Читать книгу Детоубийцы - Сергей Донской - Страница 5

Гостиничный номер был забронирован на неделю и стоил шестьдесят пять долларов в сутки. Оплачены были только первые три дня, остальное предложили внести Белову. Как ни стремилась Африка в мировое содружество цивилизованных стран, а плату здесь брали вперед.

«А Петраков этот жмот», – решил Белов, отходя от стойки. Возможно, в мыслях он наградил бы посла еще парочкой нелестных эпитетов, но тут его связные размышления как ножом отрезало.

В холле, скрестив руки на груди, стоял тот самый майор Кулафье, который проверял паспорт Белова в аэропорту. Подмышки его оливковой рубахи были мокрыми, а сам он походил на темное гранитное изваяние, обряженное в полицейскую форму. Будучи на полголовы выше Белова, он взирал на него сверху вниз, не скрывая ядовитой, презрительной усмешки. Его глаза были закрыты классическими черными очками, хотя солнце внутри отеля не светило. Изо рта торчала зубочистка. Видимо, майор Кулафье посмотрел не один фильм про американских копов и перенял оттуда много важного для себя.

Хотя Белов подумал об этом с иронией, смешно ему не было, особенно когда, направляясь к лифту, он был вынужден пройти почти вплотную к майору. Эта пропахшая кислым потом гора мышц под названием Кулафье почти осязаемо давила на него. Разминувшись с ней, Белов почувствовал себя маленьким и никчемным, словно не было долгих лет упорных тренировок, рукопашных боев и психологических тренингов.

Ненавидя себя за слабость, Белов вызвал лифт. Прежде чем войти в кабину, он оглянулся и увидел, что Кулафье направляется к выходу. Видимо, ощутив спиной взгляд Белова, он тоже оглянулся. Какое-то мгновение двое мужчин, черный и белый, смотрели друг на друга, а потом они одновременно отвернулись. Кулафье исчез из виду, Белов поднялся на свой этаж. Тревога, вызванная столкновением в вестибюле, была столь сильной, что его слегка подташнивало. Или это был запоздалый привет от местных кулинаров?

Приняв душ, Белов, не одеваясь, уселся на кровать, занимающую почти всю комнату, выдержанную в кремово-бежевых тонах, включил ноутбук, вошел в секретную базу данных и ввел запрос на Феликса Кулафье. Биографические данные его интересовали мало, поэтому он просто пробежал их глазами, отметив про себя разве что дату рождения и лестный тон характеристик майора. А вот компромат при всей своей скудности увлек Белова куда сильнее. Оказалось, что уже давно Кулафье с потрохами куплен генералом Тананзе, использующим его звания и полномочия в личных (и, разумеется, корыстных) целях. Иногда майор выполнял функции телохранителя генерала, иногда дырявил тела генеральских недругов, но в любом случае перечень его подвигов свидетельствовал о высоком профессионализме Феликса Кулафье.

Такого противника можно было не только опасаться, но и уважать, если бы не несколько заключительных абзацев досье. Там говорилось, что Кулафье плюс два его сообщника, сержанты Шабан Вантариза и Сатори М’Биа, подозреваются в похищениях и убийствах детей с целью продажи некоторых их органов колдунам для жертвоприношений. Взглянув на снимки, Белов поспешил закрыть электронное досье и подумал, что оружием следует запастись как можно быстрее.

– Не ходите, дети, в Африку гулять, – пробормотал он одеваясь. Хотелось на свежий воздух. Еще больше хотелось домой, но, увы, это желание было неисполнимо.

* * *

Наличие навигатора здорово облегчало поездку по улицам Кампалы, где указатели встречались так же редко, как светофоры, которые практически отсутствовали.

Вырвавшись из города, Белов впервые увидел воочию африканский грузовик с целой горой тюков и мешков, наваленных в кузов. На вершине этой опасно накренившейся башни как ни в чем не бывало восседали два туземца и азартно спорили о чем-то, помогая себе жестами.

Обогнав грузовик, Белов поехал по холмистой местности, невольно проникаясь романтическим настроением. Даже красноватая пыль казалась какой-то праздничной на фоне яркой синевы и сочной зелени.

