Читать книгу Нельзя моргать - Сергей Цветков - Страница 2
Нельзя
ОглавлениеНельзя забыть
Молочное
Бесстыжее солнце задом
загородило деревню.
Мы всю посадили рассаду!
И тыквы, и даже ревень!
Поэтому я разутый,
в майке, прилипшей до пят,
несу обгоревшим утром
пищащий букет цыплят.
И хрупкие капли птичек,
проклювываясь в руках,
мне солнце в ладони тычат,
нагретое в кувырках.
Я этот букет обменяю
на велосипед у брата!
И буду кататься с краю
от рамы, как все ребята,
танцуя на двух педалях,
как будто бы на ходулях.
Но мне домечтать не дали,
и вот уже на ходу я
в окопы кидаюсь шишкой
с наряженным грязью лицом.
Машу, как трофейною шашкой,
обгрызанным огурцом!
А после, на передышке,
раненья горохом-свинцом
у сердца – пернатой пташки —
крыло превращаю в крыльцо,
и в четырёхкамерном доме
мы пьём молоко с малиной.
Пока я всё это помню,
мне детство кажется длинным.
Озеро
Мальчик в лодке речку трогал,
Или лодка тянет воду.
Руки закатав в тюльпаны,
Мальчик тянет одеяло.
Это солнце в камышах
Прячет золото в мешках.
Это время на воде
Водомеркой делит день.
Это цапля – часовой —
Правой тикает ногой.
Это мальчик в лодке лишней
Зацветает белой вишней.
Эту лодку утопи
Уткой, пойманной в топи
И с лягушками из воска
С головой нырни в извёстку.
Рыбы плавной чешуёй
Воду гладят под водой
И смыкают пузырями
То, что мы ещё не знаем.
Этот вечер – зелен лён —
Тянет сердце на бутон.
В этот вечер время сквозь
Сердце с озером сплелось.
Пенопласт
В детстве мы как-то с папой
ездили вместе на речку.
Он мне нарезал корабль
из пенопластовой печени.
В центр скрипучей льдинки
парус вонзил прозрачный,
вышитый из бутылки
для карандашной мачты.
Дикая талая речка
прыгала между льдинок,
сонные белые плечи
вынув наполовину.
Речка несла теплу их,
освобождала пояс.
В маминых поцелуях
таял отцовский голос.
Папа смочил корабль,
в руки мои вложил, и я
чувствовал: речки кабель,
словно мои сухожилия,
тоже пропитан горькой,
розовой минералкой.
Стал мой кораблик – коркой,
тем, кто не умирал, как
папа. Двигался лёд.
«Этот кораблик слабый
до Африки доплывёт».
Тогда я поверил, папа.
Игрушки
Сердце в прошлое обуто —
я ударился об утро.
Зажужжало за диваном
всё, что детство задевало.
Кличут первые игрушки,
говорят наоборот,
помнят лампочки и груши
мой беззубый смелый рот.
Встрепенулись воробьями
все слова из писем маме.
Был мой дом – пустой орех,
и я в нём чертил поверх
бесконечных стен мелками,
клеил солнце на слова,
связывал их узелками
и для скрепа целовал.
Если носок дырявый,
значит, это червяк
вылез прямо из правой
ноги плясать краковяк.
Дерево – это ступеньки!
Лестницу – только в прыжок!
Содранные коленки
я стирал в порошок!
У двери росла засечка,
каждый месяц по чуть-чуть
поднимала человечка,
чтобы будущим обуть.
Мудрый дедушка баюкал,
был всегда в очках и брюках.
В пряже бабушка жила,
будто это кожура.
Мама – это поцелуи
в руки, в локти, в лоб, в живот.
Папа – это тот, кто в клюве
держит то, что не живёт.
Мама всегда покупала
новые ложки в дом —
ложка за маму стала
самым строгим отцом!
Правда всегда на стенах!
Руки не держат ложь!
С усами из мыльной пены
я на пирата похож!
