтобы не остро реагировать на потери. Нельзя привыкнуть лишь к ситуации, когда вычеркиваешь людей из числа своих друзей. Вычеркивая человека, ты вычеркиваешь часть своей жизни.

* * *

– Вернемся к книге, – предложил Олег Борисович, – если не возражаете.

– Естественно. Замечательный день, небольшой мороз, свободное время, приятная компания. Почему не поговорить?

– Спасибо, приятно слышать. Я, возможно, повторюсь, но меня удивили некоторые Ваши выводы. В частности об ответственности. Мне показалось, что Вы готовы судить всех политиков и финансистов.

– Не согласен. Жаль, что я, возможно, неудачно написал этот раздел, – смущенно ответил Сергей Георгиевич.

– Это я приукрасил, слишком обобщил, – поспешил внести уточнение Олег Борисович.

Сергей Георгиевич не сразу пояснил свою позицию. Олег Борисович даже заволновался, не обиделся ли Сергей Георгиевич? Они продолжали размеренно шагать по заснеженной дороге. Каждый шаг сопровождался специфическим скрипом, который нельзя спутать с другим звуком.

– Мы слышим скрип, – неожиданно заговорил Сергей Георгиевич, – но никогда не думаем, что он создается звуком ломающихся иголок снежинки. Мельчайшие незаметные иголочки создают этот шум. Когда говорят о мировом финансовом кризисе, государственных долгах, неэффективном использовании бюджета и другом – все это только скрип, последствия. А механизмы и действия остаются чаще всего в тени.

– Со скрипом разобрались, а вот со снежинками – не очень, – попытался перевести разговор в более легкую форму и нарушить некое напряжение, которое, как предполагал Олег Борисович, возникло по его вине.

Сергей Георгиевич улыбнулся, очевидно, он сам смущался роли буки, в которой неожиданно оказался.

– Надо полагать, что снежинки – это налогоплательщики? – продолжил Олег Борисович.

– Да, те самые люди, которых кое-кто хочет сократить до одного миллиарда.

– Правильно, чем меньше снежинок, тем меньше скрипа.

– И меньше шума, выдающего тайные причины. Например, события в Ливии. С чего это вдруг французский президент Саркози забеспокоился о несовершенной демократии в африканской стране, когда он за пару месяцев до вторжения обнимался с Муаммаром Каддафи и хвалил его. Что такого произошло, что он неожиданно обнаружил нарушения демократии?

– Кто-то напомнил ему, что у Каддафи есть документы, подтверждающие, что руководитель несовершенной демократии оплатил его избирательную кампанию, – внес уточнения Олег Борисович.

– Вот и причина, а цель ясна – уничтожить самого Каддафи, его окружение и документы. Народу повесили лапшу на уши с демократией, провели военную операцию, транснациональным компаниям передали контракты на углеводородное сырье, а политики получили откаты и дивиденды. В какую сумму обошлась операция?

– По некоторым данным, США потратили один миллиард долларов, Франция – триста миллионов евро.

– Вот, налогоплательщики будут оплачивать эти суммы, а кое-кто решил свои проблемы, кое-кто крупно заработал.

– И тех, кто осуществил это, надо судить?

– Точно, – согласился Сергей Георгиевич. – Судить надо тех, кто организовал и авансировал. И в этот список попали бы бывший президент США Джордж Буш-младший и Дик Чейни за вторжение в Ирак. Сами вооружали, ничего не видели, а когда понадобилось, стали искать оружие массового поражения, которого не было. Захватили нефтяные ресурсы, развалили страну, привели к власти марионеток, коррупционеров. Погубили людей в сотни, тысячи раз больше, чем Саддам Хусейн за все годы своего правления. Кто несет ответственность за уничтоженную страну, сирот?

– Американские военные многих погубили. Когда они столкнулись с серьезным сопротивлением в Ираке, когда в городах стали подбивать хваленые американские танки старыми советскими гранатометами, выпущенными лет сорок назад, они не задумываясь применили бомбы с белым фосфором, – сообщил Олег Борисович.

– Как их не судить? Ведь применение бомб с белым фосфором запрещено по международным соглашениям.

– А кто будет судить? – поинтересовался Олег Борисович. – Гаагский международный трибунал?

– Не будем говорить о карманных трибуналах, которым придали видимость независимости. Но история с бомбами всплыла? Всплыла, и не думаю, что руководство США и Пентагона горело желанием поделиться с мировой общественностью сенсационной новостью: мы успешно применили против населения бомбы с белым фосфором.

– Должен сказать, что информация просочилась, но не получила должного освещения – крупные мировые СМИ промолчали или опубликовали ее так, что никто не заметил.