Когда равнина закончилась, дорога нырнула в ущелье между двумя величавыми холмами, а вскоре перед глазами раскинулось огромное небесно-голубое озеро Вамала с россыпью безымянных изумрудных островов. Путь сюда занял около часа, а еще минут двадцать потребовалось для того, чтобы отыскать бунгало Приходько, затерявшееся среди тропических деревьев.

Ни ограды, ни ворот не было. Затормозив шагах в двадцати от крыльца, Белов выбрался из машины, сплюнул и увидел, что слюна стала оранжевой от пыли.

– Эй! – окликнул он. – Из энибоди хоум?

Никто ему не ответил. Только пестрые птицы орали, носясь среди крон деревьев. Пока Белов дожидался снаружи, через лужайку пробежала стайка небольших обезьян, похожих на кошек с необычайно длинными хвостами. Они смотрели на пришельца без страха и любопытства. Обезьяны чувствовали себя в Африке полноправными царями природы.

– Из энибоди хоум? – повторил Белов громче. – Кто-нибудь дома?

Он говорил на английском языке, предполагая, что на зов могут явиться слуги Приходько, не знающие ни русского, ни украинского языка. Но никто не выглянул в окно, никто не вышел из дома.

– Если гора не идет к Магомету… – пробормотал Белов, поднялся по ступенькам и толкнул дверь.

Большой, беспорядочно обставленный холл был пуст. Беззвучно работал телевизор, на экране которого вертели попками поп-дивы, которые якобы еще и пели. Над остатками трапезы на столе кружились мухи. По углам стрекотали цикады.

Сделав пару шагов, Белов насторожился. В глубине бунгало ему почудился сдавленный стон, а потом вновь стало тихо. Машинально поискав пистолет, Белов вспомнил, что он безоружен, и замер в нерешительности. Идти дальше или воздержаться? Не будь этой поездки по Африке, воскресившей детскую страсть к приключениям, благоразумие взяло бы верх, и он отступил бы за пределы чужого дома, все происходящее в котором его по идее не касалось. Однако, поколебавшись, Белов двинулся вперед.

Он шел крадучись, бесшумный, как ниндзя, обратившийся в зрение и слух, напружиненный, готовый к любым неожиданностям. В очертаниях его красивого, почти женственного лица проступило что-то новое, хищное, опасное. Ноздри и глаза сузились, скулы проступили резче, губы вытянулись в прямую тонкую линию.

За неплотно прикрытой дверью, к которой он приблизился, раздался новый стон. Голос принадлежал мужчине. Кто-то его истязал? Он ранен? При смерти?

Миллиметр за миллиметром Белов начал приоткрывать дверь, когда душераздирающий вопль заставил его оцепенеть и похолодеть, словно его окатили ведром ледяной воды. Кричала женщина. Кричала так, как будто с нее живьем сдирали кожу.

Распахнув дверь, Белов ворвался в комнату, рассчитывая ошеломить возможных противников, выигрывая драгоценные секунды для того, чтобы завладеть чужим оружием. Он больше не колебался, как все время после получения задания. Если бы пришлось убивать, он сделал бы это, не задумываясь.

В поле его зрения возникла широченная кровать под розовым атласным покрывалом. На кровати боролись две человеческие фигуры: бронзовая, мощная, и кофейно-коричневая, стройная и гибкая. На Белова уставились две пары глаз, лихорадочно поблескивающих на обращенных к нему лицах. Одно принадлежало белому мужчине с детским чубчиком на голом бугристом черепе. Второе лицо было женским, молодым и очень привлекательным, несмотря на характерные негритянские черты или же благодаря им. Неудобно вывернув голову, негритянка взвизгнула.

До Белова еще не вполне дошло, что эта пара всего лишь сношалась, причем явно по обоюдному согласию, когда голый мужчина с чубчиком скатился с кровати и тут же вскочил на ноги, словно подброшенный невидимым батутом. В руках у него была двустволка, с которой он обращался чертовски ловко.

– Don’t shoot, Ostap! – крикнула кофейная женщина.

Тот, кого она назвала Остапом, не внял ее призыву не стрелять. Наоборот, он проворно вскинул ружье к плечу, целясь Белову в грудь.

