Читать книгу Грусть в социальных сетях - Сергей Демиденко - Страница 4

Снова слёзы, людские слёзы

Снова выплатят миллион.

Март, весна. По утрам морозы.

Снова колокол. Скорбный звон.

Дело вновь заведут по факту.

Чёрный ящик. Кем был пилот?

Места нет здесь нигде теракту,

МАК[1] излишнее отметёт.

ДНК сформирует списки.

Запечатают ткань в мешки.

Обеднеет народ российский.

Боль от ужаса и тоски.

Спросит память, мы что, забыли

Что Россия – суровый край?

«Боковой – 18!» – в силе?

Ты безумия не занимай,

Сёклинг[2] выбрось, тошнит до рвоты,

Бюрократов пошли в Тартар

Ты – диспетчер, закрой полёты,

Вот Анапа и Краснодар.

Здесь не Кипр и не Дубаи,

Пригорюнился небосклон.

Ты – следак, не увидишь, знаю,

Грязных денег преступный звон.

Ну а ты, киприот безгрешный,

Православную жизнь отдав,

Ты – причиною безутешной

Слёз, склонённых церковных глав.

Первый раз ты сажал в Ростове

Лучший лайнер из лучших стран…

В землю русскую – капли крови —

Вот цена за неверный план.

Из просфоры достань частицу,

Ваша святость, коль дни лихи,

Всех, кто хочет летать как птицы

Ты сегодня омый грехи.

Кисть Рафаэля сотворила чудо.

Творенье духа – вечное в простом.

Влекомый в никуда из ниоткуда,

Я захожу в киезу[3] – Божий дом.

Он нас спасёт через свои страданья,

Иисус – ребёнок в ласковых руках,

Войдёт в наш мир, даст людям это знанье

О Божьей воле в мыслях и делах.

Отдать его она пока не может,

Но к нам несёт, спускаясь с облаков

Иль возносясь? Сикстинская мадонна.

Простое в вечном, материнства кров.

Жесток сей мир, отец наш милосердный,

Зачем нам горе материнских слёз?

Зачем толкаешь в эту злую бездну

Твоё творенье из объятий грёз?

С мадонной Санти[4] мудрецы – беспечны,

Ничтожна слава: суета и дым.

То слово Божье с полотна о вечном

Вселяет веру каждому пред ним.

В аду останешься ты, Бьяджо, навсегда[5].

Хоть властен на земле, мне не придётся

В судьбу твою вмешаться. Кисть —

в трудах,

И Страшный Суд лишь только создаётся.

Ты Микельанджело извёл своим нытьём,

Мол, «нагота мужская – только в бане,

Когда ж священ сюжет – он не «достанет»

Покорной паствы всем, что «низко» в нём».

Пойми, несчастный сын, что Высший

Судия

И этой фрески цветовая гамма

Близки для паствы формой бытия,

Народ судим, он будто в гуще самой.

И гениталий не укрыть златой парчой

Пред Судиёй ни юноше, ни мужу.

Что, поцелуй мужчин приводит в ужас?

Любовь – то искупленье, строгий мой!

Масштабом Страшного Суда горд

Ватикан,

Новаторством велик Буонаротти!

Бунтарь, доставший таинство из плоти,

Запрятанное в мрамор как обман.

Мои племянницы – Ольга и Мария Лермонтовы – потомки Лермонтов.

На Кавказе существует много преданий о М.Ю. Лермонтове и его участии в военных баталиях. Одно из них гласит, что Поэт надевал красную рубаху, утверждая: «Коль ранят – свои не испугаются, а враги не порадуются!»

Имам Шамиль спросил своих друзей,

Что затянули песню с грустью славной:

– Кто автор слов прекрасной песни сей?

– Ашуг неверных. Жив? – Убит недавно.

– Не тот, Лермонт, что в красное одет,

Чтоб не видали кровь его коль рана?

– Да, вождь наш, он. Погашен гордый свет

Певца свободы. – Кем? Слугой Корана?

– Свой друг Мартын убил. Мы берегли.

Коль замечали: красный – цветом лишний,

Прекрасной целью. В песню – не могли

Стрелять кавказцы. Так велит

Всевышний.

Гимры[6] накрыл туман и горы те,

Взор Шамуила[7] обнял что, лаская

– Богат народ их в праздной слепоте,

Своих ашугов звонких убивая.

А ты можешь сказать «Нет» – поэт?

А он – мог!