– Мы все время отвлекаемся, и я не могу закончить тему. Позвольте, я поставлю точку в этом вопросе, – предложил Сергей Георгиевич. – Ясно, что за все платят простые люди, которые не принимают никакого участия в принятии важнейших решений.

– Не могу согласиться, – возразил Олег Борисович. – Народ избирает президента, парламент, сенат или конгресс и передает им право действовать от своего имени.

– Но в лучшем случае им передают такое право тридцать процентов населения.

– Каким образом?

– А я считаю тех, кто не принял участие в голосовании, и тех, кто был против. Обычно это составляет шестьдесят-семьдесят процентов. Получается, что представитель меньшинства решает вводить войска, бомбить или выбрасывать огромные суммы на сомнительные проекты. Надо учесть, что и среди самого меньшинства могут быть противники. Вот и набегает в лучшем случае процентов тридцать сторонников решения власти.

– И поэтому в книге Вы предлагаете проведение референдумов по всем важным вопросам?

– Да. Сошлюсь на опыт Швейцарии. Там очень часто проводят референдумы и в этом не видят ничего сложного, зато есть четкое понимание мнения народа. А в условиях Интернета электронные референдумы можно проводить хоть ежедневно.

– Это при условии, что каждый избиратель имеет доступ к Интернету и решена проблема посторонних в систему голосования, включая подмену голосов, – отметил недостатки предложенного решения Олег Борисович.

– А я не говорю, что завтра все должно функционировать. Я только определил цели, направления. Надо ставить и решать технические задачи, чтобы в ближайшее время использовать итоги референдумов для принятия решения.

– Вы не считаете, что в таком случае политики теряют определенную долю своей значимости? – спросил Олег Борисович.

– Возможно, но я не вижу в этом ничего плохого. Политики уже много чего натворили. Пора их спускать с небес на землю, вернуть к основе жизни.

– Какой?

– Они «слуги народа» и реально такими должны стать. Потерянная доля их значимости повышает значимость народа, а политикам добавится ответственность – ответственность за принимаемые решения, которые будут под пристальным вниманием.

– Надо полагать, что все это относится и к нашим политикам? – предположил Олег Борисович.

– Естественно. У нас отсутствие ответственности перед народом особенно чувствуется, а механизмы принимаемых решений скрыты от народа семью печатями.

* * *

– Что делаешь? – спросила Татьяна Александровна, заглянув в кабинет мужа.

– Смеюсь.

– Что-то не похоже. Странно смеешься.

– У нас такая жизнь, странная. Особенно когда делаешь выводы, – заключил Сергей Георгиевич.

– Может быть, пойдем ужинать, а ты расскажешь, почему беззвучно смеешься, – предложила Татьяна Александровна.

– Не бойся, в моем случае психушкой не пахнет, – предупредил Сергей Георгиевич.

– Тогда точно надо будет поесть.

За столом они сидели вдвоем. Наташа с Мариком были в Москве, поэтому было непривычно тихо и спокойно. За десятилетия совместной жизни они научились ценить и наслаждаться жизнью, а в последний год – наслаждаться тишиной после шумных игр внука. Наслаждаться его смехом и грохотом – после привычной тишины.

– Так что тебя так сильно рассмешило?

– Одна мысль.

– Поделись.

– Без проблем. Я пришел к выводу, что Россия виновата в мировом финансовом кризисе.

– Ты только это американцам не говори, уж больно сильно обрадуются, – порекомендовала Татьяна Александровна, – и от России потребуют компенсации.

– Обещаю. Слушай, я сейчас тебе изложу ход мысли. Готова?

– Давай я налью тебе чаю, чтобы не отвлекаться.

Они сидели за столом, Татьяна Александровна смотрела на супруга, на его лукавые глаза. Только она знала, что этот серьезный человек, редко смеющийся, сохранил глубоко в себе детство, умение по-детски дурачиться. Это выражение глаз было прелюдией предстоящего озорства.

– Излагаю мысль. Постой, Таня, почему мы пьем скучный чай – чай с печеньем, когда рождается такая мысль? – удивленно спросил Сергей Георгиевич.

– Говори конкретно, что предлагаешь?

– Накрой стол, а я пойду и выберу в винном шкафу что-нибудь интересное.

– Опять лишние калории на ночь, – наигранно проворчала Татьяна Александровна.

– Не переживай, это у нас бывает нечасто, а потом, помнишь притчу про серьезного человека?

– Напомни.

– Жил серьезный человек, отказывался от маленьких радостей, готовя себя к великим свершениям. Однажды, когда он шел по улице, упал кирпич, прямо на него. Не успел он сделать что-то великое, а себя лишил простых радостей.

– Согласна, только выбери белое вино.