«Так это же Приходько!» – понял он, падая на спину.

Тут же прогремел выстрел, и над Беловым пронеслась россыпь раскаленной картечи, проломившей шкаф и изрешетившей дверцы сверху донизу. Белов, упавший с таким расчетом, чтобы выкатиться из комнаты кувырком до того, как Приходько прицелится снова, понял, что делать этого не следует. Из двустволки, заряженной картечью, совсем не обязательно ловить мишень на мушку, особенно такую близкую и крупную. Знай себе, пали, перезаряжай да соскребай останки жертвы с половиц и стенок.

Эти мысли пронеслись в голове Белова со скоростью, не уступающей той, с которой вылетели кусочки металла из ружейного ствола. Лежа на спине, он подцепил ногами розовый пуфик и с проворством эквилибриста метнул его в Приходько. Выстрел отбросил пуфик в обратном направлении. Еще до того, как он упал на пол, Белов вскочил и, прикрыв руками голову, вывалился из спальни сквозь зашторенное окно.

Плотная материя и стремительность, с которой он прыгнул, уберегли его от травм и порезов. Слыша, как со звоном рушится стекло за его спиной, Белов во все лопатки припустился к зарослям. Садиться в машину, включать зажигание и разворачиваться было некогда. Приходько уже бежал за ним, пыхтя:

– Стой! Стой, падлюка!

Если это был украинский язык, то не вполне чистый.

Оглянувшись, Белов убедился, что Приходько не стал тратить время на перезарядку двустволки или одевание, а гонится за ним нагишом, угрожающе размахивая мачете длиной с римский меч. Не сбавляя темпа, Белов рассекал листву и стебли, подобно живому снаряду, выпущенному из пращи. Полное незнание местности работало не в его пользу, но Приходько ринулся в погоню босиком, и это уравнивало их шансы.

Продравшись сквозь очередной кустарник, Белов оттолкнулся от земли, чтобы развить прежнюю скорость, но…

…вместо того, чтобы побежать дальше…

…лишь бестолково перебирал ногами в воздухе.

Сразу за кустами притаился крутой, высокий обрыв, и теперь Белов падал вниз под злорадный хохот Приходько.

* * *

Свободный полет продлился где-то полторы секунды. Это означало, что обрыв был высотой метров тринадцать-пятнадцать. И не собрать бы Олегу Белову косточек, если бы не озеро, поджидавшее его внизу.

Плоф-ф!

Погрузившись в воду с головой, Белов врезался ступнями в илистое дно, но падение было смягчено настолько, что обошлось даже без вывихов.

Вынырнув, он протер глаза и задрал голову вверх, выискивая там Приходько. Однако украинец куда-то запропастился. Судя по его настырности, вряд ли отправился восвояси. Скорее всего торопился вниз по какой-нибудь знакомой тропинке.

Плавал Белов отлично и вообще чувствовал себя в воде как рыба, поэтому не стал спешить выбираться на сушу. Здесь у него было больше шансов справиться с вооруженным противником. Мачете, конечно, штука серьезная, но в воде им особенно не помашешь.

Оглядывая берег, Белов выплюнул затхлую воду изо рта.

Приходько появился справа, прыгая по валунам с ловкостью человекообразной обезьяны. Сходство усиливали его мускулистые, но коротковатые ноги, мохнатая грудь и тот самый хохолок на бритой голове, поразивший Белова еще в спальне. Лет четыреста назад – где-нибудь в Запорожской Сечи – эта прическа никому не показалась бы странной, но здесь, в дебрях Африки, где никогда не ступала нога казака, чубчик смотрелся весьма экстравагантно. Тем более что его обладатель был в чем мать родила. Не проявляя желания лезть в озеро, он уселся на камне и уставился на Белова с нехорошей улыбкой.

Вода была довольно теплая, так что продержаться в ней можно было хоть до утра. Легкая обувь и одежда почти не стесняли движений. Однако превращаться в водоплавающее не хотелось. Было в положении Белова что-то унизительное.