Там, где, в общем, тепло, сыто,

Где за ложь ты не будешь битым,

Где, заняв свой «шесток сладкий»,

Награждён будешь – «Всё в порядке!»

А ты можешь сказать «Да!» Всегда?

А если – беда?

Если «Да» – за иных власти

Той же самой «советской масти»,

В мерзопакости настоящей

Только правду одну говорящих?

Если можешь – скажи как он

В день похорон[8].

Он, наверное, уже не услышит,

Но душа его выше и выше

Независима и свободна,

Гениальна и инородна!

Там равновесие держать совсем

не просто,

Где сила разума равна удобству жить,

Где демократия, все ждут достатка роста,

А оппонентов не отправишь лес рубить.

Их нужно выслушать, зерно увидев

в куче

Обидных выпадов, апломба, лести, зла

Лелеять всходы. Дерево могучим

Там вырастет, где власть взрастить

смогла.

Я – вождь народный, лидер этой власти

Мне много дадено, но крест нести готов

За кровь, пролитую невинным, за напасти

Природных катаклизмов, катастроф

Я – нотный стан – опора нот и звуков,

Что гимном для победы прозвучат,

Но, к сожаленью, и для кладбищ,

где разлука

Последняя, и нет пути назад

Я – эхо суши, моря и пространства,

В котором изредка, но плач родных

звучит

Для всех и каждого, я – хижины

убранство,

Богатство праздников, надёжный

в будни быт.

Вождизм мне чужд. Разумному – свобода!

Труб громких медь, величье пирамид

Мне не заменит памяти народа,

Я праведный вёл бой, и враг разбит.

Враг был коварен, дерзок, сладострастен:

Возможность силой верных «погонял»

Унять «иных», не певших с нашей властью

По нотам партии, что всюду правит бал,

Что боронит без лишних междометий

Нам поле Родины с тяжёлою судьбой,

«Иными» вспаханного в толще лихолетий

Зарытой истины израненной сохой.

Какие-то рождаются слова,

Чтоб описать прожитые мгновенья,

И давит грудь тревожная волна:

Опять стихи? О чем стихотворенье?

Программ экранных новостной туман

Русь – наша стать, мы в мире как основа?

Иль «Скотный двор»[9], утопии обман,

Удел рабов. Мы в стойле бывшем снова?

Ты разобрался. Выпил и ушёл.

День торжества. Двенадцать. Пик июня.

И мощь – видна! Ты – дуба прочный ствол.

Плод от земли. Русь кормишь,

пригорюнясь.

Желанной пищей – верой в торжестве —

Нас – дров живых, что триста лет питаем

России славу с вечностью в родстве.

Борись, Борис. Ты – с нами. Цель мы

знаем!

Да, чёрт возьми, какая прелесть —

Наличье бицепсов и пресс!

Простит народ обкомов ересь

И сложный путь с КПСС.

О, Господи, какой отборный,

Здоровый юмор чётких фраз,

И весом – штанга в тренажёрной,

Не орденов иконостас.

Мы критикуем Вас привычно,

Но всё ж весом он, Ваш IQ,

В Генассамблее словом личным

И жаркой мяса в барбекю.

«Откуда дух в столь малом теле?»

Михайло шёл сквозь свист пурги.

Догматы веры не сумели

Свободу мысли превзойти.

Деизм[10] писания отринет.

Признав, что есть всему Творец,

Посмертных благ в раю не примет,

Пытливый ум – всему венец!

«Почувствуют и камни силу

Тобой восставленных наук»[11].

Из тьмы стремишься ты к светилу,

Колоколов ты слышишь звук,

Вещающих из храма знаний,

О том, как истина мила.

Года бегут и взлёт твой – ранний,

Поскольку жизнь ведь так мала!

Металл без воздуха расплавить,

Закон сохранности открыть,

К Венере телескоп направить

И путь до солнца уточнить.

Волна наш свет или частица?

Где камни как вода кипят?

Хоть молния недолго длится,

Измерить надо бы разряд!

Историю – живою пишем,

Без знанья прошлого – не жить!

Мозаичный портрет чтоб вышел,

Как сделать цвет, стекло отлить?

Чтоб изложить наукознанье

Отсутствует родной язык.

Голландский, польский – «наказанье»,

К латыни люд наш не привык.

Чужие термины лишь в форме,

Что сродни русскому, нужны

В науке русской. Суть реформы

В языкознании лежит.

И академики на деле

Точны сегодня языком,

Что создал дух в столь малом теле,

Наукой славя Русский Дом.