За столом царила атмосфера легкой иронии, что соответствовало ситуации и настроению. Сергей Георгиевич продолжил в шутливой форме излагать свой вывод:

– Были США, американцы, белые и пушистые. В какой-то момент разваливается СССР, и появляется Россия с новоиспеченным президентом Ельциным и специфической командой.

– А в чем специфичность команды? – поинтересовалась Татьяна Александровна.

– Все члены команды человеколюбцы, гуманисты. Гуманизм в том, что они помогли рабочим – зачем им быть совладельцами предприятий и морочить себе голову мыслями о производстве. Забрали себе предприятия и освободили рабочих от головной боли. Человеколюбие в том, что когда они берут деньги в кредит, они не могут просто повернуться и уйти. В знак внимания они обязательно часть денег оставят тем, кто их дал взаймы.

– А при чем тут американцы?

– Это были входные данные. Теперь слушай, как все произошло. Россия остро нуждалась в деньгах. Американцы, святые люди, не пожалели и предоставили России кредит. Наши в конверте вернули им часть.

– Откат? – спросила Татьяна Александровна.

– Это грубо, но будем считать, что да. Что делать американцам с этими деньгами? Стали закупать недвижимость. Им понравилось, а тут команда Ельцина еще просит денег, но не для России, а так, для себя на карманные расходы, но под гарантии России. Еще привалило денег американцам, они опять купили недвижимость. И так много раз. В результате цены на недвижимость в США резко возросли, и нагрянул ипотечный кризис в США, который потянул за собой и знаменитый финансовый кризис.

Они еще долго сидели за столом, иногда шутили, иногда говорили серьезно о проблемах, строили планы на будущее. Очередной день стремительно заканчивался, и Татьяна Александровна предложила:

– Пойдем спать.

Сергей Георгиевич лукаво и загадочно сказал:

– Прошу заметить, не я предложил…

* * *

– Вы, Сергей Георгиевич, мне кажется, человек очень мирный, а в книге проявили агрессивность. На Вас это не похоже, – заметил Олег Борисович.

– Я мирный человек, подтверждаю. Таким был и когда писал книгу. Я говорю лишь об ответственности. Любой политик должен чувствовать ответственность за свои действия и решения. Политики приходят и уходят, натворят и уйдут на заслуженный покой. Только они должны знать, что заслуженный покой надо у народа заслужить, тогда случайные и недостойные люди не будут рваться во власть, политику.

– Я понимаю так, что тень «отца народов» должна присутствовать в кабинетах политиков, банкиров и промышленников, – пошутил Олег Борисович.

– Тень Сталина или Лаврентия Павловича нежелательна, а тень народного суда, осуждения – да. Ответственность перед народом, а не перед элитой, – вот чего я хочу. Важно не посадить политика, важно ему объяснить, что он слуга народа, а не народ у него в услужении, и он отвечает перед ним.

– Идея понятна, но в политике не все прямое реализуемо.

– Вот и Вы заговорили афоризмами, – радостно заметил Сергей Георгиевич. – Но в политике многое не реализуется только потому, что элита не видит в этом своей выгоды.

Неожиданно из-за поворота появился английский бульдог, упитанный, холеный. Он чуть приостановился, настороженно посмотрел на мужчин и продолжил движение в их сторону. Сергей Георгиевич и Олег Борисович остановились. У ног Олега Борисовича бульдог на мгновенье остановился, лениво понюхал его ботинки, что-то проворчал. На Сергея Георгиевича он не отреагировал, только мельком бросил томный взгляд и продолжил свое движение.

– Черчилль! Что с тобой? Давай поговорим, – предложил Олег Борисович.

Но Черчилль, так, очевидно, звали собаку, продолжал удаляться на крейсерской скорости, максимальной для себя, которую позволяла развить конструкция его телосложения. Из-за поворота вышла женщина небольшого роста, одетая в дорогую шубу. Шла она медленно, вальяжно, с удовольствием подставляя лицо редким лучам солнца, которые пробивались сквозь разрывы в тучах.

– Добрый день, Ольга Михайловна! Что случилось с Черчиллем? Он не пожелал даже остановиться.

– Добрый день, Олег Борисович! Обиделся мой Черчилль, плюнул на все и полетел, если говорить образно, домой.

Сергей Георгиевич стоял в стороне и с интересом рассматривал женщину. Поднятый воротник, прищуренные от солнца глаза, легкая протяжность в разговоре и тонкий аромат духов создавали образ хрупкой женщины. Но один брошенный взгляд на незнакомца, взгляд пронзительный и оценочный, свидетельствовал, что эту хрупкую женщину следует отнести к хищницам. Этот взгляд заметил и Олег Борисович, но оценил его иначе – решил познакомить:

– Познакомьтесь, мой коллега Сергей Георгиевич.