Следя краем глаза за отставным прапорщиком, он повернул голову вправо, потом влево, обдумывая возможность выбраться из озера где-то дальше. Он бы давно поступил так, если бы не машина, оставшаяся возле бунгало. Как быть? Атаковать Приходько? Но тот вряд ли позволит Белову вскарабкаться на крутой берег. Пустит в ход оружие или забросает камнями. Что же делать? Неужто и впрямь торчать в воде до темноты? Уже вечерело, и небосвод на западе приобрел цвет далекого зарева. Словно где-то там, за горизонтом, полыхал огромный пожар. Стаи птиц казались на этом фоне кружащимися хлопьями сажи.

– Ну, и чего ты ко мне привязался? – спросил Белов, решив попытаться установить перемирие.

Его вопрос произвел на Приходько ошеломляющий эффект. Его нижняя челюсть отвисла, а глаза сделались круглыми.

– Москаль? – спросил он.

«Попал, – пронеслось в голове Белова. – Это же хохол, отпетый бандеровец. Впитал ненависть к русским с молоком матери».

– Из Москвы, а что? – с вызовом произнес Белов.

– Тю! – Приходько выпрямился во весь рост, не стесняясь своей наготы. – Так ты свой? Чего ж раньше молчал?

– Я думал, ты русских терпеть не можешь.

– Та чего мне с вами делить? Я ж родом из Запорожья, не с Львовщины какой.

И в самом деле, изъяснялся он не на украинском языке, а на суржике, режущем слух, но вполне доходчивом.

– Плыви сюда, – предложил Приходько, держа свой нож без всякой воинственности.

Белов колебался. Внезапно глаза отставного прапорщика не просто округлились, а вылезли из орбит, сделавшись огромными, как у лемура.

– СКОРЕЙ!!! – гаркнул он.

Оглянувшись, Белов увидел рифленую темно-зеленую торпеду, стремительно приближающуюся к нему. Это был крокодил, которого, вопреки общепринятому представлению, никак нельзя было спутать с полузатонувшим бревном. Его приплюснутое рыло рассекало воду, оставляя на поверхности серебристый клин.

Едва не захлебнувшийся Белов рванулся к берегу так, что только руки замелькали, а позади образовался кипящий бурун, как за кормой катера. Но вряд ли он успел бы выбраться на глинистый откос, если бы не пятерня Приходько, поймавшая его за шиворот. Рывок, и Белов был выдернут из озера, словно овощ из грядки. Зубастая пасть крокодила щелкнула там, где его уже не было.

– Здоровенный, – оценил Белов, убравшись на безопасное расстояние.

– Тут зверюги раза в два больше водятся, – похвастался Приходько.

Букву «г» он выговаривал так мягко, что получилось: «зверюхи».

– Что ж не предупредил? – спросил Белов, проверяя, на месте ли водонепроницаемый смартфон, номер которого служил секретным кодом для связи с Центром.

– А я ждал, пока крокодилы тебя сожрут, – признался Приходько.

Да, некоторые люди не переносят тех, кто вмешивается в их личную жизнь, да еще столь бесцеремонно.

– За то, что я тебе кайф сломал? – предположил Белов.

Приходько помотал головой.

– Та не, – возразил он, – кайф я поймать успел.

– Тогда в чем причина?

Задавая вопрос, Белов смотрел на крокодила, крутящегося на том месте, где от него ушла добыча.

– Я думал, ты с Интерпола или британец какой, – пояснил Приходько. – Национальность у тебя на лбу не написана, а Ми-6 давно грозились по мою душу какого-нибудь «ноль-ноль семь» прислать. Я им тут много крови попортил, когда они переворот затеяли. В смысле, демократическую революцию.

Белов швырнул в крокодила камень, который отлетел от него, как от танковой брони. Приходько, поднатужившись, оторвал от земли валун величиной с хорошую подушку.

– Так ты, выходит, за диктаторский режим? – спросил Белов, следя за крокодилом.

Демонстрируя свою мощь, тот хлестнул по воде зазубренным хвостом.

– Я за гроши, – прохрипел Приходько, вскидывая валун на уровень груди. – За мани-мани.

Не добросит, прикинул Белов.

Валун обрушился в озеро, подняв фонтан брызг и взбаламутив воду настолько, что невозможно было понять, попал он в рептилию или нет.