БЛЮЗ КАПИТАНА ВЛАДА
Я пират
я закопал
клад
в ванне моей
я повелитель морей
Я грозный пират
Я Капитан
Влад
я морской волк
а на руке крутая переводная наколка!
Сердце в прошлое обуто —
я ударился об утро.
Зажужжало за диваном
всё, что детство задевало.
Первобытные рисунки
спрятал я надежно в сумке.
Моя мама – кенгуру,
это значит – не умру.
Это значит, сердце будто
бьётся головой об утро —
стрелки на часах идут.
Я живой. Я есть. Я тут.
Песня скворца
Однажды я проснулся нараспев!
Случайно я проснулся нараспашку —
мне всё казалось талым, как во сне,
и мятым, словно рукава рубашки.
А я был запонкой железной и сверчком!
Я свечкой был! Я утру был не равен!
Оно меня будило маяком,
а я переболел, перенаправил.
Да, я проснулся, но совсем не спал,
и высунулся в середину утра.
Я встал ногами прямо на диван
и закричал, что счастлив был как будто!
Ода холода
«Куда мне деться в этом январе?»
О. Мандельштам
упирается в берег мост
двусоставной приставкой —
я иду под ним, я замёрз
так, что сводит суставы.
от оранжевых фонарей
плавится свечкой холод,
на деревьях деревенея
воском. на месте скола
темнота хранит енисей —
прячет в сундук игрушку
и молчит, забывая о ней.
кто-то таит так душу.
кто-то так умирает – вскользь,
вдруг снегирём ныряя
в полусонный автобус. вмёрз
в холод всеми краями.
сколько раз ещё здесь пройду,
буду дышать снегом —
ничего не изменится тут.
кто-то идёт следом.
Колёсная лира
I.
98 автобус
с коричневыми сидениями
рейс завершает, чтобы
медленным привидением
спрятаться от остановок,
брошенных на ветра.
Я жду его полгода.
А кажется, со вчера.
98 автобус!
Металлический лилипут!
Жёлтый камин утробы
колёса твои везут!
Печка-печка-под-сиденьем!
Воплотись из сновиденья!
Сонный узбек-кондуктор
слышит мои монеты.
Ямщик в полукруглой будке
тянет свои сигареты.
Печка-печка-запятая!
Человечка запитает!
Свет тормозами тускнет —
свечкой на день рождения.
Там все пассажиры —
узкие
коричневые сидения
с порезанными кое-где
поролоновыми головами.
Ямщик в полукруглой своей темноте
автобус в другой темноте скрывает.
А на остановке такой дубак!
что только и остаётся
слово «тепло» высекать на зубах
и ждать железного солнца.
Печка-печка-эпилог!
Мой автобус одинок.
II
Я сел в 99-ый
маршрут – он повёз меня сквозь
забитый по самые пятки
обломанный город-гвоздь.
В общем,
я сел в автобус, и понеслось
кондуктор торговала билетами
мужчина следующая ваша
а какой он мужчина
если за проезд не передал?
правильно!
непередовой!
все в середине столпились
а по краям только водитель
(правильно читать «водитэ́ль», по-французски как
бы, прочитайте, пожалуйста, ещё раз)
а по краям только водят эль
(да нет же! Водитэ́ль! Водитэ́ль прикованный! Как
Прометей – ещё раз читаем)
а по краям только водитэ́ль прикованный (во!) и
бабушка с внучкой в платках и пальто
она держит бумажку цветную
ирис «Кис-кис»
и от удовольствия аж причмокивает
рассасывает форму
зубов-то нет
все выпали
только непонятно
молочные или вечные
пройдите вперёд пожалуйста!
на следующей выходите?
а знаете ли пора бы!
у вас такие перспективы
по вам сразу видно
КА-ВА-ЛЕР!
уступите место беременной
пусть рожает я не возражаю
ой а вы что
даже инвалиду не уступите?
а по этому не скажешь что он инвалид
стоит себе человек
может у него зубы гнилые
и голова скатывается
ему бы сесть а некуда
был бы на костылях то какие вопросы
даже место кондуктора уступили бы