Сергей Георгиевич и Ольга Михайловна обменялись любезностями, а Олег Борисович решил прояснить ситуацию с собакой:

– Что или кто его обидел Черчилля?

– Ворона! Никогда не видел такую наглую птицу. Сидела на ветке, увидела Черчилля и решила его прогнать – стала налетать на него, а потом клюнула его в заднюю лапу. А он так расстроился, что от обиды бросил меня и понесся домой.

Поговорив еще немного, Ольга Михайловна пошла догонять Черчилля, а мужчины продолжили свою прогулку, обсуждая Черчилля:

– Вы обратили внимание на его взгляд? – поинтересовался Олег Борисович.

– Да, какая-то надменность, словно люди – это объекты второго сорта.

– Надменность, точно отмечено.

* * *

Он, Анатолий Чубайс, главный «приватизатор» России 90-х годов, сидел в телестудии и надменно смотрел на присутствующих. На канале «Россия» шла передача, посвященная двум самым непопулярным реформаторам ХХ века – Хрущеву и Гайдару.

Появление Анатолия Чубайса на телеканале вызвало удивление у Сергея Георгиевича – Чубайс редко давал интервью и еще реже появлялся на экране телевизоров. Столь необычное событие Сергей Георгиевич не мог пропустить. Воспользоваться моментом решили и ведущие программы Сергей Кургинян и Николай Сванидзе, которые не могли не обратиться к проблеме приватизации в связи с двадцатилетним юбилеем.

Чубайс отвечал спокойно, несколько снисходительно, словно уставший бонза, вынужденный разговаривать с малограмотными и малопонимающими людьми в силу каких-то обстоятельств. Он подробно расписывал механизмы стихийного хищения государственной собственности, беззаконие и слабость государства.

Сергей Георгиевич слушал уверенную речь главного «приватизатора», но эта уверенность и жесткость изложения настораживала, вызывала недоверие, словно слышишь заученную речь, чтобы что-то скрыть. Вор кричит: «Лови вора!», коррупционер ругает коррупцию и первым записывается в антикоррупционный штаб, педофил утверждает, что заботится о детях, депутатское лобби составляет закон и оставляет в нем зияющие дыры, чтобы его обходить. В этом мире все старо. Ничего не меняется, может быть, только время.

Слушая эту убежденную речь, Сергей Георгиевич независимо от себя вылавливал логические нестыковки, вынужденные признания. Можно было не сомневаться, что на следующий день в СМИ будут хлесткие заголовки с вариацией единственной темы: «Анатолий Чубайс признал, что приватизация была нечестной!» Но совершенно другая фраза впилась в память: «…чтобы ваши законы как-то более или менее, хоть чуть-чуть укладывались в тот состав интересов, который в стране есть». Какой диапазон неопределенности! Кто определяет «состав интересов»?

Факир-практик преобразовался в факира-теоретика, который объясняет народу, как надо понимать действия факира-практика, и дает ему высокую оценку. Жаль, что ему не удалось загипнотизировать всех, чтобы внушение осталось на подсознательном уровне.

Что скрывал факир-практик и не договаривал факир-теоретик? Практик скрыл, что есть виды собственности, которые можно было использовать в России, например, программу участия сотрудников в акционерном капитале своей компании (ESOP), широко используемую в США. А теоретик не упомянул возможность использования шведской экономической модели, которая является социально-ориентированной, что очень подходило для российской экономики, унаследовавшей от СССР экономику с явно социальным укладом. Факир, который всегда что-то скрывает, скрывает главное – цель и метод.

Слушая Анатолия Чубайса, Сергей Георгиевич невольно сравнивал его со старшим братом – Борисом Чубайсом, философом, который несколькими днями ранее выступал по каналу «Культура». Взвешенная речь, в которой слушатель ощущал себя непосредственным участником. Два брата, которые не говорят друг с другом. Как все знакомо! Белые и красные, белый террор и красный террор – страницы нашего государства, и жаль, что наши соотечественники продолжают эту историю на расколе.

Неужели, приватизируя собственность, Анатолий Чубайс и безответственная команда Ельцина предполагали, что это забудется? Почему, когда говорят о приватизации, говорят только о новых собственниках, а не о тех миллионах граждан, которые лишились своей части собственности на богатства недр и ресурсов огромного государства? Почему не говорится об экономическом и моральном терроре, геноциде, когда население России сокращалось на миллион жителей в год? Это тоже результат проведенной приватизации.

Сергей Георгиевич сотни раз задавал себе эти вопросы. На них не будет ответов. Вопрос предполагает, прежде всего, честный ответ, а он не может быть без покаяния перед народом. Может быть, тогда и народ простил бы? Кто знает русскую душу?