– А режимы мне до одного места, – закончил мысль Приходько, отряхивая ладони, чтобы выразительно похлопать себя по внушительной ягодице. – Все они одинаковые. Как крокодилы эти. Ишь, скалится, курва.

Он кивнул в сторону озера, и Белов увидел, что целый и невредимый крокодил снова высунулся из воды, следя за людьми желтым глазом. Чем-то он напоминал большую глупую лягушку, продолжающую торчать на месте, несмотря на то, что в нее швыряют камнями.

– А Украина? – полюбопытствовал Белов. – В ней все-таки порядки лучше?

– С чего ты взял? – удивился Приходько.

– Ты ведь националист? Я хотел сказать, украинский патриот.

– Кто? Я?

– Ну не я же.

– С чего ты взял? – повторил Приходько.

– Прическа, – сказал Белов, пошевелив пальцами там, где у прапорщика торчал чуб. – Как у запорожца за Дунаем.

Рядом с первым крокодилом вынырнул второй, раза в полтора больше. Глядя на людей одним глазом, он бочком поплыл к берегу. Приходько метнул в него сук. Крокодил поймал его на лету, только обломки полетели из пасти.

– Прическу мне краля моя сделала, Джезла, – пояснил Приходько. – Сказала, что у себя в Мбале была парикмахершей. Я доверился. И вот результат. – Он провел ладонью по бритому черепу. – Пришлось самому убирать все эти пучки и клочья. Бритвой.

– А чуб?

– Не лысому же ходить. Я тебе не Котовский.

Белов не выдержал и ухмыльнулся:

– Говорят, Котовский в штанах ходил.

Приходько опустил взгляд, посмотрел на Белова и ухмыльнулся тоже:

– Я бы тоже в штанах ходил. Если бы ты ко мне в спальню не приперся в самый интересный момент.

– Я не нарочно.

– Это я понял. Айда домой. – Приходько по-свойски мотнул головой. – Выпьем, закусим, погутарим. Ты ж ко мне не просто так заявился?

– Не просто, – подтвердил Белов.

– Вот и я так думаю. Тебя как звать?

– Олег.

– Жалко, что не Андрей. Я Остап. Были бы как те сыны Тараса Бульбы. Слыхал про такого?

– В школе проходили.

Они снова обменялись улыбками, словно добрые товарищи, встретившиеся после долгой разлуки.

– Ну, пошли, – скомандовал Приходько.

Он начал было подниматься по тропе, пролегающей вдоль крутого откоса, когда какая-то мысль заставила его остановиться:

– Знаешь что, давай-ка лучше ты первый. Хлопец ты вроде неплохой, но кто тебя знает. Может, ты из этих, из меньшинств сексуальных.

– Из большинств, – сказал Белов. – Но пойду все же впереди. Неохота всю дорогу твоей тыльной частью любоваться.

Они расхохотались и, продолжая посмеиваться, проворно вскарабкались на вершину обрыва, откуда Белов сиганул в озеро к крокодилам, спасаясь от преследующего его Приходько.

Казалось, это было давным-давно.

* * *

Ром был превосходный, в меру сладкий, душистый, обжигающий. Мужчины расположились на веранде, включив большой фонарь во дворе в качестве отвлекающего фактора для ночных насекомых. За исключением этого островка света, все было погружено в темноту. Из джунглей струились пряные запахи гниющих листьев и цветущих бугенвиллей. Прислушавшись, можно было различить ритмичные постукивания тамтамов, разноголосицу собачьего лая.

– Шаманят? – спросил Белов, качнув головой в сторону отдаленного шума.

– Гуляют, – объяснил Приходько, разливая ром. – Жизнь у них, у туземцев, веселая. Как стемнеет, пляшут. А потом дрыхнут до вечера.

Это была его самая длинная тирада за последние полчаса. Узнав, что натворили братья Беридзе в детском лагере у Черного моря, он сделался угрюм и малоразговорчив. На лбу его пролегла глубокая косая морщина, которую Белов прежде не замечал. Свою сожительницу Джезлу, попытавшуюся кокетничать с гостем, Приходько выпроводил с веранды, придав ей ускорение размашистым шлепком по заду. На смену ей явилась другая негритянка, назвавшаяся Мали и показавшаяся Белову очень симпатичной, но ее ожидала та же участь. С тех пор никто не нарушал покоя мужчин, разделенных столом с нехитрой снедью и возвышающейся в центре бутылкой рома.

– Какого беса они в Уганде делают, грузины эти? – пробормотал Приходько, раскурив сигару. – Медом им тут намазано?

– Наверное, – сказал Белов, – посчитали, что здесь легче затеряться. А потом тут есть генерал Тананзе, помогающий беглым преступникам. – Он прополоскал рот ромом и проглотил. – Боюсь, эти живодеры уже далеко отсюда.

– Не думаю, – молвил Приходько.

– Почему?

– Поверь моему опыту, Олежек. Получить деньги за грязную работу не так-то просто. Террорист ведь не пойдет в полицию, не заявит, что заказчик задерживает ему выплату.

– Ты откуда знаешь? – полюбопытствовал Белов.

– Не твое собачье дело, – беззлобно отшил его Приходько. – Речь о другом. Ты мотай на ус, дядя Остап знает, что говорит. – Он вытянул губы трубочкой, пуская дым к звездам, крупным, как алмазы из копей царя Соломона. – Эти Беридзе не получат паспорта и не вылетят из Уганды, пока не заплатят Тананзе, что пообещали, а пообещали небось немало.

– Так, – кивнул Белов, обдумывая услышанное.

– Значит, принимают их хорошо, но содержат под домашним арестом. Если срок истечет или терпение генерала лопнет раньше, чем поступят деньги, то грузинов живьем закопают в землю, или в термитник сунут, или слопают.

– Интересная мысль, – изрек Белов, наполняя бокалы.

– А я весь такой, – сказал Приходько, – интересный.

– И что бы ты предпринял на моем месте?

– На твоем месте, Олег, я бы обратился к своему новому знакомому Остапу…

Приходько ткнул себя пальцем в грудь.

– И что? – поторопил его Белов.

– А то, что можно отправиться к этому Тананзе вдвоем, прищемить ему яйца и покалякать с ним по-мужски.

– А потом?

– А потом смоемся на пару. Надоела мне эта Уганда хуже горькой редьки. Десять лимонов, и я готов послужить России.

– Десять миллионов чего? – пожелал уточнить Белов.

– Баксов, – безмятежно ответил Приходько.

– Это нереально.

– А мне кажется, очень даже реально. Вы ведь хотите наказать грузинов?

– Тема закрыта, – сказал Белов и внезапно пожалел, что не уехал сразу, а остался на ночь, поддавшись уговорам гостеприимного запорожца.

Даже если бы государство расщедрилось на столь крупную сумму, то согласование ее потребовало бы не один месяц. А Приходько не походил на доверчивого простака, который согласится работать без стопроцентной предоплаты. Вот вам и братья-славяне. Дружба – дружбой, а табачок врозь.

– Слышь, Остап, – окликнул Белов, разглядывая ром в захватанном пальцами стакане, – ты в Запорожье на окраине жил?

– Почему на окраине? – удивился Приходько.

– Ну, как в той поговорке.

– В какой поговорке?

Лоб Приходько перечеркивала уже не одна линия, а целые три, его глаза подозрительно прищурились. Благоразумнее было промолчать. Однако Олег Белов не отличался особым благоразумием.

– А про хату, которая с краю, – закончил он. – Слыхал?

– Слыхал, – подтвердил Приходько, медленно поднимаясь с плетеного кресла. – Это моя хата с краю, что ли?

– А чья же еще? – спросил Белов, тоже приготовившись встать.

* * *

Неизвестно, чем завершилась бы эта сцена, если бы не появление Джезлы и Мали. Не обращая внимания на мужчин, они ринулись к фонарю, где принялись размахивать руками, подпрыгивать, приседать и выделывать такие коленца, что, позабыв о назревающем конфликте с Приходько, Белов не мог оторвать от них глаз.

Стянув через голову свой наряд бусути, Мали проворно расстелила его в круге света на траве и продолжила свой дикий танец. Ее почти обнаженное тело блестело, словно смазанное маслом. Рядом приплясывала Джезла, груди которой тяжело колыхались под легкой маечкой.